Один день Ивана Денисова. часть II

(серия "Сахалинские рассказы")

Часть вторая
 
   Зачерпнув еще раз из родника, Иван медленно цедил из кружки живительную влагу, подняв глаза в направлении Восточного хребта. Равнина между их сопкой и верхней челюстью "Головы Земли", самой северной оконечностью Сахалина, так же выпирающей, как и челюсть горбуши, над нижней - Западным хребтом, струилась длинными полосами тумана, поднимающимися над речками. Долина была в ширину километров восемь, до отрогов сопок. Прорезанная распадками многочисленных ручьев и заросшая стлаником и мелкой корявой березой, она изобиловала черемшой, саранкой и голубикой. В самом начале этого плато, которое возвышалось над заброшенными домами бывшего селения в распадке Ныур-во метров на десять, тут и там стояли мумии огромных корявых деревьев, со стволами обхвата в два. Как-то, вспоминая школьный курс ботаники, Иван посчитал количество ответвлений веток и сучков этих окаменелых чудищ. Получалось, что те жили более ста лет. В какой геологический период они вымерли и уступили место низкорослой поросли? Вопрос интересовал Денисова, но спросить было не у кого. Возможно корни этих деревьев были нарушены могилами - здесь находилось местное кладбище. Кладбище без крестов и надгробных плит. Только еле заметные холмики в которые были вбиты палки. В лучшем случае на могиле стояла пустая бочка из под солярки с надписью масляной краской.
Долгими зимними ночами, заступив на оперативное дежурство по роте, Иван часами просиживал над  командирской картой полуострова, взяв его у «секретчика», заполнив при этом массу формуляров. Удивляло соседство топонимических названий, как местного происхождения, так и привнесенного. Серединное озеро, образованное речкой явно с советским названием Аэродромовская, называлось Мури. Притоки рек с русскими названиями Валовская и Диановская носили экзотические названия:  Нори, Ахэй, Чахтолни, Ахтолни и тому подобные.
Иван с наслаждением упивался путешествием по листу бумаг  Эта слабость была у него с детства. Очень давно, покопавшись в кладовке, отец достал заскорузлую от времени кожаную полевую сумку и извлек из нее обгорелую географическую карту с обозначениями на немецком языке.
      -Что это, пап?- спросил Иван.
      -Карта. Достал из обгорелого фашистского танка. Изучай несбывшиеся гитлеровские планы. - Улыбнулся отец.
 Листы были испещрены какими-то кружочками, стрелками нарисованными красным карандашом.
  Очень часто Иван рассматривал этот раритет, осторожно переворачивая ломкие листы, прихватывая их за обгорелые края.  От бумаги пахло порохом и гарью. Детское воображение рисовало охваченный пламенем танк,  агонию танкиста, сжимавшего планшет с секретными картами. И отца - героя, выхватывающего из слабеющих рук врага документы и делающего последний "выстрел милосердия" в голову танкиста.
Улыбнувшись своим воспоминаниям, Иван в задумчивости устремил свой взор на самую крайнюю точку Сахалина, гору Бакланью. Неделю тому назад он побывал на ее вершине.
Началось все с предложения совершить восхождения от одноного солдата, Сереги Краузе. Это был весьма неопрятный человек. Вечно в грязной гимнастерке, неухоженный, с безвольно опущенными руками с отросшими и черными ногтями, передвигавшийся как-то боком. Землисто- коричневый цвет лица его вызывал у окружающих брезгливость. Бывшего студента высшего мореходного училища во Владивостоке, выгнанного за прогулы, и по этой причине призванного в армию. Но все эти недостатки меркли, когда он брал в руки гитару и запевал приятным баритоном. Здесь он был бог! И прозвище он получил соответствующее - Карузо. Внутренне активный, он лез во все тонкости военных специальностей сослуживцев. Пытался изучить азбуку Морзе и освоить телеграфный ключ,  часами сидел рядом с операторами радиолокаторов, пробовал себя на роль планшетиста. Порой это надоедало и его гнали  с рабочих мест, что б не мешал, приговаривая: "Иди таскай свою воду на кухню и коли дрова!". То была его армейская стезя, стезя быть подсобником.
Это произошло в прошлую субботу. Серега с утра топил баню, удобно расположенную в долине речки Нывровки на берегу озера Киран. Иван в этот день был свободен. Иногда образовывались такие "окна" в довольно плотном графике боевых дежурств.
Договорились встретится, когда баня будет истоплена, вода натаскана, веники приготовлены. Спускаясь по деревянной лестнице в двести ступенек, которая соединяла распадок с ротной сопкой, Иван увидел суетящегося около бани Серегу. Рядом, путаясь под его ногами, крутилась медведица Машка. Спустившись до середины лестницы, Иван свистнул, заложив четыре пальца в рот. Карузо поднял голову, махнул рукой и скрылся в предбаннике.
Спустившись вниз, Денисов медленно пошел к небольшому мостику через речку, которая причудливо извиваясь несла свои прозрачные воды к морю. Серега вышел из бани с гитарой за плечами и тоже двинулся навстречу. Машка косолапила сзади.
Гитар в роте было две. Одна семиструнка, другая шести, но переделанная из семиструнки. Тогда только входили в моду гитары с этим строем, и Карузо всегда таскал с собой шестиструнку, опасаясь, что ее тут же перестроят на привычный для большинства солдат лад.
-Сега, ты опять со своей винтовкой?, - улыбнулся Иван, поправляя на плече симоновский карабин.
-Да и ты со своей не расстаешься, - ответил тот.
-Береженого бог бережет !
-Ну, ну…,- пробурчал Карузо.
Двинулись вдоль одинарной улицы с брошенными домами нивхского поселка, притулившимися к крутому откосу края распадка, в направлении залива. В единственно обитаемой избе, где жили два старика и старуха, ворота в крытый двор были открыты. Дряхлая нивха Катя перебирала подсушенный мох и раскладывала на доски тонкие стебли побегов папоротника.. Машка ринулась обнюхивать старуху.
- Пишла, пишла, гилячка! - Катя оттолкнула медвежонка ногой.
- Ты чё, старая, строиться собралась? Куда столько мха надергала? - спросил Иван.
- Моха дирка заткать…. - пробурчала та.
Переглянувшись, парни продолжили свой путь.
- О каких дырках она говорила? - спросил Денисов спутника.
- Так, у баб дырок много. Куда ни будь и пригодится. Мох это же гидроскопичный
антисептик. - Улыбнулся тот.
- Ну ладно, это понятно, а папоротник зачем?
- Затем! Ты видел, что они едят? Всякую сырую рыбу, юколу. Свежее мясо
птиц, нерп, а там всяких пестрохозов и глистов не меряно. Настой из папоротника - яд для этих простейших. Вот нивхи уже веками с одной стороны заражают себя, с другой лечат. Одним словом, не согрешишь не покаешься.
            -   Да уж, интересная философия! И все-то ты знаешь, "василий иванович", везде-то ты побывал.
             - На том стоим!
            Через сотню метров вышли на берег самого северного залива Сахалина, образующего почти идеальный полукруг по глади моря. Он так и назывался Северный. Слева бурлил неширокий пролив, соединяющий Охотское море с заливом Куэгда. Было время отлива. Через несколько часов поток побежит в другую сторону, затапливая устье речки Нывровки. На западном горизонте виднелась полоска мыса Марии, на восточном возвышалась гора Баклянья. Туда и лежал путь юных варягов, волею судеб оказавшихся на этом краю русской земли.
             Солнце  припекало. Прибой мерно шумел у ног. Запах йода стоял над полосой выброшенных водорослей окутанных тучами мошкИ, которая, правда, не поднималась выше двадцати сантиметров. Это позволяло Ивану, обутому в кирзачи, идти по самому краю пляжа, где песок был мелок и утрамбован. Сергей же , в своих кедах на голую ногу, жался ближе к песчаному откосу берега, подмытому штормами. Там повсюду встречались булыжники и стволы выброшенных морем деревьев, плавников, голых и просоленных. Перепрыгивая и огибая препятствия, Карузо заметно отставал.
- Иван, ты знаешь, что вот здесь на рейде в тысяча восемьсот пятом году стояли корабли первой русской кругосветной экспедиции? - Сергей показал заскорузлым пальцем на середину залива.
- Да, откуда мне знать - техничкам работам!
- Ладно, не поддевай… Так вот, именно тогда командующий этим походом, Крузенштерн, дал название мысам Елизаветы и Марии. Елизавета была женой тогдашнего императора России, а Мария была матерью Крузенштерна, хотя историки до сих пор об этом спорят. Тогда он в своем отчете написал: "Да украсят и процветут сии дикие и бесплодные места именами любезными мне"
- На счет украшения, не знаю, но что-то они до сих пор не процветают, а только пустеют и дичают. Смотри, еще пару лет назад  был в Ныврово совхоз, а сейчас три старика осталась.
- Да уж, еще командор в своем отчете отмечал, что это идеальная бухта для колонизации сего региона. Колонизировали же эти места болезни. Ветряная оспа выкашивала селения. Все это накладывалось на страшную антисанитарию, сопутствующую жизни этих племен. Ты знаешь как переводится название этого селения, где мы живем?
- Нет!            
- Нивхи его называли Ныур-во, что означает кучи гниющих рыбьих потрохов. Еще Чехов, посетивший Сахалин в конце девятнадцатого века, упоминает эти места в своих записках "Остров Сахалин". Сам он тут не бывал, но цитирует  описания путешественников о страшных эпидемиях среди здешних жителей.  Правда, сейчас эпидемии пострашнее.
- Это какие же?
- Экономическая целесообразность называется. Техногенная цивилизация предусматривает концентрацию людей в местах компактного проживания, всякие города и крупные поселки. Дешевле получается. Вот и совхоз перевели ближе к Охе. На транспорте сэкономили. Глядишь и пограничную морскую зону скоро увеличат. Охотское море превратится во "внутреннее", и наша рота на воздушных рубежах не нужна будет. Переведут ее куда ни будь на Курилы. Тогда этот край совсем одичает.
За разговорами дошли до распадка первой речки. На карте она обозначалась, как Той.
На пологом песчаном откосе берега четко выделялся медвежий след. Машка забеспокоилась, заводила носом. Печально посмотрев на ребят, развернулась и мелкой трусцой покосалапила в обратном направлении.
- Границу почуяла! Не ее это территория. - Ухмыльнулся Карузо.
Иван передернул затвор карабина, дослав патрон в патронник, и поставил взвод на предохранитель.
- Пальни-ка в воздух! Пугни медведя! Проверить кое что надо. - Крикнул Сергей, направляясь в глубь распадка.
На открытом пространстве залива выстрел прозвучал, как хлопок детской пистонки. Показалось будто гильза звякнула о гальку громче.
- Похоже мишка и не услышал этого выстрела! - Иван поглядел на удаляющуюся спину друга.
- Зато запах пороха хорошо учуял. У них это сигнал опасности на генном уровне заложен, а бриз как раз в сторону берега.  - Махнул рукой Сергей, перепрыгивая с валуна на валун, все дальше удаляясь от берега моря.
Денисов присел на ствол плавника, закурил. Солнце припекало все сильнее. Мелкие волны не спеша накатывались на прибрежную гальку. В море, метрах в ста от берега, на подводном камне близком к поверхности воды, нежился сивуч. Вокруг него выныривала и исчезала голова другого, который периодически пытался столкнуть товарища и улечься самому. Пара огромных вОронов важно вышагивала по кучам выброшенных прибоем водорослей, выискивая для себя что-то вкусное. В лазурном зените неба парили черные кресты бакланов. Природа излучала  умиротворение…

(Продолжение следует)