ФЗО 5

    «Я не старик – я глас народа!» - прозвучало вчера из телеящика, которым не увлекаюсь. Смотреть нечего, «там сплошное рукодерганье и ногодрыгание» - так однажды выразился один из героев молодежной передачи.

    По утрам просыпаюсь бодрым, не считая себя стариком. Ночами с трудом ворочаю свою непослушную левую парализованную половину тела в постели. Спать приходится на левом боку, так как дважды оперированный правый бок острой болью противится другому положению тела.

    Мне в жизни «повезло», мало было ночных смен, не так много работал и во вторую смену - поэтому режим подъема не нарушен. Шесть часов - пора вставать. Стараясь не нарушить покоя жены, поднимаюсь, но ее чуткое ухо уже уловило мои шевеления:

    - Ты куда? Лежал бы еще.

    - Отдыхай, я встаю, шуметь не буду, спи.

    Включаю компьютер. Мои записи – глас вопиющего в пустыне, ими интересовался лишь наш сын, теперь они не нужны никому, а вдруг кто-то….

    Память уйдет вместе с моим дыханием.

    Рассыпалась система, развалилась страна. Жили в ней люди. Как они жили, что делали?

    Для любопытного человека и пишу эти строки, о себе, о современниках. Все опусы на моей страничке «Проза.ру» - фрагменты нашей жизни без права на вымысел, документально.

   
    Я не мог быть пионером, так как наш отец был на оккупированной территории. Не был в школе и комсомольцем – не достоин, да и с моей стороны стремления не было, так как не видел каких-либо дел этих молодежных организаций, да и темное пятно оккупации незримо висело над нашими головами, вселяя чувство неполноценности. 

    После восьмого класса жизнь заставила работать, а работы я не боялся.

    Парторг отделения совхоза Коробко предложил местным комсомольцам принять меня в свои ряды, имея свои цели – воспитать послушного «робота». Мой независимый характер не позволил этого сделать, и я уехал поступать в училище ФЗО, которое стало моим домом на десять месяцев на пересечении улиц Театральная и маршала Жукова - ФЗО № 5.

    Незабываемые дни и люди. Директор училища – Козлов Иван Иванович, мастер производственного обучения – Маслов Андрей Алексеевич. Комендант, воспитатель, дежурные: Анна Ивановна и Анна Александровна. Уборщиков не было, за чистотой и порядком  следили сами.  В каждой группе были избраны старосты. В нашей седьмой группе старостой был Виктор Фомин, решивший получить профессию после службы в армии. Комсоргом выбрали Витю Клокова – слегка приторможенного парня из Горьковской  области и он добросовестно собирал членские взносы по две копейки ежемесячно. Распорядок дня начинался с обязательной утренней зарядки во дворе училища.

    Жили по четыре человека в комнате. Моими товарищами оказались: Саша Лихачев, Коля Кротков – ребята из села Чудиново, Гера Мыльников из поселка Лесной. Из комнаты в комнату мы не бегали, жили, так сказать, своим экипажем. У нас был фотоаппарат «Смена» и мы частенько по вечерам занимались проявкой пленок, печатанием фотографий. Отработанные химреагенты  выплескивали через форточку. Весенний тающий снег под нашим окном сиял всеми цветами радуги.

   Основными предметами были: черчение, материаловедение и слесарное дело, по ним  получили крепкие знания, а так же знакомились со сваркой и резкой металлов. Из нас готовили специалистов по ремонту домен, мартенов, прокатных станов.

    Ходили во главе с мастером на знакомство с домнами, мартенами, прокатными станами. Мы зачарованно смотрели на послушный воле человека металл.

    Домна, из пробитой лётки по глиняному желобу течет расплавленный чугун, направляясь в огромный ковш, стоящий на железнодорожной платформе.

    Мартен, видим, как бурлит шлак над расплавом стали и сталевар берет пробу инструментом, похожим на небольшой черпак с длинной ручкой из прутка для анализа в лаборатории, расположенной за его спиной. Еще миг и словно большой хобот слона, направляется в отверстие мартена вал с ковшом наполненным флюсом для раскисления металла.

    Старый прокатный стан демидовских времен. Из раскаленного бруска стали идет прокат арматуры. Пройдя через несколько вальцев, раскаленный прут появляется над подвижным мостиком прокатчика, который должен успеть схватить клещами эту раскаленную, огненную змею и направить ее в отверстие формующих вальцев. Здесь прокатчики меняются через каждые пятнадцать минут, чуть зазевался  и несчастный случай неизбежен.

    Многое ушло в прошлое. Появились новые способы получения и разливки стали, новые технологии сварки,  но надежные клепочные соединения не исчезли, они сохранились в авиационной промышленности, возможно, сохранились и там – на металлургическом комбинате, я теперь не в курсе.

    В мастерской знакомились с основами слесарных работ и слесарным инструментом. Каждый получал определенное задание и старался его выполнить. Изготовляли или обрабатывали: плоскогубцы, молотки, слесарные ножовки, учились работать с зубилом, кляйцмейстером и другими инструментами.

    Валентин Кандеров, отрабатывая удар молотка по зубилу,  со всего маха попадал по кисти левой руки, но силы не уменьшал. Не успевала зарубцеваться рана, как в то же место попадал новый удар.

   К моему верстаку подошел Андрей Алексеевич, в руках внутренний замок от двери, дает задание:

    - Надо сделать ключ к этому замку.

    - Надо, значит сделаем.

    Я разобрал замок, понял его устройство. Через час ключ был готов. Спрашиваю удивленного мастера:

    - Что дальше делать?

    - Отдыхай, завтра на практику в котельный цех.    

    Наша мастерская располагалась рядом с котельным цехом ЧМЗ, где мы и начали проходить производственную практику. Главная достопримечательность цеха – мощные гидравлические ножницы, что резали металл толщиной более ста миллиметров.  Металл укладывался при помощи мостового крана на «гусиные шейки» - так назывались ряды стоек с подвижными роликами, напоминающие шейки гусей. Рядом располагался плаз для разметки деталей и пресса меньшего размера, от одного из них на правой руке сохранился памятный шрам. За прессом отгорожен сварочный участок ручной и полуавтоматической сварки c магическими всполохами и искрами. За стеной цех клепки, где, словно пулеметные очереди раздавались оглушительные удары пневматического клепочного молота.

    Недавно смотрел озвученное немое кино, где резко бросилась в глаза ошибка реаниматоров: пневматический молот пел нежную песню ручной дрели.

    Снаружи южной стороны цеха располагался кузнечный горн диаметром метра полтора и высотой около метра. На нем разогревался лист металла диаметром более двух метров, при толщине двенадцать миллиметров из которого мы должны были изготовить полусферу при помощи семикилограммовой кувалды, называемой - «теща». Позднее, на стройке мы привыкли к необычным названиям слесарного и монтажного инструмента, тяжелый лом назывался карандаш, переговорная труба – «матюкальник» и так далее. Оказывается, что и у кирпича есть «морда», так каменщики называли торец. Мы отвлеклись, вернемся в котельный цех, немногочисленный, но дружный коллектив, которого с радостью принял нас в свои ряды и нам стали послушны все эти «пневмо», «вибро», сварка и металл.

    К востоку от котельного цеха  виднелись строящиеся корпуса листопрокатного «стана 3000». За листопрокатным был так называемый «копровый» цех, это не что иное как свалка металла, где можно было увидеть любое искореженное войной вооружение, как немецкое, так и наше.  В этом цеху работали наши товарищи по училищу – группа газорезчиков. В свободное время мы ходили на «копровый» словно на экскурсию с тайной мечтой – найти пистолет или хотя бы наган.

    За «копровым» мы своими руками ощутили вес металлов почти всей Таблицы Менделеева. 

    Мы прибыли на укладку и складирование блестящих слитков и плит разного размера, тех, что служат добавкой к стали. Виктор Колташев с Валентином Кандеровым кинулись к мелким слиткам, но почему-то отбежали к другой кучке, от нее к третьей. Мы подошли к большим плитам и начали переносить от железнодорожных путей в склад, это были плиты алюминия. По сравнению со слитками молибдена и титана наши плиты казались пушинкой. 

    Ныне я поражаюсь нашей самодисциплине. Мы не могли подвести администрацию училища, ни директора, ни мастера, чтоб не нанести лишней боли этим замечательным  душевным людям. Возможно, причиной служило и желание скорейшего освоения профессии, желание приносить пользу своей семье, быть полезным своему Отечеству. Наше поколение взрослело быстро. Полусиротское, полуголодное  существование воспитывало из нас мужчин, закаляло характер, учило стойкости и упорству в достижении цели.

    Веночка Чернышов первым из нас поступил в вечернюю школу, заражая нас тягой к знаниям. Вениамин Павлович Чернышов через несколько лет стал главным бухгалтером одного из СМУ города Красноперекопск.

    На трое суток остановили мартен для смены футеровки свода, так как увеличение срока приведет к остыванию печи. В ночные смены мы должны помочь каменщикам – футеровщикам, одной из групп нашего училища, быстро выполнить это задание.

    Загрузочное отверстие, куда мы забираемся, пышет жаром, там внизу под толстым слоем песка расплавленный металл. Раствором для огнеупорного кирпича с отверстиями служат закладные пластины, навешиваемые, как и кирпич, на прутки из тугоплавкой стали. Раскаленный воздух обжигает легкие, сушит глаза, почти тлеет одежда, но надо! Выдерживаем не более трех минут этого ада и выскакиваем, сменяя друг друга. Жадными пересохшими губами хватаем фонтанчик газировки, но он не помогает. Кажется, что этой ночной смене не будет конца. Выдержали и это испытание.

    Следующей нашей практикой была работа на строительстве ТЭЦ-2 города Челябинска. Одни собирали доэраторные установки, другие монтировали котлоагрегат, Вениамин Чернышов работал на монтаже градирни. Всюду требовались наши молодые руки. Нас манила высота, навеянная героем известного фильма, роль которого играл Николай Рыбников. Испытывая свое бесстрашие, мы в свободное время забирались на высокие дымовые трубы ТЭЦ. Проверяли: качается ли труба при сильном ветре.

    Полувоенной дисциплины, такой, как существовала в годы войны и первые послевоенные годы, в училище ФЗО уже не было. В те года люди сбегали из училищ, попадая под суд, а мы пришли добровольно. Двери наших комнат не имели замков, но воровства не было, за исключением одного случая: У нас из комнаты исчез графин.

   Фарвас Шакуров, как и Виктор Фомин, пришел в училище после армии. Учился на газорезчика. Их группу выпустили на три дня раньше. Его оставили работать на «копровом», дали общежитие недалеко от училища и он пригласил нас в гости. Войдя в комнату, мы увидели свою пропажу. Графин, с нанесенными мной абразивом нашими инициалами, стоял на столе  новосела. Мы с ребятами поднялись и вышли из комнаты, резко прервав разговоры и дружбу с этим человеком.

    В день выпуска мы получили неожиданную новость: Нашу седьмую группу направляют на строительство Южноуральской ГРЭС.


    См. продолжение - "Нижняя площадка"