Тот, кого знали только в лицо

    - Вы его видели, видели?!. Вчера за завтраком в "Луи XV" я встретил c ним баронессу фон Розен. А сегодня, говорят, он будет в опере.
      
      - Позвольте, это какая баронесса - из Варшавы, армянская ветвь Розенов?
      
      - Нет, что вы, Мария фон Розен - русская, одна из правнучек первого русского посланника в Мексике. Армянская ветвь, насколько я в курсе, сейчас в безвестности, и Ян Генрик, которого я знавал лично...
      
      - Ну, баронесса ещё слишком молода...
      
      - Зато какая умница, правда, с дурными манерами...
      
      - А он и в оперу с баронессой?
      
      - Возможно, что и с ней.
      
      - Так неужели...
      
      - Бог с вами!
      
      
      Его встречают поклонами там, где владельцам золотой карты SBM только кивают с профессионально тающей в первых лучах солнца тенью улыбки.
      
      Невысокий седой господин в неизменном темно-синем, почти черном. Лишь изредка шейный платок из белого шелка. Осень и зиму он проводит в Монако на вилле "Seul", весну и лето - в Испании на вилле "Solo".
      
      Для него широко распахнуты двери всех залов и кабинетов всех казино Монте-Карло, а также все другие двери. Он не представляется. Его и так все знают в лицо. Посетители - постоянные уж непременно, и даже случайные, потому что завсегдатаи первым делом стараются порассказать им такого... Работники, владельцы, заезжие знаменитости ждут его появления, переглядываясь между собой, каждый раз до того, как последнее произнесенное крупье слово не парализует собравшихся возле столов и не ослепит всех азартом игры. Кажется, что и сами крупье, произнося магическое: "Ставки сделаны, господа. Ставок больше... нет!", словно заклинают и его принять участие во всеобщем респектабельном безумии.
      
      Он давно не играет сам, но пару раз в месяц заходит понаблюдать, как играют другие. Иногда по его знаку останавливают игру, а пару раз даже закрывали казино. Бывает, он платит за проигравших - любые суммы, не требуя никаких расписок и обязательств. А бывает, одним взглядом изгоняет игрока навсегда.
      
      К нему обращаются Мсье, как обращались во Франции к брату короля, причем, все - от титулованных особ до официантов и прислуги. Он неизменно обходителен и щедр: по-барски - на чаевые, по-царски - на комплименты. Обычно он выбирает себе небольшое общество - чаще всего, несколько приятных супружеских пар - и до своего отъезда в Испанию опекает их, словно ангел-хранитель.
      
      Этой осенью в Монте-Карло было особенно многолюдно, но ему так и не удалось найти себе компанию по душе. Словно со всего света сговорились собраться сплетники и пустомели, а также те, кого интересовали только деньги, или кого вообще в жизни ничего не интересовало, кроме них самих. Все они были ему неинтересны со своими скучными вопросами и ещё более скучными ответами.
      
      И лишь баронесса фон Розен, нескладная дылда, с ужасным характером и вкусом, умудрившаяся до красноты обгореть на мягком сентябрьском солнце, потому что не могла оторваться от толстой книжки, вызвала его симпатию. Тем, что не бросилась к игорному столу, а прорыдала до ночи в парке. И потом ей выпало нагрубить Мсье в первые же минуты знакомства. Не в его правилах было опекать одиноких юных дам, но Мария фон Розен никак не походила на обычную даму, да и в опеке, судя по двум поколоченным ею господам, не слишком почтительно, по мнению баронессы, среагировавшим на её слезы, особо не нуждалась. Внимание Мсье привлекла потасовка возле самой роскошной клумбы парка казино - и он предложил Марии фон Розен поужинать вместе на его вилле.
      
      - Да как вы посмели! Да с чего вы решили, что ко мне можно обратиться с подобным предложением? - возмущенно прикрикнула на Мсье зареванная баронесса с облупленным свекольного цвета носом.
      
      - Ситуация, в которой вы оказались, подтолкнула меня к этому, сударыня.
      
      - Ах, так и вы туда же! Пользуетесь, что из уважения к возрасту я не прогоню вас так, как прогнала предыдущих господ с их предложением?
      
      - Ну, меня вы и одного не сумели бы так... Даже если бы и не уважали мой возраст.
      
      
      Но уже через полчаса Мария фон Розен, выкинув невозможные туфли на каблуках в первую же мусорную корзину и отодрав от подола платья добрых полметра - ткань беспощадно отправилась в следующую мусорную корзину, подскакивая от удовольствия и время от времени окуная стертые в кровь пятки в море, следовала за Мсье по направлению к вилле "Seul". При этом Мсье первым избавился от обуви, правда, не так радикально, как баронесса, и закатил свои фрачные брюки почти до колен, чтобы подать ей пример ходьбы по воде.
      
      Они шагали и смеялись - а над побережьем между морем и звездным небом всё так же рассыпались невидимым волшебником мерцающие цветные огоньки, а в роскошных и менее роскошных залах всё так же проигрывались в рулетку вместе с деньгами чьи-то состояния и надежды, судьбы и мечты.
      
      Не прошло и недели, как Мария фон Розен приобрела сказочный лоск, подобающие манеры и то благожелательное спокойствие, которым отличался Мсье от многих встреченных ею людей.
      
      Но и Мсье поднабрался от баронессы задора и какой-то сумасшедшинки, которая даже сквозь поколения нет-нет да и сверкнет чем-то скифским, азиатским в потомке каждого русского.
      
      Именно Мсье познакомил Марию с человеком, который вскоре стал её возлюбленным, а затем и мужем. С помощью лучших и опытнейших адвокатов, Мсье оформил всё, чем владел, на Марию и её детей. В семье Марии Мсье и провел свои последние мгновенья на земле.
      
      - Мари, - позвал он её исчезающим голосом. - Мари, я никогда не рассказывал ничего о себе. Ничего никому. И не плачь, дорогая моя, я же счастлив... Но не думай, я и теперь ничего не скажу. Когда было время, казалось, что оно ещё не пришло, а когда вот пришло, так и времени нет... Я прошу тебя, Мари... никому... ничего...
      
      Мсье сжал кисть её руки своими уже негнущимися пальцами, положил ладонь на своё лицо - и отдал приёмной внучке прощальное своё дыхание.
      
      Мария сумела исполнить волю Мсье. В тайне от всех, ночью, она на своих любящих руках принесла его тело на яхту "Fortuna" - первый подарок Мсье - и поплыла с ним далеко в море. От радости, что нашла способ угодить Мсье, Мария громко молилась звездам на всех известных ей языках, и, заглушая горе, что-то напевала в ночное небо. А потом посадила Мсье в его кресло, простилась и столкнула в сияющую разноцветными искрами воду.
      
      
      Она долго не решалась открыть большой адресованный ей конверт, который среди подарков и рисунков от её детей хранил Мсье в своем столе. Долго, больше месяца. Но когда Марии показалось, что она слышит во сне голос Мсье, она проснулась - и хотя не могла вспомнить ни единого слова, а потому и проплакала до утра - всё же решилась.
      
      "Мари, добрая моя девочка!
      
      Мне выпал редкий выигрыш, когда двадцать лет назад я встретил баронессу фон Розен в Парке Роз. Мне было 68, а тебе - 21. Ты стала моей главной удачей в жизни. Потому что те выигрыши, что мы получаем в юности, они, конечно, опьяняют восторгом, но юность сама по себе может опьянить восторгом, а то, что достается в зрелые годы - просто бесценно, потому что насущно. Это была ночь, когда твой жених, побежденный игрой, предал ваши мечты, а у меня появилась внучка, которой никогда не было, лучший друг, которого я не заслужил... Моя гордость, моя надежда на правнуков, которыми вы осчастливили меня с Робером. Помнишь, как ты поначалу и слышать о нем не хотела - и тихий, и слишком умный, и не похож на принца... А потом забыла с ним обо всем - и сбежала на неделю в горы, даже не предупредив... Только вы - моя семья - имели право знать, как зовут того, кто больше семидесяти лет был тайной для всех... Ты стала настоящим выигрышем после зеро всей моей жизни до тебя. Именно об этом я должен вам рассказать. Почему я не сделал этого раньше... Почему? Нет, я не боялся выглядеть жалким в ваших глазах, но мне просто не хотелось вытаскивать из памяти то, что так трудно было пережить, и ещё труднее забыть..."
      
      - Робер! - пачка листков, исписанных бисерным почерком Мсье, разлетелась из рук Марии. - Робер, а ведь я не хочу ничего знать, понимаешь... Если бы Мсье был жив, если бы только он, как прежде, сидел с нами в саду за чашкой чая... Пусть бы молчал или говорил, пусть бы слушал или дремал, но только сидел бы с нами в саду! А так - нет! Не могу, не хочу.
      
      - Ах, Мари, Мари! Да какая разница, что там написано. Все эти годы у нас был самый лучший дед на свете.
      
      - А ты думаешь, Мсье не обидится, что я не прочту его письмо? Он так старался его написать... Сейчас вспомнила, как прошлым летом украдкой...
      
      - Уверен, что нет. Мсье же писал это письмо при жизни - а сейчас он над жизнью и хранит нас своей любовью. Ты прочла самое важное, не сомневайся!
      
      
      И Мария услышала в себе незабываемый голос.
       "Моя дорогая, я так счастлив! А Робер... он уже знает, что вы снова ждете малыша? Нет? Ну, так скажи ему поскорей. Вы назовете мальчика в мою честь. Александр."