Байрон. гл. 10

                X.   БАЙРОН
                1
Пятые сутки похода по Средиземному морю отличались от остальных только тем, что всплывать под перископ приходилось гораздо чаще, чем обычно, и невязки  были значительными.
Подводные течения на всей акватории моря  очень сильные, причём на разных глубинах скорость течения различная, более того с изменением глубины погружения течение может менять не только скорость, но и направление. Средняя скорость подводных течений здесь колеблется в пределах от полутора до пяти узлов. Сезонная сменяемость течений изучена довольно хорошо, а вот их влияние на тихоходный плавающий объект, да ещё в подводном положении, не изучено вовсе. Рекомендации, изданные ГУНИО МО СССР , сведены в специальные «Таблицы влияния течений на плавание подводных лодок…», но просчитаны только для атомоходов, имеющих подводную скорость не менее 8 — 10 узлов. Именно поэтому плавание «Б-224» в названных условиях очень напоминало старую народную мудрость: «Броситься в омут очертя голову, а там — куда кривая выведет».
Кривая течений частенько выводила подводную лодку совсем не туда, куда хотелось.
— Где мы, штурман? — традиционно спросил командир, заглядывая к штурману.
— По счислению, где-то в районе залива Оран,  правда, вероятность невелика — около тридцати пяти процентов, — доложил вахтенный штурман капитан третьего ранга Потапков, — необходимо взять хотя бы одну линию по солнцу, а ещё лучше получить данные  спутника, ближайший, кстати, будет через сорок минут в нашей зоне. Без этого сказать точнее очень сложно.
— А ещё лучше всплыть и не погружаться, так что ли хотел сказать?
— Никак нет, Владимир Артемьевич, в сложившихся условиях большего процента вероятности, без определения места, вам никто не даст.
— Мне ваши проценты прикажете на переборку повесить вместо ковра или, может, вместо фотографии любимой женщины? — раздражённо переспросил командир. — Вы мне место на карте покажите, а не проценты.
— Окружность радиусом семь с половиной миль, вот наше место, — Потапков циркулем вычертил окружность от счислимого места.
— Вот это другое дело, площадь с диаметром пятнадцать миль… Почти тридцать километров, хорошо живем, если можем себе позволить плавать с такой дикой погрешностью, — размышляя, вымолвил Чуйков. — Так бы и говорил: «Необходимо подвсплыть и определиться», а то — «штаны, штаны…»
— Не понял, Владимир Артемьевич, при чём здесь штаны?
— Да это я так — ради красного словца, не обращай внимания, Владимир Анатольевич. Хотя, слушай, дело было так: Молодая мамаша оставила годовалого ребёнка бестолковому папаше, а сама на работу рванула. Проходит, значит, пару часов — ребёнок забеспокоился, подползает к папаше и говорит: «Штаны». Нерадивый отец посмотрел — штаны у ребёнка на месте и дальше футбол смотрит, по телеку как раз «Динамо» (Киев) со «Спартаком» на первенство Союза рубятся, а киндер опять своё «штаны». — «Отстань ты со своими штанами, смотри футбол лучше», — папаша ему в ответ. Так они и просидели до вечера, пока мать не вернулась. Та сразу определила, что ребёнок обгадился, и спрашивает мужа: «Почему ребёнка не переодел за весь день ни разу, он ведь четыре раза сходил?». «Откуда же я знал?» — отвечает отец, а сынок опять: «Штаны». Тут папаша и не выдержал: «Так бы и сказал, что обос…ся, а то «штаны» да «штаны». Вот такая примечательная история.
Оставив удивлённого Потапкова со своими приборами, командир вышел в центральный пост.
— Лево на борт. На курс двести семьдесят градусов. Акустик, обследовать горизонт. Юрий Михайлович, — Чуйков обратился к старпому, — подвсплывать будем одной сменой, командовать лодкой на всплытии будешь ты. Действуй.
Лодка заняла назначенную глубину. Старший помощник остался в центральном посту на зенитном перископе и приказал поднять выдвижные антенны. Командир занял своё место в боевой рубке и поднял перископ.
От увиденного Чуйков на мгновение потерял дар речи: слева на траверзе возвышался высокий обрывистый берег, внизу виднелась полоска песчаного пляжа, редкие постройки, а наверху — красивый маяк. На первый взгляд, расстояние до берега составляло около двадцати пяти — тридцати  кабельтов.
— Всё, приплыли… — промелькнуло в голове командира, — но мозг твердил обратное — «не всё потеряно, действуй». Ещё мгновение, и Чуйков пришёл в себя. — Право на борт, на курс ноль градусов. Оба мотора — малый вперёд. Штурмана в боевую рубку.
Командир наклонился к комингсу  и подозвал старпома.
— Ничего в вахтенный журнал пока не записывать, подними РЛС и на одном обороте замерь пеленг, дистанцию до мыска прямо по корме.
— Владимир Артемьевич, по вашему приказанию... — под трап высунулся Потапков.
— А где Дербенёв? — спросил командир.
— Он, на зенитном перископе вместе с метристами опознаёт берег, похоже, это мыс Фалькон.
— Похоже, непохоже. Вы мне место давайте, да побыстрее!
— Практически всё готово, товарищ командир. У меня заканчивается сеанс со спутником, Апилогов что-то высосал из «Лорана» с «Деккой» …
Под нижним рубочным люком показалась голова ещё одного члена «святого семейства».
— Готово место, до мыса полста  восемь кабельтов, территориальные воды Марокко составляют три мили, так что юридически мы чисты, — отрапортовал Дербенёв.
— А фактически, штурман, вы уголовники, ещё бы немного, и загорать нам на пляже северной Африки, — подвёл общий итог Чуйков, — глубину под килем замерить эхолотом для большей уверенности.
Еще через мгновение Дербенёв озвучил свои замеры.
— Под килем триста восемьдесят семь метров. Полученные места обсчитаны и нанесены на карту. Вероятность обсервованного места подводной лодки составляет ноль целых девяносто три сотых. Можно погружаться.
— Только не пичкайте меня своими процентами, шайка Пифагоров…Юрий Михайлович, уходи на сто пятьдесят метров.
Чуйков спустился к штурманам, со злостью бросил на карту свою шапку и вопрошающе взглянул на присутствующих.
— Ну и где мы, показывайте!
Штурманы переглянулись.
— Под вашей шапкой, — осмелился доложить Дербенёв.
Командир улыбнулся. Все поняли — буря стала стихать, но ещё не миновала, главное — можно говорить правду…
               
                2
Первым витавшую над штурманами  грозу разрядил Потапков.
— Что касается морского пейзажа, то мало найдётся поэтов и писателей, которые, увидев море, остались бы к нему равнодушными. Морякам-подводникам, конечно, не до красоты пейзажей, но всё же  ничто человеческое нам не чуждо. Я чуть было не «тронулся» от увиденного в перископ, Владимир Артемьевич.
Дербенёв, поддерживая своего наставника, добавил:
— Мои эмоции и впечатления от этого всплытия не поддаются комментариям, но зато очень точно описаны классиком:
               Тебя любил я, море! В час покоя
               Уплыть в простор, где дышит грудь вольней,
               Рассечь руками шумный вал прибоя —
               Моей отрадой было с юных дней.
Чуйков раздражённо поморщился.
— Опять ты за старое, штурман. Лучше бы вместо стихоплётства своего изучением местных течений занялся в час покоя…
— Уже!
— Что, уже?
— Уже занялся, товарищ командир, анализирую статистические данные выявленных невязок. Попытаюсь всё обсчитать и свести в единую таблицу, чтобы на обратном пути полученные данные можно было учитывать. А поэтические строки принадлежат не мне.
— О, господи, неужели у меня на лодке есть ещё один словоблуд.
— Да нет же, товарищ командир, эти строки принадлежат вашему «любимому» Байрону.
— Вот спасибо, обрадовал, — Чуйков облегчённо вздохнул, — ладно, предлагайте, куда ворочать…