Поплыли!

Желто-оранжевая рыбина лежала на вытоптанной выжженной траве.
Не дышала.
Осторожно провела ладонью по нагретому солнцем латанному-перелатанному боку. Поплывет? Сможет ли?
- А то, – смеется смуглый красавец-инструктор. – Поплывет. Еще как!

На жердяном кособоко ухмыляющемся заборе, самонадеянно подпирающем акварельно-голубое высокое небо с рваными клочками облаков – стайка спасательных жилетов.
Бедные, бедные, вас самих, видно, спасали.
Двое столичных гостей брезгливо разглядывают заморышей. Один к одному – в руки взять страшно, не то, чтобы надеть на тело загорелое, холеное, в купальники заморские наряженное.
- Да уж. Бред.
- Васильки, васильки! – ошалело радуется девчонка из Белгородчины, наивная в своей юности и открытости.
- То ж не васильки, другое.
- Все равно, синие!

Тише, люди, не шумите, сейчас рыбину будем к жизни возвращать.
Ух, ух! Свистит неутомимым бодрячком астматик-насос. Плечи у него – во! бицепсы, трицепсы, старается – рыбина задышала.
Чуть-чуть, почти незаметно зашевелилось, затрепетало тело большое, предвкушая омуты глубокие, стремнины быстрые, камни подводные острые. Глаза открыла, проснулась. Пора, пора!
- Жилеты разобрали!
Кинулась стайка заморышей врассыпную – кто сказал, что страшненькие? Нарасхват.
- Мне бы побольше, в плечах жмет.
- А мне понадежней, плавать не умею.
- Спасем! – и дружный хохот сносит последние остатки седого старческого пуха у невозмутимых одуванчиков.
Спасем.

Рыбина общими усилиями уже стащена вниз по каменистому склону. Носом воду чует, дрожит, волнуется.
- Страшно-то как!
- Да ни капельки!
- А меня вперед пустите. Пожалуйста. Хочу все увидеть.
- Прыткая какая. Смотри, волной смоет!
Речка горная. Студеная. Камни скользкие, с вывертом. Слева и справа – по Геркулесу с веслами наперевес.
Уселись? Команды слушай! Вперед!
Рванулась рыбина, закружилась на месте, заоглядывалась, свободу почувствовала. Да не вырваться, гребцы-то на что?

- Гребем, гребем,- кричит инструктор. – За что деньги платили?
Ноги упираются в железяку инвалидную, скотчем много раз леченную, руки вцепились мертвой хваткой в поперечины невидимые, за спиной притаившиеся, и 15 см доски под попой – гребем, гребем, скорей!
Волны, игручие поначалу, начинают серьезничать, змеями шипеть, опасностями пугать.
- Слышите шум? – надрывается инструктор. – Держитесь!
Ура, перекат!
- Рот закрой, – успевает предупредить левый Геркулес. – Воды нахлебаешься!
Волны бьют, не глядя, наотмашь, хрустальными брызгами тело окутывают, слезами прозрачными  по лицу стекают.
Рыбина прыгает вверх-вниз, вверх-вниз, усмехается: не такое видывали!
- Нахлебалась?
- Здорово!

Солнце, жгучим желтым глазом, в небе бесконечно-далеком кружится. Река себя за хвост ловит, вертится, за ноги кусает, за жилет нахально заплескивается, обещает страсти неземные.
Проносятся мимо берега лесистые, сказочно-сумрачные в своей непроницаемости. Сквозь ветки и буреломы глаза сверкают. Нечисть лесная не дремлет, путников легкомысленных подстерегает.
Валуны взгляд приковывают своей рисунчатостью моховитой. Белый, серый, черный. Камни ли это?
- Камни, красные, – тычет веслом в берег правый Геркулес.
И, правда, красные.
А позади, вслед, горы декорацией невесомой летят, догоняют.
Смотрите, смотрите, где еще красоту этакую увидишь!

Перекаты все чаще, крики восторга громче. Восторг плавно перетекает в смех. Безудержный, заразительный. Плещется смех рыбкой золотой внутри, щекочет, наружу просится: дайте хоть одним глазком на чудеса божии полюбоваться.
- Нравится?
- Ужасно!
- Эй, впереди, - строжится наш славный инструктор. – Что за смех?
Ха-ха-ха! Ну, прямо Марь Ивановна в школе!
- А перевернуться не желаете? – не унимается «Марь Ивановна».
Неа! Плюх!
- Рот закрывай, – гогочет левый Геркулес.
Река бурлит, пенится.
Видели? Вон поплыл сом усатый, чудище-великанище. Усы метровые шевелятся, волну поднимают.
- Кроме форели, ничего, – басит правый Геркулес. – И не выдумывай!

Рыбина-катамаран в своей стихии. Бесстрашно минуем русалочьи омуты заколдованные. Ага, ага, круги по воде пускают, заманивают. Только не смотрите туда, затянут, заморочат своей прелестью нечеловеческой, речами сладкими напевными.
Волны забиячливо атакуют, не давая опомниться, а после жалко-умильно собакой побитой ластятся, оправдываются. Да только не верьте их смирению притворному – обманут.
Рыбаки на берегу машут приветственно руками: Виват, смельчакам!
Геркулесы молодцевато улыбаются в ответ, весла поднимают.
Раздуваются рыбьи бока – рыбина устала, жадно дышит, только веки полуприкрытые подрагивают.
Зачерпнуть рукою холода речного, плеснуть свежестью в лицо разгоряченное, взором удивленным вокруг пробежаться, шутя через порог очередной перепрыгнуть – а мы не так еще можем!
Стоп! Приплыли. К берегу, к берегу.
Как, уже? Какая жалость!

В рафике, рассыпающемся на ходу то ли от усталости, то ли от времени, обратно мчимся.
Встречным лениво-беспечным коровам едва хвосты не срезаем.
Ветки ежевики в окна любопытно суются, колючками цепляются, настырно на общение напрашиваются.
Сигналим каждому второму: Абхазия – страна маленькая, не знакомый, так родня.
Шансон местный любовь вечную обещает, и морем душисто пахнет. Чувствуешь? Подъезжаем.
Всего-то 25 километров. А помнишь развалины старинные на вершине горы? Не иначе крепость была. А порог тот? Который? Ну, тот, где чуть не перевернулись. И каменище-страшилище, реку перегородивший?.. И мост, в воздухе рассыпающийся?..
А давай в следующий раз – 50 километров? Или сто? И ветер пусть в лицо… и река, чтоб обязательно горная… и вода ледянющая… и порогов не счесть… и… и…
Посмотрим. Конечно. Все может быть.