Часть 2

Небо. Голубой купол, простирающийся от горизонта до горизонта. Как упоительна его синева, как широки владения его, как пьяняще ощущение полной, совершенной свободы.
А Море под ногами дополняет картину безграничности. Редкие пушистые облака летят очень низко, кажутся островами, плывущими по морям. Тишина. Рокот мотора столь знаком и повседневен, что уже не замечаешь его,  и не кажется он столь оглушительным, как в первые дни знакомства с ним. Но алые круги на крыльях, как клеймо,  как кандалы, навечно удерживающие раба на хозяйской земле.
 Я видел парня. Он ещё совсем молод, ему едва стукнуло двадцать один, но белая повязка на лбу говорит о его намерении. Он – Камикадзе, священный воин Великой Империи, и готов умереть, чтобы другие жили. Глаза его сияют радость, на губах улыбка. Он не замечает свободы, насквозь пропитавшей воздух, он лишь слепо служит. Облако, другое и на горизонте появляются чёрные точки. Они всё больше и больше с каждой секундой. Вот уже точки становятся очертаниями кораблей, вот, наконец, видны люди. Они будто мелкие песчинки, рассыпанные по палубе. Они что-то кричат, они боятся. Парень рассмеялся. Смех его был насквозь пропитан презрением и высокомерием и, казалось, говорил: трепещите передо мной, перед силой моей веры, перед силой нашей Империи, жалкие ничтожества!
Он летит прямо, люди на палубе разбегаются, кто куда, начинается паника. До столкновения остаётся секунда и тут время будто замирает. Перед пилотом появляется девушка. Кожа её бледна, почти бела, волосы светлы, отливают серебром. Фигура её изящна. Казалось, что её белое лёгкое платье при первом же дуновении ветра слетит с хрупких плеч и обнажится белоснежная фигура, её упругая грудь и изящные линии талии. Её бледные губы коснулись улыбки пилота, и будто заразившись, также застыли в улыбке. Но одно мгновение – и девушки нет, а пилот прокричал  «Банзай!», и казалось, что вместе с ним прокричала вся нация. Всей массой своего самолёта он разрывает плоть корабля. Раздаётся взрыв, и я просыпаюсь.
 Снова эта девушка, но теперь я смог практически вплотную рассмотреть её. Она казалась идеальной и теперь я лежал и  не мог успокоить возбужденное сердце. Я пролежал ещё часа два, прежде чем снова заснуть. Я думал. Камикадзе –  люди, столь храбрые и столь равнодушно относящиеся к смерти, что я не мог не восхищаться ими. Но ничем я не был похож на парня из сна. Я не был ни храбр, никогда не стремился к своей цели, побаивался смерти, да и девушек не целовал. Но была всё-таки одна общая черта – этот презрительный, высокомерный смех, это отношение к другим – как к низшим существам.
Мой эгоизм и высокомерие возможно даже единственное, в чём я превосходил его, да и многих на нашей планете.