женская битническая проза. глава 1

Это проза. Она – жена сталкера. Только где-то там в его зоне глючит, и ей выносит на поверхность кого-то другого.
Утро. Кофе. Чуть больше, чем обычно себе – на двоих. Вчера – эротическая сцена прям в прихожей, как в фильмах до 16 нельзя)) Которая, к тому же, стерлась наполовину из памяти, алкоголь в большом количестве.
 Она просила просто проводить – боялась одна пьяная, мало ли – ввяжется опять во что-нибудь. Никакой мысли – да какие там могут быть мысли вообще. Он обнимал нежную романтическую девушку, и сверху ей что-то вещал. Она распахнула свои акриловые объятия, и в них оказались оба – он и романтическая особь. «Девушк, извините, ничего, что я – так?» «Да нет…» (Так - да, или – нет? особь…) «Ну тогда я продолжаю)))» Она – жена сталкера. Ей можно.
Свечка на окне горит, свечка в жестяной чашечке, из Икеи. Может, в этом дело?

После всего этого в доме появилась скрипка, еще одна. А потом въехало и все остальное. Только где-то там в его зоне глючит, и ей выносит на поверхность кого-то другого. Она состригла под ноль свои шикарные трехцветные волосы – он терпел. Она  подралась с гопниками на улице, клок волос выдрали уже ему – он терпел. А вот когда она покрасила едва отросшие волосы в желто-паркетный))) – он не стерпел. И сказал, что больше ее не любит. Воробей терпел, крепился, вынул *** и застрелился… цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла… печальный финал. Зато теперь на все вопросы можно отвечать – он сказал, что он меня не любит.
 - Что вы так толкаетесь?
- Понимаете, он сказал, что он меня не любит…
 - Почему Вы не защитили диссертацию?
 - Понимаете, он мне сказал…
- Почему в вашей квартире собираются какие-то непонятные люди?
-Понимаете…
И так далее по тексту…

Поделюсь опытом – за это лето накопилось 3 фразы, которые людям все объясняют.
1. Понимаете, у нас театр.
2. Понимаете, я в положении
3. Понимаете, у меня случилась личная драма.
Все три пункта можно варьировать, в зависимости от обстоятельств. Допустим, подходит мент, а Вы интеллигентно писаете в тамбуре. Тогда лучше вторая сентенция, проверено лично. Только не знаю, подойдет ли это, если Вы – мужчина. Можете экспериментировать. Или, допустим, в дым пьяным ввалиться в мажорское кафе, в креативном прикиде, пока не начали косо смотреть – заявить про положение и пройти в туалет с чувством, с толком, с расстановкой. А на выходе передо мной однажды даже извинились. Кажется, это подходит только для дам, хотя…
В тамбуре поезда Питер-Москва, когда проводница увидела мою лысую голову, курящую там ни свет ни заря. Состоялась такая беседа:
 - Зачем Вы (или вы, в смысле все вы) так стрижетесь? (презрительно)
 - Понимаете… (затягиваюсь тонкой сигаретой, высокомерно держу паузу) У нас театр.
В магазине.
-Зачем вы покупаете это? (варианты: столько? Такого размера? Цвета?)
- Вы понимаете, у нас театр.

Так вот, мы отвлеклись. Она – жена сталкера. Вы понимаете, у нас театр.

Утро. Верещит домофон. Она, надев что-то, ползет к двери, открывает. Шаги по лестнице.
 - Бля-я-я… Что ты опять принес… Коро-о-обку какую-то… (максимально ноюще и противно)
- Да ты посмотри!
-Не хочу, спать хочу (еще более ноюще и противно)
 - Посмотри-посмотри
Смотрит. А там – ГОРОД. Только пока маленький и бумажный.
 - Ну, ладно, заходи. Только быстрее.
Утро. Кофе. Чуть больше, чем обычно себе – на двоих.

Это – проза. Она – жена сталкера. У нас - театр. Вам еще не надоело? Ну тогда, чтоб не скучно было – будет треугольник, попытаемся сделать его максимально любовным и романтическим. Участники: она, он-1, он-2.
Она в Крыму, поехала достигать очередного просветления. Он-1 приходит к ней. В дверях – он-2. (При желании он-1 и он-2 можно поменять местами, ибо от перемены мест слогаемых… да и вообще от перемены мест)
 - а где она?
 - в Крыму, достигает просветления (максимально ехидно)
 - ну передай ей, что меня тут некоторые мертвым считают, а я  - жив.

То ли слякоть, то ли метель. Он зачем-то не пустил ее в метро. Дома голодная кошка, все нервничают. Сити-стоп, город Москва.
 - Я тебя люблю. Только пока, не знаю – как.
 - И я тебя люблю. Только пока не знаю – кто из нас.
Пока оппонент в замешательстве – занавес.

Так кого из нас Вы считаете Вашей девушкой?
(из другой книги, случайно)
Если вы считаете, что вас двое, у вас должно быть два мешка для обуви.
(тоже из другой книги, тоже случайно)

Он и она в постели. Утро. Разумеется, ничего не было, хотя… Да нет, они – друзья.
Она ему:
 - А давай создадим группу! Мы же такие талантливые и замечательные, вроде не идиоты…
 - Давай. Прям щас!
Встали. Настроили аппарат. Записали. Собрали состав. Полгода репетировали. У него роман со скрипачкой. А как же я? Концерт. Еще концерт. Еще концерт. Здесь конец. Просто инерция закончилась. Rebounts, как говорят танцоры – когда отталкиваешься, и летишь. Но недолго, пока не закончится инерция.

 - А зачем это ты меня вообще – обнял?
 - Я тебя от них защищал.
- От кого это, от них?
 - Ну вот, обернись…
Далее -  панорамная съемка: обшарпанный флэт, алкоголики и торчки обоего полу валяются вповалку на полу, заметим, весьма грязном. Открывается дверь и заходит некто неопределенный. У нас же ведь – театр. Абсурда. И поэтому – глючит, и на поверхность выносит кого-то. Хорошо, хоть еще выносит.

Утром она неизменно просыпается, делает разминку, принимает душ, варит кофе, кормит кошку. И только после всего этого – курит сигарету. Это происходит везде и всегда – при условии, если есть душ, кофе, кошка и сигарета. Это – ключ к роли. Роли жены сталкера. Что бы там ни глючило, кого бы ни выносило – каждое утро она будет делать то же самое.
Днем она может делать все, что угодно – ходить на работу, не ходить на работу, принципиально не ходить на работу, читать, писать, есть, говорить, спать, курить, ходить по магазинам, воспитывать детей, играть в театре, играть прохожим, играть в свое лото, проигрывать свое лето, куплеты, сигареты… Чорт, занесло, опять стихи какие-то получаются. Окно жены сталкера традиционно узнается по горящей на подоконнике свече. В условиях города свеча может быть заменена чем угодно – но, все равно это– горящая свеча.

Вставной эпизод, случайно придуманный двумя перформерами, возвращавшимися с выставки «100 лет перформанса», как все нормальные перформеры и перформерши.
Действующие лица – он и она. В случае нехватки актеров могут быть заменены говорящими манекенами. Он – миллионер, изрядно потрепанный жизнью, лет 30-50. Она – юная высокая блондинка о двух длинных ногах. Реквизит: 10 колец. Костюмы: маленькое черное платье и туфли на громадных шпильках для актрисы, для актера – произвольный костюм.
Мизансцена: Он стоит на коленях перед ней, выгодно подчеркивая ее высокий рост.
 - Вы прекрасны. Я дарю Вам руку и сердце.
 - Да? А что у вас есть еще?
 - Я Вам дарю это кольцо. (Он протягивает кольцо в красивой коробочке, она его медленно надевает)
 - Да?  А что у вас есть еще?
 - Я дарю Вам еще одно кольцо. (он протягивает другое кольцо, в красивой коробочке, она его медленно надевает, уже на другой палец)
- Да?  А что у вас есть еще?
 - Я дарю Вам еще одно, третье кольцо.
- Третье транспортное кольцо? (кокетливо и чуть ехидно) Может быть, у Вас есть что-то еще?
 - Тогда я дарю Вам еще одно кольцо.
 - Да? А что у Вас есть еще?
- Тогда я дарю Вам еще одно кольцо.
 - Да? А у Вас есть еще?
- Тогда я дарю Вам еще одно кольцо.
 - Да? А у Вас есть еще?
- Тогда я дарю Вам еще одно кольцо.
 - Да? А у Вас есть еще?
- Тогда я дарю Вам еще одно кольцо.
 - Да? А у Вас есть еще?
- Тогда я дарю Вам еще одно кольцо.
 - Да? А у Вас есть еще?
- Тогда я дарю Вам еще одно кольцо.
 - Да? А у Вас есть еще?
Пауза. Он падает замертво. Она:
 - Больше ничего? Следующий.
Перформеры могли бы придумывать и дальше, но у них закончился эскалатор, и они переключились на обсуждение чего-то другого.

Далее следуют размышления автора о современном искусстве. Больше цинизма и саморефлексии – и ты неуязвим! Скроем отсутствие вкуса, образования, слуха, зрения и мозга под покровом всемогущего концепта. О, Великий Концепт, приди к нам, как манна небесная! Концепт – это упаковка 21 века. Ура!
Просто я в перерыве между этими записями захотела, пардон, поесть. На кухне вместо еды мною была обнаружена упаковка полиэтиленовых пакетов, купленных мною, автором этого всего, накануне в магазине «Ашан». А на ней надпись – упаковка 21 века. Завтрак перформера – одна идея.
Обычно авторы пишут. Некоторые - просто. Некоторые – только, когда находит вдохновение. Некоторые в метро – потому что делать там решительно нечего. Некоторые – от неразделенной любви или еще от каких-нибудь расстройств. Некоторые – выполняют заказ. Это – особая категория авторов. Они знают, что каждое их движение стоит денег. Денег, правда, могут и не дать, но осозна-а-ание!!! Авторы делятся на регулярных и нерегулярных. Регулярные пишут, допустим, с 7 до 10 утра, или в какое-нибудь другое время, а потом превращаются в обычных. Нерегулярные же пишут всегда или никогда, в другое время они тоже обычные. А вот – жены сталкеров не бывают – ни регулярными, ни нерегулярными, ни обычными. Они – просто.
 
Она просто сидела, свесив ноги с подоконника. На нужную, разумеется, сторону, не на улицу же. Так ведь и разбиться недолго. Случайно отклонилась чуть больше туда, в оконный проем и …
 - Чуть не упала))
 - Ты поосторожнее, а то я бы не удержал.
 - Да ты и удержал))
Это – проза.
А вот – песня. Она любила его, он любил портвейн. Автор долго был в нерешительности – что же поставить между частями предложения – запятую или тире? Тире?  Она любила его – он любил портвейн. А может быть, все-таки, запятую?  Кто она, а кто он – судить не нам, но только воз и ныне там.

А у меня – перекур.
Вернемся к ней. А она-то, она за 3333333333 (пардон, зависла цифра 3) года своей жизни сделала вот что. Пятерых вывела в первый  раз на трассу. Троих – играть на стрит. Двоих лишила невинности, тем самым введя их в состояние невесомости и неприкаянности. И, еще в школе,  научила одну отличницу компилировать матерные слова в выражения. Она – жена сталкера, ей можно. Это ТЫ всегда в ответе за тех, кого ты приручил, а она ведь это не ты. Возможно, с ними что-то потом произошло, но – это к делу не относится. Не пришьешь ничего к делу, кобыле хвост и звезде рукав. Они лежали на перроне, раскинув руки, а звезды махали им своими звездными рукавами.
 - Это не звезды, а кометы. У звезд таких шлейфов не бывает.
 - Звезды, кометы… Я домой хочу, а тут больше ничего не ходит. Придется ехать по трассе.
Она встала, отряхнула с себя остатки звездной пыли, и просто пошла…
Или вот так. Черная дорога, фары мимомимомимомимомимо… холодно…снег под ногами снег перед глазами на губах известью везде этот чертов снег, ****ь… здесь недалеко, но пешком уже никак. Она уткнулась в его плечо. Черно-белая романтическая фотография могла бы получиться, смотрим. В центре композиции – она в белом, он в черном, белым- белое все и черная дорога с белой разметкой – чтобы понятно было – трасса, это трасса.  Нет, не в центре они, не в центре, это неквалифицированный подход к композиции, Главное должно происходить в точке золотого сечения. А кто сказал, что они здесь главное? Тут трасса. Здесь другие законы. Здесь главное, что фары – мимомимомимомимомимо.

Или вот так.
 - ****ь, мы уже висим ВОСЕМЬ часов, это скоро так полдня будет.
 - А я смотрю, ты в истерике не бьешься, я думал, что это – нормально. Мы просто медленно едем
 - А давай ты меня будешь на скрипке играть учить, все равно никто не останавливается.
Так оно и было, всем смертям назло. Трасса М9, мимомимомимомимо, па-а-ауза, мимомимомимомимо, па-а-уза, двоичный код 0-1, смычок, 1-3 палец – кольцо, пятый, по-человечески мизинец который называется – пружина. Лихой взмах смычка всем проезжающим.
Оп-па, что ни напишешь, все романтическая история. Может быть, дамские романы писать начать. Буду модным автором на заказ, куплю себе боа, горжетку, фропэ-канапэ. И большой-большой танцевальный зал с зеркалами везде. И с гладким полом, чтоб никаких заноз никуда и никогда больше. И, танцевать, танцевать, танцевать, пока ноги не отвалятся. А отвалятся – новые вырастут, лучше прежних. Ура!

Эта книга – перформанс. Бывает только один раз. Если начать ее переписывать или как-то редактировать – получится уже совсем другая книга.
Как только собираешься дома что-нибудь делать, сразу кто-нибудь звонит или приходит. Мысль обрывается, процесс перестает происходить, или переходит совсем в другое русло. И что же теперь – ни с кем не общаться. Надо попробовать. Отключить все – мобильник, телефон, интернет, заварить дверь и окно. Ржавый бункер – моя свобода. А что это такое, собственно – свобода? Фабрика, на которой,  начиная с советских времен, выпускали довольно хорошую косметику. Фабрика вечной молодости.

При написании автобиографической прозы принято пользоваться псевдонимами. То есть, допустим, человека, с которым произошла какая-нибудь длинная и захватывающая история, зовут Иван. А в книге ты называешь, ну, скажем, Константином. И получается в результате – совершенно другая история. Поэтому автор этой книги не использует псевдонимов. Да это и не автобиографическая проза. Да и проза ли это? Понимаете, у нас театр. Абсурда. Просто где-то что-то все время глючит, и на поверхность выносит… Ну уж что выносит, то выносит. То и терпим.

При написании этой книги никто не пострадал. Пока… Или так: хотя-я-я-я…
 Диалог:
 - Мне кажется, я тебя больше не люблю.
- Следующий…
Герой падает замертво.

Один человек посетил одно занятие по контактной импровизации. Что такое контактная импровизация – попытаюсь объяснить. Можете лучше посмотреть в Интернете, или тоже сходить на занятие, а то автор может быть не компетентным в описаниях. Это когда два танцора, или  два просто человека ищут точку контакта и баланс друг с другом. Если один не держит баланс – другой падает. Прямо, как в жизни. Так вот – он после пожаловался своей девушке и ее подруге, что какая-то мадам к нему бессовестно приставала. Какой ужас!
А вот жена сталкера, если уж и танцует – то всегда – соло. Потому что там все время где-то глючит, и на поверхность выносит кого-то, ни мышонка, ни лягушку, а неведому зверюшку. И как вообще держать баланс и точку контакта, если Ваш партнер трансформируется прямо на глазах.


 - А кто, вообще, этот сталкер?
 - А *** его знает…
Занавес.

Если не знаешь, что делать, делай шаг вперед. Первый раз я услышала эту фразу от моего приятеля – фотографа. Первоисточник автору неизвестен. Но Вы, если хотите, можете узнать в Интернете, покопаться в бэк-граунде, и написать потом свою книгу, другую. И вот я, автор этой книги, сейчас попытаюсь сделать шаг вперед – потому что, кажется,  наступил кризис мыслительной деятельности. А книге нужен материал, желательно новый, а не пронафталиненный стопятьсоттыщлетней давностью. И вот, автор книги, дама лет 30-35, домохозяйка-перформер, то есть – я, разумеется, наденет джинсы, свитер, ботинки, куртку, возьмет кофе, сигареты и фотоаппарат – и куда-то поедет.
А вот жена сталкера никуда бы в этом случае не поехала – очень надо. У нее уже все – было.
Диалог:
   - А не хочешь ли ты щас прогуляться?
 - А как? Я же ходить не могу.
 - Ну тогда – полетели…

У нас здесь не только театр, но и лаборатория по изучению взаимоотношений субьектов и объектов. Раз встречаются два объекта… Это похоже на начало анекдота, а это – серьезная книга,  не только перформанс, но и результат экспериментального исследования, то есть документация процесса экспериментального исследования. Исследования теории и практики абсурда. Кафедра теории и практики абсурда. Звучит! Откроем мы скоро кафедру эту, нас уже здесь, как минимум пять –и заживем долго и счастливо. И, разумеется, умрем в один день. Потому что физическая оболочка у нас – одна на всех.

Один человек уже уснул под мое чтение начала этой книги. То ли еще будет. В перспективе – серия экспериментов с участием других моделей. Вдруг получится снотворная аудиокнига, которую будут покупать люди, страдающие бессонницей. Спасем все человечество от бессонницы, тогда закроются все психбольницы, потому что все болезни от нервов, а нервы – от недосыпания. Спи спокойно, товарищ.

Все же, иногда лучше есть, чем не есть. Проверено только что.
Однажды ей поступили все возможные заказы по раскраске одежды во все цвета лета. Сутки без еды и без сна. Его в очередной раз вынесло на поверхность, и они пошли в супермаркет, как люди. Очередь, душно, темнеет в глазах, падаю, надо спрятать кошелек.
 - Зачем кошелек-то прятать? Я же здесь. (произносится утвердительно и очень мужественно)
 - Ну-у-у…(ехидно, и немного безнадежно) На всякий случай…

Я – глава своей собственной семьи. Нас там – как минимум, пять. Тренируем синхрон.
«Вы же не всегда будете вместе»,  -  сказала продавщица, выписывая нам две дисконтных карты вместо одной накопительной (текст одной поэтессы)
А при чем тут, вообще, семья?  Чтобы Вам не было скучно, приведем текст еще одной поэтессы:

В графе «семейное положение»
Ставлю – «не замужем»
Как-то очень беззащитно это «не замужем»,
Да еще и пишется раздельно.

А «замужем» - замшело на затхлых антресолях
И развалилось красными обрезками колбасы  салями
На бутерброде, завернутом в сальную фольгу.

«Не замужем» звучит почти как «не замучена».
Еще не замужем – еще не замучена.
Уже не замужем – уже не замучена -
Увидела мир через замочную скважину обручального кольца,
И уже все – фиолетово.

А она-то замуж вышла –
Мощами сморщилась, проползла по шкуродеру,
Ободрала первую змеиную шкурку, вторую змеиную шкурку
В нескончаемых каменных трущобах,
Да так и осталась – в клубке шипящем.
Уже не замужем – уже не зажужжит никто
В самое ухо- нагулялась, девка,
За ум берись.
А ну брысь! Кто это тут мне в левое ухо нашептывает!
А вот что расскажу:
Однажды ко мне домой пришел мент и спросил:
Человек, с которым ты
Делишь ложе, одну на двоих крышу, последнюю сигарету,
Воздух, воду и еду с одной тарелки – кто тебе?
Я проглотила аршин и четко произнесла,
Чтоб не переспросили, как обычно:
Гражданскиймуж!
Как будто взбираясь взглядом
Под самую крышу небоскреба.
Если есть муж гражданский,
То есть и военный.
А как это?
С гражданским просто –
По городу шататься да пиво пить в переулках.
А с военным так нельзя:
Если у него много маленьких звездочек,
То на войне погибнешь, без роду и племени.
А если одна большая –
На параде затопчут взбесившиеся лошади.
А если у него вообще звездочек нет –
Косу расплетешь
И начешешь себе звездочек -  сколько пожелаешь…


А про сталкера пока известно только  то, что он путешествует по проводам с электрическим  током, разряды которого не всегда совместимы с жизнью. Он остается в живых только при одном условии – если в этот момент на окне горит свеча. А она горит вечно…

Монолог автора, или самораскрытие – 1. В детстве я хотела быть летчиком и разведчиком. Один мальчик во дворе было заикнулся о том, что девочки летчиками не бывают. Получил от меня в глаз. Девочки хотят быть фотомоделями, манекенщицами, артистками, певицами. Ну, на худой конец – хотя бы поэтессами. Это в детстве. А потом они идут на скучную работу и становятся никем. А вот я не хотела никогда стать актрисой, певицей, а уж тем более моделью или еще кем-нибудь таким. Но в какой-то момент – так оно само получилось. Сама себе – актриса, сама себе певица. Сама себе – модель. Очень удобно. Удобно, чтобы не стать никем.
Диалог - иллюстрация.
Женщина – 1. Только что разведенная, в горе, психотерапевт.
Женщина – 2. В гражданском браке, в здравом уме и в твердой памяти, певица.
Обеим – примерно 30 лет.
Ж-1: Я хотела к 30 годам, чтоб у меня были дети, муж, жилье. А у меня ничего нет!
Ж-2: Ну и хорошо.
Ж-1: Что хорошо?
Ж-2: Ну, привязанностей меньше.
Ж-1: А ты – никогда не хотела – семью, детей?
Ж-2: Да я думала, что к этому моменту меня уже в живых не будет. Так что я в любом случае – в выигрыше.

Говорят, разведчики, перед тем, как уходить на задание – пишут письма родным и близким. А если не успел, то что? А если нет таких – родных и близких?

Однажды она участвовала в концерте. В этот раз она играла в  команде N, состоящей сплошь из молодых перспективных музыкантов. Это был ОТВЕТСТВЕННЫЙ КОНЦЕРТ, и поэтому к молодым музыкантам пришли мамы, папы, братья, сестры. Девушек у них тогда не было, и они планировали найти их в результате концерта. Ее родители не пришли. Не смогли. Отца давно уже не было в живых, а мать разыгрывала очередной приступ депрессии. Тоска. Неизвестно, откуда появившееся, чувство острейшей жалости к себе и холод. Такой холодный нынче май, холодный, холодный… У нее есть близкие и родные люди. По общественным меркам – это чужие. Их нельзя назвать «мать», «отец», «сестра», «брат». Это – друзья. Рядом с ними возникает чувство безопасности. В обществе принято говорить при расставании «останемся друзьями». По их меркам это значит – никем. Здесь не так. Друзья – это те, кто всегда здесь.

 Так вот. ОТВЕТСТВЕННЫЙКОНЦЕРТ!!! End of the passion play. Она – бывшая девушка гитариста и вокалиста команды. Она старше их всех лет на 10, и у нее все было. У нее обязательство – доиграть. Последний ОТВЕТСТВЕННЫЙКОНЦЕРТ . 
Ретроспектива:
Последняя репетиция. Она, в каком-то креативном прикиде, составленном из первых попавшихся дома вещей, бросает:
 - Вы меня до метро проводите?
И они повлеклись – гитарист, отчаянно прикидывающийся наркотом и раздолбаем, из приличной семьи, ее бывший. И его друг – ответственный барабанщик-интеллектуал, тоже из приличной семьи. В лоне которой сейчас и живет гитарист, потому что в своей – не хочет или не может. Через месяц мама барабанщика выгонит его за беспардонное поведение, и он вернется к своей маме. Возвращение блудного сына, ага.
 - Ну ладно, спасибо, что проводили. Давайте я вас хоть нормальными сигаретами угощу))
И хитрющая улыбка. Ирония, ирония на поражение. End of the passion play?
 - Ты – известная личность, а я – нет. Ты – харизматический лидер, а я – нет. И поэтому я постоянно чувствую свою ничтожность и вторичность.
 - Вы хотите поговорить об этом? Вас это беспокоит? Съешьте галоперидол или азалептин? Полегчало? Ну, пойдите, и убейтесь. Ах, у Вас ОТВЕТСТВЕННЫЙ КОНЦЕРТ, Вам нельзя. Тогда, может быть – потом? Ваши диски будут лучше продаваться, Ваши мама и папа, наконец-то признают в Вас человека…
И так они на сцене. Харизматичный лидер-вокалист и гитарист, закрывающийся от нее рыжим хайром. Супермегаответственный барабанщик с говорящим метрономом «ван, ту, фри, фо». Незаметный незаменимый басист. Костюмы: пригранжеванное повседневное говнище. Она выходит последней, и занимает привычное место у микрофона. Костюм: маленькое черное платье, туфли на огромных шпильках. Реквизит: две флейты. Звук в мониторах отсутствует, играем по приборам, метроном сзади, неразборчиво «ван, ту, фри, фо, ван, ту, фри, фо», расстроенный басист. Она смотрит на пальцы гитариста, пытаясь понять хоть что-нибудь. Он отворачивается от взгляда -  вместе с грифом. От музыкантов поддержки нет, каждый занят собственной персоной, и собственноперсональными умениями и навыками. Тонкие каблуки почему-то проваливаются в пол. Взгляд в зал – контакт глаз – тепло. Там есть мои друзья – музыканты и не очень, с которыми мы прошли по многим городам и весям. Почти неподвижная фигура одного из них – и контакт глаз, ее – карих, и его, на таком расстоянии не видно – каких.
Маленькое черное платье не спасает от беззащитности, скорее – наоборот. Сейчас, сейчас, сейчас все это закончится. Отец гитариста скажет потом, что она сумасшедшая, у нее случайно растащат ее черно-белые рисуночки, правда, потом вернут, но не все. А сейчас – у него ОТВЕТСТВЕННЫЙ КОНЦЕРТ, ей – холодно, es ist zu kalt.
И вообще, театр закрывается, потому что нас всех – тошнит. Как у Хармса.
Впрочем, закончим эту сцену так.
Ангел вздохнул и подставил плечо. На котором уже был этюдник и куча какого-то невнятного барахла – под ее гитару. Она бы, конечно, доехала бы сама до своей арт-квартиры. Но тогда это было невозможно. После таких ОТВЕТСТВЕННЫХ КОНЦЕРТОВ. А так – в метро пели «гринсливз», на жутком английском, не помня текста и терций, дома – чай, сигареты, тепло… Почти, как в детстве, когда в этой квартире жила ее бабушка. И не было захватывающих сцен из фильмов детям до 16 нельзя, и ничего не стерлось из памяти…
Фитбэк.
Однажды некий коллектив артистов делал перформанс.
Роли:
Слепой
Поводырь
Чтец
Мизансцена:
Поводырь помогает слепому подойти к веревке, которая, по сценарию – должна быть привязана. Но так как привязать было не к чему – ее доверили двум другим актерам, как бы помягче выразиться - любящим импровизацию, а иначе говоря – рас****яям. На веревке развешаны несколько вещей и черно-белые рисунки. Слепой ощупывает эти рисунки и переходит к другим действиям, для повествования не важным. Актеры импровизируют с веревкой, в результате чего – рисунки пропадают в руках зрителей. После выступления актриса-чтец и автор, впрочем, этих рисуночков – их не обнаружила. Тем временем - в фойе молодые музыканты уже ставили автографы для на все готовых девушек – на ее рисунках. Тихая истерика.

Саморефлексия.
Действующие лица:
Актриса, именуемая в дальнейшем -  она.
Зрители, именуемые в дальнейшем – они.
Художник должен пропустить всю боль через себя, чтобы творить. Скажите, автору должно быть больно? При изготовлении этого произведения искусства не пострадал ни один автор? Это – перформанс – эксперимент. На сколько картин и действия хватит автора? Некоторые перформансы заканчиваются смертью перформера, но это было в старые времена. Сегодня мы этого не допустим  - все должно быть позитивно. Смотрите на сцене – обнаженная женщина. Первый показ в России, дикий народ, дети гор, ржут и улюлюкают, несчастные, железный занавес сняли 20 лет назад, никак отойти не могут. Нет, порнографии больше не будет, дети до 16 открывают глаза, мафия закрывает глаза, комиссар Катани… Мы продолжаем. Актриса режет свою кожу специально подобранным очень острым скальпелем, то есть рисует картины на себе, собственной кровью. Банально, конечно. И готично. Но в формате. А4. Чтобы можно было приложить листок, и оставить отпечаток. Живой ксерокс. Несколько картин. Пока не свернулась кровь – прикладываем листы бумаги. Кто хочет приложить свою бумагу. Сделайте свой вклад в современное искусство! Это – слабая актриса. Она не хочет истекать кровью на глазах у всей изумленной публики. Она хочет жить до старости, и сидеть в кресле-качалке с трубкой. Она просто проверяет иммунитет – как быстро затянутся раны от картин.
В завершении – продукция перформанса раздается зрителям с автографами автора.
Все красиво.
Что же после? Как чувствует себя наша актриса?
Допустим так.
Одежда прилипает, мешает идти, каждое движение – через больно. На выход, на коду, домой. Он – в очередной раз подставляя плечо, на котором уже что-то болтается (крыло?), говорит:
 - Пойдем уже.
- Так я же ходить не могу
- Ну тогда – полетели…
А потом – чай, сигареты, не помня текста и терций, тепло…

За 4 дня они (не зрители, хотя они тоже могут, а он и она) 1 раз подерутся, 2 раза поругаются навсегда, отснимут спонтанную фотосессию, искупаются в грязном пруду, выкурят бессчетное количество стрелянных сигарет и увидят грозу. Он проводит ее на вокзал, а через неделю встретит – усталую и хромающую на обе ноги (ну тогда – полетели)). Она поедет домой и проспит весь день.
Им нельзя быть вместе больше 2 дней. Им вообще нельзя быть вместе. Но – где-то опять что-то глючит, и…

Заявление.
Я – автор этой книги.
Я не знаю, чем она закончится.
Я решила ничего не удалять по окончанию работы. Иначе это нечестно. Вот на сцене так нельзя – сказал что-то  - все услышали.
Я знаю – мой заказчик не торопится. Так ответил архитектор Гауди на вопрос:»Почему Вы так долго строите храм?» Поэтому – 6 дней – 9 страниц. Это, конечно, не храм. Но храм я пока еще – не умею.
За идентификацию читателя с любым из героев этой книги автор ответственности не несет.

Я, автор этой книги, здесь и сейчас – удаляюсь на перекур.

Разведчики, перед тем, как уйти на задание – пишут письма родным и близким. Она – прежде чем уехать куда-либо – пишет что-нибудь в блог живого журнала. В воздух. В книге писателя Орлова «Альтист Данилов» главный герой, уезжая куда-то, всегда вспоминал – есть ли незавершенное какое-нибудь дело. Если что-то осталось – хорошо. Например – забрать брюки из химчистки. А у нее все дела – незавершенные. Потому что у нее – процесс. Он где-то ходит там, шарахаясь от ударов тока, а она сидит на окне и ждет.
Ты путешествуешь
По гулким перекрытиям станций,
Ищешь стронций.
Положишь его по 2 ложки в чай –
Каждому.
Я стою на окне и жду.
Так – каждый вечер,
Потому что на моих часах время встало.
Черная кошка ходила по подоконнику и смотрела вниз.

Ты вчера случайно перешагнул границу.
Что теперь будет – не знаю.
Я хотела тебя предупредить,
Но потеряла дар речи.
Черная кошка смотрела гипнотически,
А за стенкой кто-то плакал.

Ты нарисовал
Одного задушенного индейца -
Он тебе благодарен.
Я нарисовала
Тысячу белых манекенов
И несколько флаконов
Для выращивания там
Синих человечков.
Они пока еще не умеют говорить,
Просто стоят спиной к нам.
Черная кошка закрыла все последующие превращения
И, сжавшись в точку, уснула.

Ни одна книга сейчас не обходится без философских измышлений автора или героев. Автор этой книги не хочет отставать от моды. Поговорим о космосе. Один друг мне говорил-говорил про космос, да все про космос, что ему надо ели эти вечные разговоры о космосе, нашел на помойке штаны – а там белые пятна, как звезды. Опять космос. Везде один сплошной космос, надоело уже. А я ему в ответ: «Космос – это вообще – сигареты. И гове-е-енные, между прочим».
Занавес.

А теперь поговорим о театре. Вы понимаете, у нас театр. Не бедный, как у Ежи Гротовского, а нищий вообще. Декорации и костюмы  - с помойки, реквизит  - из магазина «Ашан». Куда я сейчас уже хочу пойти – банально купить еды, но не могу, потому что мне должны позвонить. И вот – чтобы не так остро ощущать голод, я пишу вам все это. Я могла бы не писать подробностей своей жизни, но тогда  - зачем вообще эту книгу писать. Там ведь все сплошь подробности. А вдруг я стану известным автором, и всех будут интересовать подробности моей приватной жизни. Что я ем на завтрак? Какие сигареты я курю? С кем я сплю? Какой пастой я чищу зубы? В каком магазине я покупаю продукты, и какие? Так вот – я хотела пойти в магазин Ашан, но пока я дождусь звонка, его, скорее всего закроют. И я пойду в магазин Перекресток, где все дорого, и никогда не бывает продавцов в отделе салатов. Тем более, мне недавно приснился сон про перекресток, но только не про магазин, и это совсем другая история.
Ах, да, у нас – театр. И мы продолжаем. А вот Мейерхольд читал лекции на рабфаке – про походно-полевой театр. И говорил, что декорации можно делать из всего – не с собой же носить. Все равно, у вас, уважаемые студенты рабфака, никогда не будет денег, поэтому учитесь – как из ничего сделать спектакль. И что в китайском театре – если хотели изобразить лес – выносили на сцену бумагу с надписью «лес», а когда кто-то умирал, его накрывали тряпкой. И он под этой тряпкой покидал сцену. Это я не сама читала, это я вам со слов авторитетных коллег рассказываю.
А вот сочинение Немировича-Данченко мне вчера с помойки принесли, вместе с книгами какого-то западного у-у-умного чувака под названиями «Думай и богатей» и «Думай и богатей – 6». Значит, есть еще и «Думай и богатей» 2, 3, 4 и пять. Вот я теперь думаю, но, что-то не богатеется мне пока. Пью холодный кофе – поочередно из двух чашек, и думаю. Встаю – думаю, иду – думаю, даже, когда сплю – думаю.
Так вот, Немировича кусок мне вчера аж вслух зачитали. Про то, как жила одна кафешантанная дива, вся такая роковая, мужики прям все это. Она вышла замуж за какого-то промышленника, он-то точно думал и богател, и разбогател так, что женился на кафешантанной диве. А она взяла его – и убила. За что ее отправили в дурку, по ее слова – связали саваном и отправили в склеп. Вот думай теперь, и богатей. А смысл был, кажется в другом. Она резала собственные картины и разбивала скульптуры – то есть убивала свои творения. И никто ничего. А как промышленника – так сразу в саван и в склеп. Вот Немирович-то Данченко недоумевает и недовольство выражает. А я вот выкинула своих рисунков на помойку – вот столько (тут следует жест, изображающий стопку бумаги толщиной сантиметров в пять). Обнуление. А вот черно-белые рисуночки стало жалко, те вот, пущенные молодыми музыкантами на автографы для девушек-группис. И не потому что я, или то есть Она или я, или кто-то еще, я уже там запуталась в персонажах и субличностях, а это еще только начало книги, да и книга ли это вообще, я уже всех скоро начну путать – но это пусть будет теперь концепт такой, и точка. Так вот, и не потому что он ДЕВКАМ свои автографы на рисунках делает (да, а лучше, чтоб мне только мне, и никаких девок, типа думал, ревнует она его так) И не потому,  что он девкам СВОИ АВТОГРАФЫ на ее рисунках делает (типа, развивается, наконец-то, растет, как музыкант, а ее жаба душит – не пущать). А потому что – он девкам свои автографы НА ЕЕ РИСУНКАХ делает. Больно. Когда рисовала – больно было. Почти как на собственной коже скальпелем выводить иероглифы. Чтобы не случилось чего плохого совсем. А тут эти молодые со своими, блять, автографами.
Отсюда мораль – с женщиной надо разговаривать. Иначе она душевно заболеет и умрет. Это Янка Дягилева сказала. И не так, как будто она в положении, или у нее случилась личная драма – елейно-елейно, чтобы не волновать лишний раз. А то бросится еще. С моста. С места в карьер. О, или – у нее театр. Узнаю я историю, с детства знакомую. Ма-а-аленькая сумасшедшая, ранимая девочка, она такая творческая, такая творческая, такая противоречивая, ай, какие у нее ручки мА-а-аленькие, и как она это ими играет.
Диалог.
Действующие лица: Он и Она. Она, допустим, болеет и лежит без движения.
 - Маленькая бедная больная девочка, как тебе плохо…
 - Принеси, пожалуйста, воды
 - Ах, да, мА-а-аленькая, сумасшедшая больная бедная творческая девочка
 - Воды, воды, пожалуйста, принеси
 - Воды? Ой, ты моя маленькая болезненная трепетная девочка
 - Пожалуйста, принеси воды
 - Воды? А зачем тебе – вода? Это мы, простые люди – пьем воду, а ты должна творить, развиваться, парить в восторгах и фантазиях, создавать свои гениальные шедевры, пребывать в состоянии творческого экстаза, говорить метафорами и глаголом жечь.
Занавес
А это – бонус, в качестве дополнения и прояснения (или окончательного затемнения) картины.
Would you like to make me happy?
В склепе еще теплых рук
Птице снился воздух,
Как всегда – снилась даль, пыль,
Горизонт белой завесой плыл…
И вдруг – пропал.

Would you like to make me happy?
А в ответ выплескивались в лицо
Веские доказательства всяких там чувств –
Живых и мертвых.
Стерты пальцы об клавиши инструмента,
И проценты капают: выдох-вдох…

Would you like to make me happy?
Степью горят волосы
От поднесенной не вовремя зажигалки…
Жалко, не увижу уже пожара,
Что ж, гори, гори, горизонт,
Лети, лепесток – на запад, на восток и на северо- юг.
Круг сломался и случайно впал в океан…
А вчера на станции «Теплый Стан»
Разливали вино…
Мне досталось 4 глотка –
Вероятно, за 4 удачных попытки
Использования метафор и шипящих афродизиаков
В нотном тексте.
Что же, тогда плесни еще!

Would you like to make me happy?
Сипела безголосая птица –
Feuer, bitte, Feuer… Es ist zu kalt…
В склепе все еще не отпускающих,
Еще теплых рук.
Es ist zu kalt…

Хотя, ей-то что. Она – жена сталкера. Она в детстве хотела быть летчиком и разведчиком. И дала в глаз тому, кто попытался ей в этом помешать. На это ушли все силы, и она не стала ни летчиком, ни разведчиком. Ни переводчиком с немецкого языка, как хотели ее родители. Зато она может сказать каждому, кого случайно вынесло на ее поверхность «es ist zu kalt»  -  и его унесет обратно в водоворот. А она будет всю жизнь сидеть на окне, и жечь свои дурацкие свечки. Feuer, bitte…

А магазин «Ашан» тем временем, уже закрыли. Видимо, я становлюсь более возвышенной, пока пишу эту книгу. А возвышенным писательницам есть не надо.

А Вы, тем временем - читаете образец женской битнической прозы начала 21 века. Про жену сталкера, ее многочисленные субличности и несубличности, картины,  театр,  нищий театр, космическую философию и магазин Ашан. Сейчас настал ключевой момент – когда следует рассказать какую-нибудь легенду.
У нее была бабушка. Между прочим, дочь священника. Это она, то есть не бабушка, бабушка 10 лет, как умерла, а она, главная героиня этого всего – случайно поняла по найденной в квартире матери – фотографии. Старая фотография, разумеется – черно-белая, люди с ТАКИМИ лицами, которых сейчас нет и не будет, начало 20 века, все-таки. Молодой человек в рясе и две барышни, а на обороте – надпись, бабушкиным почерком: «Папа, мама и тетя Анюта».
Диалог с матерью, разыгрывающей очередной приступ депрессии:
 - А что, мой прадедушка, правда, священником был?
- Да.
- А что с ним после революции произошло?
- Не знаю.
Так вот, бабушка рассказывала. Во время войны они жили в эвакуации, в маленьком селе в Поволжье. Письма с фронта туда не доходили, или доходили так редко, что за это время можно было несколько раз усомниться – живой или… Бабушка, впрочем, что я говорю – молодая красивая женщина, отправилась к знахарке. Знахарь, ведь он оттого и знахарь, что все знает. Так вот  - узнать хотела – жив ли ее муж. А то вестей с фронта – нет. А знахарка ей и говорит:
 - Не знаю, жив ли, нет ли. Но ты каждый вечер ставь свечку на окно – тогда точно вернется, живой и невредимый.
 - Так жив он, или нет?
 - Не знаю, делай как сказано.
Дедушка вернулся. Живой. Известно только, что он воевал в мотострелковых войсках. И, кажется, на передовой. Сработало!
Правда, под старость лет дедушка бросил сварливую бабушку и уехал к другой, на Выхино. А она – внучка его, героиня этого всего и жена сталкера, разумеется, эту тетку все детство ведьмой считала.

Монолог автора, или самораскрытие – 2.
Я вот все думаю, думаю, но, почему-то не богатею. И от этого – мигрень. Говорят, от мыслей она, от мыслей. А еще и от голода бывает. Когда думаешь, не замечаешь, поел ты или нет. Вот звонит мне моя замечательная мама и спрашивает: «Ты поела?» А я в ответ, как всегда – не помню. Еще бы – такому человеку, который даже не помнит, поел он или нет – можно доверять – квартиру, кошку, детей? Разумеется, нет, нет и нет. А я не считаю, что следует держать в уме только то – поел ты, или не поел. Подозрительно – начинаются мысли о еде. При пустом холодильнике – это еще более подозрительно. Магазин Ашан закрыт. Магазин Перекресток – дорогой и беспонтовый. Денег мало, потому что я думаю, но, видимо не о том, и поэтому не богатею. А лучше я вам ее сон расскажу, про перекресток, чтобы о еде не думать. Ведь говорят – сон – лучший обед.

Иногда она видит сны. И рассказывает их тем, кто просыпается рядом. При этом – слушают ее, или нет – не важно. Главное – процесс.
Ей снится храм. Священник велит ей сложить руки, вот так – одну на другую, ладонями вверх, и прикасается. Это – благословение. С тех пор ей нужно -  стоять на перекрестке дорог, и раздавать это благословение всем желающим. Что она и делает – руки -  одна на другой, ладонями вверх. А люди подходят, и черпают оттуда воду.

А еще ей приснилось, что кто-то обручился с нею – в одностороннем порядке. То есть у него есть кольцо, обручальное, почему-то с красной полоской посередине, а у нее – нет. И не потому, что у него есть какая-нибудь другая женщина с таким же кольцом,  а по какой-то другой, неизвестной ей причине. Причем во сне ее удивляет, даже не удивляет, а, скорее, просто бесит – почему это с ней  вообще кто-то обручился, и без ее на это ведома и согласия. А кольцо, что кольцо… Это – так…

Смертельно хочется поесть что-нибудь нормальное, на улице идет дождь, магазин далеко, время 0.40, под окном концентрируется пьянь, холодно и началась крапивница, видимо, от излишков табачного дыма. Невзирая на это все – пойду-ка я пройдусь. Как разведчик на задание. Я, кажется, уже написала близким людям. Все это?

Лирическое отступление, или три шага к освобождению. Приготовьтесь.
Она ничего не начинала самостоятельно. За исключением трех вещей. В 15 лет она поступила в музыкальное училище. Матери было все равно, она имитировала очередной приступ депрессии. Отца уже не было в живых. А бабушка до самой смерти не могла ей простить, что она поступила в какое-то ПТУ. Мать хотела держать все под контролем – для этого нужны были регулярные приступы нервных расстройств. Чтобы держать ее в тонусе. После смерти отца она решила держать под контролем все – проверять карманы, уроки, мысли. Карманы… Что она туда только не подкладывала – назло. Сигареты, презервативы, любовные записки, сатанинские кресты… Теперь уроки. Ей 14 лет, волосы, крашенные в несколько несочетающихся цветов, ультраминиюбка, лосины цвета вырвиглаз и платформы. Это существо, согнувшись в три погибели над тетрадью, делает в метро алгебру, геометрию, физику и химию разом. Почерк переученного левши-конформиста – ну ладно, надо правой, значит правой. Тогда пеняйте на себя! И вот мать, приходя с работы – проверяла оставленные тетради на предмет правильности выполнения домашних заданий. А почерк, почерк – ни черта не понятно. Бедная мать ругалась, заставляла переписывать, скандал, после переписанного – почерком переученного левши – опять скандал, и опять скандал. Уже по поводу внешнего вида. В гуманитарные дисциплины мать не влезала – не в ее компетенции. Равно, как и в занятия музыкой. Только за инструментом можно было чувствовать себя человеком. Тихо, ребенок заниматься сел! Играй пассажи и думай о своем. Она играла гаммы и арпеджио, на пюпитре стояла очередная бульварщина про секс и отношения. Все чисто! Очень унижали эти бесконечные проверки «технических предметов». Она не знала, как выпутаться, и решение пришло само. Музыкальное училище! Там, именно там, можно чувствовать себя нормально. На вопрос – что ты делаешь? Ответ – смотрю партитуру. Партитуру можно смотреть вечно. Особенно если она большая и многоэтажная. Иногда это даже интересно. А дай посмотреть? А вот – ноты, ноты, ноты, непонятные значки и ремарки, 4 строчки, 8 строчек, 12 строчек. Мама терялась… Она (не мама, разумеется, а дочь) играла гаммы и пассажи, а на пюпитре стояли уже другие книги. Сольфеджио, гармония, анализ музыкальной формы маму не интересовали, и та отправилась имитировать депрессию в психбольницу. Ура, ура и еще раз ура!
В 16 лет она крестилась. 27 августа. Дождь, она в легких белых туфельках на босу ногу. Перепутала автобус – и теперь – пешком. Одна. Мать имитировала свою любимую депрессию, и была далека от темы духовного роста своего чада. Бабушка одобрила. В тот же день она вдрызг разругалась по телефону с лучшей подругой, глядя на золоченый крестик в лучах осеннего солнца. Через 15 лет подруга окончательно сойдет с ума, работая в химлаборатории. Но – это уже другая история.
В 24 года – одиночный выход на стрит. Просто нужны деньги. Просто надоело слушать от матери – ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЗАРАБОТАТЬ ДЕНЬГИ, МЫ НЕ МОЖЕМ ЗАРАБОТАТЬ ДЕНЬГИ, МЫ НИКОГДА НЕ ЗАРАБАТЫВАЛИ ДЕНЬГИ. Метро Марксистская, флейта, пока 3 мелодии, нищенка, мучающая собаку до визга, ногиногиногиногиноги…
Второе, дополнительное высшее образование, полученное на деньги со стритов и переходов, оказалось бесполезным. Психологом она была плохим – категорически не хотела никого обманывать.
Музыкальное училище, крещение в православную веру и стрит. Хорошо живем!

Лирическое отступление про политику и секс.
Я пишу модную книгу. Там уже было – про театр, про космос, про субкультуру, про современное искусство. Осталось написать что-нибудь про политику и секс. Щаз высосем из пальца, благо, пальцев 10.
Вот я тут сходила на митинг в защиту Химкинского леса. Чтоб его не вырубили под скоростную трассу Москва-Питер. Да все равно его вырубят, должны же ведь массы ездить в командировки и по прочим разным другим поводам туда-сюда. Иначе наша великолепная офисная культура вообще зачахнет. Вот сидит офисный планктон в офисе, пьет кофе до охуения. Кто-нибудь пассионарный начинает пассионарничать – его сразу, оппаньки – и в командировку – куда-нибудь подальше, и денег ему, чтоб не возникал. Пусть проветривается, и везет какую-нибудь оч-чень важную бумажку, которую просто так передать – да вы что, важный документ. Все при деле, страна работает.
Так вот, митинг. Сижу я, пишу вот это, звонит друг и говорит – а не хочешь ли прогуляться. Я сначала давай капризничать – мол, боли-и-ит все, спа-а-ать хочу, пого-о-ода плохая. А потом – почему бы и не съездить? Книге нужен материал. И вот – из-под моего горячего пера – репортаж с горячей точки. Правда – событие само произошло почти неделю назад, но меня это не останавливает. Из-за моей, мягко говоря – неторопливости, мы опоздали на тот момент, когда туда еще пускали. Или интуиция сработала! Хотя, там, говорят, никого не били и ни в кого не стреляли. Неинтересно. Мы сели на парапет перехода метро, наблюдали за людьми в камуфляже, просто за людьми, говорили о жизни и курили мои тонкие сигареты. Обошли кругом. Увидели одного известного рок-певца, только коматозного какого-то – он должен был там выступать, но, видимо – передумал. И пошли на бульварчик – употреблять припасенную банку пива «Охота крепкая», говно редкостное. Дальнейшие наши действия, равно, как и предыдущие, к политике отношения не имеют.
А еще я ездила однажды подписывать петицию против постройки трассы на месте хиппитусовочного Утриша. Подписала. Вот так-то  - трасса наступает на тусовку. Мы встретили знакомых и пили красное вино в пьяном дворике на Арбате. Дальнейшие действия меня, равно, как и предыдущие, к политике дела не имеют.
И еще – какое-то время назад можно было ввести мою честную и редкую непроизносимую фамилию в поисковик, и на нее вылезала ссылка о том, что я, такая-то, подписала петицию за легалайз марихуаны и прочих. Ну, за легалайз, так за легалайз. Сейчас, почему-то, перестала эта ссылка вылезать. Может, там уже легализовали? А мне 300 лет, я выполз из тьмы.
Вот, про политику немного написала, с грехом пополам.
Теперь про секс.
В СССР секса нет.
Кто дает продукт вторичный – тот сексуется отлично.
Можете считать эту главу проекциями автора книги – да, это так и есть, это мои личные проекции, мои эротические фантазии. Возникающие от неправильного и несвоевременного вступления в близость и невыполнения, или выполнения супружеских долгов. Вот это все написанное – эротические фантазии, так и запишем. И еще – особо отъявленные фрейдюги и ловеласы могут поинтересоваться – а красивая она, или так? А есть ли у автора книги, то есть у ПИСАТЕЛЬНИЦЫ этой – любовник? Любовник, любовник… Да, - отвечаю я, открываю шкаф – а там – скелет. И вот я, известный автор-прозаик, сижу на своей прозаической кухне, пью кофе, курю свою тонкую сигарету – а под дверью – толпа поклонников с цветами и презервативами – с целью спасти меня от женского одиночества и недостаточности интимных переживаний. А-а-а-а!!!!!
Ловеласы-фрейдюги и психологи – фрейдисты – welcome! Именно здесь вам будет интересно, дальше можете не читать. Хотя – может быть, я переквалифицируюсь на написание женской эротической битнической прозы. Я не знаю, чем закончится эта книга!
А пока объясню вам значение слова фрейдизм, фрейдюга и фрейдить.
Заниматься фрейдизмом или фрейдить – то же самое, что заниматься сексом. Как правило – носит негативные коннотации.
Допустим, диалог:
 - А где Вася (Петя, Саша)?
- Он куда-то фрейдить пошел.
Как правило, так говорят, когда хотят подчеркнуть наличие беспорядочных связей, или постоянно повторяющееся разражающее действие.
Диалог-2
 - почему мне нельзя пойти спать в эту палатку?
- потому что там фрейдизм происходит
Тоже негативная коннотация – спать-то надо, а негде.
Диалог-3.
Разговаривают 2 артистки, обсуждая фотографа и его продукцию.
 - Он опять поставил мою жопу в центр кадра.
- И мою… У, фрейдюга!

Объявление со сцены на музыкальном фестивале.
Клавишник группы Х во время фрейдизма на нейтральной территории потерял штаны и ботинки.

Антонимом к прилагательному «фрейдичный» является прилагательное «платоничный». Во время одного перформанса я играла смерть. Я ходила в балахоне  и «вмазывала» всех желающих зрителей огро-о-омным бутафорским шприцом. В кульминационный момент я должна была уронить главного героя – аккуратно, сесть на него – было 2 варианта – фрейдично, или платонично, и вмазать. Какой вариант выбрала я  - не помню, но играть смерть больше меня не приглашали.

Вот, например, сейчас, во время написания этого всего, у меня отогнулась пола домашнего халата-кимоно, обнажив мои в меру тощие конечности. Фрейдично это, или платонично. С точки зрения общественной морали – это платонично, потому что нет объекта для фрейдизма, но если бы даже он и был – это тоже платонично, уже с точки зрения меня. Потому что в этот момент мой мозг был занят не объектом, а мыслью – не сходить ли мне покурить?

Пожалуй, про секс и политику на сегодня хватит.

У каждого человека есть личная мифология. Допустим, набор примет, в которые он верит. Определенный типаж, в который он влюбляется. Произведения, которые ему нравятся и откликаются в нем. Любимые цвета, блюда, одежда, запахи. Попадает, допустим, типаж в типаж, да и пронзает их стрела Амура, оппаньки, и все довольны и счастливы. Ты любишь печенье, и я люблю печенье – ура! Ты любишь Модильяни, и я, я тоже – люблю Модильяни. Какое счастье! Вот это и называется перехлест личной мифологии в широком смысле. А в узком…
Она пишет стихи. И песни. Некоторые даже их поют. Там, то есть в песнях есть много чего – ангелы, куклы, серые дома, снег под ногами, ниточки, точки, мосты, горизонт, огни всех мастей. И тени еще, тени. Половодье, время без конца. Сколько хочешь, все бери. Эй, кто еще пишет про то же самое? Есть в этом городе кто-то живой?
Иногда она играет – слово за слово, песня за песню.
Еще одна романтическая история, как в книжках про хиппи пишут, и мизансцена та же.
Крым, вечер. Вечер вызывания мертвых авторов. Это она потом поняла, но поздно было уже обратно. Голос изменился. Вспомнила все известные песни мертвых, цепляя их одну за другую. Думала – туда же и свои, но – пространство не пустило, как принято говорить у эзотериков. Она еще жива.
Крым. Следующий вечер, уже нормальный. От мистики всех уже отпустило, и они просто поют. Он цепляет свою песню за ее. Интере-е-есно…И так по очереди. И так до рассвета. Строчка в строчку. От ума – до ума. Из уст – в уста. Вопрос-ответ. Коннект? Утро, море, глаза в глаза… Ну а что тут еще напишешь, если так и было. Ну да, банально, это ведь – женская битническая проза с пешим эротическим уклоном, почти дамский роман.
 - Надо что-нибудь тебе на память подарить…
 - А что?
 -  Вот колокольчик. Можешь меня им вызывать. Когда станет совсем плохо. Или просто так.
Затемнение.
Следующий день.
Утро, море. Она пишет стихи, кажется, не свои. Строчки ломаются, бьются, слова отражаются друг от друга и разваливаются на куски. Слишком похоже на него? А… колоко-о-ольчик! Ну-ка, проэкспериментируем… Голос из-за плеча:
 - Что, с самого утра уже пишешь?
 Пауза, она медленно оборачивается
 - Что, хочешь сказать, это работает?
 - Что – работает?
 - ну что, что… Я в колокольчик позвонила.
Затемнение.

хочу сойти с ума
чувствовать чтоб дома,
звон разбитого трезвяка
как ползет по щеке рука
как руки прячутся в рукава
как тонет в омуте голова
как тянет в воздухе стрекоза
как тают, тают, тают глаза
колюще-режущие
зовущие, завидущие...
кающиеся, оттаивающие, отдающие,
мои?
нет, мои - карие!
карие...карие...карие
карою играю пожаром
заверяю затмением
не умею умом понимать
с ума хочу
сойти
сама...сама...сама...
слепая хочу идти
на ощупь, наугад
переводить туда и назад
всех кающихся,
оттаивающих...
руки загребущие распускаю...
отпускает... отпускает...отпускает...
меж пальцев выскальзывает
веревка
сколь веревочке не виться
дома не сидится
не велят напиться
провалиться
не велят за речку
девице
в темнице - ума
с ума хочу сойти, снизойти
выйти из Образа
образА - снять
крест долой, да с поезда - в лес
рельсы сходятся
в точке золотого сечения
станцией назначения
предназначения, окончательности...
помолчать? - Э, нет, не получится
Я с ума схожу, видишь?
Здесь сижу, итог подвожу,
Всех подвожу, кому обещано
трещина пущена
от ума до ума
из уст в уста
вдохом - выдохом
входом-выходом
А внутри - ти-и-ихо так
тихо
не входить
съемка
сход-развал-обвал-гололед
отпадет, отойдет, изыдет
Не выйдет?
не выжить выжившим из ума
Выжавшим из ума всё, что можно.
Остались ошметки, Сарра
пустая стеклотара
С.А. - Советская Армия
Р-РА - солнышко красное
Носи красное – на виду будешь,
наверху будешь
и смертушка тебя обойдет - не заметит...


Зима. Вечер в четырех стенах холодного дома. Холодильник давно пуст и чист, как душа праведника. Температура на улице примерно -20, у нее – примерно +38. Или того больше. Собрав остатки сил – в магазин. Больному человеку надо есть, это здоровому – так. А деньги? Открывает шкатулку, там еще чуть-чуть оставалось. Частное преподавание, так его разтак, свобода, блин. Если заболел – сам дурак, сиди без денег. Ну, может быть – есть чуть-чуть? Триста рублей, а под ними колокольчик… Крым, Крым, утро, вечер! Позвонить? Тоненький серебряный голос дешевого колокольчика от донки. Слезы, одна, другая, навзрыд…
На следующий день  - письмо. Сработало? Только не сразу, из-за расстояния и непогоды.
Привет! Как жизнь… прочел стихи… боль…отчаяние…зима…
Привет! Да вот болею – никак не околею)))
Сработало? Значит, так бывает?
Занавес.

Про автобиографическую прозу и неосторожное использование псевдонимов. Один мой друг написал книгу. И все герои там были с настоящими именами. И я там был, мед-пиво пил, по усам текло… Да, меня-то там красивой и романтической героиней он изобразил. Только немножко какой-то глупой и недоразвитой (в смысле не умственно, а сюжетная линия недостаточно развита), но – это издержки, по неопытности и из-за избытка экзальтации. А вот про подругу мою автор этот написал, что она на него свой ****ский глаз положила. И вот она мне звонит и жалуется – а что-о-о он это так? Почему-у-у у меня глаз ****ский? Ну я ей объяснила, что он – псих и художник. А она опять обижается – еще больше. Я ему сказала об этом, и еще приплюсовала то, что он у нее из кармана выпросил пять тысяч денег – деревенскому мальчику на велосипед. Сказала, что он обнаглел совсем, охуел, и вообще ругалась. Так он исправил – написал, что у нее два глаза, один – ****ский, а другой обычный. А она все равно обижается. И за велосипед еще. Пра-а-ально, я бы тоже обиделась.
Поэтому обойдусь я, пожалуй, без имен, фамилий и прочих опознавательных символов.

Станция Кузнецкий Мост, Москва. Перформер -1 ждет перформеров 2 и 3. Перформер 3 завис на выставке «100 лет перформанса», а перформер-2 опаздывал просто так, может быть - перформировал или занимался подготовкой и разбором перформанса. Тем временем – перформеру-1 звонит перформер-4.
Фрагмент разговора, записанный на скрытую камеру:
 - Да ты передай ему, что он вообще – охуел.
- Не выражайся – ты в храме.
- А зачем ты меня, вообще, в храм внес без моего на то ведома?
Вот примерно так.

Еще одна романтическая история. Или ее кода.
Так вот. Она покрасила свои едва отросшие волосы в желто-паркетный цвет. А он сказал, что больше ее не любит. И ушел навсегда, как в кино, забрав бритвенный станок и зубную щеточку. Как истинный битник с постмодернистским сознанием, хотя – нахрена битнику – зубная щетка. А уж тем более бритвенный станок. Остальную кучу своего барахла он заберет только через три месяца, после множества весьма непрозрачных  намеков с ее стороны. Приедет с рюкзаком – чтобы уже все увезти, потому что иначе -  оставленное отправится на помойку. А в то же самое время – другой человек привезет ей сумку со своим уже барахлом – постирать в машинке. Он (в смысле, кто за вещами приехал) подумает, что у них роман и долгая счастливая жизнь. А там просто воду отключили, а машинки нет.
А она? Тогда она решила подмести 3 раза пол, чтобы он больше не возвращался. Со всем своим постмодернистским сознанием. И выкинула вон один комплект постельного белья – как после покойника. Все женщины – немножко ведьмы. Она читала заклинание, сбивчиво, запинаясь, по памяти. Чтобы не случилось чего.
В изумрудну комнату, в пустоту не войду
Не запру зелены замочки-щелочки
За щекой пятаком меня ждет зима
За рекой босиком -  красно лето.
Кружит, вьюжится, догорает моя зима,
Сушит суженый мой сети-волосы,
Ищет суженый мою тень во сне
Да ее там нет.
Нет ее ни во сне, ни в огне ни даже на дне
Колодца темного с зеленым замком,
Нет ее в изумрудной комнате-пустоте,
Нет ее нигде.
Ты лети, моя птица слепая синяя
Пяться пятым днем, рассыпься замком.
Пропади пятном, горлом высохшим, да воды глотком.
Отпетым летом, за рекой босиком
Тень моя прячется.
Да выйдет зимой стужа, пятак да ключ.
Сушит суженый мой сети-волосы,
Сушит суженый мой крылья по ветру,
Держит суженый мой уж пятый замок в руке,
Но пути все нет.
Отпетым летом, за рекой босиком
Тень моя прячется.
Да выйдет зимой стужа, пятак да ключ.
В изумрудну комнату, в пустоту
Путь падет с петель.
Тень подует на зелены замки,
Сбудутся, сходятся кольцом
Белы сны.
Слово мое крепко.

Прошло 10 часов. За это время она разучилась танцевать и научилась снова, заняла у подруги 150 рублей, сходила на выставку художника Дейнеки и 1 раз вылезла в Интернет. А там – сообщение. Внимание! Далее под местоимением «он» будет фигурировать совсем другой человек. Мы же решили не использовать имен, чтобы никто не обижался. (Примечание автора)
Так вот, сообщение. Без знаков препинания
-  только что тебя вспомнил легка на помине. Во сколько проснешься и дома ли
 Ему надо 4 портрета – для сессии. Сказал, что приедет к 9 утра. Рисовать. И охота в такую рань.
А дальше разворачивается самое интересное. Она боится темноты. То есть не какой-то абстрактной темноты, а темноты в собственной квартире. Особенно, когда она там – одна. Она решила оставить свет в коридоре, так, для эффекта присутствия. А потом – уже ложась спать – передумала. Я никого не жду. Звонкий щелчок выключателя.
 - Так во сколько ты вчера свет выключила?
- Примерно в 12 ночи, а что?
- Так я хотел вообще - вчера приехать, а в 12 – как отпустило.
Сработало? Только в его зоне все время что-то глючит, и на поверхность выносит…
Четыре ее портрета, формата, кажется, А2, на крышке потрепанного жизнью фортепиано. Она хотела было их убрать – что за культ личности! Да что-то без них скучно…

Чтобы разбавить романтическую атмосферу повествования, приведем диалог. Действующие лица – 2 человека, один из Питера, а другой приехал к нему из Москвы. Оба имеют прямое отношение к современному искусству, пол и возраст значения не имеет. Мизансцена: питерская кухня, вентилятор, жара примерно плюс 40.
 - Там, в Манеже, приедут финны, шведы, французы, англичане, негры, крокодилы, бегемоты, обезьяны, кашалоты, будут давать перформансы, сникерсы, памперсы, реверансы, вход почти бесплатный, только сегодня, вообще к нам в Москву за такие деньги никто никогда не приезжает, еще друзья, может быть, вообще бесплатно впишут…
 - Сегодня? прямо сейчас? Куда-то ехать? Да пошли они в жопу со своей перфорацией! в такую жару…

А потом мы удивляемся, почему в Питере на наши концерты никто не ходит.
Поэтому я буду лучше сидеть дома и писать женскую битническую прозу с пешим эротическим уклоном и романтическими интермедиями. А потом уеду в Питер и останусь там навсегда.

А вот теперь немного психологии. Это ведь модная книга, там должно быть все. Эклектика рулит! Вот кому на Руси жить хорошо – экстравертам или интровертам?

сидит себе интроверт дома, черпает из себя всю информацию, пишет что-то или рисует. Доволен и счастлив. Необходимый реквизит и декорации для этого: комната, куда никто не заходит, компьютер с выходом в Интернет, а если этого нет, или есть – но хочется по-простому - бумага, ручка, принадлежности для рисования, несколько музыкальных инструментов, книги, деньги и еда. Сидит себе интроверт и творит. Ну это мы берем нормальную прослойку населения, не обывательский питомник. У них другие проблемы – алкоголизация, социализация и самоактуализация. Но вот – наступает тяжелое время, когда кончаются – еда, деньги, рисовальные принадлежности, бумага, ручки. Книги все прочитаны, музыкальные инструменты – проданы. А компьютер сожрал неизвестный науке вирус. Интроверт выходит в люди, и тут начинается самое интересное. Большое количество и бОльшая часть людей его раздражает, коммуникация с нужными людьми затруднена, да и как понять – нужный это человек, или нет? Интроверт впадает в депрессию и опять сидит дома, уже без ничего. Находчивый интроверт садится в лотос, медитирует – а что остается делать, когда ничего нет, и впадает в состояние саммадхи. Приходят злостные люди, представители обывательского питомника, конечно же – и его выселяют. А он, по их понятиям – сходит с ума. И идет по дорогам. Как у Хармса.

Экстраверт. Какой он замечательный, душа любой компании, все-то он умеет и знает. А как рассказывает – забываешь все, и только слушать, слушать. Ему, ему – достаются красивые девушки (или мужчины – сейчас меня обвинят в шовинизме  за фразу «ему… и девушки», уважаемые феминистки – или мужчины, говорю), престижная работа, хорошие деньги. У него складывается семья – жена (или муж), дети, квартира. Но, допустим – если экстраверт – мужчина, его жена устает от постоянных спектаклей дома и везде, где бы он ни находился. От постоянного вранья и хвастовства. Дескать, все-то я умею, все-то знаю, а на деле – сраного гвоздя дома не вбил, а деньги все свои большие на друзей потратил – надо же, чтобы зрители были ему. Уходит жена, и детей забирает. Остается он один в квартире, заходят алкоголики-зрители его моноспектаклей, сладку водочку пьют-попивают, потом приходят злостные люди – представителя обывательского питомника, его выселяют. И он сходит с ума. И идет по дорогам. Опять же – как у Хармса.

Забыли, уважаемые феминистки, на повестке дня -  женщина-экстраверт. Карьера, куча поклонников, потом  - самого перспективного, или наоборот – самого урода, чтобы было кого винить во всем, если что – на создание семьи. Дети, если надо. А если не надо – у нас прогрессивная семья, чайлд-фри. Меняется, как перчатки, работа – надоедают сослуживцам моноспектакли и эскапады, и ей становится неинтересно – реакции-то нет. Несколько скоропостижных браков, или один – но тако-о-ой, что… А потом – климакс и старость. Мужья повымирали от нервных перегрузок. Поклонники переженились. Дети послали на три буквы домашний театр, и устраивают свой. Она сидит дома, без конца вызывает врачей, социальных работников, ложится в больницы или ходит к соседям – и устраивает моноспектакли там. Всем надоедает, реакции нет. Она, всеми покинутая, сидит и плачет. За самосожалением забывает вносить квартплату, приходят злостные люди и ее выселяют. Она сходит с ума, и идет по дорогам. Как у Хармса.

Ой, уважаемые феминистки, забыли мы про путь женщины-интроверта написать. У нее все то же самое примерно. Только она ведь – умню-ю-ющая. У нее всегда есть любовник, или друг, любящий ее безмерно, который в случае грани фола – приедет и сделает всё-ё-ё. Или подруга. Которая за то, что та ее все время слушает-слушает – глядишь, и денежек подкинет. Пока не сошла с ума и не пошла по дорогам. А если та сойдет с ума – другая заведется, и тоже денежек подкинет. За то, что та ее слушает-слушает. И не перебивает. А она, женщина интроверт, все равно – сойдет с ума и пойдет по дорогам. Просто так, на всякий случай… хватит уже дома-то сидеть.

Вообще, как в еврейском анекдоте получается:
- Спи, Сарочка, всем щас плохо.

Я вот, кажется, женщина-интроверт. Сижу дома, пишу и жду, пока приедет кто-нибудь и сделает мне всё-ё-ё. Или денежек подкинет. А пока пишу - холодильник размораживаю, а то там – Арктика, бля, мерзлота вечная. Вот размерзнется – и устроит соседям – потоп вселенский. Придут они ко мне орать, захотят выселить, а я к тому времени стану известной писательницей, автором 10000 бестселлеров. И скажу я им:
 - Пошли вы на ***.
А пока – у меня закончился стиральный порошок и туалетная бумага. А дверь в свою квартиру я залила монтажной пеной и краской из граффити-баллона. Открыть ее теперь никак, остается только писать, носить грязные шмотки и не ходить в туалет. Это же битническая проза, а битники, как панки – не подтираются, и как Митьки – ходят в говнище. Антуражненько. Зато у меня будет теперь арт-дверь.

Чуть не забыла. Она…
Ее мать инсценирует депрессию месяца три. На улице адская жара. Такого лето не было еще никогда, на ее памяти точно, точно –лет тридцать. Горят торфяники, женщины носят марлевые повязки – чтобы дым не просачивался. Всем надеть намордники и радоваться? Мать легла в очередную больницу. 70 лет, микроинсульт. В молодости мать была похожа на Мирей Матье. И пела ничуть не хуже. Отец на ней поэтому и женился.
До свадьбы:
 - Смотрите, я вам соловья привез.
После свадьбы:
 - Ну-у-у, опять заскрипела.
Мирей Матье. Мать ее.

Мать хочет быть молодой и здоровой, но ей 70 лет и у нее микроинсульт. Она просит дочь завесить зеркала. Так все, кто мог – умерли давно! А просто так зеркала не завешивают.
Ей на гастроли. Почти на месяц. Она не может  это бросить. «Я не могу оставить эскадрон» Как у Булгакова, офицер в красной короне. Мать инсценирует приступ депрессии. Она – пешком из больницы к метро «Проспект Вернадского». Нет сил ждать автобуса, нет сил ждать. Если ты сейчас сойдешь с ума – у тебя никого нет. Если ты сейчас сойдешь с ума. Если ты сейчас… Билет в Петербург, дорога, рассыпающаяся строчками и волнами. Если ты сейчас сойдешь с ума…
Молоденькая медсестра или уже врач назидательно, приняв ее за девочку,  говорит:
 - Если у вас больше нет родственников, Вы ДОЛЖНЫ быть рядом с матерью и сопровождать ее на терапию. Без ТЕРАПИИ ей нельзя.
 - Так у меня же гастроли. Почти месяц. В разных местах.
 - Тогда попросите кого-нибудь. Соседей?
 - У меня нет -  соседей)) (Я один в мире.)
Ей хотелось сказать-  послушайте, если бы у вас заболела мать, и у вас не было родственников – стали бы Вы с ней сидеть, уважаемая молодая и симпатичная? Бросили бы Вы свою замечательную должность врача? Полученную в столь юном возрасте. Крошечка карьерочку делает. Нет, конечно)) абсурд.

Гастроли – это не работа. Там нет трудовой книжки, не идет стаж и не будет пенсии.

Метро. Новокузнецкая- Водный стадион. Она телепатирует, пульс, морзянка: «Пойми, что со мной случилась беда. Пойми…» мысль – зачем телепатировать. Если можно просто позвонить. Из метро?
 - Я тебя слушаю.
 - Понимаешь, мне не к кому больше обратиться… Алло?
 - Я тебя слушаю.
 - Маму в больницу положили, надо водить на терапию, у меня гастроли
 - Понял. Сейчас приеду.
Гастроли. Больница, другая больница, третья. Бесконечные телефонные звонки.
 - У меня та-акие бо-о-оли…
Гастроли. Добрая женщина из секты Свидетелей Иеговы сдала ее мать в психбольницу. Она собирается в этот момент на гастроли и прощается с друзьями.
Голос совести:
 - Ма-а-ать в психбольнице, а она с мужика-а-ами сидит.
И камера, мотор, панорама пошла)))
Она зачем-то берет его за руку,  он резко выдергивает руку из ее ладони, отдает фотоаппарат и еще что-то, быстро крестит ее и растворяется. Она сидит на железной изгороди, курит мерзкую «Яву» и провожает закат.
Его друг догоняет ее – что он? Куда? Что – он тебя бросил?
Ну а что тут ответишь ему? Нет, просто сижу, закат смотрю, и курю это говно.
И целый час ей пришлось слушать про то, какой он хороший и замечательный.

Электричка. Со стороны примерно так: девушка с измененным тихой истерикой лицом, пытается перекричать стук колес:
 - Алло… мне очень плохо… мне нужно сейчас с Вами встретиться…
(это привычка – в истерических и сложных состояниях переходить со всеми на Вы)
 - Ты где?
 - Я не знаю.
 - выходи на станции Москва – Товарная - Курская и жди.
Она переспрашивает – Москва – Товарная? Курская? Ждать?
Каким-то образом удалось выйти на нужной остановке. Сигарета, еще одна, полуобморок – кажется, с утра не ела. Еще какой-то мужик с развалившимся телефоном – де-е-евушка, у вас такие нежные ручки, может быть, Вы мне телефон почините. Она трясущимися ледяными руками пробует собрать непослушный телефон.
 - Не получается. Угостите меня, пожалуйста, сигаретой.
Через 15 минут мужик починит свой телефон и подойдет к ней доложить об этом. Она попросит еще одну сигарету и скажет, что ждет не электричку, а человека.
Спать. Сквозь сон – шаги. Дождалась.
 - Мне надо срочно поесть, а то, кажется, сейчас в обморок.
 - Но… у меня вообще ничего сейчас нет… ни копейки…
 - Ничего, мне родители в 2000 году коммунизм обещали. Все бесплатно.
Сникерс, газировка, метро, нужен хлеб, домой. По дороге она стреляет сигареты у каких-то криминальных элементов. Они, видимо, приняв ее за ребенка и не обозначив ее для себя, как объект ухаживаний – предложили полпачки. Она взяла только 4 – мне много нельзя.
Дома – все 4 сигареты пополам. Последняя оказалась волшебной.
Только строчки сквозь прицел,
Что напели – пополам.
Только время без конца –
Сколько хочешь – всё бери…

Ее православные друзья, рьяно настроенные против сектантов, особенно – против церкви свидетелей Иеговы, настращали, что мать в порыве безумия – уже подписала секте дарственную на квартиру – своим каллиграфическим почерком. И нужно писать заявление в регистрационную палату, президенту, в прокуратуру. Может быть еще кому-нибудь написать? Богу, например. И она пишет заявление в прокуратуру.

Шапка:
В прокуратуру.
От гр-ки такой-то и инициалы.

Заявление.
Ввиду того, что моя мать, гр-ка такая-то, сошла с ума и прибывает в этом состоянии уже больше 20 лет, что дало мне, гр-ке такой-то, великолепную возможность и свободу поступить в музыкальное училище, креститься в православие и выйти на стрит, настоятельно прошу:

1. Прекратить все сделки – существующие и несуществующие, касающиеся квартиры моей безумной матери, гражданки такой-то, касающиеся квартиры меня, находящейся еще пока в здравом уме, и касающиеся квартиры пока еще неизвестной писательницы, пишущей про нас и это все свою книгу.

2. Также прошу прекратить все сделки с совестью, счеты с жизнью, правды и кривды, троицы, мельницы, пятницы и понедельники, запретить продавцам обсчитывать маленьких детей, запретить авангард, анашу, открыть клуб «Форпост» и обязать старшую по 2 подъезду дома 29 корпус 1 выдать мне, гражданке такой-то столько ключей от домофона, чтобы из них можно было сделать инсталляцию до небес.


3. Самое главное. Выселить из моего дома 29 корпус 1 всех мудаков и алкоголиков, которые пытаются проверять у нас вены, одежду и мысли, орут под окнами всякий спам и выкидывают друг друга из окон, и поселить вместо них художников, музыкантов, поэтов, писателей и философов. Ну на худой конец – хореографов. Пусть танцуют на лестницах. Хотя, нет, хореографов не надо. Одна моя знакомая хореограф во время скандала с мужем – сделала ему батман – ногой в ухо. Так что – хореографов не надо. Или надо с них взять подписку перед вселением, что они не будут делать батманы в ухо собеседнику.

За сим кланяюсь, и остаюсь Ваша гр-ка такая-то. И передайте большой привет всем вашим маме и папе, братикам и сестричкам, тетушке Саре и дяде Иакову, если они еще живы. И еще – хочу сказать, что пионерлагерь «Радуга» от Вашей прокуратуры, в котором я была в глубоком несознательном детстве – плохой. О чем я, не стесняясь, заявляю, и поэтому прошу его тоже закрыть. Равно, как и другие детские лагеря и учебные заведения. Потому что именно там вырастают гопники, которые селятся в наш замечательный дом 29 корпус 1, и мешают нам всем жить полноценной творческой жизнью.
Сегодняшнее число и подпись.

Диалог.
Действующие лица:
Безумная мать.
Она.

Безумная мать говорит:
 - Я хочу умереть! (максимально драматично)
- Умри (нейтрально)
- Я хочу повеситься! (еще более максимально драматично)
 - Повесься (еще более нейтрально)
 - Я хочу отравиться! (еще более максимально драматично)
 - Отравись (еще более нейтрально)
 - Я хочу выброситься из окна! (драматично, со слезами в голосе и ломая руки)
 - Вот окно (совсем нейтрально)
 - А ты за квартиру заплатила? (обычно)
Занавес.

Арктический лед моего холодильника тает и весело капает прямо на пол. Доброй ночи, уважаемые соседи! Арт-дверь высохла, и я теперь свободна, могу идти, куда хочу. Хоть за туалетной бумагой, хоть за синей птицей, за синей бородой или горячей пиццей. Уже не важно. У нас ведь театр – абсурда. Она – в положении, в положении жены сталкера. Есть ведь жена дипломата, или жена офицера. Может, самого дипломата и нет, и офицера тоже, а жена вот есть. Многие девочки хотят быть актрисами или певицами, немногие – летчиками или разведчиками. А есть такие, которые хотят стать женами дипломатов. Чем это чревато, им пока неизвестно, вдруг попадется тако-о-ой дипломат, что лучше уж быть актриссовй, летчиком или разведчиком. Одна моя знакомая дама – бабушка моего приятеля, рассказывала мне про свою жизнь. И про пальто. Говорит – нельзя мне такое пальто носить – я ведь жена офицера. А мужа давно уже в живых нет. Вот так и сталкер.  Так что, вообще, нельзя ей такое пальто, такую жизнь и такую смерть.

Про Орфея и Эвридику.
Все музыканты знают литературные произведения по операм. Кто написал Фауста? Филолог скажет – Гете, а музыкант, обычно, скажет – Гуно. Или ничего не скажет, потому что всю жизнь фуги Баха, сонаты Бетховена да этюды Шопена дрочил. Хорошо, хоть если Шопена, а то и Черни в обработке Гермера. Для немузыкантов поясню. В музыкальных школах, а потом и в училищах есть такое мероприятие, как технический зачет. Где ты должен играть гаммы, аккорды и арпеджио – нужными пальцами, а преподы смотрят. Или делают вид, что смотрят. И еще надо, под занавес, сыграть этюд, а то и два. Кто поумнее, тому нормальные этюды дают играть. А кто ленивый или талантом не вышел – так всю жизнь и играют по сборничку Черни его замечательные этюды. Впрочем, там есть один, ля-минор, и еще, кажется соль-минор, на котором я даже левую руку переиграла в свое время. Там хоть му-у-узыка есть.
Я вот это к чему. Как нормальный музыкант – знаю бессмертную античную трагедию сию – по опере. Арии Орфея написаны для меццо-сопрано. Тетки поют за Орфея. И за Эвридику – только, сопрано, кажется. Это можно у музыковедов уточнить И фурии поют грозно: «Кто здесь блуждающий, страха не знающий». Это так, лирика. А я вот что хотела сказать. Что Эвридика в результате – пала жертвой мужского идиотизма и созависимости. Ну что Орфей, как Фома неверующий – ему в аду ясно сказали – отдадим твою кралю. Даже фурии, и те сжалились над ним. Только ПОВЕРИТЬ чувак должен был, что выйдет она за ним из царства тьмы. А он – обманул доверие темных сил, а они ее-то, Эвридику, и оппаньки. И сам не при чем остался, и девушку подвел.

Однажды она болела очень. И вот тогда ей приснилось, что лежит она, а он над ней молитвы читает. Наутро проснулась – вроде, получше стало. Сработало? Или – как Орфей?
Ну это еще что. Ей и не такое снилось. Вот например – сон это был, или не совсем сон. Но видела она вот что. Площадь, вокруг серый-серый средневековый, по всей видимости, город. Перед площадью толпа народа. Ни звука. Читают приговор. Ее,  красавицу-ведьму - сжечь. Волосы огненно-рыжие, под цвет пламени, загораются первыми. В толпе – юноша, который, видимо, хотел спасти ее. Но – уже поздно. Волосы загорелись первыми. Сразу после этого – еще одна казнь. Теперь она разбойник. Слипшиеся от крови волосы и борода. Четвертование. Даже во сне, через сон – больно. Тоже площадь и толпа народа. На этот раз народ радостно кричит. Сквозь толпу – взгляд. Тот же юноша. Он хотел спасти – но уже было поздно. Потом  она была летчицей, лет 30, которую выбрасывают из самолета, якобы, с парашютом. Только парашют не раскрывается. Там тоже был кто-то, кто хотел предупредить, спасти. Но, как обычно – уже поздно. Еще была какая-то смерть. А потом еще. На этот раз она – маленькая девочка, которую выносят на руках из окно и выбрасывают с огромной высоты.
Насмерть перепугавшись, и окончательно от этого проснувшись, она разбудила человека, спящего рядом. Она на момент действия, по сценарию была в него влюблена. И естественно подумала, что ей его Бог послал. Чтобы спасти ее – на этот раз вовремя. И вот она его будит.
 - Мне страшно, мне только что 4 моих смерти приснились. Я теперь спать нормально не могу.
 - Ты чем закинулась?
- Да ничем, в том то и дело. Если бы закинулась – то понятно хоть было бы, из-за чего. А сейчас вообще – спать страшно.
 - Везет человеку – ничего не принимала, а такие сны интересные.
На следующий день он сожрал весь имеющийся в доме темпалгин, закусил еще советским димедролом и запил все это сиропчиком от кашля. И ему не приснилось ничего. Какая незадача!

Вставной эпизод – из жизни перформеров. Перформеры 1,2 и три присутствуют на лекции перформера 4. Перформер 1 конспектирует, перформер 2 просто сидит и, видимо, думает, перформер 3 ярковыраженно спит. Перформер 2 толкает плечом перформера 3 – смотри, там антивеганский перформанс показывают. На сцене – убийство рыбы и кро-о-овь. Перформер 3 в ужасе просыпается и засыпает снова.
Занавес.

Перформанс о взаимоотношениях мужчины и женщины.
Участники: актеры, мужчина и женщина.
Мизансцена: произвольная
Костюмы: повседневные.
Диалог:
 - Ты – алкоголик.
 - Я- алкоголик.
Произносится 10 раз с разными интонациями и жестами.
 - Все из-за тебя
- Все из-за меня.
Произносится 10 раз с разными интонациями и жестами.
- Ты мне жизнь испортил.
 - Я тебе жизнь испортил.
Произносится 10 раз с разными интонациями и жестами.
 - Ты меня неделю назад 2 раза до дурдома довел.
- Я тебя неделю назад 2 раза до дурдома довел.
Произносится 10 раз с разными интонациями и жестами.
- Это  - репетиция семейной жизни.
- Это – репетиция семейной жизни.
Произносится 10 раз с разными интонациями и жестами.
Занавес.

Она – дочь певицы, в молодости похожей на Мирей Матье, а сейчас - уже 20 лет инсценирующей депрессию. И стрелка-радиста, который еще в молодости понял, что война закончилась, и ушел покорять горы, в какой-то момент – навсегда. И правнучка священника. Видимо, поэтому, ее бабушка и дедушка – сразу после свадьбы, не дожидаясь черного воронка, сами уехали на Колыму. Там родилась ее мать – певица, Мирей Матье, инсценирующая депрессию.
За 3333333333 (опять зависла цифра 3) года она поменяла бессчетное количество мест работы, 2 места постоянного жительства, лишилась двоих близких родственников, приобрела привычку засыпать в любом месте в любое время,  получила 2 высших образования и остригла насовсем свои длинные трехцветные волосы.
Внешняя сторона ее личной жизни выглядит так. Первая и единственная женщина непризнанного таланта. Он выводил первую букву ее имени на титульном листе своих рукописей, и плакал у нее на плече в случае провала… Жена заместителя директора какой-то фирмы. Он писал ей стихи, а она сопровождала его на официальных церемониях… Призрачная мечта бездарного басиста. Он считал ее своей девушкой, писал ей письма с орфографическими ошибками в каждом слове и ревновал ее к каждому прохожему… Girl-friend невзрачного хиппового мальчика, ставшего психоделическим гуру. Он в первый раз вышел с ней на трассу и с тех пор считал, что у них – freelove… Случайная спутница одного странного человека. Он считал ее своей гражданской женой, а она никак не могла к этому привыкнуть… Жена звукорежиссера, звучит, как жена офицера или жена дипломата. Он постоянно просил ее слушать свои работы – записи разных музыкантов, и ей перестало хватать воздуха… Девушка и сопровождающее лицо малоизвестной рок-звезды. Он хорошо знал, какой должна быть его девушка, и что, вообще, девушка должна…

Кукла сломалась. И больше не будет плясать.

Внутренняя сторона ее личной жизни – ангел за правым плечом.
И еще – по сюжету этой книги – она -  жена сталкера. Только в его зоне что-то все время глючит, и на поверхность выносит кого-то другого.
Но про это мы уже вам писали. Теперь – про что-нибудь другое.

Вот, например, ехала я на днях в автобусе. И слышу из радио такую фразу: «На этом проводе сейчас болтается Наташа…». Я явственно представила куклу, повешенную на телефонном проводе.
Кукла сломалась. И больше не будет плясать.

Внимание! Здесь у автора книги может начаться депрессия. Он, то есть она, нет, не он и не она, а я – автор этой книги, у которого начинается депрессия, пьет красное вино, много курит, греет ноги в теплых носках и слушает французский шансон. Еще пишет эту книгу, а если не пишет – обрабатывает летние фотографии, ностальгирует и выкладывает в Интернет всякий спам. За передачу осеннего обострения читателю автор ответственности не несет.

Сказка про Кая, Герду и Снежную Королеву.
Действующие лица.
Герда – хорошая.
Снежная Королева.
Кай – рас****яй по жизни.
В эпизодах: старая финка, девочка-разбойница, говорящий олень, бабушка-фея из сада роз, говорящие цветы и всякие прочие, кого автор книги не помнит. За подробностями обратитесь к Андерсену или почитайте Интернет.

Она пролетела мимо обывательского питомника, обдавая все и вся своим ледяным дыханием. Белая королева. А он – вцепился в ее шлейф, рас****яй потому что, и руки свои сует куда не надо. А она – о, мальчик! Помучаем… И полетели они в ледяные кубики играть. А Герда – слезы, слезы, а как же – любимого увезли прямо из под носа, о ком теперь заботиться. Но – зато есть дело, его спасать надо. И она, конечно же – его спасает. И все ей помогают, потому что она такая хорошая. Только единственный раз ей положительность собственная помешала – бабка-то в саду роз одна сидела, скучно ей, не хотела девочку хорошую от себя отпускать. Но пришлось, слезы, опять же помогли.
А снежной королеве что – одним мальчиком больше, одним меньше. В ледяные кубики можно и без мальчиков играть. И летать, летать над миром белым-белым вихрем, мы полетим во сне, мы полетим во сне!

А у меня французский шансон, тонкие белые сигареты и теплые носки разного цвета.
Mon ami, mon amour…

А тем временем перформер 1 закончил перформанс, в котором он участвовал с группой коллег в качестве белых статуй - в течение года. Они бы еще стояли там  и стояли, но проект, увы, закончился. Все, ребята, харе, отработали лаве. О чем он и пишет перформеру 2, который там не участвовал.
Далее диалог перформера 1 и перформера 2 в виде смс.
 - Все, ребята, харе, отработали лаве.
 - Значит, по 150!
Тут из темноты возникает некий неизвестный перформер со стаканом водки и черным хлебом, отдает перформеру 1, тот это выпивает- закусывает, неизвестный перформер с пустым стаканом растворяется в темноте.
 - Я – уже. Но хочу еще. А мне не с кем.
 - Мысленно с вами.
Далее перформер 1 едет в метро с недосмытым белым гримом на лице, одежде и руках. Пассажиры недоуменно смотрят и молчат. Перформер 1 пишет об этом перформеру 2 в виде смс, делая акцент на том, что это – русское вечернее буто. Далее диалог:
 - Это твой перформанс, детка)
 - Сам ты детка, дарлинг, блин
Занавес.

Французский шансон закончился, красного вина нет, зато есть тонкие белые сигареты на утро и теплые носки на ночь. Жаль, нет ледяных кубиков, из которых можно было бы сложить слово вечность. Вечность пахнет нефтью, а мы полетим во сне!

А пока мой замечательный компьютер обновляет мой замечательный проигрыватель для проигрывания замечательного французского шансона – я еще кое-что напишу.

Она видит сны. Сегодня ночью ей в очередной раз приснилась школа. Как будто она сидит надо прописями, пишет заглавную букву А и думает – хорошо, может быть, наконец-то писать красиво научусь, а то с почерком переученного левши жить, знаете ли, не очень. Сам иногда не понимаешь, что пишешь. И вот она пишет букву А. Две девочки рядом дерутся из-за мальчика, и одна очень сильно ударяет другую по голове. Во сне ее зовут Елена Федоровна. Она понимает, что на самом деле – она взрослая. Только этого никто не видит. Учительница говорит, что за ней пришли. Отец. Тут она вспоминает, как ее зовут по паспорту, и кто, исходя из этих данных, должен за ней придти. Идет к двери. Дальше – склон горы. На самой вершине действительно, стоит отец, умерший 20 лет назад, зовет ее. Она лезет по камням, разбивая в кровь ноги и руки. Наконец-то, наконец-то он мне скажет, что, что дальше делать… Склон не кончается и не кончается… Дорога бесконечна… Королева и… долгий- долгий путь…
Она понимает, что проснется раньше. Раньше, чем достигнет вершины горы. Плачет. Руки и ноги разбиты в кровь. Просыпается, опять плачет, уже в подушку – от безысходности и отчаяния. Вечно больная мать, инсценирующая депрессию, вечный перформанс о толерантности к партнеру, вечная весна в одиночной камере, эта музыка будет вечной, коды не будет никогда, не будет, не будет, не будет…
Черная кошка тычется усатой мордой в ее сонное лицо, слизывает слезы. Коды не будет никогда.

Продолжение следует.