То ли звезда, то ли... гл. 13

XIII. ТО ЛИ ЗВЕЗДА, ТО ЛИ …
                1
Шёл обыкновенный, очень будничный и ничем не приметный день. А точнее ночь, потому что день фактически закончился, если верить астрономическим таблицам, ещё три часа назад. В условиях длительного автономного плавания подводной лодки, когда отсутствуют привычные признаки смены суток, когда такое знакомое и родное солнце заменяют сотни постоянно горящих электрических ламп, трудно определить — где ночь, а где день. Штурманская вахта капитан-лейтенанта Дербенёва подходила к концу, пришла пора будить сменщика — командира ЭНГ  старшего лейтенанта Апилогова.
На плечи младшего штурмана ложилась обязанность готовить расчёт АНС  к определению места подводной лодки по небесным светилам, будь они неладны. Причём мастерство операторов АНС заключалось в способности быстрого определения параметров небесных светил за короткий период подвсплытия на перископную глубину.
Штурман Дербенёв, изнемогающий от несносной жары, от удушья, вызываемого влажностью смрадного и какого-то тягучего, заполняющего не только всё пространство, но и внутренности каждого члена экипажа воздуха, сновал по штурманской рубке, включая и готовя к работе приборы для определения места.
Вахты, очерёдность которых уже не различалась ни по времени суток, ни по дням и даже часам, тянулись какой-то ровной, безликой чередой и становились неотъемлемой частью всей подводной рутины, без которой жизнь, казалось, теряла смысл. Сутки как бы остановились, и только минуты, смешавшись с секундами, хаотично текли в каком-то неопределённом направлении и тем самым создавали некоторое чувство движения. Причём движения на месте, движения, схожего с состоянием вечно стоящих часов, не вызывающих у подводников никаких положительных эмоций. Казалось, нет в мире такой силы, которая способна запустить сломанный механизм хронометра в прежнем режиме, силы, способной изменить ход очерёдности вахт, очерёдности сеансов связи, чередования записей в вахтенном журнале. Но в тяжёлом, отдающем человеческими испражнениями воздухе уже висело неуловимое ощущение перемен, предвещающее изменения этой нелепой монотонности, этой безобразной рутины — не отличающей ночь ото дня, будней от праздников.
Шёл четвёртый месяц автономки.
Автономка — нечто трудноопределимое нормами человеческого бытия, но предусмотренное годовым планом, спущенным из Москвы, и не учитывающее индивидуальные пожелания отдельных офицеров, мичманов, а также членов их семей. Всегда связана с длительным отрывом подводников от берега. Характеризуется отсутствием привычного уклада жизни и обязательным наличием риска. Риска, такого привычного и будничного, постоянно «прописанного» рядом с каждым членом экипажа.
Во всех отсеках довольно старой, но ещё очень живой дизель-электрической субмарины, оснащённой крылатыми ракетами, «кипела» обычная «муравьиная» работа: смена вахты и подготовка к сеансу связи.

               2
Лодка, задрав нос, уверенно всплывала под перископ.
— Штурман, кончай ночевать. Где твои звездочёты? — произнёс почти скороговоркой командир, и рука с короткими, слегка толстоватыми пальцами просунулась в узкую половинчатую створку двери штурманской рубки, где на традиционном месте — «штатно», под небольшой вычислительной машиной, хранились его белые холщовые рукавицы. На мгновение рука зависла над клавиатурой, как будто «забыла», зачем она здесь… Далее профессиональным движением указательный палец опустился на кнопку «F-1», зелёный экран озарился ярким светом, и ЭВМ начала какой-то счёт. Через секунду высветился результат.
— Штурман, что это? — спросил командир, глядя из-за задверного пространства центрального поста.
В шапке с позеленевшим от морской воды «крабом» , рукавицах и меховом реглане, Чуйков сейчас был похож, скорее, на колхозного сторожа, чем на командира ракетного подводного крейсера.
— Это, товарищ командир, оставшееся время боевой службы — в секундах. С такими вычислениями движение времени заметнее, — выпалил Дербенёв, ни на миг не сомневаясь в подвохе командирского вопроса.
— А правду ли гласит народная молва, что ты создал программу посекундного подсчёта денежного довольствия во всех видах валюты, включая «боны»?
— Так точно, могу и вам посчитать. А могу просто вывести на экран мультик, и вы в реальном масштабе времени увидите, как они, эти самые «боны», капают.
— Ты бы лучше своих штурманят поторопил, а то я сейчас закрою нижний рубочный люк и лишу вас лирических ощущений до следующего всплытия, — безо всякой интонации продолжил командир и заторопился в боевую рубку .

              3
Припав на колено у лючка в гиропост, Дербенёв истошно закричал:
— Расчёту АНС — по местам! — И, подумав мгновение, добавил: — Шевелись, дети подземелья.
Буквально через минуту по трапу в боевую рубку загрохотали своими ПДУ  старшина команды штурманских электриков старший мичман Ивашников, среди своих просто Михалыч, и молодой, но не по годам ленивый командир ЭНГ.
Чуйков, раздражённый лишними стуками по трапу, проворчал:
— Опять вы гвозди в прочный корпус заколачиваете, того и гляди какой-нибудь «Оливерчик Ха. Перчик»  без всякой акустики нас услышит.
Звякнула ручкой кремальера. Послышался шум в системе гидравлики, свидетельствующий о подъёме командирского перископа и других выдвижных устройств.
— Центральный — акустик: «Горизонт чист».
Вполголоса, через плечо старшего помощника, доложил самый старый член экипажа и самый «молодой» папаша мичман Ковальчук.
В этом году ему стукнуло пятьдесят три, а на прошлой неделе мы получили радиограмму о том, что у него родилась дочь-первенец. После двадцати пяти лет супружеской жизни. Злые языки поговаривали о безграничных возможностях советской медицины флотских санаториев черноморского побережья. Именно там проходила лечение год назад жена Георгия Александровича. Однако счастливее отца сегодня трудно было себе представить.
На зуммер из боевой рубки вахтенный центрального поста включил переговорное устройство:
— Стоп, левый. Боцман, держать глубину десять метров. Записать в вахтенный журнал: «Осмотрен горизонт, горизонт чист. Направление волны — двести восемьдесят градусов, море — три балла, видимость — полная, ночная».
Услышав голос командира, вахтенный стал судорожно записывать полученную информацию в журнал.
Центральный пост  замер. Механик занял любимое положение — стоя за спиной у боцмана, с линейкой в руках. Нет, не для черчения устройства механизмов, а для «рукоприкладного контроля» за положением горизонтальных рулей , от которых сейчас зависели глубина и, следовательно, качество принимаемой для лодки информации. На случай если вдруг боцман «кимарнёт» и загонит лодку глубже хотя бы на полметра, была приготовлена эта длиннющая «рука правосудия».
Штурман, поколдовав над приборами и сделав соответствующие расчёты на карте, запустил перфоленту в свою ПЭВМ. Машина на какое-то время «задумалась», а потом начала мигать всеми своими светодиодами, будто радовалась, что у неё всё «славненько» получилось с математикой. Самодовольная физиономия Дербенёва высунулась под трап. Хитро улыбаясь, штурман доложил командиру и заодно в пространство центрального поста:
— Товарищ командир, штурман к погружению готов. Получена невязка  двадцать семь градусов пятнадцать кабельтовых.
— А твои подопечные, штурман, ещё упражняются с астрономией. Очевидно, звёздочек не хватает или ещё чего-то... Так что — не готов ты пока. Опять «двойка», — не без иронии ответил командир.

                4
Апилогов, стоя спиной к командиру в узком затхлом пространстве боевой рубки, с отчаянием крутил рукоятки на своём канале АНС и не мог никак поймать ранее вычисленную и назначенную к определению параметров звезду. Через комбинезон, спиной, чувствовал раздражение командира и ждал упрёка в свой адрес.
Сумрак помещения скрывал покрасневшие уши штурманёнка, горько и стыдно было ещё и оттого, что Евгений Михайлович уже отработал свою задачку и теперь, с разрешения командира, тихонечко покуривал четвертинку сигареты, выдыхая дым в рукав своего комбинезона. У младшего штурмана было ощущение, что весь экипаж ждёт только его одного, такого нерасторопного и невезучего. Михалыч не выдержал первым:
— Ну что там у тебя, Олег Станиславович? Ты что, хочешь посбивать эти звёзды из зенитного пулемёта, которого у тебя нет? Или всё же место по ним пытаешься определить?
— Да вот… захватил звезду по расчетным параметрам, а она меняет угол места, как будто не звезда совсем, а самолёт или спутник. Разве так бывает? — с детской наивностью ответил обескураженный собственной догадкой штурманёнок. Ивашников перешёл на место Апилогова и припал к окуляру его канала.
Зуммер «Каштана»  центрального поста опять прервал тишину. На сей раз с докладом вышел на связь командир боевой части связи старший лейтенант Картавин:
— Товарищ командир, в наш адрес принято персональное радио…Готов к погружению.

                5
Тень техника-радиометриста метнулась из своей рубки под трап центрального поста. Это был дурной знак. Обычно радиометристы так — «втихую», докладывают об обнаруженных самолётных РЛС  вероятного противника, круглосуточно осуществляющих поиск подводных лодок. Обитатели центрального поста внутренне напряглись в ожидании результатов доклада. Мичман Анилин поднялся по трапу в боевую рубку и, вручая лист командиру, на словах добавил:
— Сантиметровый диапазон, похоже, «Нимрод» , сила сигнала три балла.
А тем временем старшина команды штурманских электриков, изучавший ночное небо в секторе астронавигационной системы, оторвался от окуляра и как бы в пространство произнёс:
— Олег, это не звезда… — и далее быстро и чётко отрапортовал:
— Товарищ командир, по пеленгу тридцать градусов предполагаю самолёт, угол места пятнадцать, наблюдал выключение бортовых огней, идет на нас. Это по нему командир ЭНГ пытался определить место, приняв его за небесное светило.
Командир, на секунду припав к перископу, скомандовал в центральный пост:
— Оба «средний» вперёд. Боцман, ныряй. Погружаться на глубину сто двадцать пять метров. Штурман, курс?
— Предлагаю право на борт на курс сто тридцать пять градусов, — не глядя на карту, выпалил Дербенёв.
— Боцман, на курс сто сорок два градуса, радиста в штурманскую рубку, — уже с трапа распорядился командир лодки капитан второго ранга Чуйков, обдумывая очередной манёвр уклонения от противолодочной авиации вероятного противника.
— Ну что, штурман, вместо звездочётов вырастил из своих подчинённых специалистов ПВО?  Молодец, ничего не скажешь, это ж надо додуматься — определять место по самолёту. Да ещё по «нашему британскому товарищу».
— Не может такого быть, товарищ командир, это просто совпадение, Апилогову показалось…
— Когда кажется, креститься надо. Или ты считаешь, что Ивашникову тоже показалось? Учить надо своего заместителя как следует, а то, неровён час, останется вечным «групманом» .
Уже выйдя за пределы штурманской рубки, Чуйков как-то по-домашнему спросил:
— Акустик, ну что там у нас с горизонтом, не слышно «супостата»? Не квакают поблизости мерзкие «лягушки» гидроакустических буёв?
— Горизонт чист. «Супостату» сегодня не повезло, очевидно, нюх потерял, — в тон командиру, но без оптимизма, «как бы не сглазить», ответил молодой отец семейства из своей рубки.
— Вот и хорошо, а то опять старпому работа, кальки всякие рисовать: как мы там уклонялись да от кого. Правильно я говорю, Юрий Михайлович? Давай-ка посмотрим — что там Москва от нас хочет. Штурман, наноси на карту координаты нового маршрута…

                6
Подводная лодка заняла назначенную глубину, легла на курс маневрирования. Опять потекли безликие часы серых подводных будней. Прозвучала команда на смену вахты. По отсекам засуетились подводники.
Штурман спустился в гиропост,  проверил обработку данных АНС, провёл «разбор полётов» и только через час лёг спать. Пытаясь отвлечься и снабдить сознание приятными эмоциями, перед отдыхом достал из-под подушки фотографии жены и дочки... Однако из головы не выходило новое задание. «Какой же кретин мог додуматься послать подводную лодку этим проливом, зная малые глубины, наличие горного подводного плато и прозрачность воды Средиземного моря? Лезть в лапы развитой противолодочной системы НАТО, да ещё в дневное время, равносильно самоубийству. Наше обнаружение неизбежно. Это почти состоявшийся факт! Как же тогда справиться с задачей?»
Мысли роились в голове Дербенёва и жалили профессиональное самолюбие, как дикие пчёлы. Сон не шёл. Было очень жарко и очень липко. От переизбытка углекислоты в воздухе отсека болела голова, а сон всё равно не брал и не брал в свои объятия возмущенное сознание. Очевидно, с этими безответными мыслями штурман наконец уснул.
До следующей вахты оставалось целых три часа.