Больно не будет. Часть 1. Граница

Эта электронная книга, в том числе ее части, защищена авторским правом и не может быть воспроизведена, перепродана или передана без разрешения автора. Контактная информация lomakina-irina (собака) yandex.ru.

Романтика женской прозы непринужденно переплетается в книге с жесткостью шпионского боевика, а магия легко уживается с технологией. Павел Шмель, солдат, давно потерявший веру в то, за что сражается, решает навсегда исчезнуть из страны. Но оказывается, что до границы добраться куда проще, чем обмануть судьбу. Случайная попутчица меняет все планы Шмеля. Ради нее он теперь готов на все, даже вновь послужить ненавистной родине. Но чтобы обрести свободу и семью, придется совершить невозможное.

Часть 1.
Граница.

Благодарности

Сэму Уортингтону — за веснушки и вдохновение.
Евгении Салынской — за то, что этот роман вообще был написан.
Татьяне Кутеповой и Доминику Пасценди — за конструктивную критику.
Гале Свешниковой и Татьяне Манковой — за обложку.
;
Часть 1. Граница

День первый
1

Это было обычное кафе по дороге в горы, маленькое и ничем не примечательное. Павел зашел туда, потому что устал. Стоял август, здесь, ближе к горам, непривычно знойный, но по ночам все равно падала прохлада. Павел шел и шел, удачно обходя посты, голосовал и ехал на машинах и телегах, не вызывая ничьих подозрений, но в последнее время его все сильнее охватывало чувство потерянности. Он почти забыл, кто он, откуда, куда и зачем идет. Наверное, поэтому он и завернул в кафе. Не только чтобы поесть и согреться после зябкой ночи, но и ради того, чтобы остановиться и обдумать положение.
У входа он придирчиво оглядел себя и решил, что вид у него вполне приличный. Крепким рабочим штанам ночевки на сеновалах были не страшны, кожаной куртке и подавно, а рубашек он прихватил две и регулярно их стирал. Армейский ежик изрядно отрос, но с недельной щетиной это смотрелось даже гармонично. А главное, не навевало никаких мыслей о казарме — что и требовалось.
Со своими непокорными, моментально начинающими виться волосами Павел никогда не справлялся. В детстве причесывала мама, а потом короткая стрижка раз и навсегда решила вопрос. Но в последние месяцы ему было не до стрижки, и теперь волосы завивались на висках, за ушами и на затылке. Павел пригладил рукой особенно нагло торчащие вихры и потянул на себя тяжелую дверь.
Внутри царил полумрак — очень кстати. И было почти пусто. Только в углу за столиком сидела женщина и завтракала. Павел не стал особо присматриваться, уловил лишь, что на местную она не похожа. Оно и понятно — местные вряд ли жаловали придорожное кафе.
Заказав кофе и пирожки, Павел расслабленно откинулся на спинку стула. Обстановка наконец напомнила ему, что он не подросток, сбежавший из дома, и не бродяга, вся жизнь которого — непрерывная дорога и поиски пропитания и ночлега. У него была цель — граница. Но вот что делать дальше, как эту границу переходить и как потом миновать горы и уцелеть, он не представлял. Нет, он был готов рискнуть, но только не глупо, не бессмысленно. Самоубийство в его планы не входило.
Хозяйка кафе, полная пожилая женщина, сама принесла заказ. Он сразу заплатил — привычка, приобретенная за последний месяц, оставляющая возможность в любой момент исчезнуть, не становясь при этом вором. Павел не хотел проклятий в спину: он верил, что такие вещи крадут удачу.
Дверь хлопнула. Павел поднял глаза и дернулся от неожиданности, собираясь то ли отвернуться, то ли вскочить. Тихо выругался и, заставив себя снова расслабиться, откинулся на спинку стула. В кафе заходил патруль. Обычные «внучки;», но и этого вполне могло хватить. Они скользнули взглядом по Павлу, но простецкий вид, как обычно, обманул их. А вот женщина за столиком заинтересовала их гораздо больше. Они прошли прямо к ней. Павел прислушался.
— Это ваша машина возле кафе? Голубая «Ренна»?
— Да.
Двое патрульных умудрились занять очень много места у столика. Садиться они не собирались.
— Ваши документы!
Павел с непонятным ему самому интересом наблюдал за происходящим, словно забыв о возможной угрозе для себя.
— Вот, — женщина протянула патрульному права.
Старший патруля, пролистав, швырнул книжечку на стол.
— Паспорт! — потребовал он.
Женщина принялась копаться в сумочке. В этот момент, повинуясь знаку патрульного помоложе, хозяйка зашла за стойку и включила верхний свет. Павел вздрогнул вторично. Причина странного интереса патрульных к молодой женщине стала очевидна. Она была горянка. Причем даже не полукровка, судя по линии бровей и скул и по особой бледности. Темные волосы были заплетены в две косы. Протягивая паспорт, она смотрела на патрульных снизу вверх, отчаянно пытаясь выглядеть уверенно. Но у нее не получалось. Павел, семь лет отслуживший в спецвойсках, прекрасно видел страх в ее глазах. Видели его и «внучки».
Старший патрульный пролистал паспорт и кивнул, словно это и ожидал увидеть.
— У вас просрочен штамп о лояльности. Пройдемте! — последнее слово он нарочито рявкнул погромче, демонстративно убирая паспорт во внутренний карман кителя.
Женщина вжалась в спинку стула, глядя на него уже откровенно испуганным взглядом.
— Я никуда не пойду, — пробормотала она. — Это какая-то ошибка, у меня все в порядке. Вы не имеете права!
— Вот в отделении и разберемся, ошибка или не ошибка, — сказал патрульный, которого Павел мысленно окрестил Сержантом. — А право мы имеем, не сомневайтесь. Вставайте!
Но женщина откинулась на спинку стула, прижимая к груди сумочку. Она вела себя глупо. Ей нечего было противопоставить патрульным. Павел подумал, что сейчас ее уведут, забыв про него, и все выйдет отлично.
Сержант тем временем приступил к процедуре задержания — схватил женщину за руку и потащил из-за стола. Она упиралась. Второй патрульный рассмеялся, глядя на эту жалкую «попытку сопротивления», но тут же подавился собственным смехом. Потому что беспомощная молодая женщина, к тому же формально уже задержанная, вдруг молча вцепилась зубами в руку Сержанта и, освободившись, вскочила на ноги.
Впрочем, вторая попытка сопротивления была не менее безнадежна, чем первая. Пока старший патрульный, матерясь, баюкал прокушенную руку, младший с коротким, но очень злым воплем «Ах ты сволочь!» размахнулся и залепил горянке оплеуху. Она отлетела к стене, уронив сумочку.
Павел сам не понял, что произошло дальше. Его как будто толкнули в спину. Он встал из-за столика — и с этого момента пути назад уже не было. Старший патрульный заметил его движение и оглянулся. Младший был слишком занят, отвешивая вторую оплеуху «сволочи». Еще можно было, обойдя столик, кинуться в дверь и исчезнуть. Вряд ли его стали бы преследовать. Но Павел, помедлив секунду, шагнул к патрульным.
Со старшим он разобрался в момент — просто дернул за ремень автомата, заставляя потерять равновесие, подставил ногу и уронил патрульного на пол себе под ноги, упал сверху, жестко придушил, надавив предплечьем на трахею, и закончил дело расчетливым ударом ребром ладони в висок. Не убил и даже не покалечил, просто успокоил на несколько часов.
Младший обернулся на шум и обалдел. Павел воспользовался его замешательством, чтобы приблизиться вплотную. Но так же быстро на этот раз не получилось: парень был молодой и крепкий. Они с шумом упали на пол, раскидывая стулья, но Павел сумел оказаться сверху и приложить противника затылком об пол. Тот обмяк, но в любой момент мог снова прийти в себя. Павел рывком перевернул его на живот, наступил коленом на поясницу, заломил назад руки.
— Наручники! — рявкнул он, обращаясь к женщине. — У старшего на поясе! Дайте мне, быстро.
Горянка отлипла от стены и исчезла из поля зрения Павла — но лишь на секунду. И тут же вернулась с наручниками в руках. Павел защелкнул «браслеты» на запястьях патрульного. Оглянулся на стойку — хозяйки не было видно.
Павел подхватил с пола сумочку, сунул растерянной женщине. Наклонился над старшим патрульным, все еще пребывавшим в отключке, и вытащил у него из кармана паспорт горянки, а заодно и ключи от наручников. Вернулся к младшему и повторил операцию с ключами. Сунул ключи в карман, а паспорт — в руки горянке, подхватил со стула свой рюкзак и кивнул на дверь:
— Пошли отсюда!
Женщина медлила, она явно была в шоке. Ругнувшись, Павел схватил ее за руку и потащил на выход. К счастью, кусаться она не стала.
У дверей кафе действительно стояла «Ренна» — условно голубая, потому что краска почти стерлась, а ржавчина вылезала буквально везде. Павел только головой покачал, ужасаясь, до чего можно довести хоть и старую, но совсем не плохую машину.
— Ключи, — повернулся он к горянке, протягивая руку. Реакции не последовало. — Ключи! — повторил он с нажимом. — Мы поедем быстро, поэтому поведу я.
Но женщина только растерянно смотрела на него, ничего не предпринимая. Сейчас он видел: она моложе, чем ему показалось сначала, похоже, его ровесница. У нее были красивые темные глаза, а на бледных щеках разгорались следы от оплеух. Павел вдруг представил ее ощущения и неожиданно успокоился.
— Послушай, — негромко сказал он, переходя на ты. — У тебя есть выбор. Ты можешь вернуться в кафе, извиниться, получить еще пару раз по морде и отправиться в участок. А оттуда — прямиком в лагерь для нелояльных. Без штампа по-другому не получится, сама понимаешь. Я, конечно, из-за тебя засветился, но не особо страшно, так что не думай, что ты мне что-то должна. Я сейчас остановлю попутку и через пару часов буду далеко. Если ты скажешь, что у меня был ужасный местный говор и что я спас тебя, чтоб затащить на сеновал, буду благодарен, но даже это не обязательно. Или ты даешь мне сейчас ключи, мы садимся в твою колымагу и едем эту пару часов вместе. Ты ведь ехала на юг, я не ошибся?
Кивок.
— Ну вот, значит, нам по пути. А через пару часов бросим машину и пойдем каждый своей дорогой. Твою фамилию в паспорте они вряд ли запомнили, так что шансы у тебя есть. Ну что, решай, идешь или остаешься, потому что мы теряем время.
Горянка моргнула, словно приходя в сознание, подумала секунду-другую — и, открыв сумку, протянула Павлу ключи. Они сели в машину, синхронно захлопнув дверцы, и Павел аккуратно вырулил на дорогу.

2

Лиля чувствовала себя как в тумане — или как в театре абсурда. Она даже не поняла, откуда вдруг нарисовался этот вихрастый парень, вроде бы такой неприметный, но такой опасный и стремительный в драке. Она и ахнуть не успела, как все закончилось. А сейчас он спокойно и уверенно вел ее «Ренну» и вовсе не выглядел угрожающе, а «колымага» показывала невиданную для нее скорость.
Несколько минут прошли в молчании. Потом неожиданный спаситель покосился на нее и спросил:
— Значит, едешь на юг, да? Семья в Приграничье?
Лиля посмотрела на него и чуть усмехнулась. Она почти пришла в себя.
— А ты ничуть не похож на местного деревенщину: ни говора, ни приглашения на сеновал. Однако прячешься от патрульных. Какие-то неприятности?
— Ладно, уела, — засмеялся он. — Не будем задавать друг другу лишних вопросов. Но, может, хотя бы познакомимся? Я Павел.
— Я Лиля. Лилия Бет-Тай.
Он кинул на нее быстрый, но внимательный взгляд. Помолчал. Потом сказал:
— У тебя не в Приграничье семья, а в горах. Угадал?
Лиля стиснула пальцы на ни в чем не повинной сумке.
— Да, — тихо ответила она. — И я хочу туда вернуться.
Павел присвистнул. Повисло молчание.
— И как ты собираешься туда попасть? — наконец спросил он. — С просроченным штампом — через закрытую границу?
— Я там выросла. Я знаю тропы, — Лиля упрямо тряхнула головой. — У меня получится.
— Не буду спорить, я там не был, — Павел машинально потер подбородок (младший патрульный все же успел разок его приложить). — Но я сомневаюсь, что у тебя получится добраться до гор.
— Почему? — Лиля почувствовала, что злится. — Как-то я добралась сюда! Эти патрульные — просто досадная случайность!
— Конечно, — он серьезно кивнул. — Но чем ближе к югу, тем больше будет бросаться в глаза твоя внешность и тем чаще будут тебя останавливать. А ближе к горам станут опасны и местные. Это ты понимаешь?
Лиля промолчала.
— Как получилось, что у тебя просрочен штамп? — спросил он.
—Так и получилось, — Лиля сама не понимала, почему отвечает ему. Наверное, ей просто давно хотелось хоть с кем-то поделиться, и случайный попутчик, к тому же и сам в бегах, подходил для этого как нельзя лучше. — Я уволилась с работы. Мне нужно было подготовиться… решиться… А что без работы мне не поставят штамп, я просто не подумала. Еще месяц назад спокойно ставили.
Павел кивнул.
Промелькнул указатель поворота на какой-то поселок. Павел аккуратно притормозил и съехал на обочину.
— Что случилось? — она в тревоге обернулась назад, но ничего подозрительного на дороге не увидела.
— Ничего, — Павел помолчал, смотря в лобовое стекло и барабаня пальцами по рулю. — Машину тебе все равно придется бросить. Впереди еще много постов. А «Ренну» скоро начнут искать.
Лиля вновь испытала приступ злости на этого непрошеного спасителя, из-за которого остаток пути ей придется идти пешком, — и тут же напомнила себе, что без него уже сидела бы в отделении и вряд ли бы ей там понравилось. По сравнению с этим потеря машины казалась пустяком.
— И что мне теперь делать? — зачем-то спросила она, не слишком ожидая ответа.
— Я тоже иду к горам, — неожиданно сказал он.
— А ты зачем? — она вскинула на него глаза. — Ты не горец. И даже не полукровка. Масть не та.
— Это верно, — Павел взъерошил рыжевато-русые волосы, почесал откровенно рыжую щетину. И решился: — Я хочу пройти через горы на Мыс.
Лиля в изумлении уставилась на него.
— Ты не сможешь, — наконец сказала она. — Лучше попробуй как-нибудь иначе. Если даже ты перейдешь границу, тебя прихлопнут там.
— Твоя родня?
Она уже хотела ответить резкостью, но взглянула на него и осеклась. Он смотрел на нее без насмешки, без вызова, без малейшего сочувствия или ненависти — без всего, от чего она так устала. Просто задавал вопрос и рассчитывал получить ответ. Глаза у него были пронзительно-серые, а на лице — на носу, на щеках, на лбу — вдруг обнаружились веснушки. Лиля сглотнула комок, неожиданно образовавшийся в горле, и ответила:
— Клан Бет-Тай очень сильный. И гордый. Так что да, это и про мою родню.
Павел продолжал смотреть на нее спокойно и внимательно, но волнение все-таки выдал — почесал нос, прежде чем сказать:
— Так может, если я помогу тебе, ты поможешь мне?
— В каком смысле? — она еще не понимала.
— Очень просто. Я помогу тебе сейчас, на пути к границе. Я лучше умею прятаться, идти по пересеченной местности, обходить патрули и вообще выживать. Уже почти месяц этим занимаюсь, и, как видишь, успешно. А документов у меня вообще нет. Я помогу тебе — а за это ты проведешь меня по своим тропам и замолвишь за меня словечко перед своей родней, чтобы я смог пройти через горы и попасть на Мыс. Сможешь?
Лиля покусала губу.
— Послушай, — сказала она. — Это так неожиданно… Все вообще как-то внезапно произошло. У меня голова кругом. Я думала, что без этого всего обойдется — без того, чтобы бежать, прятаться…
— Я понимаю, — мягко ответил он. — Но ты должна справиться — или просто разворачивайся и езжай обратно на север.
— Ты прав, — она потерла рукой лицо.— И ты прав в том, что мне понадобится помощь. Я совсем не умею… выживать. Но я не могу тебе ничего обещать. Нет, тропами я тебя проведу, а вот дальше… Я слишком давно не была там. С тех самых пор, как… Ну, ты понимаешь.
Павел кивнул.
— Ну вот… Я знаю, что родня примет меня, но что мое слово защитит чужака, я не уверена. Но я могу попробовать.
— Попробуем, — Павел тряхнул головой. — Терять мне в любом случае нечего. Я как раз сидел в кафе и думал, как пересечь границу и пройти через горы, и тут появилась ты… Итак, ты готова?
Лиля кивнула.
— Тогда пошли. Возьми только то, что тебе будет нужно позарез. Положи в рюкзак. Рюкзак у тебя есть?
Снова кивок.
— Хорошо, — Павел забрал с заднего сиденья свою поклажу и толкнул дверцу машины. — Не стоит терять время. Нужно успеть до темноты.
Что именно успеть, он не уточнил, а Лиля не стала спрашивать.

3

Заперев «Ренну» и швырнув ключи зажигания в кусты вместе с ключами от наручников, Павел повел Лилю прочь от дороги. Они спустились по крутому склону, пересекли узкую полоску кустарника, и перед ними неожиданно открылась река и вид на противоположный, пологий берег. Деревни там перемежались полями, озерами и островками леса. Далеко на горизонте синела полоса гор. Павел довольно кивнул, словно именно это место и ожидал найти. Позже, увидев карту, которую он таскал в рюкзаке, Лиля поняла, что так и было: основные вехи намеченного пути он помнил почти наизусть и «Ренну» именно тут остановил не случайно.
— Нам туда, — он показал на равнину. — Часть пути проделаем по реке. Она делает крюк, но все равно так получится быстрее и безопаснее, чем пешком напрямик.
Лиля только кивнула, не желая признаваться, что с юности не путешествовала по пересеченной местности. Впрочем, и страха она не испытывала, наверное заразившись уверенностью от неожиданного попутчика.
Тем временем Павел, хватаясь за ветки, спустился по откосу, попрыгал на травяном бережке и поднял голову:
— Ну, давай! Помочь?
Она покачала головой.
Через минуту они уже шли по берегу. По левую руку трава заканчивалась крутым песчаным обрывом, а внизу, вдоль воды, тянулась тонкая полоска каменистого пляжа. Лиля хотела спросить, где Павел собирается брать лодку, но решила не задавать глупых вопросов.
Павел шел и шел, изредка оглядываясь и проверяя, не отстала ли спутница. Потом вдруг резко остановился, хотя ни деревни, ни лодок поблизости не наблюдалось. Приложил руку ко лбу, разглядывая противоположный берег.
— Лиля, — спросил он неожиданно. — А ты плавать-то умеешь? Вот здесь переплывешь?
— А вещи? — Лиля изумленно уставилась на него.
— Для вещей сделаем плотик. Ты мне скажи — доплывешь? Или мне за тобой возвращаться?
Лиля оценила взглядом ширину реки и сказала:
— Не надо. Я доплыву.
Они спустились на пляж. Лиля скинула рюкзак и начала стягивать джемпер.
— Вода, наверное, холодная, — сказала она.
— Сейчас проверим. Погоди раздеваться, я поищу ветки для плота.
В рюкзаке у него нашлись и тяжелый нож с обоюдоострым лезвием, и веревка. Лиля не сомневалась: при необходимости он соорудил бы и плот для них двоих. Но особой нужды не было: после жаркого дня вода ощутимо нагрелась, да и плыть было не так уж далеко.
Доделав плотик, Павел принялся увязывать на него рюкзаки и одежду. Последней он стянул футболку, чтобы прикрыть ею вещи. Плечи и спина у него тоже оказались сплошь конопатые. Лиля никогда еще не видела столько веснушек сразу, тем более на молодом крепком мужчине. Она невольно улыбнулась, разглядывая его. Он повернул голову, поймал ее улыбку. Спросил:
— Что?
— Ничего. Какой ты конопатый! — она вдруг поймала себя на желании провести рукой по этим загорелым, покрытым веснушками плечам и смутилась окончательно.
— Да уж, что есть, то есть, — ответил он, не заметив краски, прилившей к ее щекам, и затянул последний узел. — Ну что, вперед?
Он встал, повернулся к ней правым плечом, и Лиля увидела татуировку. Ей, как и всем в Ре;ссии, был отлично знаком этот черно-белый орел. Она застыла, не сводя глаз с рисунка. Павел вздохнул.
— Прости, что сразу не сказал. Глупо, понимаю. Ты бы все равно увидела.
— Так ты из спецвойск?
Павел взъерошил волосы.
— Как бы сказать… Уже нет.
— Уволился?
Он медленно покачал головой.
Лиля прикусила губу.
— Дезертировал?! — вырвалось у нее. — Так вот почему у тебя нет документов…
— Ну да. Не смог достать свои — не хотелось никого подставлять. А фальшивые… Времени не было. Да и связи не те.
Лиля больше ничего не стала спрашивать. Только все-таки протянула руку и потрогала грозный символ на усыпанном конопушками плече — странное, какое-то невозможное сочетание. Потом кивнула головой в сторону реки:
— Ну что, поплыли?
И вошла в воду.
Плыли довольно долго, течение оказалось сильным. Лиля то и дело хваталась за плотик, отдыхая, а Павел продолжал буксировать уже двойной груз вперед, но когда они выбрались на берег, запыхавшимся он не выглядел. Наоборот, сгрузив на сухое место плот, он вернулся за Лилей и буквально вытащил ее из воды, тяжело дышащую, в мокром, мало что скрывающем нижнем белье. Она села на песок, прикрываясь руками и дрожа: на берегу было совсем не жарко. Павел тут же выдернул из связки одежды первое, что попалось, — свою куртку — и накинул ей на плечи, укутал, на мгновение сжал ее руку:
— А ты молодец! Отлично справилась.
— По сравнению с тобой — так себе, — она слабо улыбнулась.
— Не бери в голову. Сравнила, — Павел попрыгал на месте, обсыхая. Холодный ветер, казалось, его совсем не беспокоил. — У меня все же спецподготовка. И я вырос на реке. Я хочу переодеться, извини.
Он отвернулся и без особого смущения скинул мокрые трусы и натянул штаны прямо на голое тело. Лиля хотела опустить глаза, но не успела — и невольно залюбовалась ладной мужской фигурой.
— Одевайся, холодно, — он обернулся, вытираясь подмокшей при переправе футболкой. Лиля моргнула, отводя глаза от рыжей поросли на груди, и потянулась к рюкзаку за одеждой.
Мокрую футболку Павел накинул на плечи, рубашку завязал на поясе, подхватил в одну руку рюкзак, а в другую ботинки.
— Пошли, поищем место для костра, — сказал он и направился вдоль берега, увязая босыми ногами в песке. Лиля, секунду помедлив, двинулась за ним. Голова у нее почему-то кружилась, а земля так и норовила выскочить из-под ног. И очень хотелось прислониться к чему-нибудь крепкому и надежному, например к его конопатому плечу.
Чуть подальше от берега, на полянке в густой кустарниковой поросли, Павел кинул на землю рюкзак и принялся собирать хворост.
— Подождем, когда совсем стемнеет, — сказал он. — А пока перекусим и согреемся.
— А где ты возьмешь лодку? — не выдержала Лиля.
— Там чуть ниже по реке деревня, — Павел показал на запад, где солнце неуклонно приближалось к линии горизонта. — Украдем что-нибудь. Я это ненавижу, но светиться, покупая лодку, нам уже нельзя. Я попозже схожу туда на разведку, подберу что-нибудь.
Они перекусили хлебом и молоком из рюкзака Павла.
— У меня тоже кое-что есть, — сказала Лиля робко.
— Что именно? Испортиться может?
— Да нет. Сухари. Орехи. Сухофрукты.
— Тогда оставь. Пусть будет НЗ. Еду все равно придется добывать.
— И как?
— Подумаем об этом завтра, — он усмехнулся.
В сумерках, когда костер уже почти прогорел, Павел действительно собрался на разведку. Он оделся, зашнуровал ботинки. Собрал рюкзак и бросил его Лиле, оставив себе только нож и карманный фонарик. Сказал:
— На всякий случай давай договоримся, как тебе действовать, если я не вернусь.
Лиля с тревогой воззрилась на него.
— Так вот, если я через два часа не вернусь, уходи.
— Куда?
— Это уж как сама решишь. У тебя остается карта. Горы вот там, — он махнул рукой на юг.
— Но, Паша… — она в первый раз назвала его по имени. — А если тебя просто что-нибудь задержит? С чем ты быстренько разберешься и вернешься обратно? Как ты меня найдешь?
Он нахмурился.
— Хорошо, тогда давай так. Через два часа бери вещи и уходи с поляны. Да хоть вот в эти заросли, тут довольно трудно человека найти. Жди меня сутки. Больше — бессмысленно. Да ты больше и не выдержишь. Если я приду — я приду сюда, на эту поляну. И знаешь что… ну мало ли… В общем, если все будет в порядке, если я приду добровольно, а не под давлением, чтобы тебя выманить, я буду что-нибудь насвистывать. Что ты сразу узнаешь?
— «Сероглазый король», — ляпнула Лиля и прикусила язык. Известный романс известного тенора на стихи трагически погибшей поэтессы, конечно, знали все, но петь его считалось чуть ли не дурной приметой. Лиля же всегда цепенела и обмирала как от слов, так и от мелодии.
— Неплохо, — неожиданно хриплым голосом отозвался Павел. — Попробую вспомнить. Напоешь?
Лиля кашлянула. Было уже почти темно, лицо Павла терялось в зыбких сумерках. Обхватив плечи руками — несмотря на тепло от угасшего костра, ее снова пробрала дрожь, — она тихонько затянула:
— Слава тебе, безысходная боль!
 Умер вчера сероглазый король.
 Вечер осенний был душен и ал,
 Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
 Тело у старого дуба нашли.
 Жаль королеву. Такой молодой!..
— За ночь одну она стала седой [Анна Ахматова "Сероглазый король"]», — подхватил он так же тихо. У него оказался приятный, глубокий голос.
Она спела еще строфу, а последние строчки он просвистел. Спросил:
— Узнаваемо?
Лиля кивнула, не в силах произнести ни слова. В глазах у нее стояли слезы. Она судорожно вздохнула, переводя дыхание, и прошептала:
— Только ты, пожалуйста, возвращайся.
— Вернусь, — голос у Павла тоже дрогнул. — Все будет хорошо, — добавил он, коснулся ее плеча уже знакомым подбадривающим жестом и исчез в темноте.
От его прикосновения Лилю словно током ударило. Прижав к себе тяжелый рюкзак, она съежилась и закрыла лицо руками. Ей вдруг стало ясно: она знает этого парня всего несколько часов, а ей кажется — всегда. И она выть готова при одной мысли, что он не вернется.

4

Он вернулся через час и нашел ее дремлющей у погасшего костра.
— Лиля, — тихо окликнул издалека. — Это я! Все нормально. Пойдём.
Они надели рюкзаки, он взял ее за руку и двинулся через кусты вдоль берега.
— Осторожно, здесь смотри под ноги. Перепрыгни ручей, — изредка шептал Павел. — А теперь тихо, деревня уже близко.
Их шаги зашуршали по песку.
— А вот и моя добыча, — прошептал Павел.
Он помог Лиле перебраться через борт, столкнул на воду ветхую плоскодонку и сам ловко запрыгнул следом, не замочив ботинок. Их стало быстро выносить на середину реки. Павел взялся за весла и придал лодке направление.
— Не уверен, что у нее вообще есть хозяин, — сказал он вполголоса. В тишине голоса далеко разносились по воде. — Но если даже есть, он явно поплатился за свою нерадивость.
— Мы не потонем? — шутливо спросила Лиля. Она устроилась на корме, вытянув ноги и подложив под спину рюкзак.
— Ты же умеешь плавать, — он тихо засмеялся. — Не потонем, не бойся. Два дня пути эта посудина выдержит.
Они замолчали, и стал слышен только плеск воды. На берегах не было видно ни одного огонька. Разве что-то мелькнуло на северном — может, машина проехала по трассе.
Похолодало. Лиля достала из рюкзака куртку, накинула на плечи.
— У меня в рюкзаке шерстяное одеяло, — подал голос Павел. — Возьми. Мне не нужно, я все равно буду сидеть на веслах всю ночь. Если замерзну, погребу.
— Спасибо… — Лиля не стала жеманно отказываться от дополнительной тёплой вещи. Закуталась в одеяло и затихла на корме, глядя в небо. Сон не шел. Вместо сна ее накрыло странное ощущение нереальности. Ей казалось, что она и этот конопатый парень на веслах одни в целом мире. Странно замирало сердце, и опять закипали слезы. Боясь ненароком всхлипнуть, Лиля накрылась одеялом едва ли не с головой и вскоре уснула.
После полуночи взошла луна. В ее холодном, мертвенном свете Павел отчетливо увидел оба берега. На южном, пологом показались далекие огоньки, высокий северный нависал темной громадой. Журчала вода под днищем. Не думалось ни о чем. Он лишился дома и почти лишился родины, он не знал, что будет с ним завтра. Но на корме спала женщина, которая была ему нужна, а он был нужен ей. И ему впервые за много дней было хорошо и спокойно.
Под утро, когда спустился туман и все вокруг окутала предрассветная тишина, Павел загнал лодку глубоко в камыши на южном берегу. Один конец веревки накинул на торчащую корягу и закрепил, другой обвязал вокруг скамьи. Потом осторожно перебрался на корму и скользнул к Лиле под шерстяное одеяло. Она сонно завозилась, а потом испуганно замерла. Он обнял ее и шепнул в ухо:
— Не бойся, я просто к тебе в тепло.
Лиля тихонько вздохнула и осторожно прижалась к нему покрепче.

День второй
5

Утром она проснулась первой. Павел безмятежно сопел ей в ухо. Она выползла из-под его руки, подоткнула обратно одеяло и села на скамью. Солнце уже взошло. Громко шуршали камыши. Орали птицы. Но в остальном вокруг царил покой. Поверить, почему они здесь, было почти невозможно, такими далекими казались здесь и сейчас государственная политика по отношению к горцам, закрытые границы, гражданские лагеря и штампы о лояльности.
Лиля посмотрела на Павла. Ну ладно, она… Понятно, как она оказалась чужой среди чужих, как дошла до такой жизни. Но Павел… Что заставило его дезертировать и бежать из страны? Он показался ей таким уверенным, таким спокойным. И опасным, да. Но только не для нее. Мог он совершить что-нибудь, за что потом не захотел отвечать? Вполне возможно, подумала она. Он способен и убить, если что. Запросто. Она это знала, чувствовала. Но с удивлением осознавала — ей все равно. Ей просто хорошо рядом с этим мужчиной с армейской татуировкой, рыжими завитками на висках и веснушками везде, где только можно.
Павел завозился под одеялом, открыл глаза и рывком сел. Но, увидев Лилю, тут же расслабился:
— Я думал, ты куда-то делась, — честно сказал он.
— Куда же я теперь от тебя? — улыбнулась она. — Ты так далеко меня завел.
— Не дальше, чем ты сама стремилась, — ответил он.
Двусмысленности своего диалога они не заметили.
Павел встал на колени, потянулся. Скинул куртку: было уже тепло. Потом подтянул к себе рюкзак, достал нож, компас и карту. Нож и компас положил рядом, карту расстелил на дне лодки. Пробормотал себе под нос:
— Сообразить бы, где мы. Но для этого надо выйти к людям. — Он свернул карту и кинул в рюкзак. Компас отправился туда же, а нож — в карман штанов. — Примерно я представляю, но надо бы точно. Пойду прогуляюсь.
— Может, я с тобой?
— Не стоит. Тебя ведь даже не замаскируешь никак, с такими бровями и глазами. Здесь такие места, что каждый незнакомый человек на виду, а тебе так и хочется проверку на лояльность учинить, — он улыбнулся, смягчая насмешку, но тут же согнал улыбку с лица. — А чем дальше к горам, тем будет хуже, поверь. Там проверками не обойдется.
— Ты… видел?
Павел не ответил, но она поняла и так. Отвела глаза.
— Надо еще еды добыть, — он заговорил о другом. — У меня ничего. И вода почти закончилась, — он потряс фляжку.
— У меня целая бутылка.
— Хорошо, оставь пока.
Он достал из рюкзака холщовую котомку, перекинул через плечо. Внимательно посмотрел на Лилю.
— Мне действительно надо идти,— сказал он. — По-другому никак, извини. Буду идти обратно — на подходе начну насвистывать, сиди и слушай.
— «Сероглазого короля»?
— А почему бы и нет? — спросил он и неожиданно улыбнулся ей, как еще не улыбался, — широко и светло, совсем по-мальчишески, так, что ямочки проступили на щеках. Лиля просто не могла не ответить на эту улыбку. Но тут же с тревогой попросила:
— Возвращайся.
— Вернусь. Но если что… Сутки, ты помнишь?
Она кивнула.
Павел снял ботинки, расстегнул рубашку почти до пояса, еще больше взъерошил лохмы на голове и сразу превратился в местного босяка.
— А говор? — спросила она.
— Будь спо-о-ко-ойна, — проговорил он, растягивая гласные, и, расхохотавшись, спрыгнул в воду и скрылся в камышах.

6

Выбравшись на берег, Павел быстро сориентировался и уже через несколько минут вышел на проселочную дорогу. Впереди поднимались дымки: за холмом пряталась деревня. Вскоре забрехали собаки. Павел подтянул штаны, заляпал их дорожной пылью, убедился, что татуировка надежно скрыта закатанным рукавом рубашки, и ступил на деревенскую улицу.
Оценить его маскарад, впрочем, было некому: улица была пуста. Крестьяне были заняты в садах, полях и на огородах. Павел шел, пытаясь заглянуть за высокие заборы, и прикидывал, чей бы сад обнести на десяток крупных, краснобоких яблок. Увидел колодец и тут же наполнил водой флягу. Миновал еще несколько домов и наконец заметил живого человека. У одной из калиток стояла древняя старуха. Она разглядывала прохожего, подслеповато щурясь. Павел направился прямо к ней со словами:
— Боги в помощь, матушка!
Он не стал нарочито копировать местный говор, боясь переиграть. Вместо этого он заговорил в резкой, отрывистой манере, как говорили его отец и мать, как говорил он сам, пока не переехал в большой город. Простая деревенская манера, только северная, далекая от этих мест. Чтобы ее изобразить, Павлу не требовалось никаких усилий.
Старуха, конечно, сразу распознала этот говор, и лицо у нее смягчилось. Времена были смутные, и по дорогам шаталось немало деревенских парней из самых разных концов страны — в поисках заработка, ночлега, а то и невесты.
— Боги в помощь и тебе, сынок, — приветливо ответила она. — С чем пришел? Работу ищешь? Тогда придется тебе хозяина ждать, я тут ничем не помогу.
— Нет, спасибо, — Павел улыбнулся. — Я как раз подзаработал на днях. Мне бы потратить! Хлеба и молока не продадите?
— Продам, отчего не продать, — кивнула старуха и назвала цену. Павел протянул ей котомку, и через несколько минут она вернула ее изрядно потяжелевшей.
— Ты бы остался, сынок, подождал хозяина, — предложила старуха. — Нам работники сейчас очень нужны.
— Не могу, — Павел покачал головой. — Я дальше пойду.
— Ну тогда удачно тебе добраться, — пожелала старуха.
— Как деревня-то ваша называется, мать?
— Приречье, — ответила старуха и заковыляла вглубь роскошного сада.
Как только она скрылась из виду, Павел не удержался и, поднявшись на цыпочки, сорвал пару крупных, истекающих соком яблок, висевших прямо над головой. Лохматый пес поднял голову у крыльца, но, должно быть, обманулся разговором с хозяйкой — лаять не стал. Павел бросил яблоки в котомку, свернул на зады, чтобы не светиться лишний раз на деревенской улице, и, путаясь в высокой траве, поспешил к реке.

7

Они позавтракали нехитрой деревенской снедью, и Павел, убрав остатки еды в рюкзак, снова склонился над картой.
— Разобрался, где мы? — спросила Лиля, глядя ему через плечо.
— Ага, — он ткнул пальцем в один из речных изгибов. Лиля только сейчас заметила, что карта у него очень подробная, с обозначением всех, даже самых маленьких, деревень. — Думаю, сейчас нет смысла перебираться на берег. Проплывем вот эту излучину, — палец Павла скользнул по карте, — а вот здесь, где река начинает сильно забирать к западу, бросим лодку и пойдем пешком. Там уже рукой подать до Приграничья. Одно плохо — полно патрулей, и ночевки у костра — дело рискованное. Придется, наверное, заходить в деревни…
— Ты уже придумал, как меня замаскировать? — грустно пошутила Лиля.
— Пока нет, но я в процессе, — вполне серьезно ответил он. — Ты смотри, смотри, — подтолкнул он ее, увидев, что Лиля вместо карты смотрит на южный горизонт. — Сама сказала, что знаешь тропы, но не по всей же границе. Покажи, куда конкретно нам двигаться, а я выберу дорогу.
Лиля наклонилась над картой, соображая. Потом ткнула пальцем в участок Приграничья.
— Вот здесь уже наши места.
— Ближе к западу? Отлично. Почти по дороге, можно сказать. И крупные города обходить не придётся.
— Думаешь, нас еще ищут? — тихо спросила Лиля.
—Трудно сказать, — Павел поскрёб вихрастый затылок. — Машинку твою, конечно, давно обнаружили, а вот что подумали о том, куда мы делись… Может, я тебя убил и закопал где-нибудь. Но даже если не ищут — мы в любом случае парочка очень уязвимая. Неблагонадежная горянка и «орел» без документов… Хотя… — он осекся и посмотрел на нее взглядом человека, на которого снизошло озарение. — А что, это может сработать. Время, конечно, потеряем, но нам всего-то два, ну максимум три дня идти.
— Ты о чем? — Лиля тревожно посмотрела на «озарённого». А он и правда весь как будто светился на ярком солнышке — и выгоревшие рыжеватые завитки на затылке, и веснушки, и серые глаза. Лиля сморгнула, словно пытаясь прогнать наваждение.
Что он увидел в ее глазах — бог весть. Но только вдруг внезапно забыл, что хотел сказать. Глаза у горянки были бездонные, кожа белая и нежная. И она была совсем не похожа на девушек, к которым его прежде тянуло…
Раздался шум крыльев и громкий всплеск — утка спикировала прямо над их головами и приводнилась, обрызгав лодку. Наваждение исчезло. Оба очнулись. Лиля отвернулась и стала копаться в рюкзаке. Павел принялся сворачивать карту.
— Так что ты придумал? — вдруг вспомнив, спросила она.
— А? — Павел непонимающе посмотрел на нее. — Придумал? Ах да. Я поведу тебя по Приграничью под конвоем.
— Что?
— Что слышала. Проще простого. Ты горянка, рвалась домой, а я тебя поймал и теперь конвоирую на север. Я «орёл», а ты… ну, может, диверсантка. Мне-то все равно, я выполняю приказ.
— Без документов?
— Такое сплошь и рядом бывает, особенно если на задании. Да нас и не спросит никто, если правильно себя повести. Главное — избегать патрулей. А если и встретим — это тоже еще не конец света. Вряд ли сюда добралась информация обо мне, так что и патрулю лапши на уши навешать можно. А местным вообще не надо ничего говорить, хватит и того, что горянку ведут куда-то со связанными руками.
Лиля хотела возмутиться, уже открыла рот — и промолчала. Он был прав. Только это, пожалуй, и сработает. Разве что одно но…
— Как же ты поведешь меня на север, если мы вроде как идем на юг?
— Будем заходить в деревни с противоположного конца, — серьезно сказал он. — А потом снова сворачивать куда надо. Дорог придется избегать.
— Рискованно.
— Я знаю. Но иначе вообще никак.
— Хорошо.

8

К вечеру они миновали намеченную излучину и остановились на маленьком, удачно подвернувшемся на пути островке. С тех самых пор, как они встретились, Лиля не видела поблизости ни одного человека и время от времени всерьез сомневалась, что остается в своем уме. Ну в самом деле, разве такое возможно здесь, в огромной, густонаселенной стране? Одно из двух: либо Павел владеет искусством двигаться в параллельном пространстве, либо она, Лиля, давно лишилась рассудка и сидит сейчас где-нибудь в грязной камере или в унылом, холодном бараке… Она тряхнула головой и убила комара, больно впившегося в тыльную сторону ладони. Ни то ни другое, конечно. И мир вокруг тот же самый, и с ней все нормально, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах. Это просто везенье. Или ловкость ее случайного спутника.
Очередной комар нашел лазейку в одеяле и укусил Лилю за шею. Вздрогнув, она смахнула кровососа и взглянула на Павла. Тот задумчиво ворошил костер. Куртку он снял и остался в одной рубашке. Комары его, похоже, не беспокоили.
— Как будем спать? — спросила она.
— А? — Павел вскинул голову. — Да наверное, как в лодке. Если ты не против. Так теплее. Куртки подстелем, одеялом накроемся.
— А комары? — Лиля сделала вид, что больше ничего, кроме комаров, ее в предстоящей ночёвке не беспокоит.
— А что комары? Не бойся, это они пока лютуют, а чуть позже пропадут. Не знаешь, что ли? А еще говорила, что в горах выросла, — поддел ее Павел. — Или у вас комары другие?
Непонятно было: то ли он так шутит, то ли проверяет Лилю на подлинность ее слов и намерений. Одно слово — «орёл», правду говорят, что недоверие людям у них в крови. Лиля тряхнула головой. Думать о Павле как о бывшем солдате спецвойск почему-то не хотелось.
— Я вообще-то в столице родилась, — тихо ответила она. — А в горы ездила каждый год на каникулы. Чтобы запомнить местность, этого вполне хватило, поверь. И чтобы родня узнала меня, тоже.
— Ну-ну, — чутким ухом привыкшего выживать беглеца Павел уловил, как резко похолодел голос попутчицы. И обругал себя: не стоило конфликтовать из-за такой мелочи. Он-то хотел просто поддержать разговор, а девчонка обиделась… — Не заводись. Я тебе верю.
Он помолчал, но следующий вопрос напрашивался сам собой.
— И не страшно тебе было… вот так уходить? Я-то думал, ты и в самом деле оттуда, просто случайно у нас застряла.
— Страшно? — Лиля прислушалась к себе. Было ли ей страшно? Наверное, будь у нее дом — настоящий, свой — она бы на это не решилась. Но своей квартиры в столице у Лили не было. Ту, что принадлежала деду, конфисковали после его смерти: по новому закону о праве на недвижимость ничего по наследству он оставить не мог. За Лилино скромное жилище на окраине, в мансарде, платила кафедра, причем через подставное лицо. Это было всё, что смог сделать для Лили декан факультета. Но Лиля и тут оказалась предательницей и неблагодарной скотиной, оттолкнула дарующую руку…
— Страшно? — повторила она. — Нет. Мне нечего было терять.
— Совсем? — уточнил он совсем тихо.
— Совсем, — подтвердила она.
— Так не бывает, — Павел, протестуя, покачал головой. — Всегда есть что терять. Родственники, друзья…
Он осёкся, вдруг сообразив, что вполне может то же самое сказать о себе.
— Не смеши, — возразила Лиля устало. — У друзей своя жизнь. Да и не было их у меня, так уж вышло… Раньше мне друзья были не нужны. А когда понадобились, кто бы решился?..
Павел пожал плечами. Ксенофобией он не страдал, а трусом не был тем более. И с большим трудом представлял, как можно решиться или не решиться на дружбу. Дружба — она или возникает, или нет.
— А родители?— спросил он.
— Мои родители в горах.
Лиля умолчала, что совсем в этом не уверена.
— А в Рессии у меня никого не осталось, — упрямо повторила она.
Ей не хотелось продолжать этот разговор, и она плотнее закуталась в одеяло. Павел понял, отвернулся, поворошил угли. И порадовался в глубине души, что она не задала встречных вопросов.
Расстелив куртку, он коснулся Лилиного плеча.
— Давай спать. Лучше пораньше встанем. Ложись.
Она послушно поднялась и отдала ему одеяло. Скинула куртку, положила на землю, увеличивая площадь «лежанки». И устроилась с краю, на боку, поджав ноги и обхватив плечи руками. Было зябко, тело сделалось как деревянное, но погода тут была ни при чем. Затаив дыхание, она ждала, когда Павел ляжет рядом. И дождалась. Он опустился на оставшееся место позади нее, накрыл их одеялом и обнял Лилю. Она замерла, прислушиваясь к своим ощущениям — а потом тихонько подвинулась поближе к нему, прижалась спиной. Он обнял ее крепче. Она чувствовала затылком его дыхание. Ей было не просто тепло — жарко. И расслабиться никак не получалось.
Он почувствовал это, чуть отпустил ее и шепнул:
— Спи. Завтра рано вставать.
Лиля послушалась и закрыла глаза.
Через пять минут оба уже спали.

День третий
9

Утром они позавтракали остатками деревенской еды и, спустившись чуть ниже по течению, бросили лодку и двинулись прочь от реки, на юг. Местность изменилась. Дорога ощутимо шла на подъем, горы синели совсем близко, а вместо плоской равнины потянулись заросшие колючим кустарником холмы. Приближались предгорья — и Приграничье.
Очередную деревню обошли в сумерках, не встретив, к счастью, ни одной живой души.
— Может, переночуем где-нибудь здесь? Прямо так, без костра? — почти умоляюще спросила Лиля. Но Павел покачал головой:
— Здесь холодно. Куда холоднее, чем у реки. А если кто-то из нас заболеет и не сможет идти… К тому же у нас не осталось ни еды, ни воды.
Лиля предложила НЗ, но Павел покачал головой: «Еще пригодится, оставь».
— Я боюсь, — откровенно сказала она.
— Не бойся, — он ободряюще улыбнулся.
В густом кустарнике они остановились, чтобы перетряхнуть вещи: пленнице, объяснил Павел, рюкзаки не положены. Куртку Лиля надела на себя: к ночи стало действительно холодно. Кое-что пришлось бросить. Павел выложил свою сменную рубашку и теплый свитер. На невысказанное «зачем» вслух ответил:
— Ерунда. Обойдусь.
Шерстяное одеяло, свернутое удобным валиком, Павел, поколебавшись, взял с собой, просто не смог оставить мамин подарок. В рюкзак отправились карта, нож, Лилин НЗ и небольшой сверток с ее одеждой. Мелочь вроде фляги и фонарика Павел рассовал по карманам, а остатками веревки связал Лиле руки впереди. Затянул узлы. Спросил:
— Не туго?
— Нормально, — ответила она одними губами.
— Хорошо. Тогда пошли.
— Пошли, — согласилась она, но не двинулась с места. — Паша…
— Что?
— Поцелуй меня, — почти жалобно попросила она, глядя на него снизу вверх.
Если он и колебался, то лишь от неожиданности и только мгновение. Потом шагнул ближе, взял Лилю за плечи, нашел губами ее губы. Опять накатил морок — вокруг не было ничего и никого во всем мире, кроме них двоих. Ноги у Лили подогнулись, и он поддержал ее, прижав к себе.
— Лиля, — прошептал он прямо ей в ухо. — Все будет хорошо. Просто верь мне и ничего не говори. Пошли.
Он снова поцеловал ее, бережно и нежно, и подтолкнул к дороге.
Огней на деревенской улице почти не было — здесь явно ложились рано. Они миновали несколько домов. Павел высматривал знаки на заборах, что здесь берут постояльцев, или какой-нибудь трактир для местных с комнатами в мансарде. Трактира не нашлось, а вот гостевой дом — вполне. Держа Лилю за рукав, Павел заколотил в ворота. Забрехал пес, отворилась дверь дома, и мужской голос, прикрикнув на собаку, громко спросил:
— Чего надо?
— Ночлега! — ответил Павел.
Заскрипело крыльцо, зашуршали шаги, распахнулась калитка. Неопрятный, словно со сна, мужик в накинутой на плечи телогрейке оглядел гостей — и отшатнулся, увидев горянку.
— Все в порядке, хозяин. Она под присмотром, — Павел оттер мужика и решительно вошел в калитку, увлекая «пленницу» за собой. — Советую вам не задавать лишних вопросов.
Лиля смотрела на Павла и с трудом узнавала его. Она уже видела его таким — когда Павел раскидывал патрульных в придорожном кафе. Но сейчас «орел» проступил в нем еще отчетливее — сильный, уверенный в своем праве и своей власти. Хозяин гостевого дома спасовал перед ним мгновенно, даже не потребовалось бросаться званиями. Отступил с дороги, пробормотал:
— Чего изволите?
— Комнату или что там у вас есть. Одну, мне нельзя выпускать ее из виду, — кивнул он на горянку.
— У меня есть отличный подвал с крепкими замками.
— Нет, — Павел сказал как отрезал.
— Хорошо, как пожелаете.
— И ужин. Я заплачу, не беспокойтесь, — добавил он, заметив тревожный взгляд.
— Ужин горячий? — уточнил мужик, сразу воспрянув духом.
— Не обязательно.
— На одного?
— Конечно, на двоих, — Павел посмотрел на хозяина как на идиота. — Если я не буду ее кормить, то скоро буду таскать за собой волоком, а на такое я не подписывался.
Хозяин засмеялся, и Павел тоже улыбнулся за компанию.
Разговаривая, они поднялись на высокое крыльцо, миновали темные сени и вошли в дом. Хозяин сразу повернул налево, Павел подтолкнул туда же горянку. Они вошли в небольшую комнату.
— Не топлено, извините, — пробормотал хозяин.
— Ничего, обойдемся.
— И кровать одна. Двухместных комнат нет.
— Все отлично, м-м-м… как вас там?
— Михаил.
— Все отлично, Михаил. Спасибо.
— Сейчас лампу принесу, — почти смущенно добавил Михаил. — И ужин. Туалет на улице. С крыльца сразу направо и за угол.
— Разберемся.
Хозяин ушел за лампой и едой. Павел аккуратно усадил Лилю на пол у стены, шепнул:
— Надо еще поиграть.
Она кивнула. Ее уже почти не трясло. Павел в образе «орла» волшебным образом вселял в нее уверенность.
Михаил вернулся с настольной лампой, кувшином молока и свертком с едой: овощи, зелень, хлеб, сыр. Стандартный деревенский набор. Павел протянул ему несколько купюр. Хозяин довольно заулыбался и утратил всякие сомнения в благонадежности гостя.
— Мы завтра рано уйдем, — сообщил Павел. — Я, знаете ли, спешу доставить груз.
Михаил опять подобострастно захихикал, закивал и со словами «Только дверь входную поплотнее прикройте» наконец-то ушел совсем. Павел заперся изнутри на задвижку, задернул шторы на окнах. И только потом поднял Лилю с пола и пересадил на кровать. Сел рядом, развязал веревку на запястьях и стал осторожно целовать оставшиеся от пут красные следы. Лиля не выдержала и всхлипнула.
— Т-с-с, — Павел поднял голову, приблизил губы к ее уху. — Тише. Молчи. Люди любопытны, а мы не знаем толщину здешних стен, — он шептал чуть громче дыхания. — Давай поедим и поспим. Надо отдохнуть.
Она кивнула и прошептала так же тихо:
— Почему ты не представился ему «орлом»?
— Не стоит светиться зря, — ответил он.
— Мне кажется, он догадался. Ты так себя вел…
Павел кивнул:
— На то и расчет. Догадался — но поклясться не сможет. Недосказанность — лучшая политика.
— Как у тебя это получается? Ты был… совсем другой.
— Тренировка, — шепнул он в ответ, не зная, как иначе объяснить. — Ешь.
Она принялась за овощи и сыр. Павел тоже поел немного, остальное убрал про запас.
— В туалет не хочешь? — спросил он нормальным голосом.
Лиля покачала головой.
— Точно? Ну как знаешь, среди ночи я тебя выводить не буду. Тогда спи давай!
И шепотом добавил:
— Правда, давай ложись.
— А ты?
— Я? — он снова сел на кровать. — Если честно, хотел пристроиться рядом.
Лиля подвинулась к стене и замерла с колотящимся сердцем. Павел улегся, накрыл их обоих шерстяным одеялом, нарочно повертелся и так, и эдак, словно проверяя громкость пружин. Кровать скрипела немилосердно. Он повернулся к Лиле, помедлил секунду — и осторожно подался к ней. Она задохнулась.
— Тише, тише, — шептал он, а его руки осторожно забирались под джемпер, под блузку… Он прижал ее к себе, горячую, трепещущую, и целовал как сумасшедший — в губы, в шею, в глаза. Она тоже прижалась к нему, запустила руки под рубашку. Обоих трясло. Но слишком громко скрипели пружины кровати от малейшего движения, и в слишком шумную рисковала превратиться возня, дай они себе волю. Оба поняли это — и замерли, тяжело дыша, в объятиях друг друга. Она поцеловала его за ухом, туда, куда так часто смотрела все эти дни и где аккуратно укладывались колечками рыжевато-русые завитки. Он прерывисто вздохнул и снова крепко прижал ее к себе. Прошептал:
— Не целуй меня так, или я потеряю голову.
— А что, «орлы» не спят со своими прекрасными пленницами? — спросила она лукаво.
— Может, и спят. Но я больше не «орел». И я не хочу делать это здесь.
— Прости.
Она положила голову ему на плечо и затихла, слушая, как бьется его сердце. Вскоре Павел услышал ее ровное сонное дыхание. Тогда он тоже закрыл глаза, дав команду тренированному телу проснуться с рассветом.

День четвертый
10

На рассвете они позавтракали остатками молока и хлеба, Павел наполнил флягу из ведра с ключевой водой, и они тихо покинули гостевой дом. Утро выдалось туманное. За деревней Павел тут же свернул в холмы и достал компас, чтобы не потерять направление.
Где-то в тумане заржали лошади, и они затаились, но вскоре поняли, что ветер принес звуки с далекого пастбища. Они снова пошли: Павел впереди, Лиля за ним.
Когда солнце поднялось высоко, они устроили привал у подножья очередного холма. Доели остатки еды из гостевого дома.
— Может, лучше нам идти ночью, а в деревни ты будешь ходить днем за едой? — робко спросила она, глядя, как Павел напряженно следит за местностью.
— Слишком опасно, — он покачал головой. — Нам нужно когда-то спать, а днем на нас кто угодно может наткнуться. И хорошо, если не патруль. Да и идти ночами рискованно: я, честно говоря, и днем-то боюсь здесь заблудиться.
Она печально опустила голову.
— Ничего, держись, — он положил руку ей на колено. — Осталась всего одна ночевка до настоящих глухих предгорий. Там будет гораздо проще — народу меньше. Пойдем напрямик и будем двигаться быстрее.
— Хорошо, — она кивнула.
— Отдохнула?
— Ага.
— Тогда пошли, — он легко поднялся и протянул ей руку, помогая встать. Закинул на плечи рюкзак и сверился с компасом. — Надо пройти как можно больше сегодня.
Но деревня — единственная на ближайшие несколько часов пути — показалась раньше, чем наступили сумерки. Они осторожно обошли ее и вышли на дорогу. Павел снова связал Лиле руки, сам взялся за другой конец веревки и повел горянку за собой, словно покорную овцу. Темп он взял довольно приличный, но даже не оглядывался, когда она спотыкалась, — только дергал веревку, заставляя ее быстрее выравнивать шаг. Лица его Лиля не видела, но не сомневалась: никаких лишних чувств на нем не отражается.
В этой деревне гостевого дома не было. Зато было кафе с номерами — маленькое и неуютное. К тому же под вечер там собралось мужичье — пропустить по кружечке крепкого. Но Павел, поколебавшись, все же решил рискнуть и направился туда. Иное смотрелось бы подозрительно.
Они вошли, и все взгляды устремились на них. Повисла тишина. Павел обвел глазами маленький захламленный зал, высматривая хозяина. Но тот уже сам спешил из-за стойки — здоровенный мужик в фартуке.
— Эй! Отродью сюда нельзя! — на все кафе рявкнул он. Посетители, явно завсегдатаи, поддержали его угрожающим гулом.
Павел выпрямился и смерил хозяина уверенным взглядом. Лиля не понимала, как у него это получается, но в образе «орла» он становился как будто выше ростом. И от него ощутимо веяло угрозой.
— А это не отродье, — спокойно сказал он. — Это, считай, мое имущество. С которым я одной веревочкой связан, видишь? — и Павел поднял руку с зажатой в ней веревкой. — Так что ты дашь комнату мне, а это, — он кивнул через плечо — пойдет со мной.
При виде веревки посетители довольно заржали. «Так ее!», «Отлично придумал!» — полетели отовсюду реплики.
— А ты кто такой? — грубо спросил хозяин.
— А тебе какая разница? — Павел слегка двинул плечами, и неуловимой угрозой от него повеяло еще более явно. — Не просто прогуливаюсь под ручку с дамой, поверь!
Последняя реплика снова была встречена дружным смехом. Хозяин подвигал челюстью. Потом сплюнул в пол.
— Бабки небось зашибаешь, воруя клиентам горских девок, — сказал он и смачно заржал. — Хорошее дело! Одобряю. Если заплатишь, получишь комнату.
— Конечно, заплачу. И еще жратвы попрошу. И пива. Только в комнату, извини. С удовольствием бы с вами дернул, но с такой собачкой у ног не очень удобно бухать!
Посетители снова загоготали. Хозяин заметно расслабился.
— Ну, проходи! — куда более дружелюбно рявкнул он. — Вот сюда, по лестнице.
Он подхватил с одного из столиков лампу и повел Павла наверх. «Имущество» потащилось следом, пряча глаза. Даже спиной Лиля ощущала липкие взгляды нетрезвых мужиков и повисшую в воздухе ненависть, которую никакое пиво не могло приглушить.
Павел тоже почувствовал эту ненависть. Расплатившись с хозяином за комнату и заказ (и стараясь, чтобы тот не увидел — деньги последние), Павел бросил на стол куртку и рюкзак и сразу подошел к окну. Решеток не было. Он усадил Лилю на пол у стола и демонстративно привязал к ножке. Прошелся по комнатушке. Напряжение еще клокотало в нем. Он двигался словно волк, запертый в клетку.
Грохнула дверь — он обернулся как ужаленный. Но это был всего лишь хозяин, принес обещанные мясо и пиво.
— Собачке миску не принести? — со смехом спросил он.
— Обойдется, с пола поест, — в тон ему ответил Павел.
Наконец дверь за хозяином захлопнулась. Павел закрыл ее на засов, сел рядом с Лилей на пол и глубоко вздохнул.
— Пива хочешь? — негромко спросил он. Шум пьянки, доносившийся снизу, заглушал голоса.
— Смеешься? — она посмотрела на него глазами, полными страха.
— Почему же? Нисколько. Не буду же я один пить, — он подал ей кружку. — За удачу.
Лиля взяла кружку связанными руками и сделала глоток. Пиво было свежим, но очень кислым на вкус. Она поморщилась и вернула кружку Павлу. Спросила:
— Что-то не так?
Он тоже приложился. Потом ответил:
— Наверное, зря мы сюда сунулись. Место здесь дерьмовое. И люди тоже.
Он вновь передал ей кружку, и она сделала еще глоток. Сказала:
— Ничего, это же только на одну ночь.
Павел кивнул.
— Посидишь пока на полу? — почти виновато спросил он. — Я дам тебе одеяло. Но развязать тебя сейчас не могу, прости. Подождем, пока все не угомонятся.
— Боишься, что придут навестить?
— Я еще тот перестраховщик, — отшутился Павел, не признаваясь, что именно это его и пугает.
Он встал и передал ей кусок мяса с тарелки.
— Вот, держи руками и ешь.
— А ты?
— Здесь еще осталось. Не волнуйся, мне тоже достанется.
Он съел свою долю и снова сел на пол, поближе к ней. Они допили пиво, передавая кружку друг другу. Павел отставил пустую посудину в сторону и, придвинувшись вплотную, поцеловал Лилю долгим поцелуем в губы. Они не могли оторваться друг от друга, пока у обоих не закончилось дыхание. Тогда она положила голову ему на плечо, а он ее обнял. Тихо прошептал на ухо:
— Знаешь, я еще никогда не целовал связанную женщину. Любопытные ощущения…
— Шутишь?
— Да нет, правду говорю.
Устроившись в кольце его рук, Лиля расслабилась, чувствуя на макушке тепло его дыхания.
— Неужели понравилось? — поддразнила она его.
— Ага… что-то есть в этом такое… возбуждающее.
Они тихо засмеялись, но тут же замолчали. На лестнице послышался подозрительный шум.
— Что это? — встревоженно спросила Лиля.
Павел, не ответив, пружинисто вскочил на ноги. Через секунду в дверь заколотили.
— Что надо? — грубо спросил Павел. Лицо у него сделалось совсем неподвижное, будто неживое. Потянувшись к столу, он взял нож, спрятал в рукав.
— Открывай! — рявкнули в коридоре. — Или вышибем дверь!
— Платить за нее будете сами! — ответил Павел, отступая к столу. — И лечиться придется тоже за свой счет, — пробормотал он себе под нос.
— Открывай, говорю!
— Идите на х…! — громко ответил Павел.
За дверью взревели на несколько голосов. Лиля в ужасе сжалась в комок. Павел кинул на нее короткий взгляд и сказал два слова:
— Под стол!
Она повиновалась мгновенно. Хлипкий засов между тем как раз поддался. В комнату ворвались четверо мужиков — видимо, самых пьяных и самых охочих до развлечений. Один из них сжимал в руке бутылку с отбитым горлышком.
— Мы тут подумали,— сообщил он с порога. — Говорят, бабы-то их — это ого-го. Ну, в этом деле. Сам понимаешь. Я слыхал, их с детства этому учат. Вот мы и решили — от твоего клиента не убудет, если мы тоже попробуем. Ему-то какая разница? А уж тебе и подавно — все равно деньги в карман. Мы аккуратно, ничего с товаром не сделается, если не будет дергаться и орать. Так что давай, сопляк, доставай свое «имущество», — он хохотнул, и остальные подхватили смех, начиная медленно продвигаться по комнате.
Павел молчал, не двигаясь с места, только переводил взгляд с одного непрошеного визитера на другого, прикидывая и оценивая.
— А добром не дашь, мы сами возьмем! Но тогда сохранность не гарантируем! Да еще тебе наваляем по ходу дела.
— Шли бы вы отсюда, — негромко сказал Павел в ответ на эту тираду. — Девку я должен доставить не порченную, и не вам, мудачье, ее трахать. Х...ми не вышли.
— Думай что говоришь! — самый разговорчивый, тот, что с «розочкой», шагнул вперед. Теперь стало заметно, что он, в отличие от других, не особо и пьян. Остальные трое — нетвердо стоящие на ногах и безоружные, но каждый чуть ли не вдвое шире Павла, — заходили с боков.
— А ты думай что делаешь! Я вас на мелкие лоскуты порежу, и мне ничего за это не будет. Еще и медаль дадут. У меня приказ.
— Приказ? — болтливый заводила моргнул, но до него, кажется, не дошло. — Срал я на твой приказ! Берите девку, ребята, а я пока разберусь с этим ублюдком!
Сразу трое, обойдя Павла, бросились к Лиле, организовав у стола столпотворение. Ее потащили из-под стола — за ноги, за одежду. Но прежде чем она завизжала и начала брыкаться, Павел бросился в бой.
Он двигался куда быстрее громилы с «розочкой». Первый удар тот пропустил и отлетел обратно к двери. Но свое оружие не выпустил. Яростно взревев, он кинулся на Павла как бык — напролом, рассчитывая снести противника с ног мышечной массой. Павел чуть отступил в сторону и легко избежал бы атаки — но в этот момент один из троих, посланных «за девкой», которому места у стола попросту не хватило, обернулся и ударил Павла между лопаток. Павел не успел увернуться. Его швырнуло прямо на «розочку». Острые грани проехались по ребрам, разрывая рубашку и кожу под ней.
Боли Павел даже не заметил. Не теряя времени, он ударил громилу кулаком в висок, одновременно выворачивая руку с бутылкой. Она выпала из пальцев и покатилась прямо к Лиле. Почти не задумываясь, горянка схватила «розочку» и ткнула острым концом в лицо самому назойливому из кавалеров. Тот заорал и схватился за глаза. В этот момент Лиле подвернулась под руки пустая пивная кружка. Не колеблясь ни секунды, она отоварила врага еще и кружкой по голове. Тот со стоном уткнулся носом в пол и временно вышел из игры.
Громила, утративший «розочку» и получивший от Павла еще один сокрушительный удар в лицо — кулаком, утяжеленным рукояткой ножа, сидел на полу и размазывал по лицу кровь. Но двое, что остались на ногах, наоборот, только распалились. Забыв про «девку», они скопом навалились на ее защитника. В тесном пространстве негде было развернуться и некуда отступать. Павел ударил одного из противников ногой в пах, но тут же пропустил удар в лицо от второго и отлетел к стене. Победитель радостно взревел и кинулся добивать, но жертвы на месте не оказалось. Павел откатился под стол, едва не задев Лилю, и кинулся под ноги пострадавшему от удара в промежность, который так и стоял, согнувшись в три погибели. Тот повалился на пол, Павел упал на него сверху, схватил за волосы и приставил к горлу нож:
— А ну всем стоять! — заорал он. — Зарежу как свинью!
Единственный оставшийся на ногах участник потасовки замер у стены, остальные остались сидеть, где сидели. И все трое ошалело уставились на сверкающую сталь.
— Я вам ясно сказал — валите! — Голос у Павла срывался, он тяжело дышал. — Вы что, шваль подзаборная, правда думали, что справитесь с «орлом»?! Я же вам ясно сказал — у меня приказ! Последние мозги пропили, что ли? Или вам надо татушкой в морду ткнуть, чтобы дошло? Лежать! — прорычал он телу под собой и, не выпуская ножа, другой рукой сорвал с плеча порезанную, окровавленную рубашку. — Ну как, теперь убедились?
Противник, лежащий под Павлом, жалобно поскуливал: «орел» убрал нож от горла, но продолжал стоять коленями у него на пояснице. Заводила, растерявший весь свой пыл, осторожно пятился на заднице к двери. Тот, кого оглушила Лиля, полз в том же направлении, стараясь держаться как можно дальше от Павла. Мужик, подпирающий стену, прохрипел изумленно:
— Так ты из спецвойск? Что ж сразу не сказал?
— А какого хрена я из-за вас, мудозвонов, свою легенду светить должен? — Павел поднялся, сжимая нож. — Убирайтесь отсюда, живо! И не вздумайте вякать насчет «орла», вам же дороже обойдется! С-суки! — он вытер с подбородка кровь.
Четверо побитых героев, желающих на дармовщину попользоваться «особенными» горскими девушками, поддерживая друг друга, скрылись за дверью. Павел, тяжело дыша, бросил нож на стол и прижал руку к порезам на груди. Кровь шла довольно сильно.
— Паша, — выдохнула Лиля откуда-то с пола.
— Сиди, где сидишь, — сквозь зубы выдохнул он. Подобрал с пола рваную рубашку и прижал к ране. — С-суки…
Дверь хлопнула — вошел хозяин. Увидел всклоченного, окровавленного Павла, нож на столе, разгром в комнате — и попятился назад.
— Стоять! — рявкнул Павел. — А ну сюда!
Хозяин зашел. Он уже не выглядел таким огромным и грозным.
— Принеси воды, — негромко, но еще зло приказал Павел. — И пришли кого-нибудь тут быстро прибраться. Мы бы ушли из твоего гадючника, но я не хочу ночевать на улице. И шататься в таком виде по дворам не хочу тоже. Мы уйдем утром. А ты держи рот на замке, если не хочешь неприятностей, понял?
Хозяин кивнул и исчез за дверью. Через несколько минут сломанный стул был унесен, кровь с пола стерта, а на столе появилась кастрюля с теплой водой и вроде бы чистое полотенце.
— А теперь вали, — приказал Павел. Проводил хозяина до двери и подпер ручку уцелевшим стулом. Потом взял нож и, подойдя к Лиле, перерезал веревку, освободив ей запястья.
— Прости, — сказал он виновато. — Прости. Я должен был предусмотреть, — он помог ей подняться с пола.
— Паша, ты что? — она посмотрела на него почти в ужасе. — За что ты просишь прощения?
— Не стоило соваться сюда, я ведь чувствовал. Прости. Они ведь могли…
— Нет, — она покачала головой и осторожно погладила его по рассеченной щеке. — Они не могли. Пока ты рядом — нет.
— Я мог не справиться.
— Не в этот раз, — она взяла его за руку, посмотрела на разбитые в кровь костяшки. Поцеловала. Потянула за рубашку, которую Павел все еще прижимал к ране. — Давай я тебе помогу.
— Ерунда, — он поморщился, убирая рубашку. — Царапина. Просто надо промыть и остановить кровь.
— Я сделаю. Садись.
Он огляделся, но единственный стул подпирал дверь, и пришлось сесть на край стола. Лиля смочила кончик полотенца в кастрюле и стала осторожно промывать рану. Павел морщился и кусал губу. Порезы были глубокими, и кровь упрямо продолжала сочиться. Лиля прижала к ним сухой край полотенца. Погладила Павла по конопатому плечу, коснулась пальцами черно-белого орла. Павел вздрогнул.
— Вас боятся, — прошептала она.
— Да. Боятся и уважают.
— Паша, почему ты сбежал? Почему ты бросил все это? То, что ты так хорошо умеешь?
Он поднял голову, взглянул ей в глаза.
— Что я умею? — эхом повторил он. — А ЧТО я умею? Ты… просто не знаешь, о чем говоришь. Я не мог больше, Лиля. Понимаешь, я больше не мог. Мы ведь не с врагами сражаемся… Спецвойска — это для внутренних разборок. Усмирять непокорные провинции, например. «Орлы» — это только звучит гордо, а на самом деле мы цепные псы императора. Точнее, внутреннего ведомства.
— Но почему ты просто не ушел? Не уволился?
— Думаешь, это так просто? И мою отставку кто-то поспешил принимать? Особенно сейчас, в такие времена? Мне сказали: «Ты нам нужен, Шмель!», «Прекрати истерику, Шмель!», «Соберись, Шмель!» Впереди очередная зачистка! — он яростно шипел Лиле прямо в лицо, и его уже начало трясти. Но Лиля вовремя остановила его — поцелуем.
— Успокойся, — прошептала она, оторвавшись от его губ. — Успокойся. Я тебя поняла. Только, Паша, я должна сказать тебе кое-что. Кое-что важное…
— Что? — Он взглянул на нее с тревожным предчувствием.
— Ты не пройдешь через горы, Паша. Тебя не проведет даже сам старейшина клана Бет-Тай, не говоря уж обо мне. Таких, как ты, горцы узнаю;т моментально. Им не нужно тыкать в лицо татуировкой. «Орлов» убивают — без разговоров и без промедления. И ни для кого не может быть исключения…
Павел смотрел на нее во все глаза, начиная понимать.
— Прости, что я не сказала сразу, — Лиля опустила голову. — Сразу, как только увидела твою татушку. Но тогда я подумала, что можно ведь спрятать ее под одеждой и никто не заметит. Тогда ты был совсем не похож на «орла»…
— А теперь стал похож? — почти зло спросил Павел.
Она всхлипнула и кивнула.
— Прости… Я ничем не смогу тебе помочь…
— Ну не надо, не плачь, — он подался к ней, неловко обнял, стараясь не тревожить рану. — Обойдусь как-нибудь. Поищу другую дорогу.
Она вскинула на него глаза с немым вопросом: «А я?»
— Но сначала доведу тебя до границы, — он легко прочитал ее мысли. — Мы почти рядом. Не бойся. Я тебя не брошу.
— Паша, — она хотела сказать ему, что вообще не хочет с ним расставаться, что с тех пор как они встретились, ей уже и горы, кажется, не нужны. Но слова не шли с языка. Столько отдать, стольким пожертвовать на пути, столько пройти, подвергнуть опасности не только свою, но и чужую жизнь, а потом сказать: «Не хочу»? Что за бред, что за детский каприз?! Нет, она не могла, просто не могла сказать такое, не могла наплевать на свои, но главное — на его усилия. Она молча стояла, положив голову ему на плечо, и глотала слезы.

День пятый
11

Весь следующий день они шли по предгорьям. Местность снова изменилась. С каждым часом вокруг становилось все меньше зелени, все больше появлялось скальных отрогов и каменного крошева. Холмы исчезли, и теперь они почти все время двигались вверх. Практически перестали попадаться деревни, а уж людей и вовсе не стало. Они добрались до Приграничья.
Павел явно воспрянул духом. Он двигался быстро, так что Лиля едва поспевала за ним. Горы были совсем рядом, она даже узнала кое-какие хребты и вершины. С тех пор как она последний раз была здесь, ничего не изменилось — да и не могло измениться.
Они почти не разговаривали. Время от времени Павел, оборачиваясь, проверял, как там Лиля, не нужна ли ей помощь, и, если требовалось, протягивал руку. Через глубокий горный ручей он и вовсе перенес ее на руках, разувшись и закатав штаны почти до колен. Ледяная вода его не смутила.
На очередном привале они доели все, что оставалось, за исключением Лилиного НЗ. В маленьком ущелье Павел на звук отыскал родник, и теперь в воде недостатка не было.
Ощутимо похолодало. Павел как можно плотнее запахнул куртку, стараясь не вспоминать об оставленном далеко позади свитере. Наутро в злополучном кафе он, конечно, вытряс из хозяина чистую рубашку, но она особо не грела. Спасала лишь ходьба.
Лиля, укрываясь от ветра, повязала на голову платок. Несмотря на быстрый шаг, ей было зябко и как-то тревожно. Приближение границы совсем не радовало, и она сама понимала почему. Только не знала, что с этим пониманием делать.
— Завтра дойдем, — словно услышав ее мысли, сказал Павел. — Ты узнаешь места?
Лиля кивнула.
— Нам нужно хорошее место для ночлега, — сказал он. — Укрытие, чтобы было не видно огня. Без костра мы здесь ночью околеем, — он потер замерзшее ухо. Ветер пробирал до костей.
— Тут полно пещер, — сказала Лиля, кивая на юг. — Это сейчас называется Приграничье, а раньше здесь был Эли-Бей — Пещерный край.
— Тогда пошли.
Они стояли на невысоком уступе, и Павел как раз закончил осматривать местность. Признаков жилья не было вовсе, только дальше к югу по ущелью тянулся едва заметный дымок, а может, не дымок, а туман.
— Там должна быть деревня, — сказала Лиля, заметив, куда он смотрит. — Большая, скорее поселок. Я ее помню.
— Вряд ли там сейчас поселок, — покачал головой Павел и спрыгнул с уступа. — После той резни.. Ну, ты знаешь, конечно… Многие тогда сбежали на север.
Лиля снова ограничилась кивком. Павел протянул руку и почти снял ее с уступа, поставил на тропу. Она уткнулась носом в его куртку. Он погладил ее по голове.
— Пошли, — повторил он. — До сумерек нам надо найти подходящую пещеру. И топливо, чтобы хватило на всю ночь.
Пещеру нашли отменную — глубокую, сухую, с ровным полом и стенами, поросшими мхом. Здесь было явно теплее, чем снаружи, даже без костра. Но костер был все-таки нужен, и Павел, ругаясь, почти час лазил по каменистым склонам, отыскивая колючий кустарник и обдирая лишайник, притулившийся меж камней. Попутно он отыскал несколько козьих кизяков и кивнул сам себе: деревня уцелела и была совсем близко.
Когда запалили костер, у пещеры обнаружилось еще одно немаловажное достоинство. Сначала дым густо заклубился под потолком, а потом его потянуло куда-то вглубь, а вовсе не к выходу. Павел взял горящую ветку, и они с Лилей прогулялись до самого конца пещеры. Там обнаружился разлом, в который мог бы легко пройти человек.
— Сквозные ходы, — сказала Лиля. — Они тут кругом.
— Искусственные каверны?
— Нет, естественные образования. Многие сообщаются, другие ведут в тупик. Здесь легко заблудиться, если нет горского лейо, чутья.
— А у тебя есть?
— Конечно. Я же горянка, — она серьезно кивнула. — А вот тебе, как и любому северянину, туда лучше не ходить.
— Очень хорошо, — Павел взял ее за руку и повел обратно к костру. — Завтра на рассвете я опять прогуляюсь, посмотрю, как лучше обойти поселок. А ты пока посиди над картой, сверься на память с местностью и наметь путь. Из пещеры не выходи. А если я вдруг не вернусь часа через три… — он посмотрел ей прямо в глаза и закончил с нажимом: — Тогда здесь, у костра, не оставайся. Забирай вещи и уходи в пролом. Так глубоко, как посчитаешь нужным. И жди меня там — сутки, не больше. Что бы меня ни задержало, за сутки я с этим справлюсь или не справлюсь вообще. И тогда… если не дождешься… Уходи отсюда.
— Куда? — упавшим голосом спросила она. Ей не хотелось строить планов на этот случай. Да она и помыслить не могла об этом — больше его не увидеть…
— Это уж сама решай, — Павел пожал плечами. — Если я крепко влипну, помочь тебе не смогу. Но мы уже почти у границы. Ты здесь все знаешь, сама говорила. Может, и сможешь обойти патрули. Обратно тебе идти опаснее. Да и куда — в лагерь? В общем, тебе виднее… Риск есть и так, и так. — Он взял ее руки в свои, притянул к себе. — Но я вернусь. Обещаю.
— Паша, — она подняла на него глаза и чуть отстранилась. — А как ты найдешь меня в расщелине без лейо? Без чутья?
— А я не буду тебя искать, — он улыбнулся. — Влезу туда и буду бродить, насвистывая «Сероглазого короля» и окликая тебя по имени. Звук там должен распространяться отлично. Я верю, ты меня найдешь. У тебя же чутье есть, — он вновь привлек ее к себе.
— Хорошо, — кивнула она. — Только знаешь, ты не броди, а то я тебя потеряю. Просто пройди по самому широкому проходу, остановись где-нибудь и тогда уж свисти и зови. Так я точно тебя найду. Хорошо?
— Хорошо, договорились.
— Но лучше возвращайся вовремя, ладно?
Горел костер, освещая самые дальние уголки пещеры. Становилось ощутимо жарко. Лиля сняла платок, скинула куртку, теплые колготки, ботинки. Павел последовал ее примеру. Оставшись в штанах и рубашке, он начал готовиться к ночлегу. Соорудил лежанку из сухого мха, сверху бросил их куртки, Лилин платок. Накрыл шерстяным одеялом. Потянул из рюкзака ее горскую вышитую юбку, расправил на коленях.
— Красивая…
— Да. Память о маме. Я не смогла ее оставить. Юбка для горской женщины много значит.
— Понятно, — Павел не стал уточнять, почему от мамы осталась только память, он был не любитель бередить чужие раны. Аккуратно расправив юбку, он покрыл ею импровизированную постель. — Если немного помнется, это ведь не страшно, да?
— Не страшно, — она улыбнулась.
Павел опустился коленями на устроенное лежбище, похлопал ладонью:
— Нормально. Даже мягко.
Подняв голову, он посмотрел на Лилю. Встретил ее взгляд — и, схватив за руку, притянул к себе. Трепеща, она опустилась рядом с ним на колени.
Они ничего больше не говорили. Их бросило, швырнуло друг к другу. Наконец-то им никто не мог помешать, но они все равно торопились. Он стянул с нее джемпер, она распахнула ему рубашку. Он запутался в пуговицах блузки, но справился и с глухим стоном припал губами к одной, потом к другой груди. Она расстегнула ему штаны и, дрожа, стала снимать их, попутно трогая и лаская везде, куда могла дотянуться. Он снова застонал и подался к ней. Положив голову ей на плечо, он поцеловал ее в шею, погладил по груди, по животу. Запустил ладони под юбку, с силой сжал пальцы, рывком привлекая Лилю к себе — и оба упали на импровизированное ложе. Уже ничего не соображая, не в силах больше ждать, он раздвинул коленом ее ноги и осторожно вошел в нее. Он двигался, проникая все глубже и глубже, словно пытаясь раствориться в ней, а она целовала и гладила его конопатые плечи…
Потом они лежали, обессиленные, глядя друг на друга в свете костра. Приподнявшись на локте, Павел потянулся к Лиле, провел рукой по черным растрепавшимся волосам, по груди, по плавной линии бедра.
— Ты красивая, — прошептал он. — Мне кажется, я сошел с ума…
Он гладил ее, а она любовалась его рукой, россыпью конопушек на плече, плавно переходящих в густую рыжеватую поросль на предплечье. Потом поймала эту руку, прижала к лицу, целуя. Подалась поближе к нему.
— Паша, — прошептала она, глядя на него снизу вверх. — Паша, давай пойдем вместе на Мыс. Возьми меня с собой.
Ей многого стоило сказать это. Но Павел лишь покачал головой. Прошелся губами по нежной Лилиной коже на шее. И только потом озвучил свои мысли:
— Плохая идея. До побережья несколько сот километров по Приграничью. Я, может, и дойду. Ты — нет. А если нас поймают, сама понимаешь… Вместе мы все равно не останемся.
— Паша! — она села.
— Послушай, — он тоже привстал, глядя ей в глаза. — Тебе нужно перебраться через границу, Лиля. Там ты будешь в безопасности. Но это же не значит расстаться навсегда! Если… Когда я выберусь отсюда… Я найду тебя. Я за тобой приду. Я найду способ. Ты мне веришь?
— Да… — прошептала она.
— Хорошо, — он снова привлек ее к себе, вдохнул запах ее волос. Она положила руки ему на бедра, прижала к себе, поцеловала в плечо… На этот раз они не торопились.

День шестой
12

На рассвете Павел аккуратно потряс Лилю за плечо, прошептал в ухо:
— Я пошел. Три часа, помнишь?
Она сонно кивнула и потянулась к нему. Стоя на коленях, он поцеловал ее, ткнулся носом в теплую ямку между шеей и плечом и замер на несколько минут, чувствуя, как ее пальцы гладят вихры на его затылке. Наконец он заставил себя подняться.
— Я вернусь. Будь очень осторожна, — напомнил он и вышел из пещеры.
Лиля поежилась, вдруг ощутив предрассветный холод. Села, обняв себя за коленки, и стала смотреть на давно погасшие угли костра.
Через три часа Павел не вернулся.
Лиля несколько раз выходила из пещеры, оглядывалась по сторонам и снова отыскивала на небосклоне солнце, не в силах поверить, что время действительно вышло. Но наступил момент, когда обманывать себя стало невозможно.
Закусив губу и глотая слезы, Лиля принялась уничтожать следы их пребывания в пещере. Она все это умела, в детстве они с друзьями всем этим развлекались не раз. Разобрала уютное лежбище, еще хранящее тепло двух тел, сложила вещи в рюкзак, собрала угли с каменного пола. Огляделась вокруг. Конечно, было заметно, что в пещере ночевали, но что именно сегодня, она бы не поклялась.
Всхлипывая и поминутно оглядываясь, она медленно побрела вглубь пещеры, в темноту и холод каменного проема. Ни того, ни другого она не боялась…

13

Павел не стал близко подходить к поселку — просто обошел его по дуге, наметил путь и уже возвращался назад, когда из-за скалы неожиданно вышли двое и сразу оказались в двух шагах от него. Судя по одежде и оружию, это был не патруль, а местные. Павел метнулся было назад, но уйти от двух охотников с ружьями было нереально. Стволы ткнулись чуть ли в спину, ему крикнули: «Стой!» — и он остановился, не желая получить пулю. Поднял руки над головой, повернулся к ним, сказал:
— Я безоружен.
Но стволы не спешили опускаться, метили прямо в грудь. Ему приказали:
— На колени!
Павел чуть оглянулся, еще надеясь как-нибудь улизнуть, но ружья были слишком близко, а каменная россыпь не располагала к быстрому бегству. Он предпочел повиноваться — и тут же получил прикладом в лицо.
Через минуту охотники уже толкали его вниз по склону. Спускаться по каменной осыпи со связанными за спиной руками было зверски неудобно. Несколько раз Павел поскальзывался и падал на колени, обдирая их в кровь, но тут же поднимался, не желая снова получить прикладом. Неожиданное пленение путало карты, но Павел старался не паниковать. Приграничье. Не стоит удивляться, что люди здесь озлоблены до крайности и могут сгоряча приложить любого. Тем более какого-то подозрительного типа, который шатается по горам, а не идет сразу в поселок. И все же он надеялся отболтаться. На конченых головорезов охотники похожи не были.
Наконец спуск закончился, и они вышли на тропу к поселку, а вскоре показались и первые дома. Поселок взбирался вверх по склону, а здесь, внизу, находилась небольшая утоптанная площадка. На ней уже собрались встречающие — еще десяток мужиков в такой же охотничьей одежде, некоторые с ружьями. Павел невольно замедлил шаг, но его подтолкнули в плечо.
Из толпы вышел недоброго вида тип с густой бородой. Оружия, по крайней мере, на виду, у него не было, но держался он как главный. Павел мысленно обозвал его Атаманом. Атаман приблизился, разглядывая пленника. Остальные рассыпались полукругом. Павла сильно толкнули в спину. Он снова упал на колени, но тут же поднял голову и посмотрел на главаря. Тот, в свою очередь, продолжал изучать пришельца со странным веселым блеском в глазах. Потом спросил, негромко и как будто без угрозы:
— Кто ты и что здесь делал?
Павел проглотил дерзкое «А вам-то что за дело?» и ответил как можно спокойнее, добавив в голос уверенного нажима:
— Я из спецвойск, — он кивнул на плечо. — Можете сами убедиться. И я тут не просто так ошивался, не сомневайтесь.
— Вот как? — Атаман поднял брови. Потом кивнул своим: «Проверяйте».
Павла за грудки подняли с колен, расстегнули куртку, рубашку, стащили с плеча.
— И правда «орел», — заметил Атаман, узрев татуировку. Однако особого удивления в его голосе не чувствовалось, скорее уж ирония. Он жестом приказал «проверяльщикам» вернуться в полукруг. Рубашку Павлу никто застегнуть не удосужился.
— Значит, хочешь сказать, что ты здесь на задании?
— Именно, — Павел кивнул. — И большего я вам сказать просто не могу.
Последнюю фразу он произнес почти мягко, убрав из голоса всякий вызов и продолжая смотреть Атаману в глаза — классический прием «приглашение в союзники». Но Атаман не купился. Он снова усмехнулся и плавным кошачьим шагом охотника приблизился к Павлу почти вплотную.
— А мне вот что любопытно, — заговорил он все с той же усмешкой. — Как это задание связано с горянкой, которую ты вел на равнину двумя днями севернее?
Павел понадеялся, что вздрогнул не слишком сильно. Руки невольно напряглись, проверяя крепость веревок. «Плохо дело, — закрутилось в голове. — Откуда они знают?»
— А вам-то что? — все-таки спросил он, не найдя другого ответа.
— Да вот интересно: как же ты, идя на равнину, оказался сейчас здесь?
Павел промолчал, не в силах придумать ничего убедительного. Заготовки на случай подобной осведомленности у него не было.
— А я думаю, дело обстоит так, — вкрадчиво, но неожиданно очень зло заговорил Атаман. — Ты вел ее не на равнину, а туда, — он махнул головой в сторону южных гор. — Должно быть, она тебе хорошо заплатила, чтоб ты помог ей добраться до границы. Верно ведь?
Павел молчал.
— Так много, что ради этого ты даже дезертировал, — Атаман широко улыбнулся, видя замешательство Павла. — Это ведь на тебя на днях прошла сводка по всему Приграничью? «Орел»-дезертир — редкая птица! — скаламбурил он и сам расхохотался. — Удивлен? Не удивляйся. Мы тут хоть и сидим в глуши и в дерьме, но многое знаем. Потому что если мы не будем знать, что вокруг происходит, нас с этим дерьмом и смешают. Доступно?
— Доступно, — Павел облизал пересохшие губы.
— Отлично. А сейчас мы хотим знать еще кое-что: где она? Куда ты ее дел? Я слушаю. Говори.
— Зачем она вам? — Павел лихорадочно размышлял, пытаясь найти хоть какой-то выход, но в голову ничего не приходило, и оставалось лишь тянуть время.
— Не притворяйся дурачком, — Атаман покачал головой. — Не хватало, чтобы там, — снова этот кивок на горы, короткий и резкий, словно тик, — прибавилось рожающих баб.
Павел опустил голову. Он, конечно же, знал, что ему ответят. Приграничье насквозь пропиталось ненавистью, и удивляться этому не приходилось. Вот же невезенье…
— Где она? — повторил Атаман.
— Не знаю, — ответил Павел.
Атаман ударил так быстро, что Павел не успел отшатнуться. Его швырнуло прямо на руки стоящим сзади «конвоирам», а они сразу отправили его обратно, так что ему все-таки пришлось проехаться голой грудью и щекой по каменному крошеву на тропе. На спину обрушился град ударов — сапогами, прикладами. Кто-то с силой саданул прямо по почкам. Павел сжал зубы, сдерживая крик, и скрючился, пытаясь прикрыть хотя бы самые уязвимые места. Но со связанными за спиной руками это было затруднительно.
Один из ударов прикладом пришелся по затылку. В голове помутилось, к горлу подступила тошнота. Павел закрыл глаза и затих, больше не пытаясь избежать побоев.
— Хватит! — рявкнул Атаман и жестом отогнал начинающих входить во вкус соратников. Подошел к распростертому телу и, пихнув ногой в плечо, перевернул на спину. Павел открыл глаза. Лежать, вслепую ожидая новых ударов, было невыносимо.
Атаман склонился над ним, сгреб за грудки.
— Ты не понял, — сказал он. — Мы с тобой шутить не собираемся. Ты все равно скажешь.
Павел втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
— Я не знаю, — прошипел он. — Откуда мне знать? Граница вот она, рядом. Я показал ей направление и велел ей самой добираться. Можете пойти поискать, не думаю, что она далеко ушла.
Атаман разжал руки и обернулся к охотникам:
— Вы там округу не догадались осмотреть?
— Нет, конечно, — один из «ловцов» пожал плечами. — С ним, что ли, надо было осматривать? Как поймали, сразу привели сюда. И никого поблизости не видели.
— Понятно. Ну что же, может, ты и не врешь, — Атаман опять повернулся к Павлу. — Но что-то мне не верится, уж прости… Все-таки не так уж и близко тут граница. Еще порядочно идти. Чтоб ты вот так взял и бросил дорогую клиентку? Ох, сомневаюсь. Должно быть, ты ее припрятал, а сам пошел осмотреться да попался. Где? Где ты ее оставил? Говори!
Он размахнулся и ударил ногой, снова метя по почкам, но Павел в последний момент извернулся, и удар пришелся по спине — все равно больно, но не так оглушающе.
— Послушайте! — крикнул он и приподнялся, пытаясь отползти в сторону (мужики с ружьями уже надвигались). — Зачем вы меня спрашиваете? Какая разница, где она прячется? Это же ваши места, вы же ее найдете в пять минут, если все вокруг прочешете!
Он сам верил в то, что говорил, и молился про себя, чтобы Лиля не вздумала ждать его в разломе, как договаривались, а сразу же ушла. На север, конечно же, потому что через границу ей теперь не попасть, а вот вернуться на равнину шанс есть.
Но Атаман криво усмехнулся:
— Шутишь? Тут сотни маленьких пещер и пещерок, и половина из них сообщается между собой. Здесь наугад можно неделю искать… — он вдруг осекся, сообразив, что говорит, и крикнул: — Сука! Думаешь, подловил меня?! Тебе это не поможет. Не будем мы ее искать! Зачем? Ты сам нас приведешь!
На этот раз тяжелый сапог прилетел туда, куда Атаман и метил, — пленнику под дых. Павел свалился на спину и заелозил ногами по каменной крошке на дороге, безуспешно пытаясь вздохнуть. Но за мгновение до этого он успел улыбнуться: ее не найдут, даже если она его ждет. Не найдут, если он не скажет.

14

Домишко был низеньким, наполовину выдолбленным в скале. Никакого дерева, только камень. Павла привязали за руки к железному крюку в стене. До пола он едва доставал. Глаза открывать уже не хотелось. Волосы прилипли ко лбу, во рту было сухо и солоно.
Сквозь забытье пробились голоса:
— Нашли?
— Нет, прах побери! Там уйма пещер, сам, что ли, не знаешь? Было какое-то подозрительное кострище, а рядом лаз вглубь горы, но там искать — гиблое дело. Разве что всей деревней, и то придется полночи возиться.
— Может, пойдем еще у него спросим?
— А смысл? Поздно уже. Девку мы, похоже, упустили. А с ним завтра решим, что делать. Это не к спеху, — хлопнула дверь, и голоса удалились.
Павел облизал разбитые губы. Не нашли. Хорошо.
От него отстали всего пару часов назад, перепробовав все, на что хватило фантазии. Фантазия, впрочем, была ограничена веским «Смотрите, чтобы не умер». Так что ему даже ничего не отрезали. Но с острыми предметами наигрались вволю, как и с открытым огнем.
Он не пытался терпеть. И орал, и бился, пытаясь освободиться, увернуться, отползти от боли. Глотал слюни и кровь. Но пощады, кажется, не просил, до этого не дошло. И на вопрос «где она?» так ничего и не ответил.
Эти часы в темноте, один, он провел в полубреду, то теряя сознание, то снова приходя в себя. Кажется, он даже плакал — не столько от боли, сколько от мучительного осознания собственной никчемности. Как можно было так по-идиотски попасться? И зачем он засветился тогда в том сраном кафе? Хватило бы и ножа, вовсе не нужно было хвастаться орлом… А что теперь? Он обещал Лиле вернуться. Обещал довести ее до границы. И бросил ее в горах одну, в самом опасном месте, под носом у этих озверевших шакалов. При мысли об этом Павлу хотелось биться затылком о каменную стену и выть, но сил на это не было.
Стук открываемой двери вернул его из забытья. Павел напрягся, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Неужели всё снова? Решили все-таки спросить еще раз? Но тот, кто вошел, не угрожал, не смеялся и не спешил подносить к лицу оружие. Затеплился огонек свечи, и Павел увидел, что это женщина. Пожилая, скорее даже старая, в темной одежде. Она подошла шаркающей походкой, подняла свечку к самому его лицу, покачала головой. Потом негромко спросила:
— Ты ведь хочешь вернуться к своей зазнобе, правда?
Павел дернулся от неожиданности. Огонек свечи выхватывал из темноты только светлые глаза, лица говорившей было почти не видно. Глубокий, совсем не старческий голос, повторил:
— Так хочешь или нет?
Павел хотел промолчать, не реагировать на новое, утонченное издевательство. Но губы чуть ли не против воли разжались и впервые за много часов исторгли не вопль, а слова:
— Хочу…
Он закашлялся и застонал от боли в сломанных ребрах, в содранных до крови запястьях.
Женщина молча переждала приступ кашля. Потом кивнула головой:
— Честный мальчик. Молодец. Я отпущу тебя — если ты пообещаешь, что не поведешь горянку через границу.
Павлу показалось, что он сходит с ума. Может, это уже предсмертный бред, порождение воспаленного сознания?
— Что? — прошептал он. — Я не понимаю…
— Чего ты не понимаешь? Все просто. Я перережу веревки и выведу тебя из деревни. Если ты обещаешь, что вы не пойдете с ней к границе. Вам туда не нужно — ни тебе, ни ей. Она будет там несчастлива. А ты не сможешь за ней вернуться.
Павел тряхнул головой, отгоняя наваждение. Ему снова показалось, что он бредит — или видит дурной сон.
— Кто ты? — спросил он женщину со свечой. — И зачем тебе меня отпускать?
— Я мать этой деревни, — просто ответила она. — И я не позволю нашим мужчинам ни за что ни про что совершить убийство. Здесь и так пролилось слишком много крови. Они не хотят, чтобы горянка попала домой, чтобы рожала горцам новых мужчин? Их можно понять. Но ведь этого не случится. Ты же мне обещаешь?
Павел судорожно вздохнул.
— Обещаю, — прошептал он, точно зная, что лжет.
— Хорошо, — женщина кивнула. — Но лучше не обманывай. Иначе кому-то из вас не поздоровится.
— Кому?
— Не знаю. Может, тебе, а может, и ей. Так не обманешь?
— Не обману…
Из-за свечи показалась рука с ножом, потянулась к лицу. Павел невольно дернул головой, пытаясь отстраниться — но рука прошла выше. Одним коротким движением женщина перерезала веревки. Павел почти упал — но она поддержала его, бережно уложила на каменный пол. От движения все его раны вновь полыхнули болью. Он закусил губу и попытался сесть. Как ни странно, ему это удалось. Затекшие ноги и руки слушались плохо, но все-таки слушались, и Павел наконец поверил, что действительно сможет уйти отсюда на своих двоих. Нужно было только немного прийти в себя.
— Вот твоя одежда, — тем временем сказала мать деревни, бросая ему куртку и рубашку. — И поспеши. Тебе пора уходить.
Павел с минуту посидел на полу, прежде чем с усилием поднялся на ноги. Уже на пороге ему запоздало пришло в голову: а может, это ловушка? Но он лишь упрямо мотнул головой. Если и так, пусть попробуют выследить его в темноте. Пусть попробуют отыскать Лилю в разломе. «Ни хрена у вас не выйдет», — одними губами прошептал он. А даже если и выйдет — это все равно было лучше, чем и дальше висеть на крюке без всякой надежды что-то исправить.
В кромешной тьме женщина вывела его на тропу и рукой показала направление.
— И не бойся, никто не пойдет за тобой, — сказала она, будто подслушав его мысли.
— Спасибо, — буркнул он и пошел прочь по тропе.

День седьмой
15

От деревни Павел отошел едва ли метров на триста: двигаться дальше в темноте он просто не решился. С тропы пришлось свернуть, и шанс оступиться на камнях и загреметь в какую-нибудь расщелину стал слишком велик. Нащупав ладонями очередную скальную выемку, Павел заполз туда и сел, обхватив руками колени. То и дело накатывала предательская слабость. Павел вытер со лба холодный пот и приказал себе не раскисать.
Ему даже удалось задремать, но в предрассветных сумерках он открыл глаза, словно от толчка, и, с трудом заставив тело двигаться, снова выбрался на склон. Осмотрелся и довольно кивнул: вряд ли его можно было выследить на этих камнях и в туманной дымке.
К рассвету Павел дошел до пещеры и не нашел там ничего, даже следов от очага. На секунду он вообще усомнился, что это то самое место. Но пролом в глубине пещеры был очень похож, и Павел не стал колебаться и медлить. Протиснулся в узкий лаз, сделал несколько шагов и сразу оказался в полной темноте.
Он шел несколько минут, стараясь, как и просила Лиля, придерживаться самого широкого прохода. Но иногда развилки были по ширине почти одинаковые. Он попробовал всегда держаться левее и считать повороты, но быстро сбился. Тогда он остановился, решив, что зашел достаточно далеко. Сел, прислонившись к стене, и тихо засвистел «Сероглазого короля». Грустная, пронзительная мелодия оттолкнулась от стен и вернулась к нему, странно искаженная. Больше ничего не было слышно. Он засвистел опять.
Сколько Павел так просидел, он и сам не смог бы сказать. Время исчезло. Он насвистывал и окликал Лилю по имени, но с каждым разом делал это все тише и тише. Темнота словно съедала надежду. Он уже почти поверил, что Лиля не придет и он останется здесь навсегда. И тут невдалеке раздался неясный звук. Павел поднял голову. Звук превратился в шорох. И еще раз. И еще.
— Лиля, — сказал он в темноту, — это я.
На этот раз шуршание шагов раздалось совсем рядом, и невидимая в темноте Лиля опустилась на колени рядом с ним, коснулась руками лица и, обняв за шею, притянула к себе.
— Паша, — шепнула она.
Он вцепился в нее обеими руками, как малое дитя в материнскую юбку, прижался лицом к ее груди и замер, стараясь не заплакать. Она поцеловала его в макушку, обхватила покрепче и держала, пока его не перестало трясти. Наконец он оторвался от нее, судорожно вздохнул и поднялся, держась за стену. Крепко взял ее за руку, шепнул:
— Пошли отсюда.
Попетляв по темным проходам, они выбрались из пролома обратно в пещеру. Несколько минут Лиля моргала, привыкая к свету. Павел тем временем выглянул наружу. Ни одной живой души поблизости видно не было, но чувство опасности заставляло его торопиться. Он вернулся к Лиле, спросил:
— Как ты?
— Нормально…
— Тогда пошли. Нам нельзя медлить. Местные… это я у них задержался… Они бы, конечно, с удовольствием сами меня прибили, но теперь наверняка побегут докладывать погранцам. В ближайшие несколько дней даже мышь не проскочит через границу. А мы с тобой тут столько не продержимся.
Блуждая в темноте, Лиля выучила почти наизусть, что скажет ему, если он все-таки вернется, но сейчас, под его уверенным напором, слова почему-то застряли в горле. Она сидела у стены, смотря на него снизу вверх, и вставать не спешила.
— Лиля, послушай меня, — устало и тихо сказал он, опускаясь на пол перед ней, заглядывая в лицо. — Я тебя понимаю. Я тоже не хочу расставаться с тобой, ни на минуту. Но и тобой рисковать я не могу! А риск — это каждый лишний шаг по Приграничью. Мы почти дошли. Мы в двух шагах от земли твоего клана, ты хоть это понимаешь?! Каких-то два десятка километров — и ты будешь в безопасности. А для меня это самое главное сейчас. Я бы пошел с тобой, но ты сама говоришь — нельзя. Ну а тебе нельзя со мной. Вот такой расклад, — он взял ее руку, поцеловал в ладонь, в бугорок возле большого пальца. — Лиля, я прошу тебя. Соберись.
Лиля судорожно вздохнула. Все звучало логично — что же в ней так истово сопротивлялось? Наверно, эгоизм, подумала она. Я просто хочу быть с ним каждое мгновение.
— Хорошо, — прошептала она. — Я сейчас.
Он кивнул, отпустил ее руку и поднялся на ноги, стараясь не показать, сколько усилий ему это стоит. Не получилось: его повело, и пришлось схватиться за стену.
— Паша, — ахнула она, только сейчас рассмотрев свежие синяки у него на лице и заметив скованные движения. — Что они с тобой делали?
— Разговаривали, — буркнул он.
Она потянулась, чтоб расстегнуть ему куртку.
— Не надо! — он поднял руку, останавливая ее. — Там нет ничего хорошего. Но и ничего смертельного тоже. Идти мне это не помешает. Остальное потом. Ты наметила маршрут?

16

Несколько часов они шли, не отдыхая, по осыпающимся каменным склонам. Лиля не отрываясь смотрела Павлу в спину, и сердце у нее сжималось. Куда делась его прежняя легкость движений! Он шел осторожно, очень тщательно выбирая, куда поставить ногу, не прыгал по камням и все время берег левую руку. С ним явно разговаривали не по-хорошему, но рассказывать об этом и тем более жаловаться он не собирался.
Последний привал сделали ближе к вечеру. Укрывшись за огромным валуном (по этим приметным валунам Лиля поняла, что граница совсем близко), они попили воды. Павел все время оглядывал близкие и дальние горные склоны. Лиля уже научилась различать, когда он спокоен, а когда встревожен. Сейчас тревога — в его глазах, в движениях — зашкаливала.
— Что-то не так? — спросила она, когда Павел сел рядом, прислонившись здоровым плечом к камню.
— Нет, ничего, — он покачал головой. Лиля вдруг вспомнила: вот так же он колебался, прежде чем зайти в то кафе с номерами. И наконец решилась.
— Паша, — сказала она умоляюще, — давай не пойдем! Я прошу тебя! Ты прав, ты двести раз прав, нам все равно придется попытаться. Но хотя бы не здесь. Не сейчас!
Он пристально посмотрел ей в лицо. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но упрямо мотнул головой и передумал.
— Какая разница, где? — прошептал он. — Назад все равно пути нет. Ни тебе, ни мне. Разве ты не понимаешь? Эти места ты хотя бы знаешь.
— Тогда давай переждем. Укроемся где-нибудь, — прошептала она. Ей хотелось надеяться, что предчувствие беды за пару дней рассосется.
— Без еды? Без воды? После того как я засветился? — вопросы были риторические. — Не выйдет, Лиля. Не выйдет.
Она вздохнула. Переубеждать его было бесполезно, а тем более аргументами вроде пресловутого чутья. Не потому, что он бы не поверил. Наоборот — в такое он, кажется, вполне мог поверить. Но только не в то, что в их силах изменить «приговор».
— Давай я все-таки посмотрю? — тихо спросила она, меняя тему. Протянула руку, чтобы коснуться пуговиц на куртке, — медленно, осторожно.
— Не надо, — он подался назад. — Некогда возиться. Да и что ты с этим сделаешь?
— Ты левой рукой почти не двигаешь.
— Ерунда. Связки потянул.
Павел поморщился, вспомнив, как левую руку несколько раз заламывали чуть ли не до затылка, когда фантазия стала иссякать, а прочие методы не подействовали.
— У тебя жар, — она коснулась его лба.
— Я знаю, — Павел провел рукавом по лицу, стирая холодный пот. — Не страшно. Пройдет.
Он обнял ее здоровой рукой, привлек к себе, и несколько минут они просидели в молчании.

17

К границе двинулись в сумерках. Еще раз перебрали вещи — Павел отдал Лиле практически все, что у него было, даже одеяло, забрал только карту, компас, фонарик и нож.
— Пойду налегке, — пошутил он.
Но Лиля не улыбнулась в ответ. Она не отрываясь смотрела на Павла, и в глазах у нее стояли слезы.
— Пойдешь впереди, — он делал вид, что не замечает этого взгляда. — За склонами не следи — это буду делать я. Иди по своей тропе, а как минуем границу, махни мне вот так, — он показал, — и сразу беги как можно быстрее. Ты все поняла?
— Да…
— Хорошо, — он ободряюще улыбнулся. — Все получится, Лиля. Ты, главное, иди вперед, что бы ни случилось. Я сам тут разберусь. Это тоже понятно?
Она кивнула.
— Ну тогда все.
Она обняла его, уткнулась в грудь, стараясь не сделать больно. Он поцеловал ее в макушку. Прошептал:
— Поцелуй меня…
Пусть всего на несколько секунд, но они опять забыли обо всем, затерянные среди огромных валунов. Он отстранился первым. Мягко развернул ее в сторону границы. Подтолкнул: «Иди». И осторожно двинулся следом, обшаривая взглядом заросшие кустарником склоны. Солнце почти село, на ущелье уже упала тень. Но до настоящей темноты было еще далеко, и окрестности просматривались, насколько хватало взгляда. Это Павла и беспокоило. И все же он очень надеялся пройти.
Не получилось.
Они были уже совсем рядом с границей. Буквально за следующим валуном Рессия, вполне возможно, уже сменялась горскими владениями. Лиля прибавила шаг — и тут со склона раздалось несколько выстрелов. Пули свистнули у плеча. Лиля присела, обернулась назад — и прикусила пальцы, чтобы не завизжать. Павел ничком лежал на тропе, даже не пытаясь подняться.
Не задумываясь, Лиля кинулась назад. Рядом свистнули еще пули — она присела, подползла к Павлу на коленях, перевернула на спину. Он застонал, хватая ртом воздух. «Жив!» Она распахнула куртку — на груди быстро расползалось кровавое пятно.
Она оглянулась туда, откуда стреляли: погранцы уже спускались по склону. Сжала зубы и схватила Павла за руку, попыталась приподнять, оттащить за валун. Ей это удалось. Здесь, по крайней мере, в них не могли попасть еще раз, но Павел от этих телодвижений почти лишился сознания.
Она сдернула со спины рюкзак, достала свой платок и попыталась приложить его к ране. Павел стремительно бледнел.
— Паша, очнись, очнись, — она принялась тормошить его.
— Лиля… — полупрошептал-полупростонал он, открывая глаза. — Лиля, оставь меня. Уходи. Ты еще успеешь, мы почти рядом…
— Нет, — ответила она, прижимая платок к кровоточащей ране. — Прости меня, Паша, я знаю, ты хотел, чтобы я перешла границу. А я хотела лишь одного — быть с тобой. А теперь — ну зачем мне горы, если ты туда за мной не придешь? И как я буду жить, если брошу тебя вот так?
Она говорила и говорила, а слезы ручьем лились по ее лицу. Она их не замечала.
— Я знала, знала, что не надо идти… Держись, они уже идут. У них, конечно же, есть врач. Тебе помогут. Все будет хорошо.
Павел хотел объяснить ей, что с пробитым навылет легким не помогут никакие врачи, тем более здесь, в глухих горах. Да и зачем его спасать? Для трибунала и расстрела? Но у него не было сил все это сказать. Он посмотрел вверх, на серое, пасмурное небо. Попытался вздохнуть, но у него не получилось, лишь боль сильнее заполыхала в груди. Лиля в тревоге склонилась над ним, снова затеребила: «Очнись!» Он смотрел на нее, но видел перед собой совсем другие глаза — освещенные дрожащим огоньком свечи светлые глаза женщины, только вчера сказавшей ему: «Но лучше не обманывай. Иначе кому-то из вас не поздоровится. Может, тебе, а может, и ей».
— Пусть только мне… Уходи… — прошептал он.
Лиля его не услышала. Павел еще успел увидеть, как она, вскочив на ноги, замахала руками и закричала приближающемуся патрулю:
— Сюда! Сюда! Не стреляйте! Мы сдаемся! Сюда! Человек ранен!
Потом наступила темнота.

Конец первой части

Полный текст романа можно получить, написав мне на почту lomakina-irina (собака) yandex точка ру и указав желаемый формат (fb2, txt, pdf). Стоимость 150 рублей, реквизиты размещены на главной странице.


Рецензии
Ох , Ирина, поздновато я к вам на страничку зашла... стала читать и оторваться не могу , вот, только до третьего дня дочитала. Добавлю в избранные , чтобы не потерять. После Нового года продолжу. Спасибо за интересный вечер. С уважением Сара.

Сара Шторм   31.12.2013 04:41     Заявить о нарушении