Датский парадоксалист

Перелистывая недавно одну из книг Льва Шестова, я натолкнулся на следующую цитату из его письма к дочери: «…Мартин Бубер сказал, что в XIX столетии было только два значительных человека: Достоевский и Киргегард».

В начале нашего небольшого повествования о «значительном человеке» — Сёрене Кьеркегоре хочется немного поговорить о вдохновении, задуматься о его капризной природе. Источники вдохновения, безусловно, бывают самыми разными, и тот совет, который Достоевский дал юноше — Мережковскому: «Страдайте, молодой человек», — на самом деле не является универсальным. Страдать-то ведь вряд ли будешь добровольно. Если Достоевский мог вслед за апостолом Павлом повторить: «дано мне жало в плоть», то такой дар дается, слава Богу, не каждому. И все же некоторым людям муза, подобно «Венере в мехах», является с плетью. Не принеси 27 летний Сёрен Кьеркегор в жертву свою любовь, не откажись внезапно от брака с возлюбленной и невестой, как знать, может и не состоялся бы великий мыслитель. Не останься он навеки один — не пришел бы в «священный трепет» перед несокрушимой стеной невозможного, несбыточного.

Люди, гневаясь и радражаясь на судьбу, тем не менее, нечасто воспринимают всерьез роковую неизбежность и необратимость происходящего. Отыскав понятные им причины своих неудач, в конце концов, они успокаиваются. Страдает по-настоящему лишь тот, кто не находит разумных оснований для своих бедствий. Ветхозаветный праведник Иов, к опыту которого часто обращается Кьеркегор, не виновен в обрушившихся на него несчастиях, горе его безначально. «Что делать тому, кто ничего поделать не в силах?» — таков исходный философский вопрос, от которого отталкивается датский религиозный мыслитель в своих рассуждениях. Именно такую проблему можно признать действительно серьезной нравственной проблемой, о которую разбиваются все позитивные жизненные воззрения. Здесь бессильна наука, бесполезно любое знание. С этого момента у человека может остаться только вера. Вера в невозможное, вера вопреки всему.

«Во многой мудрости много печали…» — пишет Екклесиаст. То, что провозглашает Кьеркегор, соответствует взгляду библейского мудреца. Он любит, он лелеет свою печаль.

На вопрос о том, что делает человека человеком, разные мыслители отвечали по-разному. Многие указывали на разум, русский философ Владимир Соловьев говорил о чувстве стыда, Шопенгауэр называл сострадание, Бердяев высказывался за свободолюбие и способность к творчеству. То, как судил об этом Серен Кьеркегор, на первый взгляд может показаться странным и даже, наверное, унизительным для человека. Самым человеческим состоянием Кьеркегор признавал страх. Нет, он вовсе не считал человека самым пугливым животным. Дело совсем не в этом. Ни одно животное не ощущает страха перед будущим, страха за свою судьбу. Животное не способно ужасаться. Человека реально пережитый страх может сделать серьезнее, собраннее, внимательнее и вдумчивее. Не бойся он ничего — никогда бы ему и не сознавать. Вспомним замечание героя «Записок из подполья» Достоевского о том, что страдание — единственная причина сознания. По Кьеркегору, в первую очередь такой причиной является страх.

В наших рассуждениях о Кьеркегоре недаром нам часто приходит на ум личность Федора Михайловича Достоевского. Очень уж близки по духу эти два мыслителя прошлого века. Можно даже сказать, что российская культура в лице Достоевского имела как бы своего Кьеркегора. Читающим и любящим Достоевского не покажутся чуждыми те проблемы, о которых рассуждает Кьеркегор. Атмосфера его произведений, стиль письма также весьма близки творчеству Достоевского. А своеобразная и тонкая ирония, которая пронизывает самые, казалось бы, отвлеченные размышления датского писателя не может не трогать всех, кто ценит остроумие и парадоксальность мысли.