Глава номер два. Срочно спасай себя!

        Консультация прошла как обычно – без особых происшествий - все поняли нужное и не раз заставили меня улыбнуться. Эх, что бы я делала без любимой работы?

        Первый урок у меня оказался «окном», то есть, свободным. Все ушли из класса сразу после звонка на восемь сорок, ибо следующий урок  - без пятнадцати девять, и за пять минут надо разойтись по нужным кабинетам.
Я сладко потянулась и хотела, было, зайти к Наталье, у которой тоже урок свободен, но тут открылась дверь кабинета, внутрь вошла Государыня всея школы, директор, попросту говоря. Юлия Геннадьевна, человек очень сердечный и добродушный. Она любит всех своих подчиненных, правда, каждого по-своему. Обо мне начальница печется по неясной причине. С завидной частотой заглядывает ко мне в кабинет, интересуется моими делами и здоровьем, и зовет меня не иначе, как…
- Ирочка! – вот, именно так и зовет. Всегда. - Рада тебя видеть! Как твои дела? – задала она уже привычный вопрос.
- Всё хорошо, спасибо, - как обычно ответила я, потому что неизменно говорю именно так. Для достоверности моих слов я еще и кивнула, помимо воли моргнув правым глазом.
- Нервничаешь? - заботливо осведомилась Юлия Геннадьевна, погладив меня по плечу.
- Есть немного, - честно ответила я. Вот вам и дефект – иногда нервно моргаю тем самым правым глазом и ничего с ним поделать не могу. Как там оно по - научному зовется, вроде нервный тик? Так вот, знаете, когда я слишком нервничаю, бывает не только тик, но и тик-так. – Сегодня про консультацию забыла…
- Я к тебе как раз по этому поводу, Ирочка, - улыбнулась директор. – Идем ко мне в кабинет, поговорим, - я вздохнула, поднялась с кресла и покорно проследовала за ней, забыв запереть кабинет на ключ. Очки сползли, пришлось их поправить. Однако я забыла сообщить вам не только, что ношу очки, не сказала о том, как выгляжу вообще.
Рост у меня относительно высокий – сто семьдесят сантиметров, но при этом не достает стройной фигуры. Нет, я вовсе не корова, но выпирает и животик, и по бокам многовато. Давно хочу немного похудеть, но никак за себя не возьмусь.
Когда-то я носила длинные волосы, у меня был шикарный и толстый хвост этих самых волос. Насыщенно черных. Потом мне взбрело в голову окрасить их в вишневый цвет. Еще через год я обрезала волосы до плеч. Такая стрижка мне безумно идет, но в силу того, что краска выцвела, а укладка потеряла форму, можно представить, что творилось на моей голове.  Хотя, в принципе, оно вполне сносно, если расчесать. Дома я это делаю, но с собой взять расческу часто забываю.
С лицом тоже непорядок – иногда шелушиться кожа, пересыхают губы. Если бы я удосужилась пользоваться кремами да краситься – сошла бы за красотку, коей раньше, надо сказать, была.
Одежду ношу ту, в которой мне удобно – сугубо брюки и закрытые кофты. Юбки носить опасаюсь, считаю, что они мне не идут. Единственное моё достоинство – это зеленые глаза, в самом деле, красивые. И всегда тонкие брови. Я их вроде и не щипаю, могу придти на работу почти что лохматой, а брови в порядке. Странная я женщина, согласна. Что – что? Почему я так запустила свою внешность? Хороший вопрос. Отвечу позже, ладно? Сейчас переключимся на Юлию Геннадьевну.
Оказавшись в её кабинете, я села напротив неё. Она же заняла место за своим рабочим столом. Директор молчала еще минуту, потом побарабанила пальцами по столу и спросила:
 - Ира, у тебя проблемы?
Я невольно вздрогнула. Уж слишком давно Юлия не обращалась ко мне «Ира». Значит, взяла таки быка за рога…
- Нет, всё хорошо. Разве ж один раз опоздать на урок – наказуемо законом? – помимо воли опять моргнула. «Так, соберись, тряпка! Нервы уже ни к черту!» - отругала себя, мысленно досчитала до трех и заглянула начальству прямо в глаза. Она вновь молчала, и явно заговорить не торопилась.
Юлия Геннадьевна поднялась со стула, подошла ко мне и еще раз задала вопрос. А я как рыба об лёд. Но, немного пошевелив серое вещество, я всё-таки выдала:
- Пани Юлия, я имею право не выносить свои личные проблемы на всеобщее обозрение. Или обсуждение, если хотите. Сложности в жизни личной надо оставлять до-ма, - поделив на слога последнее слово, я дала понять, что монолог завершен.
- Да, Ирочка, это так. Но они должны быть только дома до тех пор, пока они не начинают мешать… - она вздохнула, и опустилась на диван у окна.
- Неужто я мешаю? – невдомёк мне были слова. Кому мешать может Ирина Александровна, вот вопросик. Я не склонна к всплескам эмоций, к коллегам без дела не лезу, сплетни не разношу. А моя БОЛЬШАЯ проблема, она моя. До сих пор не мешала ни одной живой душе, кроме меня самой.
- Ирина! Не ты, а то, что забываешь, пропускаешь работу нередко.… Прости, но я подозреваю, что не болеешь ты уж так часто, - как ножом полоснула. По неясной причине мне не хватало воздуха, и я глубоко вдохнула, но это мало помогло. – Сама расскажешь, или я коллег спрошу? – Юлия прищурила глаза. Я вздрогнула. Ну, нет, только не учителя! Вместо того чтобы честно признаться, произношу:
 - Это шантаж? – затем делаю паузу…и закрываю лицо руками, рыдая. Устала до такой степени, что от себя уже тошнит, а просить помощи не у кого. Решила всё рассказать, и будь что будет.
А вот тут лирическое отступление, чтобы ввести вас в курс дела.
Ирочку с малых лет всегда опекали родители и старшая сестра Далия. Когда у девочки появлялись проблемы, решить их всегда могла мама или папа. И вот, в год, когда Ира, давно увлеченная математикой и физикой, оканчивала школу, Даля позвонила мне. Сестра тогда уже жила и училась в столице «Страны с видом на море».
- Слушай, Ирочка, я недавно была в Южной столице, там на физмат набор будет. Езжай, факультет замечательный! Я в тебе уверенна, ты поступишь. 
Я привыкла следовать советам Дали, поэтому,  получив на руки неплохой аттестат, уехала. И без каких – либо проблем Петрова Ирина была принята на физико-математический факультет.
Учиться мне нравилось всегда, и училась я хорошо. Первое время, живя в общежитии, не замечала ничего, кроме любимых предметов. Надо отдать мне должное, до сих пор для меня они – неотъемлемая часть жизни, в отличие от многих на факультете, кто теперь ушел в другую отрасль.
Так уж вышло, что почти все у нас были именно мальчишки. И вот, в 18 лет, Ирочка увидела не только математику и физику, но и своего сокурсника. Весьма примечательный молодой человек, высокий, брюнет. Умный, приветливый, душа компании… Эпитетов много. А звался он Игорь Бесценный. Бесценный – это фамилия такая. В общем, Ира потеряла голову. Не могу не сказать, что это оказалось взаимно, потому, как я была тогда еще ой как хороша собой.
И вот тут началось… Боже, как он меня любил! Обожал просто! И я тоже. Эмоциональна я тогда была очень, в хорошем смысле. Была в восторге от него. Никогда не забуду прогулки в парке, вечера кулинарии, как мы пели песни под его гитару и решали задачки.…Когда я сейчас вспоминаю эти моменты, то признаю, что хочу вернуть время именно туда.
Встречались мы два года, и всё у нас было просто шикарно. А в один прекрасный день, как сейчас помню – 24 мая, любимый предложил мне не только руку да сердце, но и себя самого. Радости Ирочки предела не было. Когда выяснилось, что я еще и на сносях, она достигла апогея.
   Назначили день свадьбы. Готовились, волновались и прочие премудрости. Приехала вся моя родня, причем, когда мы их встречали, впереди гордо вышагивала Далия, родители же несмело топали сзади. Никогда не забуду эту картину! Если сестра изредка звонит, до сих пор смеемся, вспоминая этот случай.
Со дня свадьбы в безмятежной жизни появились проблемы и постоянные переживания.  По дороге в ЗАГС наша с милым машина попала в аварию…. Игорь, к моему счастью, отделался легкими ссадинами и сильнейшим испугом. Не знаю, почему, но он оставил меня и уехал. После я его уже не встречала и не знаю, что с ним сейчас. Знаю лишь, что он жив.
Он уехал со спокойной душой. А вот мне пришлось хуже – попала в больницу (не будем уточнять, с какими травмами). Ребенка, естественно, тоже потеряла. Тогда я подумала, что это конец. Но вновь спасла работа.
В 21 год я устроилась в ту самую школу, где и работаю по день сегодняшний. Вроде в жизни всё наладилось, появился новый кавалер.… У меня было много мужчин, но никого я не любила, как Бесценного. Детьми не обзавелась. И так несладко было, а тут еще у родителей начались проблемы со здоровьем. Первое время я ездила в родной городок, потом забрала их к себе, а теперь поселила отдельно, но недалеко от своего дома. Вшестером (не забывайте считать троих зверей!) нам было маловато места в моей «однушке».
Шли годы, менялись мои мужчины. Только одних сожителей насчитала штук пять, а сколько еще было романов – и не вспомню… но каждый из них оставлял меня, если вдруг случалась незапланированная, по их словам, беременность. Да, родить для себя могла и без всяких там, но ни разу не доносила и уж не по причине, пардон, аборта….
Жить не хотелось. И после каждой неудачной попытки апатия усиливалась.
А еще и лучшая подруга – сестра, осталась в столице, благополучно вышла замуж и забывает мне звонить. Не виделись уже давно, потому что я дальше своего города не выезжаю, а Даля не бывает здесь. Общаемся только тогда, когда я сама набираю семь цифр…
Со временем похолодела, эмоциональности и чувственности во мне как-то поубавилось. От прежней, тогда счастливой Иры, не осталось ничего, кроме непреодолимого желания родить ребенка….

       Конечно, это далеко не конец света и с этим можно жить. Но Ирочка сломалась под тяжестью нервов и депрессии, и стала добротно «принимать на грудь». Продолжается так уже несколько лет. Иногда Ирка позволяет себе под предлогом «болезни» не выйти на работу. Отсюда и поникшая красота, и нервы расшатанные, хотя на работе я спокойна как удав. К слову сказать, мою БОЛЬШУЮ проблему стали замечать и учителя, и дети…. Все. Ничего не видела только директор. Надо отдать должное – никто меня не сдал, иначе гнали бы уже в шею. Но, с другой стороны, и помочь не спешили. Разве что Наташка утешала добрым словом, но легче мне не становилось. Кстати, именно за это меня и не возлюбила Галина Леонардовна.
Я умом понимаю, что так погублю себя, а справиться не могу. Потому, что слабохарактерная.
- Мне помощь нужна, Юлия Геннадьевна! – не могла успокоиться я. То и дело вытирала слезы и отпивала воду из стакана, который мне любезно предложила директор. - Я скоро еще и с ума съеду, то есть, сойду. А еще сопьюсь. У меня всё, доклад о моих проблемах окончен. Говорите теперь что угодно, я вас пойму, даже если выгоните меня со школы.
- Ирочка, не выгоню, ты чего! Сама же сказала, что работа – единственная отдушина! Лишать тебя работы никак нельзя в твоем состоянии. Скажи, вот ты выговорилась – легче стало?
- Стало, - согласилась я, вытащила из сумочки упаковку салфеток и утерла нос. – Вы знаете, я так часто плачу, дома по ночам… бывает, и не сплю даже.
- Может, тебе стоит с психологом нашим поговорить, Олей? – предположила Юлия Геннадьевна. Я отрицательно покачала головой:
- Ну что вы, ни за что в жизни к ней не пойду! Она самая большая сплетница на всю школу. А мне не надо, чтобы говорили все об этом, - прошептала я, и опустила глаза в пол. Решила не раскрывать начальнице, что она узнала обо всем почти последняя. Не была в курсе теперь разве что сплетница – психолог.
- Как знаешь, - пожала плечами директор. – Попробуй еще с Валечкой поговорить или с Галиной. Они могут тебе помочь. А я, Бог сохранил, с этим не сталкивалась, не могу дать тебе совет, Иринушка.
- Простите, а разве Бла…Валентина и Галина сталкивались? – задала я сам собой возникший вопрос.
- По секрету тебе скажу, не у них самих были проблемы, но сталкивались с этим делом они напрямую, - шепнула мне на ухо Юлия Геннадьевна, словно бы под дверью кабинета кто-то подслушивал.  – А теперь иди,  у тебя второй урок скоро начнется. И срочно спасай себя!
- Спасибо вам, - улыбнулась я шефине, открыла дверь и выскользнула из кабинета.
«Ну и как быть?» думала, пока шла к себе «С Галиной Леонардовной даже говорить не хочу, а к Блажевич подойти почему-то страшно. Конечно, я ж никогда первая не признаю своей неправоты. Слабохарактерная тряпка, ныть надо меньше, больше действовать!»
Закончив самобичевание, я как раз со звонком вошла в кабинет. Дети, увидев меня, сразу подскочили с мест. Я махнула рукой, дав им понять, что можно садиться.
- Еще раз здравствуйте, - оглядев весь класс, который как-то странно мною любовался, произнесла я и опустилась на своё учительское кресло.
- Здравствуйте, Ирина Александровна! – откликнулась миловидная девушка Вика, сидящая на третьей парте. Урок как раз был в девятом классе, где я являюсь классным руководителем. – А почему вы такая заплаканная? Что-то случилось? – Вот тут до меня дошло, почему все так на меня глядели. На лице было написано, что Петрова ревела, ибо я не удосужилась привести свою физиономию в порядок перед уроком. Какая была, такой же заплаканной и пришла от Юлии Геннадьевны.
- Всё в порядке, пустяк, спасибо, - улыбнулась я. Замечательная девушка, такая заботливая, вежливая, приветливая. Очень её люблю, как и в целом, свой класс. Есть, правда, парочку исключений….
- Нет, правда, пани Ирина,  - не отставал от Вики и Паша. – В чем дело, может, помочь вам сможем? Вы же знаете, как я вас люблю! Переживаю, в конце концов, - как-то он, в самом деле, сказал мне: «Ирина Александровна, я вас полюбил, кажется. Постоянно о вас думаю». Еще и поцеловал, а я взяла с него слово выкинуть глупость из головы и никому ничего не говорить. И вот, на тебе, проболтался.
- Ты посмотри на него, влюбленный, тоже мне, - вот, как раз, то самое исключение. Елизавета Ивашкевич - девица грубая, вредная, ленивая и капризная. Учиться совершенно не желает, в голове одна косметика и мальчишки. Самое удивительное, что все учителя её по головке этой гладят, даже если она им грубит. Но только не я… - И за что её любить то вообще? На нормальных девчонок не смотришь, старухи больше по душе? – Я терпеливо молчала, но оскорбления терпеть не собираюсь…
- Замолчи, Лизка! – подскочил с места Павел. – По ушам настучу!
- Пашенька, сядь, - ласково сказала я. – Сама настучу, и не только по ушам, - всё так же нежно пропела и двинулась к последней парте, за которой девица и пристроилась. 
– Имей в виду, мне глубоко наплевать, что у тебя мать – завуч в нашей школе, Лизавета, - продолжала я, вытащив девочку из за стола. – Я твоих выходок более терпеть не намеренна, мне нервы собственные дороже. Или ты сейчас же извинишься передо мной и перед Павлом, или, в самом деле, надиру тебе уши, - с этими словами я и впрямь легонько потянула её за ухо. Девочка мигом изменилась в лице:
- Это не педагогично!
- Еще как педагогично, это лучшая педагогика, - настояла на своем я. – Я не собираюсь тут перед тобой распинаться. Нервы и так ни к черту благодаря тебе!
- Пить надо меньше, - фыркнула юная нахалка и вырвалась, - тогда и нервничать не будешь.
- А за это, Лиза, и впрямь отгрести можно, - нахмурился Костя. – Ты пани Иру не тронь! Мы горой за неё, прекрасно это знаешь.
- Спасибо, ребята, я сама разберусь. Во-первых, «тыкать» мне не надо. И вообще, Лизавета, мы с Павлом ждем извинений, - напомнила я.
- Ага, сейчас! Буду я перед вами извиняться, как же, - скорчила гримасу девочка. – Еще маме скажу, так вашу Ирочку отсюда вмиг выпроводят! И знаете, почему? – довольно улыбалась девица.
- Это уже слишком! – разозлилась я и схватила девчонку за руку. И, по закону подлости, в этот момент в класс вошла Ивашкевич.
Еще одна завуч, Яна куда менее симпатична мне, чем Лена. Ивашкевич пристроила к нам свою совершенно неуправляемую дочь, которая с трудом закончила восемь классов в другой школе. Понятное дело, Яну как завуча многие побаиваются, поэтому Лизавете всё сходит с рук. Но лично я не боюсь, и со мной фокусы не проходят. Никогда не дам оскорбить ни себя, ни класс!
- Ирена! Ты что себе позволяешь? – незамедлительно заорала Ивашкевич. – Это же надо, поднять руку на ребенка!
- Вообще-то никто руки тут не поднимал, кроме самой Лизы, - возразила Аня, скромная блондинка с первой парты.
- Анечка, я за себя постоять могу, - улыбнулась я девушке, отпустила Лизу и подошла ближе к Ивашкевич. – Кстати, меня Ирина зовут, пора бы уже запомнить. Ты что-то хотела? Не просто ведь так пришла сюда.
- Не просто, - согласилась Яна. – Проверить, как ты себя с детьми ведешь! Таких вообще подпускать нельзя к ученикам! Самодур!
- Вовсе нет, - возразила я. – Просто не собираюсь терпеть оскорбления. И вообще, хватит! Дочь твоя всех уже извела, просто другие сказать боятся, и дать ей в тык для пущей убедительности. Пороть твою Лизу надо!
- Что ты себе позволяешь, Петрова? – разошлась Яна. – Имей в виду, уволят тебя, до конца недели тут не пробудешь! Нет, до пятницы времени всё-таки тебе, неделя, все дела закончить и вещи собрать. Без тебя обойдемся! – завершила свою горячую речь Ивашкевич и вместе с дочкой выскочила из кабинета. Я опустилась на своё кресло и закрыла лицо руками.
- И куда мне теперь, без работы? Я же окончательно двинусь, - вслух причитала я. – Ребята, простите меня, теперь еще и вам достанется, - всхлипнула и вновь моргнула. Нервы, нервы.
- Полно вам, Иринушка Александровна, - погладила меня по руке Вика. – Всё будет хорошо! Мы за вас кого угодно, сама знаете. Не надо плакать, и так перенервничали уже. Ступайте, отдохните, а мы тихонечко посидим. Если что, прикроем, не бойтесь, - улыбнулась девушка, и мне сразу полегчало и стало теплее.
- И что бы я делала без вас? – сказала я, а ребята подошли ко мне, и почти все разом  обняли.
- В обиду не дадим, так и знайте, - подбодрила меня Карина. Еще немного они поднимали мне настроение, а когда я совсем успокоилась, то достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку, и вышла из кабинета. Я ведь говорила вам, что еще и курю, да?


   ….пускаю кольца дыма. На подоконнике. В учительской, естественно. Вопреки всем словам о вредности никотина, мне нравиться курить. Поэтому сижу и курю, ибо ребята любезно отпустили меня с урока. Вдруг слышу чьи-то шаги и начинаю кашлять, от страха подавившись дымом. У нас ведь в школе не только детям, но и педагогам курить нельзя. Да и в коллективе одна я сигаретками «балуюсь».
- Ты кури спокойно, Ирина Александровна, кури, - за спиной голос Галины Леонардовны. – Я никому ничего не скажу, - поворачиваюсь к ней и вижу её улыбку.
- Спасибо, - ответно сияю и вновь закуриваю.
- У тебя всё хорошо? – не понимаю её, но на всякий случай киваю:
- Да.
- Не верю, - кратко бросает она и смотрит в упор. – Чего тогда такая заплаканная?
- Ну ладно. Скажем, не всё. Ты разве не знаешь, что я работаю тут последние дни? В конце недели освобождаю место, - выпускаю струю дыма и печально вздыхаю.
- Серьезно? – сдвинула брови коллега. – Удивительно, что те, у кого «окно» еще не говорили по этому поводу. Мы все в столовой сидим, - пояснила Галина Леонардовна. – А за что? – поинтересовалась она таким тоном, будто знала ответ.
- Самодурство. Это по версии Ивашкевич, а проще говоря - открыла рот и дала отпор некоторым штатским. А еще я сегодня всё пани Юлии по поводу своей БОЛЬШОЙ проблемы поведала. Сама. Такие дела. Не ждите в понедельник, обсуждать вам некого, бедненьким, будет, - ухмыльнулась я и почувствовала торжество над ними всеми. Несчастные, и поговорить больше не о чем, как о слабохарактерности физички.
- Знаешь, - она подошла ближе и разогнала рукой дым моих сигарет. – Я в некоторых аспектах тебя жутко не люблю и на то есть свои причины, но… Ира, прости меня за всё, пожалуйста! Грустно и обидно за тебя. Ты ведь человек очень хороший, светлый. Только постарайся побороть свои слабости, - Галина Леонардовна улыбнулась и положила руку на моем плече. 
- Спасибо тебе, Галина Леонардовна, - поднимаю на неё заплаканные  глаза и улыбаюсь в ответ.
- Теперь можно просто Галя, - засмеялась она. – Красивый у тебя цвет глаз, кстати. Ира, удачи…
Сказала, взяла журнал, развернулась и вышла. Я так и осталась сидеть на подоконнике.
Не долго думая, затушила сигарету, выкинула пепел и побежала ей вслед.
- Галя! – догнав её на лестнице, взяла за руку. – И ты меня прости, пожалуйста! Я виновата перед тобой!
- Прощена, - ласково улыбается Галя. Теперь уже просто Галя. – Кстати, я лично позабочусь, никто тебя не уволит. Юлия Геннадьевна, когда я правду расскажу, и у детей спросим, быстрее выгонит Ивашкевич. Так что не нервничай, тебе вредно, - сказала она и открыла дверь в столовую. Я же спустилась к себе в кабинет и до конца урока говорила со своими ребятами.