Кодовое слово

«Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него»
Евангелие от Луки 18:17


Катерина, сжимая в правой руке тяжёлый лучемёт, левой рукой устало оперлась на стену здания. Она сделала шаг вперёд и, развернувшись всем корпусом, устало прислонилась на полуосыпавшуюся штукатурку. Ноги, измученные длительным переходом, уже не держали её. Скребя тканью защитной куртки по иссохшей стене, Катерина сползла вниз и уселась на корточки. Перед глазами всё плыло. Она опустила голову. Её белокурые, теперь уже грязные, слипшиеся волосы безжизненно свисали с головы и касались измазанных грязью высоких солдатских ботинок, подобно ветвям тонкой плакучей ивы, пытающейся дотянуться до самой земли. Катерина выпустила из рук оружие, и лучемёт, гулко звякнув, грозным сторожевым псом улёгся на растрескавшемся застывшем цементе у её ног. Женщина устало положила руки на колени, упёрлась в них лбом и закрыла глаза. Раздался звук падающего тела. Рядом, словно набитый мукой мешок, рухнул, совсем обессилив, один из двух солдат её подразделения. Один из двух оставшихся в живых после нелёгкого двухдневного перехода по лесу и по болотам. Катерина не видела, кто это, но догадывалась, что, скорее всего, это был Кирилл. Ганс был явно сильнее своего товарища и, судя по еле различимому звуку шагов, приближающемуся к ней, усталость ещё не одолела его. Шаги стихли. Насколько она знала бойца своего подразделения, он сейчас стоял к ним спиной, держа лучемёт наизготовку и готовый выпустить смертоносные иглы света в любого, кто намерится посягнуть на них. Ганс Кауфман был единственным человеком, рядом с которым Катерина могла расслабиться в отдыхе хоть на одну секунду. Но расслабится она могла не более чем на эту самую секунду. Ещё ничего не закончилось. Предстояло двигаться дальше. Открыть глаза стоило больших усилий. Совершив это усилие Катерина увидела свои перепачканные руки с поломанными ногтями, под которые забился песок и глина. Она подняла голову и огляделась.
Старое здание, построенное буквой "Г", окружало её с двух сторон. Каким-то образом она смогла дойти до внутреннего угла и теперь перед ней расстилался весь небольшой двор, видимо залитый в своё время бетоном. Теперь же в нескольких местах зияли дыры, заполненные песком и щебнем. Кое-где стебли зелёной сочной травы копьями пробили дворовое покрытие и, сквозь щели в бетоне, стремились к небу. Сам дом был какого-то непонятного бело-песочного цвета. Окна первого этажа были заколочены досками. Крыши у дома не было. На второй этаж сквозь окна которого проглядывало затянутое серыми облаками небо, вела железная лестница. Ступени её уже давно проржавели и теперь ржавчина, словно пятна плесени на старом дереве, пролежавшем пару лет в сыром помещении, покрывала перила, отвоёвывая поверхность у когда-то яркой, а сейчас уже совершенно поблёкшей синей краски. При всём при этом лестница, как ни странно, упиралась в проём, который был наглухо заложен серым кирпичом. По левую руку от Катерины, в самом начале дома искривившимся  штабелем были сложены куски жести. Судя по их форме и дождевым коричневым подтёкам, они когда-то составляли крышу дома, но были демонтированы. В некоторых местах дыры в жестяных листах своей помятостью и неровными краями говорили, что листы сдирались наспех с балок, на которых они покоились до момента разрушения. Ещё ближе к Катерине были набросаны доски. Вполне возможно, что именно к этим доскам и были приколочены листы жести из стоящего рядом штабеля. Вероятно, доски были нужнее, чем железо, потому что рядом с кучей древесины валялись различные прогнившие обрезки и обрубки. Скорее всего, тот, кому было нужно, подходил к доскам, отрезал или отрубал лишнее и уносил доску с собой. Повернув голову ещё левее, женщина увидела ведро. Вернее это была очень большая банка из-под краски. На её боках ещё виднелись остатки заводской этикетки, сообщающей различные важные сведения о том, что находилось внутри банки. Сама же ёмкость было доверху заполнена водой. Причём, удерживаемая поверхностным натяжением, вода ждала, когда последняя капля позволит ей выплеснуться через край. Жидкость была настолько прозрачна, что сквозь неё были отчётливо видны гвозди и шурупы, едва прикрывающие собой ребристую поверхность дна. Шурупы были полностью проржавевшие, но гвозди насмешливо сияли из глубины совершенно новыми стальными стержнями. Справа же стена дома была совершенно свободна от сваленного хлама, да и вообще каких-либо пристроек. Под её, забранными стальными решётками, застеклёнными пыльным стеклом, окнами, из под выпавших кирпичей пробовались тонкие стволы молодых берёзок и рябин. Их листья, колыхаясь на ветру, постоянно создавали иллюзию движения. И Катерина, словно предчувствуя опасность, обеспокоенно вглядывалась в маленькие кроны юных деревьев.
Тихий стон Кирилла отвлёк  её от осмотра территории. Катерина взглянула на солдата, но увидела лишь грязный ворох одежды, под которым скрывалось измождённое тело. Женщина встала и подошла к бойцу собственного подразделения. Из них троих выживших ему приходилось тяжелее всех.
Примерно час назад, а может и два (Катерина уже не следила за временем), они пытались перейти вброд болото, что расстилалось у них на пути и проплешинами воды отражало хмурящиеся тучи. Шли осторожно. Ощупывая слегами топкое дно в поисках места, куда можно было сделать следующий шаг, чтобы не погрузиться в зловонную жижу, способную утянуть на дно и похоронить, упокоить навеки. Они почти преодолели это препятствие и мощные стволы сосен, стоящих на берегу, уже нависали над ними ежовыми ветвями. Но внезапно Кирилл, шедший последним, отбросил слегу в сторону и резко опустился под толщу болотной тины. Вынырнул вновь и завопил. Катерина бросилось было к нему, но Ганс, стоя ближе к утопающему, толкнул её к берегу, а сам свободной от слеги рукой схватил Кирилла за воротник форменной куртки. Потом он протянул, уже вылезшей на берег, женщине конец своего шеста и та, схватив слегу, стала тащить подчинённого к берегу. Кауфман же, ни на секунду не выпуская Кирилову куртку, тащил её обладателя из трясины. Кирилл держал Ганса за руку, отплёвываясь от тины и грязной воды, орал что было сил: «Нога! Нога!». Было заметно, что он уже почти выкарабкивался из трясины, но какая-то едва преодолимая сила держала его за ноги и не давала освободиться. Наконец усилия этих троих человек преодолели все удерживающие их силы, и солдат, с громким чавканьем, вылез из опасного места на твёрдую почву. Но ботинок той ноги, которую так страстно сжимало в своих объятиях болото, остался там. В глубине. И носок отсутствовал. А сама нога была в каких-то кривых порезах оставленных чьей-то мощной зубастой пастью. Кирилл так и ковылял, истекая кровью, босиком до самого привала.
Катерина глядела на его распухшую ступню. Под коркой запёкшейся и потрескавшейся тины виднелись открытые раны. Их следовало бы перевязать. И придумать какую-никакую, а обувку. Иначе через какое-то время растревоженные раны вновь не дадут Кириллу идти, и тогда он станет для них обузой. Женщина присела на корточки перед солдатом и из холщёвой защитного цвета сумки, что висела всё это время на ней, будучи перекинутой через голову, достала бинт, вату и перекись. Всё это было запаковано в пневмопакеты и только по этой причине осталось сухим даже после перехода через болото. Только тут она сообразила, что уже погибло пять человек из её отряда, а она только первый раз начинает оказывать первую медицинскую помощь. Но нельзя! Нельзя сейчас думать о тех, кого уже нет. Иначе весь страх от потерь наполнить сердце слабостью и сломает стальной стержень духа, поддерживающий её стремления и действия в несгибаемом состоянии.
Когда струя перекиси водорода из пластикового прозрачного флакона полилась на раны, Кирилл снова тихонько застонал. Солдат дёрнулся и, приподнявшись на локтях, стал смотреть, как Катерина промывает его раны, аккуратно прикладывая вату к открытым участкам мышечных тканей.
-Мы не выживем. – Тихо, с каким-то настораживающим спокойствием, сказал Кирилл. – Мы все погибнем.
Катерина посмотрела на его лицо, потом обернулась к Кауфману. Но Ганс будто и не слышал слов своего боевого товарища. Ганс стоял, всматриваясь в лес, в деревья, в листву. Ганс пытался услышать, что нёс в себе ветер из чащи деревьев. По его настороженной позе Катерина поняла, что он готов к бою, что он как всегда настороже. По положению его тела она даже смогла догадаться, в какую сторону он отпрыгнет, в случае если придётся уходить из-под огня. Ганс явно намеривался укрыться в небольшом проходе между штабелем железных листов и кучей прогнивших досок.
-Лейтенант, вы не понимаете? Мы здесь все погибнем. – Сквозь голос Кирилла уже проскальзывали первые истеричные всхлипы. – ВСЕ!!! – Вдруг закричал он.
Катерина резко развернулась к нему и со всей силы ударила кулаком в лицо. Из солдатского носа брызнула кровь.
-Прекрати истерику! Или ты до сих пор, пройдя через столько боёв, полон юношеских соплей? До сих пор думаешь, что война это доблесть, подвиги, слава, ордена и медали? Так вот, мне жаль тебя расстраивать, но ты ошибся! И ошибался всё это время! – она орала на Кирилла, но понимала, что пытается заглушить панику, прежде всего в самой себе.
Но Кирилл как-то и сам вдруг успокоился и снова лёг на спину. Он глядел в небо каким-то совершенно пустым взглядом и тихо говорил:
-Я знаю, что такое война. Я видел смерть почаще, чем вы. Но это не война. Я не знаю как это назвать. Это больше похоже на кучку идиотов, пытающихся сражаться с маньяком. Погибло уже четверо. А врага, того с кем мы сражаемся мы так и не увидели. Кругом одни роботы. Механизмы. Эти роботы превращают нас в мертвецов, а мы даже не знаем, кто их создал. Не знаем и не понимаем характера того кто ими командует. Этот маньяк нашпиговал своими стальными игрушками весь лес. Он защищает свой город, а мы пытаемся найти тайную лазейку в его обороне. Но нас как волков сгоняют к единственной дороге, ведущей к единственным воротам в стене вокруг города, но мы упорно хотим умереть. Я не могу назвать наше желание обойти все эти преграды, что стоят у нас на пути, кроме как желанием смерти. Зря мы не послушались медведя.
-Какого медведя? – Но Катерина уже и сама вспомнила «какого».
Это случилось тогда, когда армейский транспорт на антимагнитной подушке высадил их отряд на опушке леса, который им предстояло преодолеть, чтобы достигнуть цели своего назначения. Они построились, Катерина толкнула какую-то речь по типу: «Мы герои и нас не остановить» и направились к лесу. Но не успели они до него дойти, как из-за деревьев показалась какая-то фигура. Она шла вперевалку и вскоре все увидели перед собой медведя. Самого настоящего медведя. Который шёл на задних лапах. «Что за цирк?» - мелькнула тогда мысль у командира группы. А зверь неторопливо покинул лес и подошёл вплотную к группе людей, уже державших его на прицеле своих лучемётов.
-Здравствуйте. Я Боря.
Тихий голос медведя, казалось, привёл в шок всех в отряде.
-А боятся меня не надо.
Услышав эти слова, Катерина ухмыльнулась. Впрочем, все эти ветераны тогда стояли и ухмылялись, после этой умиротворяющей фразы медведя, которую тот произносил медленно, растягивая слова. Как и все фразы впоследствии им произнесённые.
-Да никто и собирается тебя боятся, животное! – воскликнул, издевательски смеясь, Георгий, небольшого роста, темноволосый сержант.
-Вот и правильно. – Ни мало не смущаясь, проговорил медведь. – А дорога вон там. – Махнул он вправо мохнатой бурой лапой.
-Что за дорога? – Катерина попробовала сыграть «дурочку».
-Дорога к городу Возрожденных Надежд. Все по ней идут. И вам по ней надо идти. До ворот дойти и постучаться. И вам откроют. Только вы автоматики положите. Не стоит. А через лес идти не надо. Совсем умрёте там в лесу. К дороге вам надо. – Мишка, похоже, был абсолютно уверен, что его советы всем нужны.
-А ты сам-то кто и почему здесь, а не на дороге? – не унимался шутить над ним Георгий.
-Я людей стерегу от леса. Он лес опасный. Для чужих опасный. А вам к дороге надо. – Тут медведь как-то смутился и чуть ли не улыбаясь, проговорил: - Сладенького ничего нет у вас. Я очень сладенькое люблю. Мне иногда друзья пилоты-дальнобойщики привозят медку, аль ещё чего.
Блеск световой иглы пробил бурую густую шкура медведя, и тот, всем своим грузным телом, повалился на траву.
-Зачем? – обернулась в гневе Катерина к Гансу.
-В нём больше не было необходимости. – Ответил тот и первым зашагал в чащу леса. За ним словно по команде, обходя тушу говорливого животного-сластёны, проследовал весь отряд. Лишь сама лейтенант задержалась над медведем. Что-то тревожное уже тогда кольнуло её сердце.
Катерина, вспомнив этот эпизод, посмотрела на Кауфмана, ведь упрёк предназначался в первую очередь  ему.
-А вот смотрите ещё один робот… - Начал было за её спиной Кирилл. Катерина медленно обернулась на голос. Она увидела, что одно из забитых окон дома отворено и из него словно гигантский червь, высунут гибкий манипулятор с головой змеи на конце. Толщиной в мужскую ногу сияющий сталью червяк, весь в шипах. Даже не понятно было, как этот металлический шланг смог выползти из окна так тихо, что они, бойцы спецподразделения, даже и не услышали его. А металлический червь изогнувшись, вдруг раскрыл свою пасть и схватил Кирилла за голову. Из недр пасти выскочило, вращающееся с бешеной скоростью сверло и впилось в лоб схваченного солдата. Тот даже не вскрикнул, лишь продолжал смотреть на него широко раскрытыми глазами, которые заливала густая красная кровь из черепной раны. Вспышка луча из оружия Ганса разрубила манипулятор робота пополам, и остатки последнего втянулись обратно в окно, которое тот час с громким стуком захлопнулось.
Катерина бросилась к своему лучемёту, который так и лежал всё это время у стены. Схватив его, она обернулась и сопровождаемая Гансом, пытающимся прикрыть её отход, кинулась в чащу леса, прочь от опасного дома.
Они бежали сквозь белые стволы берёз, бежали, продираясь через острые сухие серые ветви елей, бежали, топча заросли папоротника, сбивая с его разлапистых листьев капли дождя. Движение их уже не было столь старательно тихим, когда они целой ещё группой входили в лес и, таясь, продвигались к таинственному городу. Они бежали, уже не обращая внимания на треск сучьев под ногами, оповещавший всю живность вокруг о своём присутствии. Из-под их ног иногда выпархивали перепуганные птицы, пища и свиристя тревожно, но им было не до птиц. Им нужно было спасать самих себя. Эти два человека, что мчались, обгоняя друг друга, были напуганы и встревожены не меньше тех, кого пугали сами.
Наконец они исчерпали все силы, данные им адреналином от испуга перед смертью, и остановились. Катерина, чуть нагнувшись от давящего на плечи лучемёта, вытащила из поясной сумки навигатор. Краем глаза она видела, что Ганс хоть и тяжело дышит, но, по-прежнему внешне невозмутимо, стоит недалеко от неё, всё так же продолжая сжимать своё оружие, готовый поразить врага. Она уже восхищалась силой духа и силой тела этого солдата. Но долго стоять на месте было нельзя. Опасность была рядом. Опасность могла настигнуть их и сверху и снизу и сбоку. Так собственно и было в первый раз, когда через час после того как они покинули опушку леса и вошли в чащу, остановились осмотреться и передохнуть. В тот же миг на том месте, где стоял Георгий из земли вырвались шесть членистоногих стальных щупальца разной длинны и своими острыми, как кинжалы концами вонзились сержанту в грудь, в спину, в ноги. Тот истошно заорал во всё горло. Земля под ним вдруг стала проваливаться, проседая вниз, как будто её всасывало что-то живое. Вскоре Георгий, удерживаемый блестящими манипуляторами, по которым текла кровь, висел над воронкой, на дне которой словно в мясорубке медленно вращались железные ножи. Даже издалека было видно, как играет дневной, чуть приглушенный деревьями, свет на лезвиях этих ножей. Щупальца, изгибаясь на шарнирных суставах, стали опускать трепещущее тело сержанта на встречу этим ножам. И вскоре подошвы кованных ботинок Георгия были растерзаны острыми как бритва лезвиями ножей чудовищной мясорубки. Сержант орал до тех пор, пока его ноги всё больше и больше опускались внутрь машины. Щупальца вытаскивали из его тела свои «кинжалы» по мере погружения. Но вот они все разом выскочили из ран и скрылись в опавших листьях и зелёной низкорослой лесной траве. Мясорубка стихла, и перед отрядом осталось лишь обрезанное по поясь, истекающее остатками крови, тело их боевого товарища, стоящее обрубленным торцом на земле. Его голова была запрокинута назад, рот был открыт в немом крике. Тогда не сговариваясь, все они первый раз драпанули. Но отряд, гонимый внезапно увиденным ужасом, бежал не из леса. Отряд углубился ещё больше в лес. 
Катерина включила навигатор и, глядя на его экран, отображающий маршрут их движения, поняла, сто Кирилл был прав: они действительно, сделав крюк выходили к дороге. К той самой дороге на которую указывал их медведь, охраняющий людей от леса. Вот в этой точке они в лес вошли. В этой - погиб сержант в мясорубке. Здесь они повернули первый раз к дороге, так как с фланга и спереди к ним стали приближаться какие-то «ветряные мельницы на гусеницах». «Мельниц» было много и даже дружный и меткий огонь лучемётов не способен был остановить их движение. В этой точке погиб Эдгар. Он шёл третьим и когда отряд проходил мимо толстого дуба, кора дерева разошлась, влекомая механизмами в стороны, и на солдата сверху из полого древесного ствола бесшумно упал длинный широкий нож. Стальной гигантский клинок разрубил человека пополам подобно гильотине. Эдгар так и остался лежать двумя половинами рядом с покоящимся на земле, сделавшим своё чёрное дело, ножом. Дальше по навигатору шла косая полоса вырубленного леса. В дальнем конце этой полосы оказались установленными огневые пулемётные точки. Похоже, что изрыгающее свинцовые пули оружие менялось автоматически для перезарядки, так как огонь вдоль вырубленной полосы, вёлся практически беспрерывно. Пройти они не могли даже ползком. По всей полосе периодически пробегала волна выскакивающих из земли игл. Преодолеть это препятствие даже ползком не представлялось возможным. А когда же они попытались дойти до огневой позиции, то при подходе к ней погиб ещё один солдат. «Его звали Сильвестр» - вспомнилось Катерине. Солдат шёл впереди, мягко ступая, пригибаясь и держа лучемёт на изготовку перед собой. Но вокруг его ног вдруг выросли иглы, как и те что были на вырубленной лесной полосе, и он, споткнувшись, упал на несколько из них. Крик боли в очередной раз потряс лес. И в туже секунду от одного из соседних деревьев отделилась скрытая в ветвях чугунная плита, снизу также усеянная клыками по всей поверхности. Плита, чавкнув, накрыла стонущего Сильвестра, а когда она поднялась, то погнутых тяжестью плиты, перепачканных человеческой кровью иглах остались лишь переломанные кости, вывороченное мясо и раздавленные кишки. Вот тогда Катерину первый раз вырвало. Тогда они наконец в серьёз осознали, что влипли по-настоящему. Эти бойцы, столько раз выходившими сухими из воды, сотни раз видевшие смерть, столкнулись наконец с врагом, который был сильнее и хитрее их. Тогда стало понятно, что придётся повернуть ещё раз и маршрут отряда вёл прямо к дороге. К той самой, которую они надеялись избежать.
Катерину сунула навигатор обратно в сумку, выпрямилась и подтолкнула единственно оставшегося в живых бойца:
-Идём. Идём дальше. Не стоим. – Проговорила чуть охрипшим голосом.
Она, устало передвигая ноги, направилась в том направлении, где предполагалась дорога.

Они шли ещё час. Они были сильными, крепкими и выносливыми. Но и их силам пришёл конец.
Катерина заметила, что корни одного из деревьев вылезают из земли, словно оно хотело сделать несколько шагов, но его крона оказалась столь тяжела, что корни так и не смогли передвинуть всё дерево. Устало добредя из последних сил до этого дерева, женщина в военном комбинезоне уселась прямо на его корни, облокотившись спиной о ствол, покрытый шершавой коричневой корой. Едва она расслабила все мышцы, как спина загудела от утомления, боль потекла по затруженным от дальнего перехода ногам. Но она не собиралась показывать своей слабости. Даже если на неё и смотрел всего один человек. Она давно уже заставляла себя быть сильнее других. Тем более сильней мужчин. А сейчас рядом был Ганс. Солдат. Её подчинённый. Мужчина. Она вдруг поймала себя на мысли, что действительно начинает смотреть на него как на мужчину, хотя последние два-три года своей жизни, что командовала этим отрядом, воспринимала его не более как живое оружие под своим руководством. Катерина слышала как Кауфман, так же устало опустился на те же самые корни, на которых сидела и она, но с другой стороны дерева. «Молодец! - пронеслось у неё в голове. – Прикрывает мне спину, по сути». Она подняла тяжелый лучемёт и положила себе на колени. Теперь они вдвоем могли обстреливать сектор равный трёмстам шестидесяти градусам. Значит, они были полностью защищены. Но это если бы они воевали с людьми. С нормальными людьми. А сейчас против них выступал какой-то безумец или группа безумцев, сконструировавших всех этих роботов. И как понять логику конструкторов? Где ключ к их безумию? Но отвечать на все эти вопросы не было ни сил ни времени. И Катерина и Ганс по их печальному опыту знали, что в этом лесу, посреди которого они отдыхали, нельзя быть в полной безопасности. И не ясно когда на них нападут в следующий раз. Они один раз уже пытались отдохнуть: когда под утро второго дня блужданий вышли оставшимся отрядом на небольшую поляну.
Зелёная травка, лёгкий тёплый ветерок, яркие цветочки, разные пчёлки-бабочки… Они лежали тогда два часа, просто смотря в голубое небо, на парящие над ними облака. Катерина тогда с трудом нашла в себе силы подняться и скомандовать подъём всем остальным. Её солдаты медленно и нехотя вставали с примятой травы, на которой явно обозначились контуры их тел. Она сделала несколько шагов и услышала за своей спиной сдавленный хрип. Резко развернувшись с оружием в руках, Катерина увидела Ганса и Кирилла стоящих возле неё и направляющих свои лучемёты на то место где они только что отдыхали. Из мятой, переплетенной между собой, травы вырастал на их глазах, блестя и обтекая какой-то красной жидкостью металлический столб. И вверху на самом его конце, хрипя и корчась от боли, словно насаженная на булавку бабочка, вертелся Виктор. Солдат пытался дотянуться руками до кола, но видно был насажен уже так грубоко что не мог согнуть спину. В траве открылись два люка и из них высунулись газовые горелки на длинных шестах. От горелок обратно в люки тянулись гибкие серебристые шланги. Стальной кол прекратил своё движение и из газовых горелок, которые достигли того же уровня, что и тело солдата, полыхнуло пламя. Виктор уже не кричал. Он не мог. Пламя охватило его одежду, обувь, волосы. Всё это продолжалось всего несколько секунд, потом вся эта механика мгновенно опустилось обратно под землю. Обугленное тело солдата, при ударе о поверхность поляны соскочило с кола и перед остатками бойцов спецподразделения остался лишь кусок смердящего горелого мяса на костях…
-Что ты теперь думаешь о задании? – Вопрос Кауфмана вернул её из ужасных воспоминаний. Но вопрос и напомнил о том разговоре, который был между ними накануне. Хотя не разговор это был. Именно этот вопрос задал он ей, когда они вышли уже из кабинета полковника, после ознакомления с целями поставленной перед их подразделением задачи. Катерина в тот момент даже удивилась. Странно было слышать этот вопрос от самого исполнительного солдата подразделения. Странно было, что солдат вообще собирается обсуждать приказ.
-То, что его надо выполнить! – только и ответила она тогда.
Но вот теперь, после стольких страшных смертей, после полутора суток беготни по лесу, после всех перестрелок, потеряв практически весь свой небольшой отряд ей и надо задуматься. Надо решить для себя стоит или нет вообще выполнять чьи-либо задания, в слепую повинуясь. Может быть, нужно думать своей головой и не спешить выполнять приказы и рекомендации. Катерина вдруг осознала, что последние несколько лет в погоне за физическим совершенством тела, в стремлении продвинутся по карьерной лестнице растеряла весь свой внутренний мир. Хотя нет. Ей внутренний мир, конечно же, остался. Но теперь он разительно напоминал ей внутренний мир тех людей, чьи приказы, наставления и добрые советы она слушала. В нутрии неё жили мысли и идеи других людей. Да они были слаженны и согласованны. Но это был не её жизненный путь, не её шишки и победы. Это были их победы и поражения. А она? Что из себя кроме как отражение своих наставников представляла в жизни она? И опять вопросы. Почему сейчас? Почему именно в такой момент. Наверное, потому, эта мысль жила всегда, а усталость не даёт её загромождать всем остальным мыслям и доводам. Вот вопросы и всплыли. Без философии, без прелюдий. Просто всплыли, и думай теперь над ними. Если конечно успеешь подумать.
Как всё было просто: где-то глубоко в лесу стоит высоченный забор. В заборе ворота. И к воротам ведёт одна единственная дорога. Ходят слухи, что за этими воротами находится город Надежд. Там хорошо. Там люди находят покой и счастье. После того как многие покинули землю, переселившись на другие планеты, и во многих странах появились большие демографические дыры. А ещё изобретение летающих машин на антимагнитных подушках практически уничтожило такое понятие как границы и люди переселялись из одной страны в другую практически беспрепятственно. Попробуйте остановить на границе сотню, а то и более переселенцев, когда они просто перелетают через неё каждый сам по себе. В первые в истории наступил момент когда рабочих мест оказалось больше чем работников. Намного больше. Нельзя было найти квалифицированных инженеров, врачей, преподавателей. Речь уже не шла о грузчиках, дворниках, и прочих профессиях, где не было большого заработка. И разные государства решали проблему утечки работников по своему. Правительство той страны, что наняло их спецподразделение решило проблему следующим образом: вдоль всей границы были поставлены лучемёты сбивающие не легальные перелёты, а так же полностью запретило эмиграцию в космос. И вот тогда и появился город Надежд. Кто и на какие средства его построил так пока и не было выяснено. Но люди семьями снимались с обжитых мест и уходили туда в поисках лучшей доли. Люди шли по дороге к воротам. В ворота их пропускали, но назад никто не возвращался. Наблюдение сверху было невозможным, так как едва летательный аппарат появлялся в видимости городской стены, он тут же был сбиваем ракетой или лазерным лучом. Нужна была информация. Их наняли добыть информацию. До них уже посылали пару-тройку групп. Но те были либо расстреляны возле самых ворот, либо исчезали бесследно как и все прочие за воротами. И Катерина получила задание со своим подразделением, пройти сквозь лес (долететь не было возможности по той же причине по которой отсутствовала возможность воздушного наблюдения) и найти в стене какую-либо скрытую лазейку. Через лес пройти не удалось. Их действительно как волков гнали к дороге. Вполне возможно там, на дороге их окончательно перестреляют.
-Самое интересное, - вновь услышала она голос Кауфмана – что это не они на нас нападают. Это мы пытаемся к ним незаконно проникнуть. А они лишь только защищаются. Защищаются теми средствами, которые им доступны.
Катерина молчала. Ей нечего было возразить на это замечание. Она положила голову на шершавую кору дерева и закрыла глаза.
Так они и сидели какое-то время. Ветер колыхал зелёные листья над их головой. С небес начал сыпать мелкий моросящий дождик. Пение птиц стихло. Позади был страх и смерть, впереди смерть и страх.
-Противник сзади!
Команда Ганса, вновь выдернула Катерину из задумчивости и наваливающегося сонного состояния. Она открыла глаза и вскочила на ноги, едва не застряв подошвами ботинок в разлапистых корнях дерева, на которых сидела. Прямо перед ней сквозь жёлтые стройные стволы сосен продвигались несколько десятков механических членистоногих тварей напоминавших пауков или скорпионов. Каждый из них был размером примерно с голову человека, и приближалась вся эта блестящая полированной сталью масса с приличной скоростью.
-Противник спереди! Открыть огонь!
Лучемёт в её руках загудел, испуская пучки разящего света. То же гудение она слышала и за своей спиной. Она понимала, что это быть может, было, их последнее сражение в этом лесу. Но вместе с иглами выстрелов из сердца Катерины уходили страх и сомнения. Вот он противник! Прямо перед ней. Она делала привычную работу. И делала её мастерски. Женщина была уверена и в своём солдате, что сражался, прикрывая тыл. Это ещё больше придавало уверенности в своих силах. Несущие смерть лучи, направляемые опытной рукой, впивались с механических чудищ. Плавили их бока, взрывали из нутрии, отсекали конечности, от чего роботы начинали вертеться и кувыркаться на месте, не в силах сделать далее ни шагу. Запах раскалённого метала и обгорелого пластика наполнил воздух и приятно щекотал ноздри сражающихся. Казалось, что эта женщина, что палила из своего оружия, превозмогая усталость и тяжесть снаряжения, в перепачканном комбинезоне, с растрёпанными волосами была дочерью самого бога Марса.
Наконец выстрелы перестали озарять лес своими вспышками. Бой был закончен.
Катерина оглядела пространство перед собой. Повсюду дымились исковерканные тушки механических тварей. Кое-где земля была процарапана их лапами, когда фантастические пауки и скорпионы, лишённые части конечностей, всё же продолжали ползти к ней. Удостоверившись, что опасность с её стороны более не угрожает, она оглянулась назад. Она оказалась стоящей лицом к лицу с Кауфманом. Она вглядывалась в это лицо, в эти ясные синие глаза, в эти белые прямые волосы. Она смотрела на задетую в нескольких местах шрамами кожу солдата, под которой явственно проглядывали бугры накачанных мышц. Её голова всё ещё одурманенная прошедшим сражением закружилась от запаха мужского пота, исходившего от этого солдата. Ганс уронил на землю свой лучемёт, обхватил Катерину сильными красивыми руками и прижал к себе. Она не сопротивлялась. Она вдруг почувствовала, что безумно хочет этого человека. Этого мужчину. Её захотелось забыть всё, что было с ней прежде. Забыть ту боль первой несчастной любви, когда человек, которого она любила, просто насмеялся над ней. Забыть то желание мести, что заставило её отказаться от всех её увлечений и пойти в армию. Забыть все грязные домогательства солдатни из её казармы. Она столько хотела быть сильной. Она, преодолевая все преграды, тренируясь по ночам, плача пока никто её не видя в туалете, продвигалась вперёд к совершенству. Время шло, и вот она уже больше всех в полку могла отжаться и подтянуться. Катерина бегала быстрее всех. Стреляла лучше всех. В рукопашном бою не было ей равных. И многие из тех, кто в своё время силой забирал от её тела всё что хотел, ходили теперь со свёрнутыми челюстями, со сломанными руками. А некоторые уже и совсем не ходили. Она смогла стать сильнее всех мужчин. Она запретила себе любить. Она запретила себе вообще впускать кого-либо в своё сердце. Она получила власть над противоположным полом. Она как и прежде оставалась красивой, но была холодна как лёд. Да. Природу не обманешь, и тело её звало к страсти и сексу, но она сама выбирала себе партнёров не позволяя им выбирать себя. Она взяла за правило избивать каждого мужчину после проведённой ночи с ней. Катерина сама диктовала правила и её более не интересовали желания и стремления других. Но это было тогда. Давно. Очень давно. До тех пор пока сильные мужские руки этого человека не обняли её. И если она была готова подчиниться тому, кто был сильнее её, то такой мужчина возник в её жизни, словно из ниоткуда. Она вдруг снова почувствовала себя женщиной в руках любимого человека. Это чувство настолько захватило её, что она безвольно подставила свои губы своему герою. Смерть нескольких человек, дымящиеся роботы, два дня бега по лесу и болотам, грязь, страх, боль, усталость были просто ничем по сравнению с тем, что она наконец обрела. А быть может именно всё произошедшее и помогло ей разглядеть в этом молчаливом, грубом солдате, того, кто станет теперь для неё дороже всех на земле. Она в томлении страсти ждала, когда он, наконец, насладиться поцелуем и возьмет её всю. Целиком. Без остатка. Сквозь слегка прикрытые веками глаза, Катерина видела лицо Кауфмана, и его волосы на свету казались ей божественной аурой.
Ганс смотрел её в глаза. Он видел, как огонь страсти полыхает в очах женщины, что обнимал он в своих руках. Но вот глаза её раскрылись от ужаса и в то же самое мгновение он почувствовал как один острый как сабля манипулятор робота пробивает его плечё, а другой – вонзается в ногу чуть ниже бедра. Не человеческая сила поднимает его в воздух и он, теряя силы от наполнившей его боли, выпускает из своих рук женщину, которую любил вот уже несколько лет. Любил и никак не мог сказать ей об этом. А эта сила механического монстра отбрасывает его в сторону от возлюбленной, окончательно разлучая их.
Катерина, истошно крича, подняла свой лучемёт и яростно, в каком-то безумном исступлении, посылала в гигантскую, чуть меньше человеческого роста, стальную сколопендру, один заряд за другим. Как посмела эта бездушная тварь отнять у неё мечту о любви. Ту мечту, что теплилась глубоко в душе, сдерживаемая болью прошлого, но, наконец, прорвавшаяся наружу. Женщина стреляла до тех пор, пока не отстрелила все ноги робота, пока голова этого механизма не превратилась в оплавленный покорёженный кусок хлама. Катерина, увидев, что её противник не подаёт ни малейших признаков шевеления и поползновения, уронив лучемёт на опавшие листья, бросилась к Кауфману. Она подбежала к нему и упала рядом с ним на колени. Она видела как из его ран сочится тёмная бордовая кровь. Катерина обняла его голову и прижала к себе.

Она тащила его вот уже часа три. Тело Ганса, спешно, но аккуратно перебинтованное в двух местах, покоилось на еловых ветвях, которые Катерина связала между собой, так что получилось подобие волокуши. Женщина тащила эту импровизированную волокушу за веревку, которую перебросила через плечо. Она всё-таки вышла на дорогу, ведущую к городским воротам. Ей более ничего не оставалось делать. Помощи ждать было неоткуда. Кругом была лишь стальная смерть, лес и болота. Катерина тащила Ганса, поднимая пыль своей тяжёлой ношей. Слипшиеся серые от грязи волосы свисали на глаза и застилали вид. Руки давно безвольно опустились и болтались вдоль её теля. Защитного цвета куртка расстегнулась, обнажая розовую кожу груди, на которой красной полосой виднелся натёртый след верёвки. Женщина вся взмокла от той тяжести, что ей приходилось тащить за собой. Пот стекал по спине, впитывался в одежду, от чего та прилипала к телу и идти было ещё труднее. Верёвка от волокуши больно впивалась в плечо, так что каждый шаг отдавался в мозг. Но Катерина не хотела всего этого замечать. Она шла, спотыкаясь и останавливаясь на каждой неровности дороги, рывками сдёргивая сложенные и связанные между собой ветви с телом человека, который стал ей самым дорогим и желанным в эти последние несколько мгновений жизни. Она шла, упорно преодолевая боль, усталость, и не думала о том, почему так получилось, что после стольких смертей, после стольких лет сильного одиночества, её сердце вдруг, словно намагниченное прилипло к солдату, что лежал за её спиной. Она поняла, что больше не может оставаться одна. Её нужен был этот человек. Это было её личным счастьем её личной мечтой, на которую ни кто не должен был осмеливаться посягнуть. Лишь с этим солдатом она могла быть рядом. Лишь этому мужчина она могла доверять, потому и боялась потерять его, едва-едва обретя в своей жизни. Быть может, надо было пройти через эти реки крови, что были пролиты другими людьми, чтобы понять, кто он тот мужчина, дороже которого не будет на всём белом свете. Какое дело женщине до посторонних людей, пусть даже и тех с которыми она прожила несколько лет, если на кону той чудовищно-жестокой игры, что зовётся жизнью, стоит её любовь. Разве могло быть, что-либо значимее её любви, её чувств, её желаний, её страсти? Для неё не могло. И потому она тянула свою ношу, по этой грунтовой дороге. И не было вокруг ни кого, кто мог бы оценить её маленький подвиг любви. Даже смертьнесущие стальные машины давно не показывались. Видимо их целью только и было, что проводить её и возлюбленного до точки, где они сами решат: идти ли им в Город Надежд или поворачивать обратно в мир предательства, злобы и ненависти. Вокруг стояла почти полная тишина, лишь изредка нарушаемая шелестом листьев на ветру. Дорога через лес вела Катерину, а вместе с ней и человека, который теперь составлял огромную часть её сердца, к единственному проходу в таинственный город.
Так упирая и уже начиная стонать от боли, Катерина подошла к высоченной стене, состоящей из сваренных толстых металлических листов. Она приблизилась к натёртым до почти зеркального отражения воротам. Вгляделась в своё отражение. И хоть до ворот было ещё метров десять-пятнадцать она чётко различала все детали, все мелочи отображения её появления у этих ворот. Словно тот кто создал этот город хотел чтобы человек глядя в своё отражение, задумался о себе. Задумался о том, зачем он здесь. Как будто хотел сказать: «Посмотри на себя, посмотри, кто ты есть. Можешь ли ты войти сюда? Нужно ли лично тебе входить сюда? Или может тебе стоит идти обратно?» На эти вопросы она уже знала ответ. Она только не знала, как правильно стоит сформулировать то, что надо ответить. Как объяснить свои ответы тем, кто управляет этими воротами, чтобы они захотели открыть проход в город.
Слова словно застряли внутри ни как, не желая формироваться в предложения. Катерина, окончательно обессилив, упала на колени. Она подняла голову и крикнула:
-Откройте ворота!
Но ворота не двигались. Стена была холодна. Город за стеной безмолвствовал.
-Эй! Вы там! – закричала она изо всех сил, подняла камень и швырнула его в собственное отражение. – Вы не видите, что ему нужна помощь!
И вновь нет ответа. Лишь скрип деревьев лесу за спиной, что рос вдоль дороги.
Катерину объял ужас. Неужели их так и не впустят. Неужели они дадут умереть её возлюбленному. Она закрыла глаза и заплакала. За её спиной раздался стон Кауфмана и звук движения. Дожно-быть он очнулся.
Женщина приложила руки ко рту, словно стыдясь тех слов, что надо было произнести. Какая-то детская мысль пронеслась в её голове - последняя мысль отчаянья. Простая и наивная. Не возможная для того, что бы поверить в её правильность. Она вдруг поняла, что нужно сказать:
-Помогите нам, - шёпотом, сквозь слёзы, произнесла Катерина. – Пожалуйста.
-Да-да. Конечно – услышала она слегка искажённый динамиком, тёплый мягкий мужской голос. – Проходите. Вас ждут.
Открыв снова глаза, Катерина увидела, как стальное отражение дёрнулось, и створы ворот, чуть подавшись вперёд, раздвинулись в разные стороны. Из прохода в стене к ним бежали санитары с носилками, а за стеной мигали синие и красные огни транспорта скорой помощи.