Полумесяц Змея. Глава XIV. Чёрная звезда

 «… мы порой жалеем людей, которые не знают жалости ни к себе, ни к другим»
Э. Бронте.

Глава XIV. Чёрная звезда.


Утро после бессонной ночи троица встретила, заговорщически склонившись над столом и по  очереди истязая стальным пером листок бумаги. Нещадно помятые и изорванные, горемычные предшественники последнего, уже являли   собой целый курган, в течение нескольких часов выросший на  братской могиле с фундаментом из мусорной корзины.
Эймерик Фурньер, хоть  и почтил своим присутствием текущий дурбар  (1), но пребывал на нём больше в качестве «почётного советника» и едкого комментатора, ибо его конечный интерес пролегал в совершенно иной области, нежели поиск затерянных храмов и мифических сокровищ.   
В пылу обсуждений, леди Габриель  то и дело цитировала строки древнеиндийского эпоса, Ференц с Эймериком без перебоя сыпали военными терминами, пытаясь прикинуть реальную численность подпольной «армии» Салаама. А так как из-за почти непрерывного использования курительных приспособлений по комнате зловеще гуляли плотные клубы дыма,  происходящее в гостиной  живо напоминало оргию террористов-оккультистов, совместивших спиритический сеанс  с  подготовкой диверсии. Однако, вместо вызванного призрака Шарлотты Корде, лакей, принесший затворникам завтрак, всего несколько раз пропустив через  свои лёгкие сию напряжённую рабочую атмосферу, с удивлением принял тяжело спикировавшего с потолка  шмеля за  полосатого слона, и, почтительно поклонившись, петляющей походкой  поспешил покинуть жизнеопасную зону.
Похоже, что все имеющиеся в гостинице запасы кофе были израсходованы союзниками за ночь, ибо на доставленном подносе возвышался только запотевший графин с лимонадом. Налив всем по стакану холодного нимбу пани и положив на блюдца по кусочку  рисового  пудинга кхир, Габи снова включилась в беседу.
   Оставаться в Калькутте под негласным призором  врагов становилось не в шутку опасно, но и идея отправляться на поиски Ока, ведя за собой хвост – также не претендовала на первый приз  конкурса благоразумия. А обращение за защитой к властям – и вовсе было равнозначно выходу на джхарока-и-дарсхан (2)    и всенародному объявлению  о тайной миссии, с  концом света в случае её провала.
   Итак, глотнув для бодрости лимонаду, Ференц предпринял очередную попытку представить свою handlungsstrategie  (3) на суд собравшихся:
- Салаам считает себя пауком, виртуозно плетущим сеть, но мы сделаем так, что он сам ф ней запутается!  Для этого построим тактику, отталкиваясь не от того, что он знает, а от того, чего ни знать, ни предфидеть – никак не мошет. Это заставит его нервничать. Пусть разозлится, тогда он начнёт софершать ошибки. Паутина порфётся, und  мы прошмыгнём в брешь!
 Леди Габриель не раз замечала, что оказавшись в экстремальной ситуации –  впрочем, разве не такими должны быть обычные будни военных? – князь будто бы открывал ларец, содержащий стратегический запас его красноречия, пользоваться которым в остальное спокойное время  считал чем-то вроде расточительства.  Тем не менее…
- Ференц, - Настороженно возразила миссис Эрдерхази, - я уже говорила и повторю ещё, что злить Салаама –  не такая уж хорошая затея…
-  Маленький храбрый  aventurier  (4)!  Чем же этот бессмертный сумел вас так напугать? -  Пытался съязвить Фурньер.
- Хотела бы я посмотреть, как вы запоёте, когда окажетесь  у  него в руках, бесстрашный  limier  (5)! –  Габриель терпеть не могла  фамильярности и потому не отказала себе в удовольствии ответить на провокацию.  - Если за отелем следят – а это, без всякого сомнения, так  – вы на том же крючке, что и мы!
- Вы хотите сказать, что и вы?
Ференцу данный циничный намёк француза пришёлся решительно не по нутру:
-  Мисье Эймерик, уж ни предлагаете  ли вы использовать мою жену в качестве приманки?
Невинный взгляд голубых глаз был лучшим подтверждением опасений капитана:
- Как я понял, без миссис Эрдерхази шансы обрести ваш языческий фетиш равняются абсолютному z;ro, а ведь именно за ним охотится этот араб?  Значит, мадам Габриель ничего не угрожает, в прискорбном отличии от нас с вами. А, оказавшись вне оцепления, мы…
- Выходит, и матери Габриель ничего не угрожало? – Вспылил князь, но тут же  спохватился и обеспокоенно повернулся к жене,  - Простите, не стоило мне об этом упоминать.
- Всё в порядке. – Уверенно произнесла она. - Правда. Я совсем её не знала и давно свыклась с мыслью о  её смерти.
Об отце женщина и не заикнулась. Всё-таки, странная привязанность к Салааму многому её научила... Как бы не хотелось обратного, но далеко не всегда мы дарим свою любовь тем, кто непременно освещает нашу жизнь сиянием своих добродетелей.
 Иногда, чтобы разглядеть алмаз, достаточно и единственной искры в толще неприметного шлака.  И порой, множество раз успевает плутающая в подземье душа выпачкаться и  вдохнуть губительной каменной пыли, перед тем, как достигнуть искомого, и выяснить, что желанное сокровище  было лишь обманом зрения – чёрной звездой, рождённой отсветом чужого сияния…

Леди Габриель не без  содрогания вспомнила перстень, замеченный ею на руке Айдина  - в массивной оправе из тёмного серебра, в виде выложенных правильным геометрическим узором лепестков подсолнуха, маслянисто переливался уникальный черный камень, добываемый лишь  в Южной Индии и  на весь мир знаменитый своей таинственной игрой света.
Названный геологами диопсидом, от греческих слов, означающих «двойное обличье», камень этот обрёл второе, куда более романтическое, название – Чёрная звезда. И, действительно, при точечном источнике освещения,  на ничем не примечательном, с первого взгляда, кабошоне  начинала сиять четырёхлучевая звезда, свет которой истекал из самой его глубины.
Странно, но именно так мы и воспринимаем объект своей любви – по неким неписанным и не выведенным даже самыми мудрыми из учёных – сугубо индивидуальным, двойным стандартам.  А гаснет снизошедший с небес луч – и гаснет сердце; и кажется, что жизнь – не что иное, как безрадостное  прозябание в темноте…
Леди Габриель поймала себя на том, что вот уже как довольно длительное время нервно теребит  синюю ленту, застёгнутую под самым горлом, словно та вдруг уменьшилась в размерах и мешает притоку кислорода к мозгу. Висящий на бархотке медальон стал тёплым от трения её пальцев, а хранящийся внутри образ – жёг память, как раскаленный уголёк, попавший на нежную кожу.
Отец… Человек, с рождения  вравший своему ребёнку и погубивший супругу ради эфемерной возможности  обрести древнее могущество – всё-таки любил её. Пусть сколь угодно говорят, что от любви до ненависти один шаг, но Габи просто не могла резко возненавидеть того, кто подарил ей столько тёплых воспоминаний. Другое дело, каким было бы  отношение мистера Когана к дочери, знай он, что она унаследовала долг и сопутствующие ему возможности хранительницы? Но, чего не ведаешь, о том не горюешь.  Первый шок прошёл, и теперь Габи чувствовала себя едва ли не сильнее и целеустремлённее, чем когда только ступила  на индийскую  землю. И то была не душевная чёрствость, а выдержка  -  в самом превосходном  исполнении. Грустное открытие, что вся предыдущая жизнь её была  ложью, ещё не являлось  поводом раскисать, когда от неё ждали  решительных и смелых действий в настоящем.
***
Итак, расчётливый план француза  был  ясен, как неразбавленный пастис. И, сколь бы велико ни было для миссис Эрдерхази искушение упрекнуть его в позорной трусости, она заранее была согласна на всё, лишь бы избежать открытого столкновения с коварным и сверхъестественно - теперь уже эта дефиниция имела реальное обоснование - сильным противником.
Нет, леди Габриель вовсе не обладала склонностью к мелодраматическому самопожертвованию. Желание рискнуть собой – казалось женщине единственным возможным способом  хоть как-то задобрить точащее её древо жизни чувство вины.  Проклиная собственный эгоизм и, несмотря на то, что должна была бы возненавидеть Айдина самой лютой ненавистью – она подспудно искала убийце оправдания, вроде того, что  Дьювали – была для него лишь безликой преградой на пути к цели. И, как, все слепо влюблённые женщины, Габи  убеждённо считала, что с ней-то уж точно  будет иначе:  её он не тронет. По крайней мере, пока не получит желаемого.
 Или, пока она не решится последовать примеру матери, кроме своей внешности и дара, передавшей ей ещё и исключительное чувство гордости... В любом случае, пусть лучше пострадает она, а не Ференц.  Или даже этот рыжий клоун.
-  Ференц, а может это и не такая уж плохая задумка…
Но, мистер Эрдерхази если и был влюблён – то уж точно не в Айдина Салаама.
- Nein und abermals nein!(6)  – Вскричал князь, излюбленным жестом негодования хлопнув ладонью по столу, так, что заплясали стаканы.  – Эймерик, я понимаю, что мы не вправе злоупотреблять вашей поддержкой.  И, предлагая столь абсурдный план, вы первым делом заботитесь о скорейшей поимке своего ядовитого мотылька...   Оставаться с нами – или преследовать её в одиночку - решать исключительно вам. Но вот, как мы поступим.
Итак, по замыслу капитана успех им должна была принести  стремительность действий, и тактика, родственная той, что широко использовали как древне-венгерские племена, так многие народы Востока. Она заключалась в том, что основные силы войска делились на несколько частей, а «атака»  часто превращалась в заранее спланированное бегство.  Но, если его предки подобным образом заманивали противника в приготовленную ловушку, где  окружали и осыпали тучей стрел, то Ференц, за крайним дефицитом личного состава, рассчитывал этакой вызывающе издевательской неясностью своих действий  деморализовать хитрого врага, лишив его чувства контроля над ситуацией. И тем самым  -  обеспечить себе и «гражданским» безопасное отступление из Калькутты.
А вот насчёт того, куда отступать…
Этот немаловажный вопрос был адресован напрямую Габи, чем неприятно застал хранительницу врасплох.
- Я не знаю! – Она минорно развела руками. - Мне нужно время разобраться в записях…  Пока что,  могу предложить лишь  Варанаси –  вот уж где Лонгфилд точно каждый камень обследовал!  Так что, если сумеем уйти незамеченными, вряд ли кто будет ждать нас там. И, быть может, по пути меня осенит какая-нибудь более конкретная догадка.
По лицу Фурньера можно было ясно прочитать, каково его  мнение о предлагаемых манёврах.
- Увы, господа, но я вынужден…
Быстрый стук в дверь прервал его извинительные словоизлияния.
Сорвавшись с мест, и на ходу вытаскивая из карманов оружие, мужчины замерли  по обе стороны от входа в номер.  А леди Габриель, стараясь, чтобы голос её, охрипший от споров и курения, звучал как можно легче и непринуждённей, поинтересовалась:  кого же там принесло? То есть, данный вопрос она, конечно,  сформулировала в гораздо более вежливой форме  (хотя, учитывая неприлично ранний час – неизвестный визитёр заслуженно мог бы обойтись и без реверансов).
- Это Суджамал, шримати!
Облегчённо вздохнув, Габриель хотела уже взяться за ручку, но Эймерик остановил её, знаками показывая, что парня могли взять в заложники и  использовать для ловушки. Отодвинув жену в сторону, князь резко распахнул дверь и за вырез рубахи втащил внутрь опешившего Суджамала, в то время как сбоку его страховал Фурньер, держа на мушке гостя и пространство пустого коридора за ним.
С завидной быстротой оправившись от шока, вызванного таким нестандартным приёмом, юноша затараторил со скоростью автоматического пистолета:
- За вами следят, госпожа! У каждого выхода из гостиницы – по трое-четверо афганцев! Никогда не видел в Калькутте сразу столько афганцев! И турки с ними! Маскируются под простых прохожих. Ха! Обманули меня,  как же! Я пока на Вимала работал, столько на них насмотрелся…
- Откуда ты узнал, что это именно афганцы, а не индийцы? – Сомнительно прищурился француз.
- Не беспокойтесь, - вступилась за мальчика Габи, -  для них – вы с Ференцем тоже близнецы-братья.
- Люди Салаама… - Досадливо сплюнул князь. – Быстры, черти!
- Что и требовалось доказать! – Поддала жару его супруга, смерив самоуверенного сыщика победным взглядом.
Но тот был слишком занят допросом новобранца, чтобы замечать  её сарказм:
- Тебя кто-нибудь видел?
- Нет, - довольно осклабился юный шпион, - прошмыгнул мимо портье и коридорных как муха!
- Сообразительный малец. – Критически осматривая его, похвалил Эймерик. - И, судя по рассказу твоей «госпожи» -  сильный и резвый.
- Шукрия, сэр!
- И достаточно миниатюрно сложен…
- Эймерик, о чём вы думаете? – Напряглась Габи. – И хватит так на него смотреть – вы этим даже меня пугаете!
- Pardon? – Обернулся на неё Фурньер.
- Ну… - Миссис Эрдерхази смущённо  зарделась, -  сугубо в теории, я конечно не против абсолютной свободы и всего такого… что там проповедовал ваш соотечественник. При условии взаимности, разумеется. Признаюсь,  даже читала  кое-какие сочинения  маркиза де Сада, но…
- Господь с вами! – Оскорблёно отмахнулся француз. - Всегда говорил, что женское образование до добра не доведёт. Лучше скажите, madame, у вас, случаем, не найдётся лишнего «пенджабского платья» с широкой и не прозрачной шалью?..
***
Наконец, консенсус был достигнут.
Ференцу – надлежало добыть карты местности, верным источником которых предстояло послужить старине Беккеру.
Фурньер – не скрываясь и демонстративно не торопясь, отправлялся на вокзал  приобрести билеты сразу в четыре противоположные направления (о чём, как и надеялся Ференц, сразу стало бы известно Салааму через его вездесущих агентов).
Суджамал, в ожидании  костюмированного выхода «a la Gabriella» отправлялся на крышу, отслеживать  перемещения  обложивших их вражеских сил.
Камаргах – круговая облава – неутешительный термин так и просился на язык Габи, который она, однако, предусмотрительно придержала. Салаам действительно был знатоком истории, ибо  для охоты на неё избрал  излюбленный способ моголов, предполагавший сужение круга загонщиками, до тех пор, пока жертва не окажется в плену столь малого пространства, что даже самый неумелый выстрел может стать для неё роковым…
- А я… 
- Вы - останетесь здесь. – Отрезал Ференц, стоило остальным уйти. -  Запрёте дверь и будете ждать нас. Условный стук мы обсудили.  Вламываться в гостиницу они не станут, слишком много шума. Да им это и не нужно, раз вы пока не покинули этих стен.
- Ин шалла! – Кивнула Габи с мрачной улыбкой.
Словно почувствовав что-то неладное, Ференц обнял её и, приподняв за подбородок, спросил:
- Помнится, вы о чём-то хотели поговорить? Есть пять минут,  раз уж нам, наконец, никто не мешает.
Действительно хотела, но то было вчера. Сейчас же момент был безвозвратно упущен. Как могла она сказать человеку, собравшемуся играть в прятки со смертью ради её безопасности и свободы, что испытывает запретные чувства к врагу?
- Пяти минут будет недостаточно. Идите, и, как бы банально наивно это не прозвучало,  будьте осторожны!...
Ференц отсалютовал ей поднятой вверх ладонью и, словив в ответ воздушный поцелуй, захлопнул за собой дверь.
***
Оказавшись в одиночестве, леди Габриель немедля приступила к подготовке к длительному путешествию. В добротную плоскую сумку полетел  запасной патронташ, кое-какие деньги, предназначенные на то, чтобы питаться и оплачивать еду и ночлег, спички (если данных удобств вблизи не окажется),  и, конечно же,  шкатулка с Кали и самые необходимые книги и записи, могущие сориентировать её в разыскивании пресловутого тайника.
Как только со сборами было покончено, миссис Эрдерхази присела у окна и приникла горячим лбом к пока ещё не успевшему раскалиться стеклу. Усталость и обрушившиеся за минувшие сутки потрясения валили с ног. 
Сейчас она прикроет глаза - всего на пару минут - и…

Разбудил её крик парящего над головой орла.
Разомкнув веки, вместо ухоженного гостиничного садика леди Габриель с изумлением узрела перед собой неприветливую панораму из непрекращающейся цепи изъеденных эрозией песчаных холмов, местами поросших  блёкло-зелёными колючими  кустами и пожухлой травой.
Ладони  сжимали шершавый край стены, доходившей ей примерно до середины груди. Стена пролегала довольно высоко над землёй, и именно с неё открывался вышеописанный вид на суровую долину.  Женщина посмотрела на свои кисти - снова та же непривычно тёмная кожа. Но, на этот раз, это были руки взрослой женщины, а не девочки-подростка. Красивые и ухоженные, их портили вены, вздувшиеся от чрезмерного усилия. Нет, она не собиралась ломать каменную кладку – это был жест отчаяния.
Вызванного… одиночеством! Ещё не разбавленного горем, но ожидаемого  и неизбежного – и от того, наиболее пугающего. Такое никогда не мучает отшельников, но с упоением пытает тех, кто сполна хлебнул счастья и пуще смерти страшится, что вот-вот его потеряет…
***
           Словно в переложении  мрачных историй Эдгара  По, кошмар проник в явь, прорвавшись сквозь преграду меж сном и реальной жизнью.
 - Надумали сбежать от меня так скоро, хабибти?! – Резкий голос за спиной мгновенно снял с глаз пелену видения. - Я предупреждал, чтобы вы никогда не смели мне врать.
Медленно обернувшись, Габриель увидела Салаама.
Как он сумел войти?! Она готова была поклясться, что слышала щелчок запираемого замка. Впрочем, если кто-то умудряется не менять своего облика в течение свыше    двадцати лет - так ли сложно ему обойти столь хлипкую преграду?...
 К слову, сириец явился не один, а с подкреплением. В виде бородатого дюжего молодца, преданным часовым занявшего позицию сбоку от входа.
 Благородные черты  лица Айдина были спокойны, но вот глаза – те просто пылали гневом.   Значит, Фурньер уже достиг места и, волк разъярился, что добыча готовится бесследно улизнуть из безупречно расставленного капкана.
Говорила же она – плохая это идея…
- Разве я принадлежу вам, раз вы берёте на себя смелость следить за моими передвижениями? – Спросила Габриель, как можно более тщательно скрывая свою дрожь. Несмотря на его откровенную дерзость, она не могла заставить себя разозлиться в ответ. Ярость и страх редко уживаются вместе… Сердце колотилось настолько сильно, что, казалось, всколыхнуло даже  содержимое желудка.  Женщина сглотнула горькую слюну, стараясь подавить дурноту, и опасаясь, что от волнения её вырвет прямо здесь. – Я свободная женщина и могу отправиться хоть к чёрту на рога, не ставя вас предварительно в известность!
-  Этот город принадлежит мне. – Уверенно произнёс Айдин, не сводя с неё пристального взгляда.  Оружия в руках он не держал, но это вовсе не значило, что он не был вооружён. -  Здесь люди работают на меня, даже когда не знают об этом. И хоть на небеса, хоть в преисподнюю  - никто не покидает Калькутту без ведома Айдина Салаама.
Боковой взгляд Айдина зацепил лежащую на диване деревянную  коробочку. Солнечные лучи бликовали  на  отполированных боках «Ловца движений», будто таким образом хитроумный механизм молча заигрывал с  потенциальными зрителями.   
Воспоминания о страшном спектакле, увиденном через глазок линзы, придали Габи сил:
- Что ж, довожу до вашего сведения, Айдин-эфенди, что фальшивая нота – фальшива всегда,  вне зависимости от вкуса и способностей как слушателей, так  и музыканта. Вы сами врали мне, а ещё смеете говорить о честности!
- Врал? Вовсе нет, просто счёл нужным умолчать до определённого момента. Некоторые сорта правды – как рыба фуга, надо уметь её приготовить, иначе можно ненароком отравить своих гостей. А что, собственно, я скрыл? То, что знал ваших родителей, это преступление? Вы видели, я вашу матушку не убивал, она сама решила свою судьбу.
- Преданная любимым человеком и загнанная в ловушку – да, она определённо имела широкий выбор действий!
- Выбор есть всегда. Однако, прервём эту долгую дискуссию, до тех пор пока она нас не затянула. На данный момент, многое вам не известно, и  потому, даже несмотря на ум и проницательность, вам не дано уяснить истинных целей некоторых наших поступков. А я не люблю бесполезных препирательств.
Габриель молчала.  Глупо спорить с тем, у кого на руках все козыри... Хотя, нет: главный козырь по-прежнему был у неё! Правда, для пущей уверенности не помешало бы знать, хотя бы какая у него масть. Но, как любил повторять её первый наставник в карточном искусстве – неунывающий старичок Юрген Клецка – «немного блефа – это ещё не шулерство».
Увы, однажды «везунчика Юргена» нашли на улице с прострелянным черепом…
Перво-наперво, предстояло качественно сымитировать многозначительный вид:
- Я знаю, что вы с Лонгфилдом ищете в Индии столько лет!
- Не сомневаюсь. – Кивнул Салаам. – И даже знаете -  где действительно стоило искать. Иначе бы ваш спешный отъезд подозрительно напоминал бы бегство, и я был бы несказанно разочарован.
Похоже, уловка сработала.
- Тогда… чего же мы ждём? – Понизив голос до вкрадчивого шёпота, спросила она.
- Мы? – Мужчина нахмурился, но не от злости. Резкая смена её поведения затронула  в Айдине струнку любопытства, столь же присущую каждому злому гению, как и умение плести интриги и без жалости устранять противников.
Лишь бы не переиграть…
Габриель раскованно оттолкнулась от краешка мраморного подоконника и плавно двинулась в его сторону, ступая таким образом, чтобы при каждом шаге струящаяся ткань юбки максимально демонстрировала   соблазнительные очертания округлых бёдер.
Подойдя вплотную, женщина зашептала ещё жарче:
- Мы можем отправиться туда прямо сейчас. Вместе. Разве это не то, чего мы оба хотим? Вчера вы открыли мне глаза на мои истинные желания. Хотя, признаться, вначале это открытие меня испугало… – Словно ища защиты, она положила ладони ему на грудь. – Но, здесь, наедине с вами, я снова ощущаю, что мы созданы друг для друга. Как видите, я умнее предыдущей хранительницы…
- Безусловно. – Процедил Айдин, после чего грубо оторвал её от себя и практически швырнул в кресло.
Смерив ошарашенную женщину насмешливым взглядом, Салаам снова заговорил,  глядя  на неё сверху вниз, как на нашкодившего ребёнка:
- Кого вы хотите обмануть, Габриель? Вы не из тех женщин, что станет предлагать себя по доброте душевной, хоть я и в этой доброте ничуть не сомневаюсь, иначе бы вы не стали хранительницей… Точнее, вы слишком упрямы, чтобы так просто уступить своему сердцу. Вы хотели  увести меня подальше от ваших друзей, чтобы затем начать водить вокруг да около, когда у меня уже не будет способа воздействовать на вашу искренность, не причиняя физического вреда непосредственно вам. – Сириец сделал паузу, после чего выдал жёстким тоном, не терпящим возражений. -  Хотите, чтобы с вашим дорогим Ференцем ничего не случилось – не играйте со мной.
Словно не замечая её раскрасневшегося лица и разгоревшегося в глазах блеска отчаяния, мужчина присел напротив,  на журнальный столик, и снова заговорил, наделяя свой голос   почти примирительными оттенками,  и также беззаботно, как раньше, словно возобновляя прерванную светскую беседу:
- Но, раз уж мы упомянули о родственниках, запоздало приношу свои извинения:  ваш дядя – идиот. Я даже не знаю, что сделал бы с ним, если бы ему удалось совершить задуманное. А я, как вы теперь понимаете, всё равно бы об этом узнал.
-  Я польщена. – Процедила леди Габриель, с демонстративным отвращением отвернув от него лицо.
Впрочем, бравада длилась недолго.
Оговорённый стук заставил её вздрогнуть, недвусмысленно давая понять, кто испрашивает позволения войти, а араба - лишь довольно улыбнуться на испуганную реакцию заложницы. 
У Эймерика, если только он  не изобрёл себе какие-нибудь механические крылья, просто не было физической возможности возвратиться из Силдаха так скоро. Но вот квартира картографа Дидрича Беккера располагалась от их апартаментов гораздо ближе, нежели вокзал.  А так как Суджамал стучал далеко не так уверенно, следовательно, оставался Ференц.
- А вот и остальные члены семьи? – Салаам сделал знак своему человеку, караулящему на входе. -  Как вовремя. Дверь не заперта. Теперь позовите сюда мистера Эрдерхази. Только без фокусов:  помните, что расплачиваться за них придётся ему.
Что именно Айдин имел ввиду под словосочетанием «без фокусов», он не соблаговолил уточнить, потому, леди Габриель глубоко вздохнула и протянула самым слащавым голоском, каким только представительницы прекрасного пола когда-либо обращались к своим супругам:
- Франц, о, рахат лукум моего сердца! Входите же!
Араб не мог скрыть усмешки, но улыбка растаяла, как только дверь резко отворилась, оглушив по лбу притаившегося за ней бандита. Пулей влетев внутрь, Ференц добил пошатнувшегося турка ударом ребра ладони в подъязычную область. 
Револьвер князя тут же обрёл себе цель в виде облачённой в безупречный  чёрный костюм фигуры противника. Положение, однако же, осложнялось тем, что в этот самый момент револьвер Салаама также хищно смотрел на Габи, испуганно вжавшуюся в кресло.   
Казалось, зрелище дисквалификации его подчинённого только  позабавило  сирийца. Вставая, намеренно не торопясь, он едва сдерживал смех:
- Право же… Я даже не буду спрашивать, как  вы?...
- Узнал, что моей жены угрожают? – Подсказал Ференц, подходя ближе. – Не ваше собачье дело.
Мистер Эрдерхази предпочёл не снисходить до ненужных объяснений, что  Габриель произносила его имя на немецкий манер только тогда, когда изволила быть крайне рассерженной. А уж такими сахарными прозвищами его не наделяли даже в первые дни после свадьбы.
-  Будьте добры  исправить меня, если я не ошибаюсь, - свободной от револьвера рукой, Айдин  раскованным жестом поправил накрахмаленный воротник белоснежной сорочки, - но, кажется, в Штатах  то положение, в котором мы сейчас находимся, называют «индейская дуэль»?
- Мексиканская дуэль. – Сквозь зубы ответил Ференц.
- О, благодарю. Весьма неординарный намечается треугольник, вы не находите? – С этими словами, Салаам бросил многозначительный взгляд на Габриель, от чего молочный оттенок её кожи и вовсе упал до цвета сыра с плесенью.
- Не понимаю о чём вы. – Мистер Эрдерхази поудобнее перехватил рукоять кольта.
- Жаль. Ну, да всему своё время! А нынешняя ситуация такова, что вы целитесь в меня, я – вашу жену. И вопрос лишь в том – кто нажмёт раньше? Не беспокойтесь, на меткость я никогда не жаловался. От  маленькой пули в ноге ещё никто  не умирал, к тому же, вы, смотрю, обзавелись семейным доктором? Но вот бегать как строптивая лань – некоторое время будет весьма затруднительно. Поймите правильно, я не садист, просто не переношу, когда меня пытаются обдурить.
- Но ведь ты здесь, каних! А значит – им это удалось!
На этот раз елейный голосок принадлежал не леди Габриель, а мелькнувшей в дверном проёме чёрной тени. Стоило существу материализоваться за спиной сирийца,  коротким движением из плотной массы ткани выделилась вполне себе человеческая рука.
Только тогда изумлённому Ференцу стало понятно, что это вовсе  не Иблис  (7), явившийся за лакомой душой Айдина, а всего лишь невысокая женщина, облачённая в нечто вроде мятой чёрной простыни, закрывающей её с головы до пят, с единственной прорезью для глаз, и то, затянутой  сеточкой. Даже по-детски крошечная кисть её была в перчатке…
То замысловатое оружие, что удерживала  ручка, своим острым навершием в форме акульего зуба упёрлось  в основание шеи Салаама, аккуратно меж двух позвонков. Этот клинок вовсе не был самостоятельным оружием, а, наподобие винтовочного  штык-ножа, крепился  спереди лишённого традиционного ствола пистолета, с таким же выступающим магазином, как у «фирменных» пистолетов Фурньера.  Рукоятью же изумительной вещице служил стальной  кастет, удобно и крепко обхватываемый пальцами.  Скинув незанятой рукой никаб, маленькая  злая фея  явила себя миру.
Разница с ней и той обольстительной молодой особой, всего дважды виденной Габи на пароходе и пристани Калькутты, была столь разительной, что по своему убойному воздействию вполне могла бы соперничать с  «кастет-нож-пистолетом».
 Без белил и под воздействием индийского солнца,  выделился натуральный цвет кожи Ла Фи, оказавшийся лишь самую малость светлее обычно присущего представителям  семитской группы народов.  Искажённые брезгливой яростью, черты кукольного личика видимо  заострились, прискорбно лишившись прелести своего невинного очарования.
 Распущенные курчавые волосы - видимо, ещё при подготовке к возможным непредвиденным  манёврам в азиатском мегаполисе  -  были  безжалостно перекрашены в чёрный.  Хотя, судя по всему, с помощью басмы, им лишь был возвращён их натуральный цвет.  Только глаза не изменились. Разве что на месте вставного  - чернела, в лучших пиратских традициях, повязка из прямоугольного обрезка ткани, придававшая строгой наёмнице какой-то залихватский вид.
- Так дела не делаются Айдин! – Холодно, с нескрываемой злобой, отчеканила Афийя.
- Одна из разгневанных жён, Салаам?  - Усмехнулся Ференц, подбодренный нежданным подкреплением, но, пока что, не признавший в арабке злосчастную французскую террористку.
Вынужденный бросить револьвер ввиду угрозы сзади, приведшей к изменению баланса сил не в его пользу, сириец, тем не менее, более напоминал знаменитый столб Индры, нежели захваченного врасплох преступника. При издёвке Ференца губы Айдина тронула лёгкая улыбка, а стройное расслабленное тело продолжало излучать  полнейшую уверенность, демонстрируя, что, несмотря на досадную неприятность,  он вовсе не перестал  чувствовать себя абсолютным хозяином положения.
- Мисье Эрдерхази, - ответила за врага Ла Фи, не отрывая бурящего взгляда от  затылка араба (хоть и «бурить» приходилось снизу вверх). - Вы даже близко не представляете степень моего гнева на господина Салаама!   
- Дайте угадаю: течением вынесло в Инд, и очнулись вы уже в Афганистане? – Издевался негодяй. - Или это новое веяние французской моды?
- Моё платье намокло и провоняло тиной, хадидж (8) !  - Полное отсутствие страха перед заслуженной расправой -  выводило наёмницу из себя даже более самой причины, вызвавшей её бурное негодование. – Расскажите почему?
Видимо, без приправы унижением – месть её не была достаточно сладкой, чтобы удовлетворится простым лишением жизни врага.
- Но вы выжили. Не заржавели, ma  poup;e  (9)?
Не стерпев, хрупкая девушка разразилась длинным потоком арабских ругательств:
- Ник уммак!  Ибн эл метанака, кхара бик, елиф эир ар тизак!… Думал – первый желающий от меня избавиться, свинья сирийская?!
Страшное оскорбление вызвало лишь сочувствующий мех:
- Не перенапрягайте ум, закоротит ненароком. Кстати, мне стыдно за свою сестру по вере – могли бы сначала   представиться людям, в чей дом вторглись, выслеживая меня с намерением свершить возмездие.
 - В том нет нужды. Мы хорошо знакомы с мадмуазель аль Барак. – Отозвалась Габриель, уже перекочевав  за  спину  Ференца, от куда с тревогой взирала за развитием событий.
При звуках её настоящей фамилии Афийю заметно передёрнуло, будто её назвали  обидным детским прозвищем.
- Я поражён, бегум! Вот уж не думал, что дружба с беспринципной наёмницей –   вписывается в вашу строгую  систему нравственных ценностей. 
- Не вам судить о нравственных ценностях! – Выкрикнула миссис Эрдерхази с такой запальчивостью, что даже Ференц обернулся на неё с очевидным изумлением.
 Айдину лишь того и надо было. Окинув женщину неприкрыто сладострастный взглядом, он промолвил:
- Вчера, ваши губы, хабибти, были более расположены к моей недостойной персоне…
Видя, что эффект от её нежданного появления явно отошёл на второй план, а просьб о пощаде от наглеца можно дождаться не раньше второго пришествия, Ла Фи сделала то, что, собственно и привело её в апартаменты Эрдерхази. Точнее, попыталась сделать.
Ибо расслышав щелчок взводимого курка, леди Габриель издала такой крик ужаса, идущий из самых потаённых глубин души, что даже железная рука наёмницы дрогнула. Пуля ушла в сторону, вдребезги разнеся стоящую в углу высокую керамическую статуэтку индийской танцовщицы. А Салаам, и вовсе увернулся бы, оставшись совершенно невредимым, если бы прыткая женщина не успела угостить его – со всей щедростью её души –  кастетом рукояти в затылок.
Оглушённый не по-женски сильным  ударом, Айдин упал без сознания. Бессмертный или нет – но законам воздействия ударно-раздробляющего оружия  он последовал безукоризненно.
Габриель закрыла лицо руками. Как она только  могла так опуститься до того, что пуще собственной смерти испугалась гибели негодяя,  намеренно причинявшего ей страдания и грозящегося пытать её мужа?!
Ференц взял Габи за запястья и отнял  руки от лица,  заглядывая в глаза.
- Что это значит?
Длинные фразы вдруг стали даваться  Габи с невероятным трудом:
- Я говорила – что не могу допустить смерть человека, иначе…
-  Я о другом. – Категорично поправил её супруг. -  Так вот о чём вы хотели поговорить? Это правда? Дьявол! Конечно же нет, это было насильственное принуждение! Мерзавец!
- Нет. – Воздух всхлипами вырывался из горла. -  Я  хотела этого поцелуя. Не спрашивайте почему, я сама толком не могу  понять!
Разыгрываемой драме, однако же,  не хватало присутствия всех действующих лиц.
Захлопнув дверь перед прямо перед носом пришедшего на шум любопытного служащего, которому лишь стол мешал  разглядеть неподвижное тело, растянувшееся  на полу в центре комнаты, Фурньер во все свои голубые глаза уставился на Ла Фи.
Переход Рубикона вышел обоюдно неожиданным. И вот уже давние враги наставили друг на друга пистолеты.
Как и на большинство людей, Леди Габриель, бывшая сама не своя после сцены с Ференцем,  в тот момент не могла воспринимать чужую ссору иначе, кроме как незначительное, глупое ребячество.
- Опустите оружие, Эймерик. – Раздражённо потребовала она. - Афийя помогла нам, она в вас не выстрелит.
- О, нет уж! – Категорически не согласился тот. - Ещё как выстрелит!
В это время взгляд арабки упал на цепочку от монокля, скрывающегося в кармане лилового жилета сыщика.
Довольно закусив пухлую губку, дьяволица проворковала:
- Я смотрю, вы продолжаете носить мой подарок?
-  Если вы имеете ввиду пулю – её уже давно извлекли.
- Но след на стекле остался и, готова поспорить, вы так его и не  заменили!
- Оставил в качестве  напоминания, чтобы никогда вам больше не довериться.
- Вещественное напоминание – милосерднее раны на сердце, что ношу я по вашей милости!
Деликатное покашливание заставило обернуться всех четверых. Ради разнообразия, раздавалось оно сто стороны окна.
Свесившись с карниза крыши головой вниз, в комнату, с ловкостью цирковой обезьянки, влез Суджамал. Пародийное сходство со смышлёным зверьком усиливалось женским нарядом, который на долговязой фигуре парня смотрелся особенно комично.
- Извиняюсь, но так оно было быстрее.
- Что там, Суджамал? – Нетерпеливо спросила Габи.
- Надо торопиться. Похоже, они волнуются, что… - Юноша наконец углядел распростёртое на полу тело сирийца. - А, теперь понятно, что они волнуются. Не хочу устраивать панику,  госпожа, но, по-моему, стоит поспешить с отбытием.
- Ну, так возьмите его в заложники и спокойно выходите! – Предложил Фурньер как само собой разумеющееся.  Ясное дело, теперь всем его вниманием  завладела роковая красавица в чёрном.
- А стоит нам его бросить – его псы тут же бросятся на нас. Не тащить же его до храма! -  Отозвался Ференц.
- Храма? Какого ещё храма? – Не поняла Ла Фи, не сводя с Эймерика своего модифицированного  револьвера.
- Простите, фройлен… - Ференц зашёл за спину Ла Фи, не ожидавшей такой грязной неблагодарности, и быстрым движением выбил у оружие у неё из рук. Вмиг подоспевший Эймерик, под аккомпанемент протестующих возгласов второй присутствующей при беспределе дамы, надел на кисти маленькой женщины устрашающего вида наручники.
Довольный, как мартовский  кот, Фурньер отвесил князю короткий  поклон.
- С меня услуга, Ференц!   
- С меня тоже! – Мстительно пообещала наёмница.
- Замётано, Эймерик. Сейчас мы с Суджамалом попытаемся увести их за собой. Сопроводите леди Габриель  до Варанаси. Дождитесь меня там. Если всё пройдёт удачно, после этого никто более не  станет задерживать вас  с вашей очаровательной спутницей.
- Спасибо, герр Эрдерхази! Я так стремлюсь успеть занять вакантное место в одиночке одного из  парижских  Zuchthaus!  (10)
Не слушая Ла Фи, капитан продолжил:
-  Как только мы выйдем из гостиницы, часть этих головорезов ворвётся сюда, чтобы найти своего хозяина. Поэтому, поторопитесь.
- И как же мы их  опередим? – Еще раз влезла Афийя.
- Моя жена покажет, как выбраться практически незамеченными. Соответствующий опыт у неё есть.
Тяжело вздохнув, Габи указала Эймерику  и его исходящей желчью пленнице направление к своей спальне. Как Фурньер собирается спускать из окна заключённую в кандалы Ла Фи -  она не хотела даже пытаться себе представить.
Замотав Суджамала в дупату, так, что и паранджа бы позавидовала, миссис Эрдерхази осмелилась поднять виноватый взгляд на мужа:
- Ференц…
- Потом. – Холодно бросил он. - Вы были правы – пятью минутами здесь не обойтись.
 Даже не взглянув на неё, мужчина решительно пошёл прочь.

Ссылки:
(1) Торжественный приём при королевских дворах в Индии.
(2) «Балкон появления»
(3) Стратегия в игре. (нем.)
(4) Искатель приключений (фр.)
(5) Сыщик (фр.)
(6) Нет и ещё раз нет! (нем.)
(7) Глава всех демонов и джиннов в исламе.
(8) Недоносок (арабск.)
(9) Моя куколка (фр.)
(10) Смирительный дом (нем.)