Крутизна принца Зеда

«КРУТИЗНА» ПРИНЦА ЗЕДА.
Ага, вот ты и попался!
Не понял. На чем это?
На том! Нет, люди добрые, вы гляньте: на протяжении всей истории меня все, кому не лень, ругают за пижонство, а «принц Торн» скромно этак стоит в тенечке, ножкой в пыли колупает, и он тут не причем. Он же у нас – скромный и бедный, жадный папа Давр его не одевает ничего!
Папа Давр – не жадный!
Ну, как же?! Это же мой папа Алкиност не скупится на серебро для моих костюмов, а твой папаша – жмот, ой, жмот!!!
Ничего не понимаю.
Сейчас поймешь!
Просто я вспомнил, как ты выглядел в то утро, когда мы устроили драку.

                **************************************
Итак, в солнечное утречко, когда еще солнце не успело нагреть воздух, и было прохладно, и горы, темнеющие вдалеке, блестели заснеженными вершинами, - короче, в это самое утро скромный Торн решил, что хватит валяться в постели, пора бы встать, одеться и готовиться к походу.
Комнатка его, из окон которой открывался чудный вид на горы, была небольшая, но очень удобная, и в ней поместились и сундук с писаниной Торна, и сундук с его гардеробом, и ларцы с деньгами и драгоценностями… Много ли места нужно для этого поистине нищенского скарба?!
Итак, нищий наш Торн одевался; солнце, щедро вливаясь в окно снопами лучей, играло сотнями искр и бликов на скромной одежде бедного, как церковная мышь, Торна, разложенной на постели, а Торн, щурясь и мурлыкая себе под нос какую-то песенку, все это на себя напяливал.
Натянул он сначала рубашку белоснежную, скромную такую батистовую тонкую рубашку, нежную, как лепесток мака. Поверх нацепил скромный такой – да что там! – нищенский такой костюм из ярко-желтого атласа; медового цвета складки широких штанов переливались всеми цветами – от бледно-лимонного до ярко-розового, - на солнце, то вспыхивали маслянисто и богато, как золото, то горели ослепительно и чисто, как серебро. Угнетающая, режущая сердце картина убогой нищеты и трогательный пример скромности!
Черный!!!
Кафтан тоже был из этого атласа, с широким рукавами, сужающимися к запястью, с алой отделкой на вороте-стойке, шириной в ладонь, который украшал ярко-бардовый редкий жемчуг такого тесного шитья, что иголку невозможно было просунуть меж жемчужин. Этот же нищенский, ну, прямо никакой жемчуг был и на рукавах его одежды, на запястьях образуя браслеты шириной в ладонь, и на груди, от ворота до подола в два ряда (да и на подоле тоже), и все застежки были украшены жемчугом, и кушак шелковый алый, с кистями, был ушит этим же жемчугом… Да что уж там говорить – никакой кафтанишко, плевый, бросовый; совсем скромный! И сапожки – тоже рвань какая-то! - на заказ выделанные, пошитые по ноге, расшитые золотыми нитками и тем же наискромнейшим жемчугом, прям образец скромности. Глядишь на этого человека и думаешь: нет, какой же он пижон? Совершенно он не пижон.
Черный, прекрати!
А-а, не нравится!
Поверх всего этого (хоть и жарко было) надел принц Торн белую меховушку-безрукавку, обшитую золотой тесьмой и без застежек, и еще тюрбанчик нацепил, с ослепительной… пардон – с нищенской брошью впереди, прямо стекляшка, подумаешь, рубин в серебре, не видали мы этой дряни…В общем, скромен был принц Торн. И весь такой скромный и нищий с головы до пят…
Черный, ну все, все, признаю: да, я рядился еще похлеще тебя! Иногда.
То-то же!
В общем, оделся он и вышел. Сначала из комнаты, а потом, немного поплутав по полутемным коридорам замка и во двор, где уже торчал я…
Полностью одетый и готовый к походу (теперь моя очередь кидать камни!). На Зеде был короткий черный кафтан до пупа с торчащим колом воротом (от серебра, которого нашито было все полкило, и как шея столько держала!). На груди, под жестким воротником, сияло холодно алмазное колье, и даже все браслеты и кольца Зед нацепил, ничего не забыл. Его узкие черные штаны были заправлены в сапоги, ушитые драгоценностями, как туфельки сказочной Золушки, талию стягивал пластинчатый серебряный пояс с лепестками подвесок, и на плечах красовалась такая же, как у меня, меховушка – только черного цвета!
Так что не прибедняйся.
Зед стоял и щурился, как сытый кот на сметану. По лицу его блуждала снисходительная улыбка.
- Опять ссорятся, - произнес он, кивнув на группу солдат в тени каменной стены, ограждающей двор.
- Ссорятся? – переспросил я, забеспокоившись. – А с чего бы это?
Спорщиков было шестеро.
Один, в ярко-желтом, в маленьком аккуратном шлеме-луковице, в кожаном фартуке, выкрашенном в желтый цвет, в узких штанах и мягких сапогах без каблуков – мой воин; он, как боевой петух, наскакивал на остальных, сверкая глазами, и визжал что-то так, что уши резало. Еще двое. Одетые, как и он, только в черное, снисходительно молчали, опираясь на копья, и лишь изредка прерывали поток его речи одним-двумя словцами, отчего мой «цыпленок» распалялся еще больше.
Еще двое были карами, легионеры в красном, подпоясанные широким поясами, с ярким солнцами на груди и на плечах. Они горячились не меньше «цыпленка» и доказывали ему что-то свое трубным басом, взахлеб, размахивая кулаками-дыньками и топая ногами, отчего разве что земля не прогибалась.
Последний спорщик был эшеб; встряхивая своей седой гривой, он едва ли не рычал, оскалясь, как настоящий волк, вздрагивая, отчего многочисленные его амулеты и побрякушки, нацепленные поверх перекрещенных на голой груди ремней, звенели и брякали, а охотничий нож сцелльей работы то и дело вылетал из ножен и вертелся в гибких сильных пальцах, словно волнуясь вместе с хозяином.
- Да все из-за того, - ответил Черный, - что не могут они решить, чей командующий круче, кто лучший боец.
Так вот оно что!
Война – дело такое. Да, господа круты на поле боя – и Черный, который, маша своим мечом, как ветряк крыльями, шинкует всех в капусту, и Йон, от боевого крика которого кровь стынет в жилах, и Нат с Клайдом, пришибающие врагов единым ударом, как мух газеткой (ты себе представляешь Ната с газеткой?!), но вот кто из них сильнее? Не из врагов, а союзников?
Очень занимательный вопрос.
Прислушавшись получше, я расслышал несколько слов, и имена – имена предполагаемых самых крутых мужиков.
Эшеб настаивал – Йонеон Ставриол.
- Ему руку, руку за спину привяжи, он и то вашего принца порежет! – верещал он, вертя ножом перед носом у «мурашей» Черного, отстаивая честь своего господина, чей престиж был подпорчен недавним пленением и получением плетей. Впрочем, плети, как и говорил Черный, начали входить в моду, и Йонеон, нахально появившийся перед солдатами голышом и смело демонстрируя свою расписную спину, не услыхал ни единого презрительного о том возгласа, и ни один брезгливый взгляд не проводил его.
Так не секут и простолюдинов…
- Господин Наместник?! – гудели кары, пихая кулачищами «мурашей» в бока. – Да где ему совладать с господином Натаниэлем?! А господин Клайд – его позабыли?! И что ваш принц в сравнении с Натаниэлем?! Тьфу! Мальчишка!
«Мураши» лишь улыбались, переглядываясь.
- Принц Торн! – вопил мой верный «цыпленок» так, что лицо его, желтое, как и у всякого айка, побагровело. – Я слышал, что лучше него никто не стреляет из лука! И на турнире его нахваливал сам Император Давр! Я даже один раз видел, как принц сражался на турнире!
«Мураши» лишь закатывали глаза и улыбались, чем приводили в неописуемый гнев доказывающий персонал, и тот начинал орать еще громче, багровея от злости, брызжа слюной и размахивая кулаками. «Мураши» иногда вежливо отстраняли нож эшеба, вертящийся уж слишком близко от их лиц.
Я расхохотался:
- И давно спорят?
- Весь поход, - важно ответил Черный. – А мы, болваны, ни тренировки, ни турнирчика не могли провести наглядного, чтоб, так сказать, поднять воинский дух… Так, глядишь, скоро вся армия взбунтуется, поперережет друг друга, или морды набьет, а мы все не слышим их воплей…
- Турнир провести? – засомневался я. – А остальные-то согласятся?
Черный прищурился, глянул на солнце.
- А почему нет? Побаловаться-то… и, к тому же, кому не лестно будет подраться за звание сильнейшего?
- Это кто собрался драться за звание сильнейшего? – раздалось за нашей спинами, и мы обернулись.
На пороге стоял Йон, немного бледный, но глаза уже горели здоровым блеском. Разумеется, он был голышом, в своих коротких штанах, подпоясанных простым кожаным ремнем – сказал, что загорает спину, и упрямо ходил без одежды, и даже плаща не накидывал.
Черный с холодком оглядел его, проигнорировавшего его подарки (я о поясе и о костюме с тайной броней) и нелюбезно ответил:
- Мы. Не хочешь присоединиться? А то вон люди надрываются, сейчас морды друг другу начнут бить.
Йон обернулся и с интересом прислушался к спору.
- Нет, - ответил он, - пожалуй, воздержусь. Я слишком слаб, чтобы подтвердить высокое доверие этого человека.
И прошел мимо, седлать коня – слабый и больной человек собирался дальше продолжать путь верхом.
Отчего-то мне почудился холодок неприязни меж ними. Странно; они почти незнакомы; Черный, вообще-то, парень достаточно обаятельный, и умеет расположить к себе новых знакомых; в конце концов, он лечил барона Ставриола – отчего же тот рыло свое неблагодарное воротит от своего благодетеля?! А он воротил; не Черный выкобенивался, а именно Йон – он так поспешно отвернулся, что, казалось, ему невыносимо смотреть на Черного.
- Можно ж побаловаться немножко, - вслед ему крикнул Черный, заводясь от такой нелюбезности.
- Мальчишки пусть балуются, - бросил через плечо Йон, и лицо Черного вспыхнуло багровым румянцем. Он нехорошо так улыбнулся, даже мне стало страшно от его ледяной улыбки. – Я предпочитаю драться до смерти, а не красоваться перед публикой.
Нет, вы когда-нибудь слыхали более нахальные враки?! Таки я – нет.
- До чьей смерти? – вежливо поинтересовался Черный. Йон снова посмотрел на него через плечо злющими светлыми глазами – ах, как выразительно умеют смотреть эшебы! – и ответил:
- До смерти противника, моего противника, разумеется.
- А это уж как получится, - загадочно бросил Черный и обернулся ко мне. – Ну что, разомнемся, пока господин Наместник зовет остальных желающих?
Последнее было сказано скорее приказным тоном, и Йон, вспыхнув до корней волос, еле сдержался, чтобы тут же не треснуть по наглой курносой морде малолетнего принца, но все же сдержался. И никуда не пошел. Вместо мордобоя он стиснул пальцы на рукояти меча так, что побелели суставы и ломанулся подальше от нас.
Да чем мы ему так не угодили?!
- Разомнемся? – повторил свое приглашение Черный, когда поле боя осталось за ним. Он неторопливо снял меховушку и, крутя кистями, разминал руки. Я лишь покачал головой:
- Что это происходит между вами?
- Он вчера меня обозвал золоченой задницей, - а! это объясняет неприязнь Черного к Йону. Но того-то какая муха укусила?
- Но ты же не собираешься его за это убить?!
- Жизнь покажет, - он небрежно отбросил меховушку и вынул любимую Айясу, жарко вспыхнувшую в свете солнца. – Ну? Потанцуем?
                *************************
Принц Зед – тонкая блестящая со всех сторон фигура, - больше похожий на идола, изукрашенного влюбленными поклонниками, чем на человека, аккуратно и точно встал в боевую стойку. Вздох восхищения пронесся по двору – а желающих посмотреть на поединок между сильнейшими набралось предостаточно. И солдаты в красных, черных, желтых одеждах – да и вовсе без одежды, - набились во двор, влезли на крепостную стену, и даже на постройки внутри двора. Даже те, кто был не за принца Зеда, не могли не восхититься его грацией и умением, он действительно смотрелся потрясающе красиво, как-то декоративно, и ни у одного человека возникла мысль, что Зед нарочно так ярко рядится (опять?! Цыцу, цыцу…) – это чтобы превратить сам бой, в котором он был умел и искусен, в зрелище, в праздник, в демонстрацию потрясающего искусства владения оружием.
Принц Торн неуклюже –умело опустился на одно колено и направил меч вверх в лицо Зеда.
Зед возвышался над Торном, Айяса в его руке глядела вниз; Торн словно прижался у земле, притаился, и Тэсана смотрела вверх. Солнце блестело на неподвижных клинках, ветер перебирал волосы застывших принцев, во дворе, этом каменном мешке, воцарилась тишина – никто и вздохнуть не смел, все замерли…
Р-раз! Словно желтая пружина тело Торна рванулось вперед, посылая острие Тэсаны в голову Зеда, и крик ужаса облетел двор. Но Тэсана, разумеется, не достигла Зеда. Она поразила воздух, пустой уже воздух, секунду назад бывший его лицом; за миг до выпада, заставившего охнуть весь двор, принц ловко увернулся и на обратном ударе отбил Тэсану, возвращающуюся теперь к его шее.
- Принц Зед! – как один грянули «мураши», потрясая оружием, и засвистели и заухали по-дикому эшебы: принцы рубились словно в настоящем бою, словно насмерть, гулкое эхо и лязг отдавались от серых стен замка и катались туда-сюда, словно железные шары по кровле.
- Кошмар, - выдохнула Кинф, закрыв руками пылающие щеки. – Торн же мог убить Зеда! Он метил ему прямо в глаз!
Йон, стоящий за её спиной, недовольно хмыкнул. Бой был красив – пакефидцы действительно знали толк в драке и сражались столь легко, шутя и играючись, что смотреть на них было б одним удовольствием, если б…
Если бы Кинф не переживала за эту золоченую задницу!
Проклятье!
Йон помнил, как Кинф плакала в тот день от испуга за него, когда они сцепились с Назиром. Она привыкла видеть драку и даже смерть, но всегда переживает за своих, словно никогда не держала меча в руках… Жгучая ревность, которую Йон давил изо всех сил, убеждая себя в том, что пакефидец не виноват ни в чем, снова обожгла его сердце и он в досаде кусал губы, косясь на неё вместо того, чтобы наблюдать за боем – и чтобы лишний раз убедиться, что Кинф испытывает неподдельный ужас за Зеда, когда Торн уж слишком рьяно накидывался на него.
Ах, какой бой!
Черной молнией метался изящно-грациозный Зед, желтым колобком катался хищный и коварный Торн, и оба уж срезали друг у друга по пряди волос, заставив зрителей дважды поверить в то, что сейчас покатится по каменным плитам голова, все еще смеющаяся, не понимающая, что она уж мертва...!
Выигрывал явно Зед; он дразнил Торна, отбивал самые коварные и злые выпады, напевая песенки и сыпля шуточками-прибауточками, распаляя ярость Торна и все увеличивая темп. Тэсана все чаще мелькала, рвалась к голове или к сердцу Зеда, так яростно, что не верилось, что это всего лишь турнир, дружеский поединок. Торн бил зло, не стесняясь, в полную силу. Стараясь достать, вымотать противника, он перекинул меч в левую руку (все знают, как неудобно и плохо биться с левшой – хотя кто спрашивал у левши, приятно ли ему драться с правшой?), но и это не смутило Зеда: вкрадчиво – никто и не заметил, как, - Айяса перешла в левую руку Зеда, и принцы, вызвав вздох восхищения, с прежней прытью и умением продолжали биться, так же искусно и яростно, как и правыми руками.
Вжик! Тэсана пронеслась, ну, в волосе от лица Зеда, но тот, хохоча, отбил лезвие и великолепным выпадом едва не выбил её из рук Торна. Зрители снова замерли от ужаса, а ему все хаханьки. Солдаты орали, улюлюкали, колотили соседей кулачищами по плечам, себя – по коленям, вопили, размахивая плащами, как флагами, и хотелось рвануть, бежать, парить, нестись, наслаждаясь свободой и силой!
Тэсана, коротко лязгнув, крутнулась, перехваченная изящной Айясой, и вылетела из рук Торна, блеснув на солнце и задребезжав обиженно о камни под ногами дерущихся, а Айяса прижимался лезвием к шитому бардовым жемчугом вороту, причем это все проделано было так быстро, что снова перепуганный вздох прошел по двору, и Кинф закрыла в испуге глаза: покатится сейчас белокурая голова!
Но ничего такого с принцем Торном не приключилось. Он стоял, весело скалясь, чуть запыхавшись, и качал головой:
- Ну, никак! Все равно ты лучше… Эгоист! Мог бы хоть раз уступить другу!
- Если бы я тебе уступил хоть раз, - ответил Зед, опуская катану,  - ты перестал бы совершенствоваться и сложил бы голову в бою.. какой бы я был после этого друг?!
- Не знаю, - Торн, смеясь, поднял свой меч и вложил его в ножны. – А я бы тогда был мертвый друг. Зато я из лука стреляю, а ты – нет!
Принцы церемонно раскланялись друг с другом и с публикой; Торн отступил за спины  зрителей, а Зед обернулся к Нату и Клайду:
- Смею ли я надеяться на ваше согласие, господа, помериться с вами силой? Почту за счастье…
- Мало счастья, если лишишься головы, - кровожадно пообещал Йон. По его щекам ходили желваки, и пунцовые пятна расцветали на бледных скулах. От ревности хотелось свернуть голову этому юному щенку, красующемуся перед его женщиной – Зед, выиграв, озорно подмигнул Кинф, ободряя её, и она в восторге захлопала в ладоши, не жалея сил.
Ноздри Зеда гневно затрепетали, он побледнел и закусил губу.
- Ни один человек не смог еще победить меня в бою, - отчетливо выкрикнул он, и глаза его зазеленели. – Выйди-ка сам и отведай моего клинка!
Кровь прилила к голове Йона, затопляя разум гневом, и не помнил он, как оказался против озверевшего от оскорбления пакефидца, откинув в сторону ножны и вбежав в круг, и толпа не успела разнять их, а потом уж подступиться никто не решился, потому что шутки вдруг кончились – двое сцепились, сошлись в смертельной схватке, и это было видно и слышно – оба испустили свой угрожающий боевой клич, дикий эшебский и ужасный пакефидский, отчего лошади в конюшне напугались и едва не сорвались с поводов, и кричала в ужасе Кинф, а толпа откатывалась, убегала, чтобы не попасть под горячую руку – и теперь все равно кого!
Но, оказавшись с Зедом лицом к лицу, Йон немного отрезвел, словно на голову ему вылили ушат холодной воды. Рука у тонкого, изящного Зеда была тяжела, да и выше он был Йона, и шире его в плечах. Коварное черное одеяние придавало ему хрупкости и скрадывало его мощь, а кто же испугается маленького тоненького мальчика?!
Первый удар Айясы был так мощен, что Йон едва удержал его и чуть не улетел к стене, и еле успел подставить Айон Один под второй – Айяса с лязгом скрестилась с ним, и злорадное лицо Зеда оказалось почти возле лица Йона, за перекрещенными клинками, подрагивающими от напряжения рук, сжимающих их.
- Золоченая задница, говоришь? - прошипел Зед, оскалясь, показывая белоснежные зубы.
- Серебрёная, - ответил Йон упрямо.
- Ну-ну…
От этого шепота любому стало бы нехорошо; но Йон почему-то не испугался. Не испугался он и того, что тело его, которое казалось почти здоровым, вдруг изменило ему, и вместо привычной легкости в руках он ощутил болезненную слабость и тяжесть.
Зед побьет его, это уж точно. И не потому, что Йон слаб – Зед просто искуснее, нужно уж признать. Побьет, и голову отрубит.
Так будет лучше; не то Йон просто сойдет с ума от ревности.
Он с видимым трудом оттолкнул от себя тяжкое неожиданно и такое сильное тело принца, снова встав наизготовку. Но Зед не дал ему приготовиться, и Айяса под вопли толпы обрушилась на Йона,  легко пропоров ремень на талии Йона, словно он совсем не защищал себя, чуть щекотнув кожу, и ропот прошел по рядам зрителей, и клинки снова скрестились, и лица противников оказались близко-близко, и глаза смотрели в глаза.
- Золоченая задница, говоришь?
- Серебрёная, - упрямо повторил Йон, не тушуясь перед внимательным взглядом пакефидца.
Темп, что задал Зед, был чудовищным, и даже Назир, вышедший посмотреть, что такое происходит, застыл, как молнией пораженный и вытаращил глаза. Йон, бледнея на глазах белее облаков (дала о себе знать кинф на спине!) отбивался от взбесившегося пакефидца, и губы его были сурово сомкнуты.
- Торн! Останови их, Торн! – дикий крик Кинф. Чуть запоздал Айон Один, и Айяса перечеркнула обнаженную грудь барона, перерезав ремешки походной сумки и прочертив быстро бледнеющую полосу на коже. Зед не ранил Йона, только дразнился, и лица их – злое эшебское и издевающееся – пакефидца, - снова оказались друг против друга.
- Золоченая?
- Серебрёная.
- Торн! Он убьет Йона!!!
- Зря ты не взял мой подарок, - сказал Зед, - может, он сейчас спас бы тебя!
Он коротко, страшно размахнулся неожиданно ставшей такой грубой и резкой Айясой, но конечно, не успел ударить. Торн вклинился меж ними, как пробка, подставив под его удар Тэсану, и повиснув на руке Зеда. От толчка Зеда маленький коренастый Торн едва не упал, но все же устоял. С другой стороны рвущегося и рычащего Йона под руки подхватили Клайд и Нат, и удерживали его – больного, слабого человека! - с трудом.
- Нет, - твердо сказал Торн, глядя в ужасные глаза, горящие гневом. – Не убивай его. Он не знает, что такое доспехи – посмотри на него, он же эшеб, а они привыкли ходить, драться обнаженными. Оставь его.
Айяса, неуверенно качнувшись, соскользнула вниз. Принц Зед, внезапно обмякнув, оперся на плечо друга. Приступ ярости выжал, вымотал его больше боя, и он, только что бывший похожим на молнию, сейчас был словно мешок с тряпьем.
- Да, ты прав, - тяжко ответил он. – Не стоит…
Йон, тяжко отпыхиваясь, резким движением плеч стряхнул с себя руки Клайда и Ната. Принцы молча отошли, и воцарилась тишина. Люди не понимали, что произошло, и отчего поссорились господа – а они поссорились! И что теперь?! Как идти бок о бок, если господа будут грызться?
Клубком скатилась с крыльца Кинф; она подлетела к Йону, и уж занесла руку, чтобы влепить хлесткую пощечину, но не посмела – достаточно и одной драки меж господами на сегодня! Губы её дрожали, зрачки были черными провалами.
- Не смей оскорблять Зеда! – зашипела она, так похоже на злобное шипение пакефидца. Йон насмешливо скривил губы – как быстро она переняла привычки его! – Не смей! Он выходил тебя, неблагодарный, он – брат мой по драконьей крови, единственный человек, которого я могу назвать своей родней и семьей – за это ты хочешь убить его?!
- Брат?! – ошарашено повторил Йон, и его злорадствующее лицо кисло вытянулось.
- Брат! – горячо ответила Кинф. – Как Крифа! И возраста того же! Он меня поддерживал и заботился обо мне, пока ты гордо смотрел в другую сторону, он сделал для тебя столько же, если не больше, чем Крифа  – чтож, смерть была бы ему достойной наградой, не так ли?!
Йон не ответил ей; вместе с облегчением неописуемым он почувствовал и жгучий стыд за то, что действительно вел себя как негодяй и неблагодарный засранец, и еще он в полной мере ощутил себя ослом.
- Брат! – завопил он, подскочив на месте, как ужаленный. – Сиятельный Зед! Подожди! Прости меня!
Пакефидец не стал бегать от Йона, притворяясь безмерно обиженным; тем более – гордый барон во всеуслышание произнес слова покаяния, и это уж само за себя говорило. Зед остановился и дождался, пока Йон нагонит его, спокойно и внимательно глядя на внезапно раскаявшегося дебошира. Торн за его плечом стоял напряженно – а ну, как это хитрость, и они снова сцепятся, уже вдали ото всех, и тогда ему нипочем их не разнять! Но это не было хитростью.
Йон, встав перед принцем, с почтением ему поклонился, низко опустив светловолосую голову, и  Зед спокойно тот поклон принял.
- Прости меня, брат, - произнес Йон твердо. – Я был слеп и глуп. Ревность затмила мой разум.
- Ревность? – переспросил молодой пакефидец удивленно, и его выставленные враждебно колючки пригладились. Ревность влюбленного мужчины – это понятно, это простительно, это, пожалуй, единственная причина, по которой он готов был простить Йону его гадкое поведение и черную неблагодарность. Только с чего вдруг – ревность?!
- Да; я думал – ты любовник Кинф, - ответил Йон прямо. Пакефидец вспыхнул от смущения:
- С ума сошел?! С чего взял-то?! Да и женат я… А если б был её любовником – слал бы выхаживать  её мужа?!
- Стал бы, - твердо ответил Йон, - если б любил, как я. Поговорим?
- Поговорим, - с готовностью и любопытством согласился пакефидец, предлагая Йону руку по пакефидскому обычаю, и Торн расслабился, когда Йон Зеда под локоток взял.
Далее они ехали вместе, втроем, и войска их повеселели, глядя, как предводители их инцидент исчерпали и разговаривают вполне дружелюбно. Торн рядом с беседующими высвистывал веселые песенки и ловил ворон – и вовсе знак добрый. Значит, Зед и в самом деле не держит зла на Йонеона, а Йон же притворяться в случаях вражды не умеет.
Дорогой Зед неторопливо поведал Йону, как лечил его – в основном, правда, как тот чуть не помер от потери крови и от отравления. Крови пришлось влить предостаточно; Зед, как оголодавший вампир, хватал всякого перепуганного насмерть солдата и волок в свою палатку, где в колбочках и тарелочках смешивал что-то, проверяя кровь на совместимость. Нашел много «доноров» - какое странное мудреное словцо! – но тело Йона, отравленное шари, продолжало кровоточить, раны закрываться не желали, и он таял изо дня в день, даже жара у него не было – откуда ему взяться в обескровленном теле?! Помогла лишь кровь Кинф – Зед влил её последней по некоторым причинам, - и упрямство Йона, цепляющегося за жизнь всеми доступными способами. Эшебы – крепкий народ! О приказе Кинф Зед смолчал.
На четвертый день вдруг прекратилось кровотечение – казалось бы, не так уж много, но если учесть, что все это время раны кровоточили, и Йон ничего не ел, лишь пил то, что вливал ему Зед, почти не спящий все это время, то эти четыре дня – целая вечность!
Зед не вынес напряжения и вырубился напрочь. Проспал часов десять – тоже мне, лекарь! – и в ужасе подскочил, ожидая увидеть вместо больного труп.
Трупа не было. И больного – тоже. Был храпящий выздоравливающий. За десять часов раны чудесным образом закрылись, затянулись, а на месте оскальпированных участков и вовсе наросла новая кожа. Скажи спасибо Торну, пожелавшему тебе здоровья и счастья в личной жизни.
Йон же удовлетворил любопытство Зеда и объяснил, отчего они с женою враждуют. Торн, внимательно выслушав рассказ Йона о том, как в палатке его Кинф нашла вещи госпожи Суккуб, покачал головой.
- Но это же бред, – сказал он, -  их мог любой подложить! Стала бы она так дешево выставлять напоказ то, что была с мужчиной! Да и к чему ей это?
Зед кивнул; слова друга ему было достаточно, чтобы поверить Йону. Да, Йон был чист.
- Там был флакон с настоем, - напомнил Йон, - а этот настой открывается лишь в одном случае.
- И его мог открыть кто угодно! Что за беда?!
- Кто? Тот, кто знал о том, что я обладаю такими вещами – а это очень, очень близкий человек. Поверить в то, что среди друзей и приближенных Враг труднее, чем…
- Ну, и признался бы, что провел ночь с госпожой Суккуб, - предложил Черный. – Если госпожа Суккуб захочет, с нею ляжет даже каменный истукан, это всем известно. Можно проверять на верность самых преданных и на целомудрие самых девственных – не выдержит никто. Кинф подулась бы, но простила. А от госпожи Суккуб не убыло бы. И не прибавилось, уж поверь мне!
Йон внимательно посмотрел а него своим светлыми прозрачными глазами.
- Признать? – спокойно переспросил он. – И оговорить неповинную женщину? Нет; она чиста перед Кинф. Я не могу сказать такого.
Зед снова покачал головой, соглашаясь. Да, если б это было, то в череде любовников великой чародейки Йон был бы чем-то… словом, она скоро – лет через сто, - позабыла бы о нем напрочь, словно никогда его и не было на её пути; но несмотря на то, что для неё это не имело никакого значения, Йон не мог оговорить её. Для него она была не просто чародейкой-суккубом, в первую очередь для него она была – женщиной. Это понял Зед.
- Черт знает что, - проворчал он. – С ума вы посходили, один другому не уступит. Как же вас помирить-то? Начинать сейчас доказывать ей что-либо бесполезно. Не поверит, разозлится…
- Да сами помирятся, - беспечно утешил его Торн. – Любят – значит, помирятся.
Йон нахмурился. Любят… А если – не любит? То-то же!
- Любит-любит, - произнес Зед с удовлетворением. – Разве позабыл, что говорила она в Башне? А давайте тяпнем! – вдруг залихватски предложил Зед, с бока снимая маленькую фляжечку.
- Что это? – спросил Йон, пока принц нацеживал в походный стаканчик темную ароматную жидкость.
- Ну, типо, вино, - неопределенно ответил за него Торн, не зная, как квалифицировать коньяк в данной местности.- Только очень крепкое.
- А мне не повредит? – с сомнением произнес Йон, принюхиваясь к предложенной порции. Пахло – изумительно! Зед ухмыльнулся:
- А с мечом на людей кидаться тебе не повредит? Пей-пей! Только в пользу!
Словом, втроем мы надрались вусмерть, и дальше ехали, хохоча во всю глотку и распевая песни. Кинф с недоумением оглядывалась назад, на веселящегося вассала и брата, так развеселившего мрачного с некоторых пор вассала, а солдаты… чтож, они тоже были рады. Мир был восстановлен, и скреплен самым верным м достойным мужским занятием – попойкой. Какие после этого нужны доказательства преданности и дружбы?!
- Слушай, - на меня, пьяного, вдруг снизошло озарение. – Ты же маг! Свари приворотное зелье!
Черный, глядя на меня не менее пьяным взглядом, однако, прореагировал весьма трезво.
- С точки зрения науки это невозможно! – заявил он заплетающимся языком. – Я не могу заставить никого против воли полюбить… но я могу приготовить отличный афродизиак.
Йону не нужно было объяснять, что это такое. Но он зафыркал так пренебрежительно, что его лошадь покосилась на него – а не с ней ли он пытается поговорить?
- Никогда, - гордо сказал он, - я не соблазнял таким примитивным способом женщину. Тем более ту, которая итак мне принадлежит.
- Тю! – воскликнул Черный насмешливо.- Боюсь, никому она уж… Точнее, - поправился он, увидев тень злости на лице эшеба, - она уперлась так, что и под страхом смертной казни…
Йон все равно отрицательно помотал головой.
Я подумал – они стоили друг друга, эти двое упрямцев, которых, несомненно, тянуло друг к другу – только человек, безразличный ко всему и ко всем, мог не заметить этих долгих взглядов тайком, через плечо, лихорадочно горящих щек и осунувшихся лиц…
К вечеру мы достигли, наконец, стен Эстиля.
Войска встречал Длодик; сонк обходил ночью посты лично, и очень обрадовался, завидев среди прибывших Йона.
- Где же ты так долго пропадал?! – орал он, лапая барона по-свойски, и совсем позабыв о том, что поведение это не достойно человека «цивилизованного». – Ого! Это еще что такое?!
Данное восклицание относилось к иссеченной спине Йона, и Длодик, едва увидев, сразу понял, где так долго пропадал Йон.
- Тиерн! – прошептал он зло, и его зубы заскрипели яростно, едва не крошась. – Тиерн!!! Ну, ты поплатишься за это!