Хрустальный шар

Волшебник жил уединённо в своей высокой башне. Волшебник не любил этот мир. Во-первых, уже потому, что был волшебником. А во-вторых, к волшебникам, как известно, приходят, прося, не только ведь о добре. Вот и затворил свои двери для всех волшебник.
У волшебника в башне был хрустальный шар. Это заблуждение полагать, что подобные шары есть у всякого кудесника. Хрустальные шары – редкость.
Но, как выше сказано, не интересовали люди, ну абсолютно, этого волшебника. Была у него совершенно иная специализация: летучие мыши, лягушки… словом, кто угодно, но не люди, в людях ничего интересного нет! И вот оттого волшебный хрустальный шар лежал у волшебника где-то на самой дальней полке и пылился.
Но вот ночь то была или день для волшебника-лягушечника то совершенно без разницы, шёл он по своему коридору, и глядь: а волшебный хрустальный шар просто наполнен свеченьем, сияньем!.. Любимым инструментом у волшебника…
Отсюда, именно с этой строки, нашего волшебника я впредь буду просто Лягушкиным называть. Ведь должен же этот волшебник хоть какое-то имя иметь. А настоящего его имени я не помню.
Итак, любимым инструментом у Лягушкина был скальпель…
Здесь я вам сообщаю, что любимым занятием для Лягушкина было: резать животных своим острым скальпелем на части. Но делал он это то так тонко и, можно сказать, настолько волшебно, что Жизнь из его зверушек, из разных там белок и червей никуда не уходила. Из нескольких животных Лягушкин делал одно или из одного несколько. К кошке он, например, пришивал заячьи уши, ну, а дельфину собачий хвост.
«Зачем так издеваться над зверушками?» – спросите меня вы. А я вам не отвечу. Я ответа не знаю!
Продолжаю.
Любимым инструментом у Лягушкина был острый скальпель, но даже ему маг не позволял вести себя так, как ему, скальпелю, вздумается. Иначе, что может случиться? А тут вдруг шар засиял
Лягушкин решил во всём разобраться.
Он встал на табурет и дотянулся ручками своими до волшебного шара.
– Ах ты, мерзкая стекляшка!
Уже по определению, услышав одно такое, волшебный шар должен был обидеться на волшебника и погаснуть. Но, как бы ни так, и даже больше того!
Что прежде всего Лягушкина поразило в волшебном шаре – это яркость излучаемой им картинки.
Как бы случайно забегу на три тысячи столетий вперёд. Волшебный хрустальный шар – это вам не телевизор! Что там в нём: летучая мышка или сопля, –  это ещё нужно приглядываться.
А тут всё настолько ясно видно, что Лягушкин обомлел!
Хрустальный шар манил, и в нём был человек. Без всякого труда и даже не надевая очков, Лягушкин видел молодого человека, атлетически сложённого, стройного.
– Так-так, интересно… – Лягушкин щёлкнул двумя пальцами, и тут же в его руке оказался подстаканник с полным стаканом  чая и ложкой, чтоб сахарок помешивать. 
Лягушкин отвлёкся лишь на мгновение от своего хрустального шара. А в это время внутри шара начало твориться такое!
– Фу, какие пошлости, – сказал своему чаю волшебник.
Там, как можно было догадаться, ранее виденный молодой человек и девушка занимались… Ну, в общем, тем, что происходит между людьми лишь в спальнях и при закрытых дверях.
Оно, конечно, пошлости пошлостями! Но вот Лягушкин, разумеется, исключительно и только ради «волшебной науки» носом своим прямо уткнулся в волшебный шар. Уж так устроен человек, что мы говорим: «Нет! Нет! Плохо подглядывать!», а когда рядом с нами никого, мы первые склоняемся к чужой замочной скважине. И волшебники точно такие люди.
И происходило «то самое» в хрустальном шаре очень долго, Лягушкину «это» уже начинало надоедать. Ну, посмотрел на «это» он пять единиц времени, а далее… В конце концов, сколько же можно?! Как учёный, а все волшебники немножко учёные, Лягушкин сделал, пожалуй, только один вывод: человечество со времён его юности заметно отъелось (слишком уж много сил стало у человечества), и что молодые сейчас, ну уж очень напористые.
Но вот в хрустальном шаре вдруг показался рынок. Волшебник видит все малейшие детали и даже то, что на лотках лежит у торговцев.
«Там лето», – сделал вывод Лягушкин.
Но главное не это. По рынку, что настоящая людская толчея, ходила девушка. Обычная поселянка, но вот что – волшебник её прежде уже видел. Сами догадайтесь где.
Здесь следует сказать, когда в хрустальном шаре была спальня, может быть, что-то и зашевелилось в Лягушкине, но... так, в общем, часто бывает… (Тут снова я забегу во времени вперёд. Тот, кто в женской бане истопником работает, тот более думает всё же о печках, нежели о женских телах!) 
Так что в спальне это одно, а вот сейчас, когда девушка, освещённая солнцем, по рынку ходит… Вот тут вот Лягушкин заёрзал на своём стуле.
А девушка словно дразнила его. В её глазах было и бесстыдство, когда она, пользуясь своей молодостью и красотой, как бы ненароком  у торговца с лотка хватала ягоду, и в тех же глазах трезвый расчёт и даже некая сварливость, когда эта красотка не «приворовывает» ягоду себе в рот, а действительно делает покупки!
Ну, а собою девушка была очень хороша, но она была ещё краше оттого, что Лягушкин зна-а-а-л! одну из её тайн.
Тут, в общем, едва-едва, чуть-чуть Лягушкин такое не совершил, в чём твёрдо уверены все, что вот «это самое» волшебники никогда не делают!
Благо шар явил лес и прежнего молодого человека.
– Фу-у, – выдохнул Лягушкин, – ну-ка, кот, сделай мне бутерброд! 
Раз уж в магическом шаре появился Лес, то тут уж стоит сказать, в стране этой и в странах всех соседних Лес был главным богатством. Народ здешний не сеял, не пахал, всё людям давал его величество Лес! А главное сокровище в Лесу – шишка!
Вот!
Всё, что сейчас я вам сказал, примите просто как ЕСТЬ! Так проще! Ибо, если сейчас мне вам рассказывать о шишках, о Лесе, то уж совершенно точно, маленький хрустальный шарик запросто затеряется, в огромном-то Лесу!
Итак, молодой человек, что в хрустальном шаре, был собирателем шишек. Таких в этой стране восемь из десяти. Собиратель шишек – профессия, конечно, уважаемая, но вместе с тем…
Вот лично Лягушкин, увидев в своём хрустальном шаре собирателя шишек, просто поморщился. Волшебные шары, они и созданы для того, чтоб показывать принцев и королей.
Молодой человек шёл в свой Лес, рядом с ним бежала девочка лет трёх-четырёх. Девочка хотела и не отставать от отца, и цветы собирать. «Ребёнок, собирающий цветы», – улыбнулся волшебник. Но тут у ног девочки что-то мелькнуло в траве.
– Я узнал! Я узнал! – заорал на всю башню Лягушкин, – это серый ушастус, длинный хвостатус, лугатус обыкновенный!      
А далее молодой человек начал трудиться.
Вот это уж совсем было неинтересно волшебнику. О труде, о работе Лягушкин знал всё. Работа – это когда к ежу пришьёшь лошадиный хвост. Или когда, например, своего собственного кота уверишь в том, что играющие на свирелях мыши – это совершенно нормально! Ну, а собирать вот так вот шишки, перекладывать их из одной корзины в другую – какая же это работа?
Волшебник догадался, что молодой человек небогат. Богатые люди так бережно над каждым деревцем, пускай и своим собственным, не «колдуют».
Волшебный шар показывал Лес, Лес Лягушкина не интересовал!
Волшебный шар показывал девочку, но она Лягушкину уже тоже совершенно безразлична. Волшебный шар отчего-то всегда показывал девочку, когда она рядом с отцом, когда отец ей что-то объясняет.
Мысль пришла к Лягушкину в голову, он взял в руки хрустальный шар и начал его трясти. Картинки внутри шара стали меняться одна за другой: лес – человек, лес – человек.
– Но вот, наконец, что-то, интересное показывают!
Лягушкин поставил шар перед собой на стол. В нём был снова Лес, но молодой человек не работал, а девочка ему не помогала. Они вдвоём стояли перед деревом.
– Ого, какое огромное! – сказал вслух Лягушкин.
Гигантская Лесная Красавица упиралась верхушкой своею прямо в Небеса.
– Вот тут вот начнётся, – обрадовался волшебник.
Он отчего-то был уверен, что молодой человек полезет по дереву вверх. И в представлении волшебника в том действительно есть смысл.
– Сейчас он вскарабкается на дерево и наконец-то поймёт, этот дурак, как действительно велик Мир! И как ничтожен, как жалок он со своими шишками!
«Может быть, – думал волшебник, – это и не совсем пропащий человек, и он в себе что-то изменит».
Но вот напасть, прямо под Лесной Красавицей молодой человек перед своей дочерью начал шишками жонглировать. А девочка ему хлопала в ладоши.
– Дурак! – выругался Лягушкин. и встал. – Вот незадача! – (Может, и не стоило об этом писать, но ведь было же это в тот день!) В своих шлепанцах Лягушкин дошаркал до своего ночного горшка, «сделал дело». Для старого человека «сделать дело» с первого раза – это большая удача!
Лягушкин понял всё: его шар прибавил в «ясности», но потерял в «уме». Поставить бы этот хрустальный шар снова на верхнюю полку, но отчего-то Лягушкин этого не сделал.
Он покормил своих мышей (может быть, завтрашних тараканов) и снова вернулся к шару.
Возможно, он ждал повторения интимной сцены? Но того нам не узнать. Ведь мысли волшебников для нас, простых смертных, – тёмный лес.
В хрустальном шаре был дом. Молодой человек вернулся в своё жилище. В комнате было небогато, но очень чисто и ни одной лишней вещи.
«Ну, никакого творческого беспорядка», – подумал Лягушкин. И тут он чуть-чуть приободрился, ибо в хрустальном шаре он видел хозяйку дома. Она собирала на стол. Сейчас эта молодая женщина от и до хозяйка дома, «царство» пусть и маленькое, но в нём она – настоящая королева. Её лицо спокойно, каждое её движение говорит: «Я всё знаю».
Их стол небогат: орешки, снова орешки, какая-то зелень. Но всё это в аккуратненьких тарелочках, на их столе ни крошки.
Молодой мужчина, хозяин дома, он такой же, как и был недавно в лесу: немножко смешлив, немножко серьёзен.
А дочка их столь мала, что за столом, за которым сидят взрослые, её и не видать.
Они едят. Лягушкин откусил от своего бутерброда – так, с ними за компанию.
Но вот хозяйка встала из-за стола и куда-то пошла. А молодой человек, верьте или нет, вдруг посмотрел и сказал прямо в глаза волшебнику: «Ну, ты наконец-то понял, что такое жизнь?!»