Клинок комната

Клинок, словно дорогое украшение, повесили на стену. В боях изогнутый от собственной ненависти, ныне наряжен, словно шут, в дорогие, разноцветные, аляпистые одежды. Одежды клинка – ножны усыпаны каменьями, должно быть, драгоценными. Тьфу!
Прежде прислоненный к щитам и алебардам, ныне подвешен на гвоздь; рукою не достать, и соседом клинку – персидский ковёр, что словно павлин, весь в цветах и узорах.
Посреди комнаты стол.
Золотой кубок на нём.
Кочерга прислонена к камину.
Пыльная тяжёлая штора.
Массивный стул отодвинут от стола прочь.
Когда клинок вешали, всё же, видимо, рука палача дрогнула, или он сам проявил всю волю – качнулся и обнажил на два пальца свою дамасскую сталь.
Сталь – сверкает.
Задёрнута штора.
Ровным едва-едва дрожащим светом дышит камин.
Потрескивают дрова.
И чей-то портрет на стене,
паутина на нём. Живых в комнате двое: Пламя в камине и клинок на стене. Отблеск огня играет на нём, это – тихая ярость клинка.
И ещё живы часы, что мерно подсчитывают: мгновенье покоя, ещё одно мгновенье покоя…
Шкура медведя на полу, мех на спине вытерт.
Книга в углу –
– толстый переплёт.
Подсвечник.
Сальная свеча,
Это –
КОМНАТА.
Все вещи расположены в ней зачем-то по кругу:
ковёр,
клинок,
стол и стул, и портьера.
Портрет,
мёртвый медведь,
и над всем этим… однако… спешу.
Спешить никак нельзя! Нельзя.
Порядок в стенах этих – прежде всего.
Сначала –
в изогнутых ножнах клинок.
Персидский ковёр, узоров на нём не различить, слишком много изогнутых линий или змей?
Низкий камин – стиль VERO,
с витой ручкой кочерга.
Часы. В комнате лишь их счёт, самих часов нет, их не видно.
Стул – высокая спинка, подлокотники, это едва ли не королевское кресло.
Стол,
покрытый зелёным сукном.
Шкура бурого медведя со стеклянными глазами, лежащая на полу.
Стены.
И тяжёлые балки потолка над этим – над всем!
– над столом, что в самом центре комнаты,
– над золотым кубком,
– над камином с его кочергой.
Штора, основательно пропылившаяся за последние годы, штора, подвешена выше камина и стола, и стула… Но и она, штора, подчинена Каменному Мрачному своду –
балкам.
Высокий стул изготовлен из чёрного дерева, мог бы говорить, мог бы помнить,
гордился б, но дерево мертво, а так сказало б:
прежде всех он тут: и прежде камина, и прежде самого старого подсвечника.
Делали камин – долбили пол и стену, сотрясая всё на свете киркой. Давно это было.
Затем разожгли потрескивающий огонь, от него дрова в камине подолгу не живут.
Затем… Двое высоких неторопливо внесли сюда, в комнату к камину – стол. Один из высоких набросил, словно на попугая, на непрошеного соседа красное, затем чёрное, после стол дважды покрывали зелёным сукном.
Медведь, он самый злой враг, он постоянно готов вцепиться, отгрызть ногу старожилу: всегда оскалена его полубеззубая пасть.
Ох уж эти молодые, все они одним миром мазаны! Ну ковёр – это обычная тряпка.
Часы – лилипут, не разглядишь их, но в них живёт Щелкунчик: щёлкает, щёлкает – что хочет сказать и кому?
Клинок! у рукояти, в клинке (!) живёт искра, живёт неуправляемый, вечно готовый вырваться наружу из клинка прочь. ПЛАМЕНЬ! Ковёр, портьера, книга, дрова, стол и сам стул, медведь, старый хлам, что свален в дальнем углу – всё в комнате(!),
все в мире(!) – этих четырёх стен (всё это) просто немели при блеске огня на клинке –
А потом тихо.
Молчание. Вполголоса:
– Он в ножнах?
– Он в ножнах.
Клинок
всё ещё
висит
в ножнах.