***

Вера.
Рассказ



В городском трамвае давка и сутолока. Полина – миловидная, стройная девушка в облегающем пальто, с русыми распущенными волосами под оценивающие взгляды пассажиров пробирается к выходу. На следующей остановке ей выходить, она спешит в политехнический институт, где учиться на втором курсе.
Поздоровавшись с пожилой женщиной, сидевшей на передней лавке трамвая, это была их бывшая соседка по коммуналке, Поля посмотрела в окно.
Но тут она стала невольной слушательницей диалога между бывшей соседкой и видимо её старой подругой, сидевшей с ней рядом.
-А кто это с тобой поздоровался? - спросила подруга, а сама, чтобы услышать ответ убрала повязанный цветастый платок с правого уха.
-Да это Верина старшая дочь, ну помнишь Веру, по соседству жила,-
- А дочь её, помнишь?- прокричала в ухо соседка.
 Тугоухая бабка, выпалила:
-А ту, которую на помойке подобрали?
Эти слова женщины будто обожгли Полину.
-Девушка, вы выходите? - кричали ей пассажиры.
Толпа давила сзади, но она словно остолбенела в дверях.
 - «…на помойке подобрали…»,- звенело в ушах.
 По неведомому капризу памяти, у неё в голове, иногда всплывали картины из раннего детства, в которых, она ползает по каким-то кучам мусора, где большие собаки лизали её лицо и руки. Но всё это она относила к нехорошим снам. А тут она слышит наяву. Не помня, как добежала до дома, прямо с порога с рёвом закричала:
-Быстро рассказывайте, на какой помойке меня подобрали?
Гнетущая тишина повисла в воздухе.
 Обтирая полотенцем враз покрасневшее лицо, Полина мать громко вздыхала, а потом дрожащим голосом, произнесла:
-Ой, люди пакостные пошли, натрепали,
-Ладно, видимо настала пора, когда тебе надо правду узнать, -
-Только нужна ли теперь эта, правда?
И услышала: - Конечно, нужна, мама.
Собираясь с мыслями, Вера, поняла, что не готова, так сразу всё рассказать, села в задумчивости на табуретку.
-Завтра, дочка, - вздыхая, проронила Вера.
Бессонная ночь у Веры прошла в раздумьях и переживаниях:
 - Бог своих детей не дал, с чужим ребёнком счастье улыбнулось, и на тебе. Узнает Полина, что не родная, что будет? Вздыхая, она прятала лицо в подушку, и «умывалась» горькими слёзами. Наутро, собравшись с силами, Вера сама завела разговор с дочерью.
 Тогда слушай. Давно это было… Осень. Холодно. Шла война. Гитлеровцы были на дальних подступах к нашему городу. Уже рядом была слышна артиллерийская канонада.
Я работала заведующей столовой. На окраине города, мы кормили людей, работающих на оборонной линии. Они рыли окопы и противотанковые рвы. Скудный запас продуктов был постоянной моей головной болью. В общем, крутилась как «белка в колесе».
Как-то раз, вбегает в кабинет кухонная рабочая Света и с дрожью в голосе говорит:
-Вера Андреевна, мы этих детей-беспризорниц больше кормить не будем! Меня коллектив прислал, у нас самих дети голодают.
-Постой, постой. Не кричи. Каких детей?- будто очнувшись, спросила я. А она всё «тарахтела»:
-А то, вы не знаете? Две девчушки с посёлка к нам постоянно приходят. Они и сейчас здесь, вон на помойке копошатся.
Одела я наскоро своё единственное, коричневое пальто из белостоцкого плюша, и выскочила на улицу. И вижу, на нашей помойке в окружении бродячих собак два маленьких грязных создания ковыряются в отбросах. Ищут, что можно было ещё съесть. Увидев меня, собаки с лаем начали на меня нападать. Я их еле-еле палкой прогнала.
-«Таракашка», отдай, кричала девочка постарше и вырывала у сидевшей на земле малютки гнилой картофель.
-Галя, а мне?- сквозь слёзы, просила меньшенькая.
- Вот возьми, не реви, - и та, что-то совала в рот плачущей малютке.
Малышке на вид было не больше трёх лет. Давно немытые, взлохмаченные, нестриженые русые волосы, лезли в глаза. Вижу, она как-то волочит одну ногу. С грязного личика на меня смотрели живые и чистые зелёные глаза. Твои глаза дочка, эта была ты. Полина после этих слов не выдержала, и заголосила.
-Да не реви ты, слушай,- успокаивала её Вера.
 -Девочки, а вы откуда? - спросила я, – А мама, есть?
-Тётенька мы больше не будем, и мамка у нас есть, только она пьёт, нам есть нечего, - затараторила старшенькая.
- Сестра больная,  отпустите нас тётенька. И побежала.
Я взяла тебя на руки. Твои ладошки, от постоянного ползанья были покрыты сплошными мозолями и болячками.
 Догнав сестру, я спросила:
-Галя, а почему ты сестру «таракашкой» называешь?
И в ответ услышала:
-Так её все так у нас на улице кличут, она же почти не ходит, а только ползает. После этих слов, я тебя, сидевшую у меня на руках, обняла крепче, а слёзы сыпались из моих глаз. По дороге я узнала, что живёте вы с матерью
без отца, в землянке на краю местного посёлка.На пороге вашего жилища, столкнулась с вашей матерью.
-Вы, почему так детей запустили?- спросила я.
 В ответ она заматерилась и закричала:
-Ты кто такая, чтоб я перед тобой ответ держала? Да, дети некормленые. Я может, карточки на этот месяц потеряла.
-Совесть не потеряла?
-А ты шустрая такая, возьми себе детей и попробуй, прокорми их. Я на тебя посмотрю. К председателю сельсовета сходи, он тебе детей и отпишет. - При деньгах видно ты дамочка, вон и пальто у тебя дорогое – хамила она мне.
Вижу, Поля, ты перепугалась. Вцепилась, с рук сходить не хочешь, и в тот момент я мысленно поклялась себе, что обязательно заберу тебя у этой стервы. Успокаивая, шептала тебе на ушко:
-Я вернусь сюда, обязательно вернусь, детка!
Когда-то, до войны, мама ваша, Валентина Иванова была в колхозе передовой дояркой, победитель соцсоревнований, фотография её не сходила с доски почёта. Но пришла война. Вначале погиб ваш отец Иван. Она подружилась с «зелёным змеем», и покатилась её жизнь под откос.
Спалила по пьяному делу хату, только и успела выскочить с вами в нижнем белье. Поселковые жители, конечно, помогли, кто, чем мог: землянку соорудили на скорую руку. Связалась она с нехорошей компанией водочных спекулянтов, и её всё реже можно было увидеть трезвой.
 Председатель сельсовета, фронтовик, одноногий, но ещё моложавый Пётр Фадеевич встретил меня настороженно. Но, позже попросил:
-Да, ты хоть одну из малышек забери. Знаю, женщина ты серьёзная, а коли, своих деток нет, потихоньку воспитаешь.- А мы вам, по первости, и продуктами поможем.
Врачи ставили тебе Поля  неутешительные диагнозы: самым лёгким из них был рахит. Я уволилась с работы и увезла тебя к областным докторам. Восемь месяцев бессонных ночей в больницах не прошли даром. Лечили тебя усиленно, сделали операцию, заново учили ходить, нормально  разговаривать. Безнадежная болезнь отступила, и из маленького,  ползающего, со звериными повадками человека, превратилась ты в пухленькую, розовощёкую, подвижную девчушку. Казалось, что у тебя, ещё недавно, плохо говорящей не закрывался рот. Засыпала меня своими вопросами, но часто спрашивала:
-А ты не отдашь меня обратно? Мама Вера, не отдавай, ладно! А я реву:
-Да ты что, детка? Куда же я тебя отдам?
Обшила тебя, приодела, благо навык в шитье был. И стала ты похожа на «куколку».
Гитлеровцев отбросили от города на запад, но конца войны не было ещё видно. Чтобы прокормиться занялась я старым увлечением: вышивкой. На холщёвых полотнах вышивала живописные картины,  запас шёлковых ниток остался ещё с довоенной поры. Картины продавал на барахолке мой друг, а позднее и муж, твой отец Василий. Ты знаешь, он инвалид по зрению, не попал на фронт. Однажды, закончив очередное полотно с красивыми лебедями, шла я к Василию по городскому базару. Ты, Поля, тихонечко посапывала на руках. Толкучка шумела и жила своей  повседневной суетой.
-Точу ножи, точу ножи, ножницы правлю, - кричал точильщик, крутя ручку своего нехитрого станка. А ты спишь, хоть бы, что. Тут слышу:
-Кому пол-литра, кому пол-литра? - этот хриплый голос из толпы показался мне уж больно знакомым,
И в этот момент со спины пахнуло перегаром. Кто-то резко дёрнул за моё плечо.
-Слушай, дамочка, а я ведь тебя по пальто узнала. Это же ты дочь у меня забрала?
На меня смотрело опухшее лицо Валентины, украшенное большим синяком под правым глазом.
-Где дочь моя,? Где «тараканчик» мой? Вернуть не хочешь?- эти слова твоей матери, издевательски зазвенели в ушах.
У меня мурашки покатились по спине, встал ком в горле.
 Ставлю тебя сонную перед собой, а у самой внутри всё дрожит.
-Вот она? Дочка твоя! Что дальше?- спрашиваю.
Посмотрев на тебя мутным взглядом, а ты, испугавшись, уже спряталась за мою ногу, она пьяно засмеялась:
-Ты не поняла. Моя дочь где?
И тут вижу, родная мать не узнаёт тебя.
Прижала, что есть силы тебя к себе, я резко рванула в толпу. А сзади, Валентина кричит:
-Кому пол-литра, кому пол-литра?
Слышала, что умерла твоя мать от водки, и похоронить некому было.
Поля, стоя на коленях, плакала в подол Вериной юбки, сидевшей перед ней на табурете.
-Мамочка, миленькая, что же раньше ничего не рассказали? А я думала: всё это видела во сне.
Отец Василий, куривший папиросу у кухонного окна, сказал:
- Боялись тебе говорить, да не знали как.
Полина обнимала вздрагивающие плечи Веры, и шепотом говорила:
- Спасибо мама. Какая разница, где ты меня нашла…