Совесть и крест

Вокруг  бога войны - Марса,  вместе со Страхом и Ужасом (Фобос и Деймос) вращаются кровавые тысячелетия человеческой истории.

Древняя битва египтян и хеттов в долине Мегиддо вошла в язык народов, как Армагеддон. Это ли не доказательство кровного родства человеческой цивилизации со смертью? Не отсюда ли стойкое отвращение к жизни? Ведь мы всегда недовольны тем как живем. Отсюда и суициды… Может, потому мы и не умеем радоваться дождю, солнцу, морозному дню, что над нами всегда витает тень смерти. Ведь все наши технологии вышли из мастерской хромоногого Гефеста, сделавшего не только щит Ахиллесу, но и меч. В любом предмете нас окружающем лежит отблеск либо щита, либо меча.

Только не говорите мне,  что все это началось вчера!  О, задолго до "вчера"! В глуби времен,  с Гомера? Нет, раньше, раньше! Еще тогда, когда пещерный пращур мой вымучивал человеческую речь в невнятных напевах,  томясь неведомом. 
"Когда божественный глагол..." Полноте!  Божественный ли?  Не дьявольский ли?

Греки знали, что вдохновение приходит от   Аполлона или Дионисия, что знаем мы о природе  нашего вдохновения? 

Не потому ли что  греки твердо и непреложно знали, самый знающий из них Платон, изгонял из своего идеального государства поэтов? 

Может быть, потому и изгонял, что хотел невозможного,  хотел идеального, а земля, требуха человеческая требует своего,  что невозможно охватить идеальным. Человеку нужен не только Аполлон, но и Дионисий. Не только пост, но и вино. 

Так  причем здесь  поэты большая часть их жизни, как раз находится между небом и землей? То есть между Аполлоном и Дионисом.  И этим  распят поэт,  и кричит,  кричит сладостно и горько в своих муках, как женщина в момент родов.

Если вы думаете, что я что-нибудь понимаю в природе этого противоречия, то вы крепко ошибаетесь. Я ни чего не понимаю.

Пророк не может не пророчествовать,  хоть бы и костер, плаха – он обязан!  Кто же тот всесильный, что обязывает и связывает человеческую волю,  калечит его жизнь? Кто он? Вот вопрос, который когтит душу и не дает покоя. Вот исток любой философии, её Альфа и Омега, всё остальное потом,  потом и мораль, и нравственность, и искусство, и политика,  и наука, и экономика.
Всё сходится на том, как ответить на этот ключевой вопрос. Тем более что православие утверждает, что Господь ни чего не может сделать человеку против его воли! Если не Бог, то кто?!

Но мне говорят: - Смотри...!

И показывают строящиеся храмы, людей,  стоящих со свечами,  но,  но...
Разве на "святой Руси" раньше не стояли храмы в каждом селении? Разве мало было благостных лиц, державших свечи и певших псалмы давидовы? И вот, свершилось, рухнуло в одночасье и как пишет В.Розанов: 
"Русь слиняла в два дня. Самое большое - в три. Даже "Новое время" нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей.  И, собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая "Великого переселения народов" Там была - эпоха, "два или три века".  Здесь три дня, кажется даже два. Не осталось царства, не осталось Церкви,  не осталось войска. Что же осталось-то? Странным образом - буквально ничего".
 
Мы путаники,  все,  все  запутали и сами запутались в собственных соплях,  в собственных мыслях,  в собственной вере! Мы путаем мораль и религию и считаем,  что вот подал сирому и убогому и всё, тем и угодил Богу,  и душу свою спас. Не развратничал, телом не торговал, не убивал и вот - свят! Так ли?

Аврааму и Исааку в праведность вменилось вовсе не их безупречная мораль и нравственность,  а послушание Богу. Марии Магдалине не беспорочная жизнь,  а вера.  Савлу не то, что он не убивал - напротив, убивал, а благодатью божей.
Вот в  чем загвоздка - мы ждем,  вот сделал по заповеди и тут же, немедленно:
 
- Подай мне Господи! А коли не подаешь тот час, то и зачем мне Ты?  Вон тот,  другой,  ни чего такого не делает, более того - душегуб преизрядный,  а все-то у него есть и дети здоровы и жена  ухоженная. Не справедливо, все это, Господи! -

Кричим мы. - Несправедливо!

Мы отчего-то вбили себе в голову то, что Бог очень даже похож на нас, только мудрее и могущественнее. Он так же почитает Добро и отвергает Зло,  как того требует нравственность человеческая, а того понять не можем,  что он сам по себе и Добро и Зло,  что для него эти категории, категории человеческие неприменимы, а вот то, что применимо – это не по нашему уму-разуму!

Не можем,  не можем смириться с тем, что это не по нашим мозгам, не  по нашей соображаловке и пыжимся вместо того,  чтобы смиренно сказать: 

- Здесь порог, за которым оставляется всё человеческое, в том числе  и способность делать непротиворечивые,  логические заключения. Здесь оставляется все разумное,  все мудрое, словом все то, что составляет человека.

Жить человеческой жизнью даже наисправедливящей  - значит грешить и, следовательно,  быть  распятым грехом на кресте совести.  У одного этот крест не больше креста нательного, но  тех, кто избран Богом,  он огромный,  выходящей  за пределы семьи, народа, государства и самой планеты - Земля. Вселенская совесть и ничтожный грех,  ничтожный для совести величиной с нательный крест.  Для человека с огромной совестью грех величиной с нательный крест - распятие страшное, разрывающее тело в клочки! Может здесь и ответ на вопрос о жизненной судьбе поэтов?

Есть историческая байка.  Король Франции Людовик XIV встречаясь с королем Испании Филиппом II сказал,  что в Испании есть хороший писатель Сервантес и что,  по слухам, ему не важно живется.  На что Филипп II ответил:
- Поэтов нужно бить кнутом, когда им больно, они лучше пишут.

Страшно подумать,  но он прав.  Когда мы говорим,  что вот народ, государство  не поняло,  не оценило поэта и т.д.  Следовало бы сказать другое,  а если бы поняло и оценило?  Разве мало было прикормленных  и прирученных  птиц,  которые вдруг замолкали обкормленные и обласканные властью,  или же пели так гадко и фальшиво, что память об них исчезала тотчас, как только исчезали с политической сцены их покровители?
                Прокопьевск.