Легенда. Глава 4

Странные вещи творит с людьми Зона. Словно ставит их на тонкую грань между однозначным добром и столь же четким злом. И человек вынужден выбирать, ибо, привыкнув во внешнем мире вечно балансировать, здесь баланс не держит. Слишком уж тонкая грань…
Доктор Рауфман понял это еще прошлым летом, в экспедиции Поршнева. Только привыкнуть никак не мог. Сейчас вот хрупкая аспирантка Анастасия Полонская ринулась совершать подвиг, на который не каждый мужик решится. Она молодец. Взбалмошная, вздорная, инфантильная – как и положено девушке ее возраста. Но – молодец. Сделала выбор. Хотя могла бы и не делать. Здесь можно было бы и побалансировать. В конце концов, похороны неизвестного сталкера – не есть вопрос жизни и смерти.
- И отделю агнцев от козлищ… - пробормотал над ухом Семецкий.
- Что? – доктор удивленно посмотрел на сталкера.
- Не помню. Чье-то Евангелие, - сталкер загадочно улыбался, - Иисус там говорит: отделю, мол, невинных овечек от опущенных козлов. Первых стричь буду, вторых – мочить в сортире.
Рауфман зябко дернул плечами. Семецкий его откровенно пугал своим несоответствием привычному человеческому миру. Словно он инопланетянин или призрак. Скорее, даже призрак.
- Вы мысли читаете? – осторожно спросил Рауфман.
- Людей просто понимаю, - ответил Семецкий, - А вот себя – нет. Жалко. Сапожник без сапог.
Рация на поясе сталкера хрюкнула, и вдруг из динамика полился хриплый голос Шевчука.
- Что это? – удивился доктор.
- Местное радио, - пояснил сталкер, - А это – традиционная отходная. Знаете, сначала и для меня пытались включать. Потом плюнули. Через неделю, наверное. Или меньше. Не помню.
- Послушайте, а вы и вправду каждый день умираете? Или это все розыгрыш?
- А вам это так важно? – Семецкий загадочно и не по-земному улыбался. Словно Джоконда.
- Важно. Очень важно. Я ведь готов поверить. Если мне объяснят на пальцах, как это бывает вообще.
- Вера требует объяснений? – удивленно спросил Семецкий, - Вы либо верите, либо нет. А вне веры – область знаний. Я в область знаний не вписываюсь, потому что сам не знаю, как все это работает. Просто работает – и остается принимать, как есть. Я умираю каждый день. И воскресаю. Точка.
- Не верю, - прошептал Рауфман, - Не может быть.
- Бывает, - пожал плечами сталкер.
- Что бывает?
- Бывает, что не верят. Пока сами не увидят. Ну да ничего. Вам повезло. Я с вами. Насмотритесь еще. Глядишь, в мои пророки запишетесь первым номером.
- Вряд ли, - покачал головой Рауфман, - Я ученый, а не монашек.
- А Коперник? – Семецкий лукаво улыбнулся.
Надо же, уел. Доктор и не ожидал, что его так подловят на хрестоматийном примере.
- Просто софистика. Подмена понятий. В Средние века так было принято. Сейчас наука атеистична.
- Ой ли? – усомнился Семецкий, продолжая улыбаться.
Прямо Чеширский кот какой-то…
- А вот и похоронная команда, - улыбка на простоватом лице сталкера расползлась до неприличия, - Эй, Рома, живой! Чеши сюда, сумасбродина!
По дороге, заметно приволакивая ноги, шли Роман и аспирантка Полонская. Держались друг за друга, бледные, осунувшиеся. Нелегко им дались эти похороны, нелегко.
Рауфман нашарил во внутреннем кармане плоскую фляжку с коньяком.
- Это кого ты сумасбродиной назвал? – беззлобно проворчал Роман, подойдя ближе, - На себя бы посмотрел, светоч, блин, разума.
Сталкер скинул с плеча рюкзак, почти силой усадил на него Настю.
- Сиди пока. Сейчас что-нибудь придумаем. Юрка, водка есть?
- Я не пью водку, - вяло засопротивлялась Настя.
- Я не пить ее предлагаю. Принять внутрь в качестве лекарства – это не пить. Не путай медицину и алкоголизм.
- С перцем, - словно извиняясь, развел руками Семецкий.
- У меня коньяк есть, - предложил Рауфман.
- Давайте сюда, - Роман выдернул фляжку из пальцев ученого, приложился к ней, сделал несколько больших глотков, - Хорош продукт.
- Это девушке, - попытался возразить доктор.
- Девушке – водку, - безапелляционно ответил Роман.
Насте налили полную кружку перцовки, заставили выпить. Настя с удивлением обнаружила, что спирт с перцем проскочил в ее желудок на удивление легко, и уютно там расположился. В голове сразу прояснилось, словно спросонья в ледяную воду окунули. А вот тело обмякло, стало ватным и непослушным.
- А почему мне водку? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Черт его знает, - ответил Семецкий, - От пси-излучения лучше всего водка работает. Не спирт, не виски, не текила. И даже не коньяк. Почему-то водка. Выявлено эмпирически. Та-ак то…
- Ага, - кивнула Настя.
- Вперед идти опасно, - сказал Рауфману Роман, - Градиент возрастания напряженности пси-поля, судя по всему, направлен к лесу. Эпицентр в лесу либо за лесом. Пойдем дальше – мозги вскипят.
- Я понял, - ответил Рауфман, почесав затылок, - Что же делать? Сами понимаете, я здесь не лучший советчик. Вы проводник – вам и карты в руки.
Роман выудил из кармана свернутую в восемь раз карту-двухверстовку, разложил ее прямо на дороге.
- Смотрите, доктор. Три пути. Первый – вы остаетесь вот здесь, - сталкер ткнул пальцем в то место на карте, где сейчас находилась экспедиция, - Семецкий останется с вами. Если не будет дурить, сможет защитить от напасти какой. Я же совершаю марш-бросок налегке и навеселе, до самого леса. Тут километра три – бегом управлюсь за двенадцать-тринадцать минут. Нахожу источник излучения и нейтрализую его.
- А если не получится? – усомнился доктор.
- Рома, даже не думай, - подал голос Семецкий, - Не хочу тебе череп простреливать, когда ты в зомби превратишься. Но придется, сам знаешь.
- Предлагаешь на Янтарь чесать, за защитным шлемофоном? – хмыкнул Роман.
- Нет. Идти в обход. Ты не в курсе, наверное, но еще недели две назад Сахаров дал объяву, что шлемофон умыкнул под шумок некий Шрам. И не вернул, собака такая.
- Хреново, - цыкнул зубом Роман, - Сахаров, добрая душа, каждому встречному-поперечному свой девайс теперь уже не даст. А жаль…Ладно, отвлеклись. В конце концов, где Янтарь, а где мы? Остается два варианта. Первый – долгий, и мне он откровенно не нравится. Второй – короче, и мне он нравится еще меньше.
- Долгий – это по трассе через «Росток»? – даже не взглянув на карту, спросил Семецкий.
- Точно. Километров сорок пять-пятьдесят получается. Неделя времени, не меньше.
- А короткий?
- Короткий - с юга обойти. Вдоль речки Фекалинки.
- Ага, - улыбнулся Семецкий плотоядно, - Через Крысополь, Отстойники и Гнилой мыс?
- Можешь предложить что-то лучше? – хмыкнул Роман.
- Согласен с первым вариантом, - тут же замахал руками Семецкий, - Неделя - так неделя. Все равно особых планов у меня не было.
- Постойте, - вклинился в разговор Рауфман, - А чем плох второй вариант? По карте – километров двадцать пять, не больше. Всего ничего, если подумать.
И с робкой надеждой посмотрел на Романа.
- Вы, конечно же не в курсе, доктор, - мягко улыбнулся Роман, - И вам простительно…
- Через Отстойники не пойду! – заявил веско Семецкий.
- Я понял, что ты против.
- Не пойду через Отстойники! Меня там уже на вкус попробовали!
- Вот придурок, - проворчал Роман, - Виктор Семеныч, не обращайте внимания. Это все клоунада. А объективная истина – вот вам. Крысополь – без пяти минут столица мародеров. Два бандитских клана, мирно сосуществующих…
- Звучит как-то…сосуще…- заметно заплетающимся языком пробормотала Настя. Полная кружка водки для нее – предсмертная доза, - Хе…сосуществующих…Сосуществование как взаимовысасывание – темя для диссера по философии. Правда ведь, Виктор Семеныч?
Рауфман поморщился, но ничего не ответил.
- Мирно сосуществующих, - повторил Роман, - Но от этого опасных донельзя. Если и пройдем через них, так в одних трусах. Да и трусов, боюсь, могут не оставить. А за Крысополем начинаются Отстойники, - он очертил овал на карте, - Там, доктор, материала по биологии на три нобелевки хватит. Вот только материал норовит голову отгрызть или яйца в мозги отложить. Неприятно, в общем.
- Клопы-мутанты еще и зае… - начал было Семецкий, но Роман вовремя его перебил.
- Без мата, Юра! Среди нас – дама!
- Простите, - Семецкий кашлянул смущенно, - Там просто клопы с собаку размером. И озабоченные очень.
- А после Отстойников, если еще живы останемся, - продолжил Роман, - Гнилой мыс. Концентрация аномалий чудовищная. В центре – застава «Гамаюна». Снайперы, минные поля, радиация в четыре «фона». Нам оно надо?
- Я вас понял, - Рауфман заметно посмурнел, но делал вид, что его все устраивает, - Значит, пойдем на север?
- На север, - кивнул Роман, - Только не по трассе. Всех обманем, - он провел по карте вдоль едва заметной черной линии и ткнул пальцем, словно точку поставил, - Квадрат 72-02. Развалины, видите? Это – наш следующий ночлег.
Семецкий только руками развел: мол, хозяин-барин.
- Почему не по трассе? – спросил Рауфман.
- Через десять метров – аномалии. Через километр – логовища мутантов. Через два – заставы «Долга».
- «Долг» нам поможет, - обрадовался Рауфман, - Они с военными совместно нас охраняли прошлым летом..
- Что и требовалось доказать, - хмыкнул Семецкий.
- Это давно не секрет, Юра, - вздохнул Роман, - Нам с ними не по пути, вот и весь сказ. А моя тропа – сравнительно чистая. Вокруг, конечно, лес, но если умеючи – пройдем.
- Ладно, Роман, - кивнул Рауфман, - Как я уже говорил, вам виднее. Полностью на вас полагаюсь.
- Тогда привал окончен, - Роман ловко свернул карту, сунул в карман, - Вперед, господа. Доктор, вы за мной. Держитесь в пяти метрах, не ближе. Остальные цепочкой за вами. Настя, ты в хвосте, под присмотром Семецкого.
- В хвосте…- сомнамбулически пробормотала Настя, - Хвост – это часть позвоночника. Активная часть станового хребта…Я – хвост, и это…круто…
- Юра, присмотри за ребенком, - глянув на Настю с жалостью и сочувствием, сказал Роман, - Видишь, не привыкла она к народным лекарствам.
Роман повел группу на север, через широкое поле, заросшее высокими травами, к лесу. Ученые шагали бодро, переговариваясь на ходу. Только Настя норовила отстать, спотыкалась о кочки и вполголоса ругалась неизвестно на кого.  Семецкий то и дело подхватывал ее под локоть и почему-то сразу же извинялся, словно сделал что-то очень неприличное.
- Почему вы все время извиняетесь?! – не выдержала Настя, - Вам делать больше нечего, что ли? Или вы думаете, что я кисейная тургеневская барышня?
- Я уже забыл, как с дамами обращаться, - смутившись, пояснил Семецкий, - А быдлом показаться не хочется. Да и вообще: это как ощущение хозяина дома. Мы здесь – дома. Вы у нас в гостях. Если гостям плохо, в первую очередь хозяева виноваты. Как-то та-ак…
- Интересная мысль, - покивала головой Настя, - Надо бы записать. Потом как-нибудь…
Когда до леса оставалось чуть меньше километра, Роман вдруг остановился. Вскинул ладонь.
Все замерли, затихли.
Вперед, в высокую траву полетела гайка, игриво помахивая белым матерчатым хвостом.
Сперва ничего не происходило. Совсем ничего. И Роман уже было пошел вперед, но тут…
Жахнуло так, что Рауфмана, стоявшего за Романом, свалило с ног, да и остальным достался чувствительный шлепок ударной волны. Настю уже привычно подхватил Семецкий. Роман же каким-то чудом остался на ногах.
Во все стороны полетели комья земли, трава. Рядом с ухом Романа пулей просвистела гайка.
Потом все стихло. Роман отряхнул с плеч пыль, помог подняться Рауфману.
- Что это было? – спросил доктор, - Похоже на мину.
- Это у нас называется «баллон», - пояснил Роман, - Черт его знает, какими силовыми полями сжатый воздух. Извращенный воздушный шарик. Стоит пересечь эти поля хоть чем-нибудь – гайкой, ногой, рукой, палкой – и шарик лопается. С соответствующими последствиями.
- Удивительно, - пробормотал Рауфман, - Такое часто бывает?
- Редкая аномалия, - ответил сталкер, - Удивительно, что она здесь нарисовалась. Раньше не было.
- Как же вы ее нашли-то?
- Запах. «Баллон» пахнет озоном. Как «электра», но «электру» еще и слышно. А в темноте даже искры разглядеть можно. Эта зараза просто пахнет – и все. Ну, еще траву затягивает немного.
Сталкер медленно пошел вперед. Принюхивался, осматривался. На всякий случай кинул перед собой гайку.
- Нормально, - сказал он, - Пошли.
Группа двинулась дальше.
Через двести метров Роман снова остановился.
- Черт возьми, да откуда вы все взялись?! – выругался он, раскручивая гайку, - Всем пригнуться. Глаза закройте.
Гайка врезалась в невидимую стену, растеклась по ней ослепительными извивами электрических дуг.
- «Барьер», - пояснил Роман, - Прямо заговор какой-то. В самом спокойном районе Зоны – и вдруг такие чудеса в решете.
- Что случилось? – подоспел Рауфман.
- Статический электрический заряд, распределенный по плоскости. Этакий пластинчатый конденсатор. Разряжается во все, что ни попадя.
- Его обойти-то можно?
- Можно. Но сложно. Сейчас поищем.
Роман принялся кидать гайки. Гайки вспыхивали красными искрами и бесследно исчезали в прорве аномалии.  Вправо, еще правее, и еще правее…
Наконец, гайка пролетела далеко вперед  и безнаказанно упала в траву.
На всякий случай Роман метнул еще одну. Тот же результат.
- Пошли, - махнул рукой Роман, - След в след. Ноги высоко от земли не поднимать.
- Зря мы с ним пошли, - заметил Володя Александров, обращаясь к Свержину, - Лучше бы уж ребят из «Долга» привлекли. Там организация…Сила! А это – шелупонь какая-то. Заведет нас этот Сусанин, чует мое сердце.
- Ты бы лучше сделал? – хмыкнул Свержин.
- А то! – Александров вздернул подбородок.
- Так вперед, - пожал плечами Свержин, улыбнувшись.
- Не сейчас, - сказал Александров, - Позже.
Группа миновала и «барьер». Без происшествий. Правда, то и дело между подошвами и землей проскакивали нешуточные искры, но все обошлось более, чем благополучно.
- Вперед, черти! – весело вскрикнул Роман, когда идущий последним Семецкий миновал аномалию, - В лесу привал будет!
 Солнце тем временем поднялось уже высоко и припекало, как и положено июльскому солнцу, весьма чувствительно. В прозрачном небе появились жаворонки и разбавили окружающую тишину своими трелями. В высокой траве цвиркали невидимые кузнечики, и если не знать, что находишься в Зоне, можно подумать, что вокруг – самая обычная идиллия средней полосы. Разве что коров не хватает, да петушиных криков где-то неподалеку. Лето – оно даже в Зоне лето. Сенокосное, рыболовное, коногонное – время Млечного Пути и метафизического единения человека и Вселенной, раскинувшейся бархатным куполом над его, человечьей, головой.
До леса дошли почти без приключений. Роман трижды сходил с натоптанной тропы, обходя невидимые смертоносные аномалии. Даже гайки не бросал – шел на каком-то зверином, нечеловеческом чутье.
И ни разу не ошибся. К полудню группа уже разместилась на опушке леса, в спасительной тени деревьев. Роман сам встал часовым, отобрав у Семецкого винтовку. Всем остальным приказал за полчаса привести себя в порядок, перекусить, выпить чего-нибудь безалкогольного.
Сергей Свержин, второй ассистент доктора Рауфмана, сноровисто развел совсем небольшой костерок – ровно, чтобы разогреть пару банок консервов. Он вообще все предпочитал делать «не больше, не меньше», взвешенно, вдумчиво.
Рауфман заметил его три года назад. Тогда он был еще дерзким пятикурсником, готовым спорить с авторитетами и мастодонтами, ниспровергать основы, воздвигать новые истины, по-русски посылать на три буквы Эйнштейна, Менделя, Павлова, Вернадского – всех, кто попадется под руку. Заметил – и принял «под крыло». Нет, он не давил авторитетом, не продвигал «по блату» - просто предложил остаться на кафедре и участвовать в его работах. Сначала в качестве лаборанта, потом – на правах делового и научного партнера. И это, надо сказать, не было чем-то незаслуженным: Свержин на тот момент уже защитил дипломную работу по теме «Мутагенез простейших», заслужившую президентскую премию. Его пытались перекупить японцы, англичане, американцы, но Сергей предпочел работать дома, в России. И не пожалел об этом ни разу. Два года назад – экспедиция на Черное море, изучать сернокислые бактерии из морских глубин. В прошлом году – экспедиция на Припять, под руководством профессора Поршнева. Тогда же родилась острая и перспективная тема Рауфмана по исследованию мутагенеза земноводных. Правда, в ее перспективность мало, кто верил, но Свержин относился именно к тем, кого «мало».
Сергей поставил в костерок банку тушенки, поаккуратнее переложил горящие веточки.
- Можно, я свою банку погрею? – спросил Володя Александров, подсаживаясь к огню.
- Да пожалуйста., - Сергей даже слегка подвинулся, - Что мне, огня жалко?
- Это правильно, - сказал Александров, - У нас в Чечне было так принято: развел костер, так все пользуются. Без этого никак. Все общее. Иначе – смерть.
- Я не был в Чечне, - заметил как бы между прочим Сергей.
- Человек науки, да? – хмыкнул Александров, - Правильная политика – вовремя отмазаться.
- Слушай, Володя, а кто тебе мешал отмазаться? Мозгов не хватило?
- Мозгов? Это ты зря, Серега, - Александров вальяжно откинулся назад, оперевшись на руки, - Мозгов мне на трех таких, как ты, хватит. Денег мне не хватило, понял?
- Ну, у меня тоже молодость не мажорная. Папа-мама – пролетарии в третьем поколении. Просто в школе дурака не валял. Вот и в науке пригодился.
- Ну, как видишь, я тоже теперь при науке. При науке, Серега, жить можно.
- Не при науке жить надо, а наукой. Наукой живи, вон, как Виктор Семеныч, и тогда, глядишь, пакостности в твоем характере поубавится.
- А чего это ты мне пакостность приписываешь?
- Сам подумай. Огрызаешься вечно, чего-то кому-то все доказать хочешь…
- Так и нужно жить – все время доказывать себя этому поганому миру! – с горячностью воскликнул Александров.
- А что доказывать? Вот ты, Вова, что доказываешь?
- Что я – человек!
- Это и так понятно. Вид – гомо сапиенс. Две руки, две ноги, голова, а в ней мозг вполне человеческий. Любой врач тебя с уверенностью человеком признает, еще и заключение даст: мол, Александров Владимир – суть официально признанный человек . Печать, подпись, дата…
- Ничего ты не понимаешь в этой жизни, - раздраженно махнул рукой Александров.
- Да, пожалуй, - согласился Свержин, - Куда мне до тебя? Я ж фронтовую лямку не тянул. Так, учился. Теперь, вот, изучаю. Пишу никому не нужные заумные статьи. И все.
Александров впился в Свержина колючим взглядом, с минуту сверлил его глазами.
- Издеваешься? – наконец, спросил он.
- Ничуть, - ответил Свержин, улыбнувшись, - Кстати, можно жрать.
Он ловко поддел ботинком банку, раздувшуюся почти до формы шара, выбросил ее из костра, а огонь принялся затаптывать.
Доктор Рауфман сидел, привалившись спиной к дереву, и пытался дремать. Когда-то, когда он был еще сопливым аспирантом, и позже, когда в погоне за кандидатской мерил шагами уссурийскую тайгу, он мог не спать сутками, таскать по сто килограммов в экспедиционном рюкзаке и отмахивать на байдарке по шестьдесят километров за переход. Сейчас было тяжело. Возраст давал о себе знать одышкой, ломотой в суставах, быстрым утомлением, ночной бессонницей и тягучей дневной дремотой.
Но сейчас дремать не получалось. Едва он закрывал глаза, в голову начинали заползать тревожные, беспокойные мысли.
Что-то в этой экспедиции было не так. Вроде бы все на месте. Цель ясна, возможности для их достижения есть. Но – что-то не так.
По-другому он представлял себе эту дерзкую вылазку в Зону, совсем по-другому. Может, дело в том, что затеял он ее на свой страх и риск? Без санкций института, без должного обеспечения со стороны государства – по-партизански. Для того, чтобы протолкнуть в жизнь одну полубезумную идею, в истинности которой не сомневался только он сам.
Квакша Симонова…Маленькая лягушечка самого обычного вида – и едва ли не величайшая биологическая загадка Чернобыльской Зоны.
Она должна – обязана - оправдать его ожидания! Иначе дорого ему встанет вся эта затея. Не простят ему коллеги, не простит институтское начальство. Репутация его как ученого рухнет, и единственное, что ему останется – читать нудные лекции студентам.
Что ни говори, чем успешнее ученый, тем сложнее удержаться на своих позициях, тем больше кабинетных гениев мечтают если не подсидеть, так хотя бы утопить, сокрушить мастодонта – из зависти.
Вот, взять хотя бы Зорина. Нет, как специалист – грамотный, умеющий мыслить нестандартно, жадный до новых идей. Но какой-то слишком уж правильный. Всегда рядом, словно Ватсон при мистере Холмсе, всегда со всем согласен. Не хочется такому доверять, а приходится. Без него ворочать глыбы изысканий, исследований, научных статей и трудов уже будет сложно.
А докторская степень ему уже маловата. Не умещаются в ней его амбиции, о которых он предпочитает молчать, но они так и норовят вылезти из него – обширными, но совершенно бесполезными поправками в статьях Рауфмана, в постоянных его разъездах по конференциям и симпозиумам, где он работает «лицом» шефа.
Как ни крути, а Зорина пора передать под другое руководство, более амбициозного, напористого, наглого, жадного до лавров ученого. Иначе сугубый практик, так и не сумевший поднатореть в кабинетных войнах, Рауфман будет его вечным и недостижимым потолком.
Сергей Свержин – вот свежая кровь, так необходимая Рауфману. Конечно, через пяток лет, если сам Рауфман еще будет коптить институтское небо, а не перекочует на кладбище, Свержина придется отпускать в свободный полет. И уж этот-то полетит, в отличие от Зорина, которому жизненно необходим шеф, в тени которого он может строить свою карьеру.
Саша Прыгин – молодой биохимик с огромным потенциалом. Тихий, молчаливый, наблюдательный. Великолепный аналитик. Даже сейчас, когда все пытаются урвать по максимуму от возможностей передохнуть, восстановить силы, он сидит в сторонке и что-то пишет в толстой тетрадке. Сопоставляет одному ему понятные факты, сводит воедино собственные наблюдения – а наблюдает он постоянно. Такое ощущение, что весь окружающий его мир – постоянный объект его личного исследования.
Хорошо было бы склепать тандем из Прыгина и Свержина. Эта молодая поросль грозит вырасти в несокрушимых мастодонтов. Если будут держаться друг друга, запросто подомнут под себя нынешних небожителей от науки. Возможно, даже получат институт.
И все-таки не это беспокоило Рауфмана. Не Зорин, не институтская молодежь. Что-то другое…Что?
Сталкеры-проводники? Возможно. Особенно этот Семецкий. Загадочная, невероятная личность. И даже если его бессмертие – всего лишь ловкий трюк, разыгрывает его Семецкий очень натурально. Прямо Калиостро. И эта его дьявольская проницательность, обернутая в имидж сумасшедшего простачка…До такого люди дорастают годам к пятидесяти, а то и вообще не дорастают. Либо чудовищный жизненный опыт, либо пресловутая телепатия, в которую Рауфман категорически отказывался верить.
 Роман. Да, выглядит он серьезным знатоком Зоны. И, кстати, аномалии словно нюхом чувствует. Только молод слишком. Совсем мальчишка, если соскрести с лица неухоженную бороду. Правильно ли доверять ему проводку экспедиции? Может, и в самом деле стоило обратиться к сталкерам из «Долга»? Там – организация, сила, какая-никакая, а поддержка государства. Здесь же – никаких гарантий. Приходится принимать все на веру, а он, в силу научного склада мышления, привык все проверять и перепроверять – и не верить, а доподлинно знать.
- Доктор, скучаете? – на землю рядом с Рауфманом опустился Роман.
«Легок на помине», - подумал про себя доктор, а вслух сказал:
- Некогда мне скучать, Роман. Подумать нужно о многом.
- Уж не о смысле ли жизни? Это вы, доктор, бросьте. Здесь рефлексия только мешает.
- Нет, Роман. Сказать откровенно, я сомневаюсь, правильно ли я сделал, что доверился вам. Я же о вас совсем ничего не знаю. Да, вы избавили нас от общества итальянских наемников, которые проявили себя не ахти. Да, я согласен, что совершил глупость, заключив с ними контракт. Но я смотрю на вашу парочку – на вас и Юрия – и у меня сомнения: а вдруг вы тоже совсем не то, что нужно?
- Ну, не я вас уговаривал, - пожал плечами Роман, - Вы со своей делегацией вчера мне битый час мозги вправляли. А сегодня вдруг сомнения какие-то.
- Поймите, я не хочу никого обидеть. Но вы так…так молоды. А Семецкий, так вообще похож на клоуна. Или на клинического сумасшедшего. Вот я и беспокоюсь.
- Вы бы предпочли подтянутых, увешанных оружием парней из «Долга»? Так договаривались бы сразу с ними.
- Роман, я скажу вам одну вещь, но вы должны сохранить это в тайне от остальных.
- Я умею хранить секреты. Об этом даже в моем личном деле написано: мол, государственную и военную тайну хранить умеет. Так что валяйте, исповедайтесь.
- Экспедиция эта не санкционирована. Здесь каждый из нас юридически – сталкер. Понимаете?
- А как же вы вошли в Зону? – удивился Роман, - Я припоминаю процедуру прохода, и скажу, что получить сквозной пропуск без высочайшего соизволения нереально.
- Если знать, кому что дать на лапу, все решаемо. Ну, и пара звонков от моих институтских друзей наверху…В общем, вход-выход более или менее гарантирован, но вот поддержки от военных или государства, сами понимаете, ждать не приходится.
- Так вы тот еще авантюрист, батенька! – засмеялся Роман, - Из вас мог бы получиться легендарный сталкер. Наподобие Болотного Доктора. Кстати, чем-то вы с ним похожи.
- Что еще за Доктор такой? – с любопытством спросил Рауфман.
- У-у, Виктор Семеныч, это великий человечище! Имени его никто не знает. Только Семецкий. Но он не расколется – лично я уже пробовал. Живет на болоте посреди леса. Мы, кстати, будем проходить мимо. В гости, правда, не зайдем. Доктор не любит, когда его попусту беспокоят. Так вот: этот святой отшельник – лекарь от бога, от дьявола, от Монолита – от кого угодно. Но от чего-то нечеловеческого его удивительная сила. Может вылечить почти все.
- И рак? – спросил вдруг Рауфман.
- Что?
- Рак он может вылечить?
- Нет. Рак, пожалуй, не вылечит. Но вот оторванные ноги в полевых условиях на место поставить или лучевую болезнь утихомирить – это он может. Но дело не в этом. Он лечит всех и бесплатно. Понимаете?
- Что, невзирая на клановую принадлежность?
- Берите шире. Невзирая на видовую принадлежность.
- В смысле?
- В прямом. Кровососов лечит, бюреров, псевдособак. Даже зомби и снорков. Нет для него разницы между человеком и монстром, понимаете?
- И впрямь удивительно, - покивал Рауфман, - На сказку про Айболита похоже.
- А здесь все похоже на сказку. Это же Зона. Территория чудес, - Роман встал, потряс ногами, разгоняя кровь, - А по поводу доверия, скажу так: я доведу вас до «Ростка», и там мы с вами продолжим этот разговор. Если останутся сомнения, я не буду напрашиваться. Передам вас под опеку «долговцам» - и дальше уж не мое дело, как у вас все обернется. Устраивает?
- Вполне, - кивнул Рауфман, - Это с вашей стороны весьма разумное предложение.
- А то! – крякнул Роман, - Иногда я могу быть просто светочем разума и логичности. Ладно, всем подъем! Пора шевелить копытами, если хотим заночевать в безопасности и комфорте.