Трус

Рассказ


Кто не испытывал в первые теплые, по-настоящему весенние, деньки апреля какое-то тягостное томление в крови, как будто пробудившаяся от длительной зимней спячки, ликующая природа и в вашу кровь влила несколько капель своей живительной энергии?!
Особенно невыносимо это томление к вечеру. Когда безжалостно пустеют автобусные остановки, на которых остаются только случайные парочки влюбленных, когда в сквере на лавочках видны лишь огоньки сигарет, но звуки поцелуев слышно отчетливо, когда какой-нибудь изголодавшийся морячок-отпускник теряет голову вместе с бескозыркой, прямо на улице, «не отходя от кассы», лобызая нежное создание в газовом платьице.
И ты проходишь мимо них, счастливых, один, как волк. И бодришься для видимости, а самому впору выть от досады. И луна такая между деревьями светит!.. Глянешь – и душа, как клубок ниток, разматываться начинает. И куда идешь – не знаешь... Ах да, к другу! А зачем – к другу? – думаешь. У друга теперь жена!.. Но все-таки идешь по старой памяти.
И стучишься. И тебя впускают...
Шел в такой же вот чудо-вечер к своему школьному товарищу и Серега Бережной. Навестить захотелось. Давно не виделись.
Хоть и далековато было шагать, но Сережка троллейбусом не воспользовался, в такой-то вечер и в троллейбусе трястись! Захотелось парню свежим воздухом подышать, помечтать в одиночестве. Любил Серега поразмышлять иной раз на досуге о том, о сём – в привычку это у него вошло. Особенно, как идет куда-нибудь, закурит сигарету и думает.
Хорошо! Никто на тебя – никакого внимания. Особенно, если полусумрак на улице и людей не так много. Идешь – и наслаждаешься. И думаешь в свое удовольствие.
Думал Сережка в основном о женщинах. Всякое в голову приходило: и смешное и грустное. Грустного, правда, было больше. И то верно, с чего ж зубы скалить, если за плечами уже тридцать пять... тридцать пять, а идти вот, кроме как к другу, увы, больше не к кому! Это в такой-то вечер! При такой-то луне!..
Невеселые мысли одолевали Сережку Бережного. Отвратительные мысли. А тут еще эти парочки... Как будто нарочно изводят... как будто целоваться им больше негде. Ну зашли бы в подъезд какой-нибудь, что ли!..
Сереге вдруг самому страшно загорелось целоваться. Хоть с телеграфным столбом! Аж губы высохли.
А луна светила, светила из-за деревьев – и превратилась вдруг в девушку... И стала та девушка напирать на Бережного и шептать ему в оба уха: «...хата... кабак... трояк... свободна...» А позади нее еще кто-то, как гриб, в огромной фуражке «аэродроме». И еще в фуражке... Сережка понял, что будут бить – и побежал. Позади засвистели, заулюлюкали. Серега бежал. Знал, что не гонятся, но улепетывал, аж «пиджак заворачивался». Страх подгонял.
Потом, когда отдышался, подумал: «Трус!» Но страх был сильнее... Вернее, привычка – не идти против течения. И так во всем.. Когда это началось, Серега уже запамятовал. Лет двадцать назад – в школе... Когда шел с Олечкой после вечернего сеанса. Олечка – Серёжкина одноклассница (теперешняя жена друга)... Так же вот, перестрели трое. А кругом – ни души, глухо «как в танке»! Это на миру – и смерть красна! А в темной подворотне, с глазу на глаз с тремя хулиганами?.. И пусть даже не смерть... но всё равно жутко! И Серега побежал. Бросил Олечку – и дал деру, только пятки засверкали... А луна такая же вот была – бешеная!
«Как перед смертью, – подумал вдруг Сережка Бережной, – перед смертью люди жизнь свою вспоминают!»
Серега стал мечтать о другом, косясь на сидевшие на лавках парочки.
«Как громко целуются! В засос, должно быть... А самой и семнадцати, небось, еще нот! А в такие-то годы, ясно, что зубы никто не чистит, личную гигиену не соблюдает. Вот и целуйся с ними после этого! Такую поцелуй, потом не обрадуешься. А если еще курит вдобавок? Что ж за удовольствие курящую девушку целовать? Нет, уж я как-нибудь потерплю».
Сережка шел и мечтал. Но теперь уже не без оглядки. После случая с «аэродромами» подозрительно изучал окружающих. Компании больше трех человек обходил по другой стороне улицы. Маневрировал.
Когда наконец-то попал к другу, было уже поздно. Но ничего, позвонил. Перед этим на лестничной клетке – отсыпал от только что купленного в гастронома кулька конфет порядочную жменю. Конфеты дорогие, шоколадные... Жалко стало всё отдавать. Рубля на полтора отсыпал.
Открыла Ольга, жена товарища – втроем в одном классе учились... Ойкнула, запахивая на груди халатик. Наверное, думала: муж. Сергей не успел ничего рассмотреть, но загорелся. От близости женщины загорелся. К тому же Ольга давно нравилась, еще со школы. Если бы не тот злополучный случай с хулиганами в восьмом классе...
– А я думала: Олег. Ты извини, я сейчас, – принимая кулек и пододвигая гостю стул, говорила Ольга. Бережной тоскливым взглядом проводил ее стройную фигуру, расположился ждать Олега.
Хозяйка вернулась в джинсах и кофточке, включила телевизор.
– Дочка спит? – брякнул наобум Сережка. Просто так, лишь бы о чем-нибудь спрашивать. Он до сих пор терялся в присутствии Ольги, не знал о чем говорить.
– У бабушки, – ответила Ольга.
Помолчали.
– У тебя сигареты есть? – спросила вдруг, слегка смутившись, женщина.
Сергей удивился. Такое он слышал от нее впервые. Но ничем свое удивление не выдал, угостил Ольгу сигаретой.
– Олег скоро придет, не знаешь?
– Придет! – коротко ответила женщина, затягиваясь дымом, – псих пройдет – и вернется... Завтра, должно быть.
– Поругались? – чуть не вскричал от радости Бережной. Воображение тут же начало услужливо дорисовывать все то, что могло бы следовать из подобного обстоятельства, окажись на месте Сергея кто-нибудь другой, порасторопнее...
– Так, поцапались. Не впервой!
Ольга с сигаретой в руке удалилась на кухню. Серега сидел ни жив, ни мертв от восторга. Как будто хлебнул горькой... Шутка ли – оказаться наедине с давно любимой женщиной! К тому же Олег, как сказала Ольга, возможно, вообще не будет ночевать дома. Ко всему прочему по телику показывали какой-то боевик польский... Варьете показывали...
Ольга вернулась с пепельницей и вином под мышкой. Вино марочное, десертное.
– Давай, что ли, пока мой не вернулся... выпьем давай!
Ольга налила десертное в бокалы. Сережке стало совсем как дома.
– Хорошо у вас! Вино, телевизор... дочка.
У гостя было приподнятое настроение, а в таких случаях Бережной всегда выражался путано и витиевато.
– Вы мне с Олегом как родные! Даже больше чуть-чуть... и дочка... Хорошо когда жена!.. И провожать не надо...
Ольга, погрузившись в раздумье, не слушала. Думала о чем-то своем.
– Можно мне еще, Оля? – Серега налил в свой бокал десертного и, торопясь, как лекарство, выпил.
– Худо одному, знаешь! Один все, один... Сегодня один, завтра... А вам, что не жить?! Вдвоем-то? Живи да радуйся!.. Эх, Ольга, если бы не тот случай, помнишь? После кино...
Бережной понимал, что говорит не то, что надо бы. Но что надо – он не знал.
Женщина никак не отреагировала на его последние слова. Пересев на диван, погасила свет.
– Так лучше видно, правда?
– Замечательно!
Сергей, уже не спросясь, выпил десертного, подумал: «А вдруг Олег и правда не вернется, сколько ж сидеть?»
– Дай мне вина, – попросила женщина. Парень подсел к ней на диван с бокалами.
– Слушай, выбрось ты всё из головы, вернется Олег!
– Ты думаешь? – Женщина грустно поглядела на Бережного. Отпила из своего бокала. Она ждала совсем других слов.
– Вернется, вот увидишь. Помиритесь.
Сережку распирало... От запаха ее волос кружилась голова. Во рту опять пересохло, как тогда, на улице, когда захотелось целоваться хоть с телеграфным столбом. Теперь целовать можно было вот эту сидящую рядом женщину. В мягкие, ждущие его губ, губы... Но Сережка был робок по натуре, стеснителен (с женщинами – вдвойне) и ни за что не позволил бы себе подобного.
Женщина ждала...
«А как же Олег? – подумалось вдруг Сергею. – Ольга его жена! А я подлец, следовательно!.. Нет, вру – трус...»
В голове у Бережного все перемешалось. Между тем, польский сериал кончился. С экрана посыпался какой-то спокойный рок.
– Потанцуем? – предложила Ольга, убирая бокал и пепельницу.
Бережной почти не умел танцевать, но отказываться не хотелось. Он неловко обхватил хозяйку за талию и неуклюже закружил по комнате. Точь-в-точь как когда-то в школе... Ольга к нему льнула и тяжело дышала. Волосы ее щекотали лицо Сергея, упругая грудь слегка касалась тела. Сергей помертвел от такой близости, он никогда еще не бывал с женщиной столь близко, если не считать тех давних, полузабытых школьных вечеров...
Но трезвая мысль продолжала работать, как шлифовальный станок, с кожей сдирая розовый туман с действительности. Скоро должен, наверное, вернуться Олег, а тут в его отсутствие – такое!.. Но кровь сопротивлялась голосу разума. Мужская кровь тридцатипятилетней выдержки вставала на дыбы, подобно дикому мустангу североамериканских прерий! Она рвалась наружу, как, может быть, знаменитый старик Хоттабыч рвался на волю из своего глиняного сосуда.
Кровь жаждала продолжить человеческий род! Но разум одержал верх в этом отчаянном единоборстве. Серега благополучно дотанцевал до конца мелодии и выпустил из объятий трепещущую Ольгу, как, возможно, Пушкинский старик выпускал в море золотую рыбку.
– Мне пора.
– Уже уходишь, Сергей? – Хлебосольная хозяйка не справлялась со своим голосом. – Так скоро? Может, чаю? Или еще вина?..
Глаза женщины умоляли: «Останься!»
Сергей глазами же сказал ей: «В другой раз!» и быстро выбежал из квартиры.
«Дурак, трус, растяпа! – клял он себя, спускаясь по лестнице.
– Такой случай упустил, болван!»
На площадке первого этажа целовались. Не целовались – засасывали друг друга, как
удавы! Бережной поглядел на них и ему сделалось дурно:
«Господи, за что такая пытка?»
На улице его караулил Олег...
– Олег, ты?! – обрадовался Сережка. – а я тебя ждал, ждал!..
Олег не выказал никакой радости от встречи – и Сергей запнулся:
– Мы тебя ждали, ждали с Ольгой... Она про тебя рассказывала...
Олег уловил запах десертного, болезненно сморщился.
– Вино пили! То-то я думаю: чем они там так долго занимаются? Часа два у подъезда торчу. Как ты вошел, так два часа и стою...
– Олег!.. – взмолился Серега.
– А еще друг называется! – Олег с ожесточением сплюнул. – Сволочь ты, Серый, после этого! Последний подонок.
– Олег, что ты?! За что?.. – Бережной понимал, что погорел, что оправдываться бесполезно. В самом деле, какой же дурак вам поверит, что можно битых два часа пробыть с женщиной тет-а-тет, пить вино, танцевать... и даже краем мысли не коснуться запретного!
– Олег, ты ничего не знаешь!.. – Сережка сам ужасался своему детскому лепету.
– Узнаю, ничего... Сами же все и расскажете! – Олег сгреб Сергея за грудки.
– Олег, не бей, ничего не было! – взмолился, закрываясь рукой, Бережной.
– Это мы сейчас выясним.
Олег не стал бить школьного товарища на улице, поволок в квартиру. Ольга снова была в халатике. И без лифчика. Теперь уже Сережка успел это рассмотреть хорошо. И помертвел.
– Так ничего не было, говоришь?! – торжествующе заорал Олег, встряхивая одной рукой Сережку, а другой указывая на помертвевшую враз супругу. – Ничего не было?
Бросив оторопевшего друга, Олег подлетел к Ольге и рванул что было силы халатик. Женщина вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Под халатиком у нее ничего не было. Ровным счетом ничего... Она закрывала лицо руками и стояла перед одноклассниками униженная и беззащитная. И у Сергея внутри закипело. Снова кровь рванула на дыбы... Но теперь уже от негодования.
Олег что-то еще кричал, выпучив глаза, как рак, указывая пальцем на посрамленную женщину.
Сережка решительно шагнул к бывшему другу и... впервые в жизни ударил... человека... Прямо в перекошенное от злости, орущее всякие гадости лицо.


9 февраля 1987 г.