Вожатские записки

Все события, обстоятельства, герои и их имена в этом произведении
являются РЕАЛЬНЫМИ. Все описанное на самом деле происходило
в детском оздоровительном лагере «Березка»

Смена – это маленькая жизнь


Я делаю это каждое лето. Последние лет шесть или, может быть, семь. Хотя нет, вру. Один год пропускала. А потом опять. Каждый раз к концу трех недель я уже проклинаю свою тягу к этому отдающему мазохизмом виду деятельности… А в следующем году еду снова. Задумывались ли вы, родители, отправляя в лагерь своих детей, кто их там воспитывает? Нет? Так вот, очень приятно познакомиться. Ксения, вожатая.


Отъезд

На отъезде поделили мы с моим воспитателем Вячеславом Ивановичем детей. Честно поделили. Мне – одиннадцать старших, ему – оставшиеся 27 малышей. Ну а что – у него опыта больше. Приходят автобусы. «Дети, которые мои – за мной!» – как мне всегда нравится произносить эту фразу! Рассаживаю спортсменов по автобусу, половина остается свободной. И мне ее тут же забивают – тоже спортсменами, тоже старшими. Но не моими. Гандболистами. Я такой вид спорта-то впервые слышу… Парни шебутные, все мячик величиной с небольшую дыню друг другу перекидывают… В общем, 22 спортсмена 13-15 лет, водитель и я. И полтора часа дороги. Да легко.


Первый сончас

38 детей! Столько у меня еще не было. Все четыре палаты – битком. В корпусе остается еще вожатская – там две кровати, и камера хранения, там кроватей нет совсем, дети туда сумки стаскивают. Да, еще два дивана на веранде. И где, спрашивается, жить? Щас, начальство говорит, придумаем. Жду. Заодно детей на первый сончас утолкали – ну надо же с дороги отдохнуть. Трое моих тренеров вытащили из одной палаты свободную кровать, чтоб ее к себе в тренерскую (ту самую вожатскую) забрать, а пока на веранде поставили. Рядом с диванами. А тут и меня в сон потянуло. Ну иди, говорят мои тренеры, подремли полчасика у нас пока… Иду, ложусь, с удовольствием отрубаюсь. А в это время тренеры тоже решают полежать. И ложатся – двое на диваны, один на панцирную кровать. И все это в коридоре. А тут директор с обходом. Что это у вас – удивляется. Да там, - объясняют мои, - у нас Ксюша прилегла… Ну как так – расстраивается директор, - что ж вы в коридоре? И уже через час я живу в отдельной и удобной одноместной ди-джейской… Ну в самом деле, не в камере хранения же, чтоб дети всю смену по мне и моим шмоткам ходили…


Четыре кубрика

Тему своему отряду я на этот год выбрала морскую. Палаты переименовала в кубрики – на каждой по табличке повесила – кубрик №1, №2, №3 и №4. Кстати, «четвертый кубрик» дети даже сами изобразили. Вожатскую переделала в капитанскую каюту. Камера хранения стала «пакгаузом» - морским складом временного хранения. Звучное слово детям понравилось, уже через несколько дней они, сами не замечая, говорили – да вон, я в пакгауз положил! Или – я в пакгаузе сумку не могу найти! Над дверьми корпуса – буквами наружу – вешаю слово «бордингауз» - это по Паустовскому такая гостиница в порту для моряков. А, и на дверь еще – «список матросов». Внизу – наши капитаны первого ранга – тренеры Федор Федорович и Игорь Федорович. Боцман – тренер Вячеслав Иванович. И старпомы, конечно – Ксения и Мария. Ах да, Мария! Совсем забыла.


Практикантка Маша

Дали мне напарницу Машу. Славную такую девушку. Пока я вырезала и расклеивала буквы и всякую там агитку, Маша все названивала кому-то по телефону. Пару раз исчезала. Потом призналась, что покурить, и стала уходить уже открыто. Умудрилась запереться к старшим мальчикам, бухнуться на свободную кровать и завести какой-то там разговор. Мальчики покрутили пальцами у виска. Но это-то все ерунда. Напряглась я, когда Маша при ребенке спросила меня: «Ксюша, а где тут пиво можно купить?» Дня четыре я эту Машу терпела. Думаю, пока не мешает, пусть живет. Но – хороша Маша, да не наша. Поймали ее выпивающей с коллегами-гандболистами. И опять я одна на отряде осталась.

А знаете, мне даже нравится. 38 пацанов. 3 тренера. И я одна такая. Может, из-за моей привычки все время спрашивать – куда пошел, как дела, что видел, но к середине смены дети, просто проходя мимо, начинают рассказывать всякие свои глупости. Семейная такая схема. Прямо-таки мамой себя чувствую.


Маленькое отступление

Сколько тебе лет? – спрашивают дети. 23 – отвечаю. Стоп, - вдруг удивляется пионер, которого я прошлым летом воспитывала, - тебе же в прошлом году 23 было? Хамы, одним словом.


Клумба

Перед корпусом растет клумба. Большая такая, и даже вроде как пышная. Ну росла бы себе и росла, но надо же ее поливать… Возлагаю священную миссию на старшего моего матроса Антона. Антон клумбу люто ненавидит, но по четыре ведра в нее по утрам выплескивает. Сначала. А потом кроссы, качка, нормативы… Тренировки, одни словом. Клумба в пролете. И так уговариваю, и эдак… В конце концов, полил. Через полчаса на клумбе появляется записка – «спасибо!» Дети подбирают, друг у друга спрашивают – это кто написал? Антону показывают. Это ты! – возмущается Антон. Что я? – округляю глаза, - первый раз вижу! Антон не верит, а вот малыши очень даже. Через пару дней – то же самое, не поливает. Два дня не поливает, на третий сдается. Клумба пишет – «ты самый лучший!» В общем, так до конца смены недели и переписывались.


«Мы о своем… о детском»

После завтрака в корпус приходят две девчонки – делать уборку. Одна находит воланчик. Спрашивает – кто знает, чей воланчик? Я знаю, чей воланчик! – тут же подхватывается пионер Артур. На, отдай. Ребенок берет воланчик, выходит на улицу и пронзительно орет: Чей воланчик?!


Похороны

Дети мои встают между 7:30 и 7:45, идут на зарядку. Не сами, конечно, тренеры поднимают. Я встаю в восемь, умываюсь, закрываю свою бендежку – от нее до корпуса моего 2 отряда две минуты идти – и иду к детям. Они с зарядки приходят, я уже сижу. Вырезаю, рисую, пишу. В общем, фигней страдаю с точки зрения моих мальчиков. Так вот, подхожу как-то к корпусу, а дети как раз только с зарядки пришли. Доброе утро, Андрей! Доброе утро, Илья! Доброе утро, Федя! И тут Федя выдает – а у нас сегодня похороны! Чего? – спокойно так спрашиваю. Потому что если бы что случилось – я бы уже знала, ночью бы подняли. Ну, кузнечика хороним, - объясняет Федя. А что с кузнечиком? Иди, посмотри. Прямо перед корпусом лежит кирпич. Откуда выковыряли, интересно. И в этот кирпич в буквальном смысле вплющен большой кузнечик. То есть то, что от него осталось. Вот, - с гордостью показывает Федя, - хоронить будем. И объясняет, что они случайно кирпичик на животное уронили. Вы его как от кирпича-то отскребать собираетесь? – уточняю. Федя задумывается. Потом радостно так – а зачем его отскребать? Прям так и похороним! Надгробная плита будет. В общем, несчастный кузнечик, прилипший к кирпичу, икебаной простоял у корпуса дня два. Потом куда-то дели. Вряд ли похоронили, конечно…


Головные уборы

На такой жаркой смене я еще ни разу не работала. Помню, бывало наоборот – все три недели дожди, из корпуса не вылазили, телевизор смотрели. А тут – за всю смену ни разу его не включили! Но – тепловые удары. Моих детей, слава богу, стороной обошло, а вот из соседних отрядов куча народу в изоляторе перележало. Каждый раз перед купанием или футболом-волейболом талдычим – дети! Надевайте головные уборы! Не забывайте головные уборы! Дети привыкли. И вот как-то стоим втроем – два моих старших тренера и я. Беседуем о чем-то, пока дети на пляж переодеваются. Мелкие выбегают из корпуса – в трусах, с полотенцами. К нам подходит мальчик Лева. Левушка даже – рыжий такой, милый. Можно спросить? Можно. И он, серьезно так на нас глядя снизу вверх, выдает: «А говнобур брать?» Синхронно поворачиваемся – чего? Мне воображение уже услужливо нарисовало предмет, «бур» этот. Зачем, думаю, он ему на пляже? Что, Лева? – переспрашиваем. Головной убор брать? – ничуть не смутившись, повторяет Лева. Конечно, брать, а как же! Тренерам моим, кстати, показалось еще хлеще – «говноубор». Не люблю я это слово, но до конца смены, собирая куда-нибудь детей, мы сами с тренерами говорили – надо им напомнить, что все взяли «говнобуры». И ведь действительно, куда без них?


«Мы о своем… о детском»

Пришли медики детей на педикулез смотреть. Процедура простая и быстрая – волосы взлохматили, потрепали, заглянули – вши не скачут – свободен. Один, второй, третий… Дети слова «педикулез» не знаю, зачем их осматривают, не поняли. Десятый по счету спортсмен не выдерживает: простите, а что вы там ищете? Мозги?


Гандболист Ваня

Середина смены. Приезжает в отряд гандболистов взрослый и весь из себя такой навороченный мальчик. Тренеры объясняют – опоздал, потому что на сборах был. Мальчик ходит с гордо поднятой головой, в ярких бермудах и майке с картинкой типа – он плюс она равно секс. Никого не слушает, на окрики не реагирует. Как-то купаем детей. А это целая процедура – отряд делят на купалки по десять человек, над каждой становится воспитатель или вожатая и начинает считать по головам – раз, два, три… десять. Опять – раз, два, три… десять. И так, пока не выйдут. В общем, купаем, а тут эти гандболисты своей очереди ждут, резвятся, грязью озерной друг друга мажут. И ладно бы просто мажут – кидаются. А тренера их рядом нет. Грязь летит во все стороны. Мой Федор Федорович на них прикрикнул – ноль внимания. Смотрю – Игорь Федорович обернулся и пошел уже вроде как за грудки этого Ваню брать. Тут уж я не выдержала. Мальчики, - говорю, - а вы что, не знаете, что от этой грязи бородавки? Чего? – удивленно поворачиваются. Да бородавки! Вас не предупредили, что ли? Это же не так грязь, которая лечебная… Надо было видеть, с какой скоростью гандболисты отмывались…


Мешки

Футболисты из моих детей так себе. Ну, правда. Я обычно наоборот их все подбадриваю – молодцы, умницы, хорошо. А тут – не прибавить, не убавить. На весь отряд один играющий Коренец. Остальные, по выражениям моих тренеров, «мешки» - «не остановить мяч не могут», «не обработать». «Не открыться», «не выбросить». Труба, одним словом. За проигранные другим отрядам матчи детям насчитывают круги на кросс. Проиграли первому – 6:1, разница 5 очков. Значит, пять и побежим.
А тут тренеры у нас в футбол играть вышли. Сборная тренерского состава лагеря против сборной детей. Играли с чувством, с криками. Вратарь Сергей Васильевич на мяч бросался, как тигр на газель, орал на все поле «Я!» Мы с детьми сидели смотрели. И вот тут мальчики оторвались.
- Мешок!
-  Как ты ему дал? Низом надо было, низом!
- В девятку пробить не можешь, что ли?
- Нулевой, ну вообще нулевой! Ни остановить мяч не может, ни обработать!
- И заменить некем! Вячеслав Иваныч, я щас за вас выйду!
- А на врача посмотри! Он вообще не бегает, он гуляет!
- Кому ты дал? Там же нет никого! Откройся!
- Не отходи от него! Взял себе игрока и бегай с ним!
- Щас кто-то кросс побежит!
И друг другу:
- Не перегнули мы палку?
- Да они не слышат…
- А вдруг?
- Че-то не знаю…
- Да успокойтесь, - говорю, - дети. Не перегнули. Тут можно.
Кросс-то они, кстати, так и не побежали. А ведь продули – 4:6.

Страничка из блокнота

Все эти «дай низом», «откройся», «обработай мяч» оказались вполне невинными спортивными терминами. Поняла я это после того, как на очередном матче мой Игорь Федорович начал кричать детям следующее: «Ну что вы стоите? Просите мяч! Предлагайте себя!» И ведь ничего в этом такого. Действительно, надо же разыгрывающему знать, кому… давать.


«Мы о своем… о детском»

В лагере жесткая нехватка женского пола. Два спортивных отряда – мои и гандболисты – это уже 100 человек парней. Из двух оставшихся отрядов девочек, понятно, только половина. А половина половины – еще и младше 12-ти. В общем, девчонок, подходящих по возрасту моим старшим мальчикам, всего человек 15-20. Несколько дней парни ходят, присматриваются. Спрашиваю у самого старшего, как впечатления. Отвечает кратко, но емко:
- Да я здесь просто вынужден заниматься спортом…

А тут еще Игорь Федорович опять удивил. Через несколько дней после начала смены привезли двух девок – уж не знаю, где они были и почему опоздали. Я глянула – вроде симпатичные. Говорю тренерам – там приехали еще две девочки, надо сказать нашим мальчикам. Игорь Федорович выходит на улицу и на всю округу заявляет: Мальчики, там девочек подвезли! Боюсь даже представить, где нахватался…


Из дневника

Я очень любила эти полуночные минуты. Дети уснули, корпус молчит. Тренеры у себя в бендежке, допивают вечерний чай или доедают рыбу, которая еще днем плескалась в нашем озере и позарилась на хлеб с крючка Вячеслава Ивановича. А я, в футболке и пижамных штанах, и с лосьоном для лица в руке, сажусь у зеркала, которое у нас прямо напротив двери, между палат. Почти ничего не видно – свет слабый. На ощупь смываю бледный макияж. Теперь запах этого лосьона всегда будет вызывать в моей памяти полумрак корпуса, сонно вздыхающие палаты и тихие голоса тренеров за старым покрывалом, которое прикрывает вход в их коморку. А еще мне очень нравилось уже умытой, в пижаме, заглядывать к моим взрослым мужикам, чтобы сказать «спокойной ночи». От моих распущенных волос, чистой мордахи и пижамных штанов лица у них в секунду становились такие умильные и мечтательные…
Только из-за одной этой вечерней минуты мне было безумно жалко, что не живу я в этот раз со своим отрядом… Но – нет худа без добра – зато я утром не просыпалась ни разу от воплей своего спортсмена Чернова, который собирался на утреннее купание: «Ксюша! Где мои трусы?»


Срочный березовый вестник

Прилетела мне в лагере в нагрузку к моим деткам газета. Средство массовой информации на две полосы, которое каждое утро к завтраку должно было появляться на столовой. Что ж, газета так газета, даже интересно. Первый день новости были серьезные – что в лагере случилось, кто кого во что обыграл, что за мероприятие предвидится. Во второй день сижу я вечером, перед построением, верстаю это дело. Прибегают дети – Ксюша! Там в умывалке потоп! Вода хлещет! Прям хлещет? – уточняю. Под потолок! – орут. А что, думаю, чем не первая новость. И пишу: «Срочная новость! Затопило умывалку!» Кто видел? Вперед выскакивает мой Планков: я! Пишу: «Вот что нам рассказал очевидец, который назвался Александром: «Да там засорилось, где ноги мыть! Вода вытекает под дверью и уже подбирается ко второму корпусу! Вся ванна заполнена, мыться приходится в грязной воде. Чтобы вода слилась, все надо вытаскивать руками…» И все в таком духе. Тут опять дети прибегают. Починили! – орут. Приходится переобуваться. Пишу: «Срочная новость! Умывалка первого и второго отрядов чудом избежала затопления! На сообщение о ЧП экстренные службы среагировали оперативно, сразу после отбоя в умывалке начали работать специалисты. В данный момент корпусам старших отрядов ничего не угрожает». Дети в восторге. Напечатала я это дело и забыла. Но… на следующий день приходит завхоз Людмила Ивановна. «Ксюшенька! Вы на такую проблему внимание обратили! Это же дети умывалку палками забивают! Спасибо вам!» Чуть не до слез растрогалась… 


Козлы

Как-то двое самых старших гандболистов обыграли своих тренеров в домино. То есть, по-русски – «оставили козлами». Всем про это дело, понятно, растрепали. Я пишу первую новость в свой «Березовый вестник»: «Тренеры 3 отряда – «козлы»! Об это заявили гандболисты такой-то и такой-то, после того, как обыграли своих педагогов в домино». Опять же – написала и забыла, газетку к столовой прибила.
Утром дежурю на завтраке. Мой отряд приходят первым, читают. Кто написал? – спрашивают. Я, - отвечаю. «Тогда прячься! Гандболисты идут». Гандболисты тоже читают, удивляются – и откуда только узнали. Ничего, что лагерь – как деревня, в первом отряде чихнули, в четвертом «будь здоров» сказали. А тут и тренер гандболистов подруливает. Я все это дело наблюдаю из окошка столовой, на всякий случай не высовываюсь. Тот подходит к газете, читает заголовок… Выдает гневную тираду, а потом просто… срывает листок! И уходит с ним, видимо, коллегам показывать. Нет, ну надо! Мою газету сорвать! В общем, после завтрака иду мстить. Вешать то же самое – банально и неинтересно, да и сорвет опять, поди… Вношу изменения. «Мы не козлы и козлами никогда не были! – заявили тренеры 3 отряда» И дальше в таком духе… Повесила, уже на следующее «отрывание» заголовок придумала  - «ответили за козлов». Но они почему-то больше срывать не стали. Даже обидно…


«Мы о своем… о детском»

День дружбы, любви и взаимопонимания. В лагере открылся ЗАГС. Приходит мой одиннадцатилетний пионер Артур.
- А я уже четыре раза поженился!
- На ком?
- На Даше, Маше и остальных двух. После сончаса снова в ЗАГС пойду!


Тушканчик в перламутровых носках

Решила я в этом году деток наших, что называется, «социализировать». К жизни взрослой подготовить, и все такое. А так как в этом октябре перепись населения, то с нее и начали. Придумали, что каждый отряд назначает двух переписчиков. Вожатые делают своим переписчикам специальные портфели и кепки с наклейками «Перепись-2010». Утром переписчики собираются у руководителя БерезСтата – эту почетную должность заняла заместитель начальника лагеря. Она торжественно вручила детям именные удостоверения и наказала по первому требованию их предъявлять. Переписчикам выдали список вопросов и список детей, которых надо переписать, причем детей не своего отряда, чтобы интереснее было. И вот, до обеда, пошли наши герои переписывать. Вопросы были примерно такие:

ПОЛ:
М, Ж, СВОЙ ВАРИАНТ

К КАКОМУ ПОДВИДУ ЖИВЫХ СУЩЕСТВ СЕБЯ ОТНОСИТЕ:
ЧЕЛОВЕК, ЭЛЬФ, ГОБЛИН, ИНОПЛАНЕТЯН, СВОЙ ВАРИАНТ


КАКИМ СПОСОБОМ ХОТЬ РАЗ ПЕРЕДВИГАЛСЯ ПО ВОЗДУХУ:
САМОЛЕТОМ, ЛИФТОМ, ВОЗДУШНЫМ ШАРОМ, КОВРОМ-САМОЛЕТОМ, ВО СНЕ, СВОЙ ВАРИАНТ

КОЛИЧЕСТВО ПАЛЬЦЕВ НА РУКАХ:
10, 9, 11, СВОЙ ВАРИАНТ

ПРЕДПОЧТЕНИЯ В УПОТРЕБЛЕНИИ ТАБЛЕТОК: ГЛОТАНИЕ, РАЗЖЕВЫВАНИЕ, РАСТВОРЕНИЕ, СВОЙ ВАРИАНТ

Дети за дело взялись всерьез. Полчаса проходит – подбегают ко мне переписчики, которые моих детей переписывают. Ксюша, - заговорщески так спрашивают, - а правда, что у вас у одного мальчика 9 пальцев? Он нам сам сказал… Конечно, отвечаю, правда. Чего только не бывает!
А сама пошла по остальным вожатым. Девки, - говорю, - вы придумайте что-нибудь посмешнее, чтобы детям интересно было. Или вообще откажитесь переписываться, пусть поуговаривают… Переписчиков мы заранее предупредили, что заставлять и принуждать никого нельзя, действовать можно только убеждением. Принципиально человек переписываться не хочет – его право. Правда, мой собственный переписчик Миша – 90-килограммовый шкаф – с сумкой от моего ноут-бука в руках выглядел настолько солидно, что ему достаточно было сказать: Волков! Эй, ты Волков? Подойди-ка сюда, я тебя сейчас перепишу. И без всяких уговоров обходилось…
А девок-то я зря по поводу посмешней предупреждала. Понятно это стало, когда мы после сончаса сели статистику сводить. Катались с вожатой 4 отряда Жанкой по беседке только так…

Итоги переписи населения «Березки»
Протокол от 28.07.2010
Удостоверено БерезСтатом

Исходя из данных, которые сегодня были получены на переписи, в лагере 103 человека мужского пола, 40 – женского, 8 – среднего, 1 – до сих пор не определился.
54 опрощенных считают себя людьми, 47, причем трое из них девочки, спортсменами. Также на территории лагеря обнаружилось 6 гоблинов, 17 эльфов, из них три темных, 8 инопланетян, 3 орка и один урк. Также – 2 феи, один подземный тролль, один халк, Человек-паук, Ингеборга Дапкунайте, Бен Ладен, Мишка Гамми, Опоссум и Тушканчик.
У 55 опрощенных карие глаза, у 41 – голубые, у 36-ти – зеленые. У восьми – глаза красные, у одного – черные. Также трое указали, что глаза у них красивые, 4 – что серо-буро-малиновые. Один из опрощенных признался, что один левый глаз у него зеленый, а вот правый – красный.
Практически у всех есть домашние животные. 123 опрощенных держат дома кошек, собак, рыбок, попугаев, тараканов. У восьми – живут драконы, у 4 – крокодилы, у троих – динозавры, причем у одного из них – толпа. Шесть опрощенных держат дома мам, сестер, братьев и мужей. У одного гоблина живет летающая корова, еще у одного – гоблинская кошка. Двое держат устриц, еще двое – неизвестных науке ПЕСИАНОК. У живущих в лагере обнаружилось по одному – тритон, кентавр, курица, червяк, кальмар и даже котопес.
Из средств передвижения, которыми хоть раз пользовались в воздухе, 50 опрощенных выбрали самолет, 32 – лифт, 21 – вариант во сне. Трое летали на драконе, двое на метле, еще двое – с помощью крыльев. Четверо опрощенных уверяют, что летали с помощью трусов-парашютов. Один летал с железным человеком, еще один – на вожатой.
Предпочтения в цвете носков разделились – большинство любят стандартные цвета – белый, черный, синий. Но шестеро указали розовые, а девять опрощенных расцветку  - в сердечко. Также один указал цвет как «эмовский», еще один – в черепок. Трое носят только дырявые носки.
У троих жителей лагеря на руках по одному пальцу, у двоих по два. У четырех – по 11. Еще двое имеют по 12 пальцев.
79 опрощенных таблетки глотают, 17 растворяют в воде, 20 разжевывают, 14 рассасывают. Но! 1 – втирает, 1 курит, 2 облизывают и 7 – вдыхают.
Хобби в лагере. Поесть приехали 10 опрощенных, купаться 8, тренироваться 45, танцевать на дискотеке 44. У одного хобби смеяться, еще у одного – гулять ночью. 1 – ловить летучих мышей, 1 – уборка, 1 – терроризм. Двое назвали своим хобби девочек.

Несколько анкет особенно зацепили:
Инопланетянин среднего рода, с зелеными глазами держит дома маму.
У Мишки Гамми живет кальмар, он летает на облачке, не любит носки.
Бен Ладен, ходит в дырявых носках, втирает таблетки. Глаза у него неопределенного цвета, дома держит червяка.
У Тушканчика левый глаз зеленый, правый – красный, носки перламутровые.
У опоссума дома живет чиа-хуа-хуа и морская свинка Игорь.

А финал этого потрясающего дня был, когда я узнала, кто скрывался под личиной красноглазого тушканчика в перламутровых носках. Мой тренер Вячеслав Иванович! А что, нормально у человека с фантазией...


Меняем Данила на пионера без нарядов

Где-то в середине смены решила я развлечь своих мальчиков конкурсом объявлений. Несколько заданий – написать объявление о сдаче в аренду собачей конуры. О покупке авианосца. Об обмене ревматизма на радикулит. А дальше у детей фантазия включается, и они сами начинают такие штуки сочинять!
В этот раз у меня пол-отряда продавали дорогие машины, покупали яхты и дома. Нанимали на работу садовника для ухода за клумбой. Предлагали за два полдника почистить туалет. Объявляли в розыск Никиту Дубарева, который почему-то вдруг стал бандитом. Но пальму первенства я без сомнения отдала мальчику Толе за вот такое объявление:

Срочно!

Обменяю Данила Р. в удовлетворительном состоянии, в наличии имеются наряды. Пробег – 50 тыс. км. Заявки принимаются во второй корпус, капитанский кубрик, Ксения. Или 2 кубрик, Анатолий С. Обменяем на: пионера без нарядов, в хорошем состоянии, без собственного «я», год выпуска неважен. Для рабских работ.

Сам Данил Р., кстати, не только не обиделся, но даже был в восторге от такого внимания к своей скромной персоне. К слову – эта скромная персона через день светилась в драках, визжала голосом, очень напоминающим ультразвук, и никогда не завязывала шнурки.


О нарядах

Кстати, да. О них. Наряды – штука замечательная. Наряды – это то, почему со спортсменами работать проще, чем с обычными детками. В день заезда, еще раньше, чем я вешаю всякие свои развлекушки, мои тренеры вывешивают список нарядов. Такой листочек с перечнем всех спортсменов и кучей свободного места. И вот на это свободное место, против фамилии, за косяки всякие можно рисовать минусы. А дети потом их должны исправить на плюсы посредством совершения добрых дел. Например, вытряхнул коврик – закрыли тебе наряд. Вынес мусор, убрал в пакгаузе, подмел, за бельем на хоздвор сходил – то же самое. А ставят наряды за разные прегрешения – в одежде на покрывале лежал, мокрые трусы под матрац засунул, на сончасе бесился… И так далее, и тому подобное.
Дети, кто не первый раз, систему знают и прекрасно в ней существуют. Новички по первости вроде пытаются возмущаться, но под суровыми взглядами тренеров быстро сдуваются. Однако успевают ляпнуть что-нибудь эдакое. Подходит ко мне армянский мальчик Гарик и серьезно спрашивает: Ксюша, а как СНАРЯД закрыть?

«Мы о своем… о детском»

Можно вопрос? А наряд за каждую отпавшую жалюзь?


Из дневника

Какой длинно-неторопливый и приятно-ленивый день… Сижу около свой комнатушки и слушаю лес. Слушаю стрекот кузнечиков в траве и шелест листвы, ощущаю на своем лице слабые дуновения свежего ветра… Это все так банально, избито, но так прекрасно. И фонари вдалеке, которые освещают все небольшим призрачным светом, и осознание того, что справа вода, к которой можно пойти в любое время… Я живу. Каждой клеткой своего тела, в каждое мгновение здесь я чувствую, что живу. Я не принимаю решений – я поступаю так, как хочется. У меня нет каких-то особых методик для воспитания моих детей, я просто делаю так, как считаю правильным. И чертова стена наконец-то оставила меня. Их лица, их голоса… Я забыла. Я знаю, они вернутся. Но сейчас – так приятно об этом не думать.


Взвесились

Выдали нам с воспитателем Вячеславом Ивановичем весы – детей взвешивать. Ну, решили мы их – весы то есть – проверить. Мой тренер поставил чудо китайской техники на пол, взгромоздился. 123 – табло нам показало. Вячеслав Иваныч загнал на весы меня. 136! Обидно, между прочим. Нет, я понимаю, что он у нас мужчина худенький, а я девушка не сказать полная, но в теле… В общем, все равно не комильфо. Наверно, решил мой тренер, пол неровный. Перетащили весы в коридор. Он залез. 16 кг.! О-о, теперь я! – мне тоже хотелось весить поменьше. Встала – и что вы думаете? 23, что ли, мне весы показали! Опять больше СлавВаныча. В общем, в результате, детей мы взвешивали на стуле. То есть на наш неровный во всем корпусе пол ставили стул, на него весы, а сверху детей. Сами больше взвешиваться не стали. Ну ее, подделку китайскую.


Уполномоченная Лиза

Лиза Пирожкова, 13 лет.
Уполномоченный по правам детей при директоре лагеря «Березка».
Журналист газеты «Срочный березовый вестник».
Активистка, спортсменка, красавица.

Девочка Лиза хваталась за все подряд, а вот до конца дела доводить не любила. Пока первый интерес не прошел – она плешь проест – что да как. Стало чуть скучно – все, до свидания. Но тут уж мы, вожатые, стояли насмерть, чтоб не бросала начатое.
Проводим в лагере выборы. Это все к тому же социальному воспитанию, чтоб детки вообще знали, что такое эти выборы и с чем их едят. Выбираем – ни много ни мало – уполномоченного по делам детей при директоре лагеря. Павла Астахова местного, проще говоря. Выставляется шесть кандидатов, моих среди них двое – Ашотик и Саня Багин. Трое девчонок из самого младшего отряда и, конечно, она. Лиза. Активней всех агитирует голосовать за себя, развешивает листовки, подбивает друзей ходить по отрядам и выкрикивать лозунг: «Голосуйте за Лизу Пирожкову!» Мои пионеры, которые Лизу недолюбливают за то, что она каждый вечер приходит диктовать мне статьи, тут же организуют митинг протеста. Маленький Марат берет лист бумаги, пишет «я против Лизы», приделывает это дело на палку и демонстративно разгуливает перед Лизиным носом.
Вечером – сами выборы. Одну девочку-кандидата приходится отстранить – за час до голосования мы объявили о прекращении агитации, а ребята из ее команды все равно писали мелом на асфальте предвыборные лозунги. Ко мне прибегают наблюдатели (да, и они у нас тоже были), это дело рассказывают. Остается пять кандидатов. Перед всей дружиной они еще раз озвучивают свои предвыборные программы. Фишка Пирожковской – обещание, что если ее выберут, замдиректора будет каждый вечер перед отбоем гладить всех детей по голове. Как она собирается меня уговаривать, интересно, - недоумевает та самая замша. На середину танцплощадки ставлю ящик – «урну для голосования». Детки голосуют.
Подсчитываем голоса и понимаем, что с огромным отрывом победила… наша Лиза. Лагерь гудит. Кто недовольно, кто восторженно. Лиза вообще совершенно счастлива. На ближайший день. Потом выясняется, что у уполномоченного есть еще и обязанности. Выслушивать жалобы, налаживать контакты с руководством. Понятно, что проблем у недовольных кандидатурой уполномоченного тут же находится масса. Кроме того, уполномоченный наш опрометчиво пообещала помогать отрядам убирать территории, и дети по утрам готовы волоком тащить ее на свои участки. Теперь Лиза чуть не ревет.
А тут еще мои мальчики приходят, спрашивают – а вот Ашот второе место по голосам занял. Это значит, что если Лизы не будет, он уполномоченным станет? Конечно, отвечаю, а сама мучительно думаю, не замыслили ли детки акцию по устранению новоявленного политика. Но – обходится. Привыкаем же мы к депутатам, министрам, губернаторам… Вот и к Лизе… привыкли.


«Мы о своем… о детском»

День самоуправления. Дети разобрали наши должности и на один день сами стали воспитателями, физруками, медиками… Идем в столовку со спортсменом Ваней, который сегодня тренер на отряде. Всю дорогу пристаю, цепляюсь, как они сами обычно делают.
- Вань, Вань! А что сегодня на обед?
- Придем – увидишь.
- Ну, Вань, ну скажи…
- Да я не знаю, вон до столовой два шага.
- А ты что, меню не читаешь?
- Нет.
- А вдруг я не ем то, что будут давать?
- Ну и не ешь.
- А вдруг я с голоду помру?
- Не помрешь.
- Вань, а вечером в душ можно?
- Можно, с тренером.
- Так ты же тренер…
- Вот и можно…


Мучной зомби

В лагере работает библиотека. Понятно, что спортсмены туда ходят нечасто. Нечасто настолько, что каждому библиотекарь Лидия Григорьевна готова только что не памятник ставить.
Так вот, приносят мои мелкие из библиотеки книжку: «Как размножаются Колобки». Листаю и понимаю, что фильмы типа «Ловец снов», «Особь» и «Чужие» отдыхают. Первая же глава начинается примерно так: «Светила луна. Дул ветер. Над кладбищем было сумрачно и страшно. Вдруг две могилы разверзлись, и оттуда вылезли полуистлевшие скелеты – дед и бабка. Дед почесал череп и спросил: ты чего, старая, мне есть не готовишь? Бабка поскребла по бедру, собрала костяной муки и испекла колобок». Колобок у них, понятно, получился жутким чудищем. Бесформенное злобное существо (там картинки были), которое тут же слиняло и стало странствовать по свету. А размножалось так – запрыгивало людям в рот, в животе делилось надвое и вырывалось наружу. Ужас тихий, хуже советских страшилок. Но детям понравилось. Более того – они стали лепить этих колобков в безумных количествах из озерной глины. У меня на столе развели зеленое болото – красили своих красавцев почему-то принципиально только в зеленый. А мой мальчик Марат вообще устроил выставку. Заранее дал интервью в «СБВ», рассказал о своем творчестве. На следующий день вытащил на улицу перед корпусом стол, составил туда своих чудищ, под каждым бумажка с названием работы. Накануне перед выставкой очень волновался, переживал, доделывал последнюю работу – Мучного зомби, потом долго сушил его в сушилке для обуви. Очень ждал посетителей.
Вечером в день выставки спрашиваю – ну как? были посетители? Были, - вздыхает. И как им? Да не знаю, я не видел. А ты где был? Да в библиотеке…
Слава богу – книжка про колобков там нашлась только одна. И, кстати, в подарок маме Марат налепил милых вазочек. Монстров домой почему-то решил не возить…


Конец  Мухина

Только что искупали детей – пошла я сама за понтон окунуться. На понтоне восседает наш плаврук Мухин – следит за детками. Внимательно наблюдает, как я стягиваю сарафан, как ныряю в воду. Шутит – а давай я тебе спасательный круг брошу? Ага, еще конец Александрова брось, - включается замдиректора – она тоже с понтона за детками следит. Не надо мне ваш конец бросать! – из воды отвечаю. Да я свой-то не предлагаю, - смущается Мухин. Он свой никому не предлагает! – опять добавляет замдиректора. И слава богу! – ору. Зря ты, - обижается Мухин, - я же от души… Конец – от души? Да вы оригинал, Леонид Викторович, - и быстрее гребу обратно на сушу, чтоб от смеха воды не нахлебаться.
P.S. Спасательный конец Александрова — средство для оказания помощи утопающим. Представляет собой плавучий линь длиной около 30 м, петлёй и двумя поплавками.


Конфетные разборки

То ли жара и в самом деле была аномальная, то ли 38 пацанов – это все-таки много, но драки мы разнимали каждый день и не по разу. К концу смены даже периодичность определилась – примерно три в день. На вечернем построении подводили итог дня, считали. Если недобор – давали детям задание завтра наверстать… Разнимать эти драки я как-то сунулась и чуть не получила в глаз. Пришлось дать задание старшим детям – чтобы младших сразу растаскивали. А то так можно же и неудачно засветить.
Например, наш Маратик в ярости был просто страшен. Мог схватить камень или палку и пойти на обидчика с таким зверским видом, что даже старшие пугались.
Причем дрались-то из-за всякой ерунды. То не так посмотрел, то не то сказал. Но самой феноменальной стала драка… за конфетку. Причем ее мы с Вячеславом Ивановичем буквально наблюдали. Я сидела на диване на веранде, что-то делала. СлавВаныч – у себя в тренерской обитал. Вижу – бесятся двое – худенький Толик и крупный (дети звали его Атлет) Илья. Подножки друг другу ставят, броски пытаются делать. Идите, - говорю, - на улицу. А то полкорпуса мне разнесете. Отворачиваюсь на секунду, а в следующий момент вижу уже разгар драки. Илья взял Толика в захват и разок хорошенько приложил об окошко в палату. Стекло аж треснуло. Тут мой Вячеслав Иваныч выскочил, разнял. И выяснил, что подрались детки… из-за конфетки, которую кто-то кому-то не дал… Конфета, правда, была какая-то модная. Разбираться дальше тренер не стал, конфетку демонстративно выбросил. Мальчики легли по 300 раз отжиматься, а Вячеслав Иванович пошел за скотчем – трещину в стекле заклеивать. Чтобы если еще раз приложатся – окончательно… не вылетело.


Еще одно маленькое отступление

Работать с детками всегда интересно и познавательно, часто – смешно. Но изредка попадаются пионеры, с которыми бывает страшно. Страшно потому, что ты расписался в документах, ты отвечаешь за их жизнь и здоровье собственной головой. А чего ждать от ребенка в следующую секунду – не знаешь. Эта проблема как-то сама собой ушла, когда начала я работать с моими спортсменами. А вот до…
Однажды у меня был мальчик Дима, который закопал свои кроссовки. По нему видно было, что что-то с психикой не в порядке. В столовую приходилось за руку таскать. Периодически убегал на болото ловить лягушек или ящериц. Засовывал их в бутылку и там забывал… В общем, невзлюбившие его соседи по палате как-то сказали, что украдут любимые кроссовки. Ребенок решил их спрятать, пошел и… закопал. Или – была у меня девочка Марина, которая падала, колотила руками по полу и орала: почему они все говорят, что я истеричка??? Всю смену тогда, помню, валерьянку в кармане таскала… У подруги в прошлом году был мальчик, который не успевал дойти до туалета. А может и не пытался – уже не помню. Но, в общем,  делал все дела в штаны, а потом просто это вытряхивал в камере хранения… Другие дети обнаружили…
Но больше всего всегда удивляло даже не такое поведение пионеров. Удивляло, как, знаю о таких проблемах своего ребенка, родители отправляют его в лагерь… Мама того Димы с кроссовками приезжала по выходным. Мы ей все рассказывали. Она говорила – да, он сложный ребенок. Оставляла Диме по нескольку бутылок ядовито-желтой и зеленой газировки… и уезжала.


Как мы народами дружили

И третий мой социальный проект смены – День дружбы народов. Причем когда в начале я его придумала и заявила, даже представить не могла, как попаду в точку.
А дело все в том, что отряд у нас получился интернациональный. Два брата Данил и Марат – татары. Два брата Гарик и Ашок – армяне. И был еще один Данил, который вроде как молдаванин, но внешне сразу напомнил детям классического еврея. Так все смену его и звали.
Так вот, когда пошла волна этих драк, отдельной темой стали обзывания, как-то связанные с национальностями. Причем, что такое национальность, большинство детей просто не знает. Было, например, такое.
- Данил, ты за что с ним драться начал?
- А он меня татарином обозвал!
- А ты что, не татарин?
- Нет! Я человек!
Межнациональная рознь нам очень скоро надоела. Стали объяснять детям, что к чему, что все нации равны, татары – люди, а мусульманин – это вообще не обзывание, а религиозная принадлежность. Бесполезно. А тут как раз этот день дружбы.
Каждый отряд выбирал себе народность и должен был рассказать об обычаях, станцевать танец, спеть песню. И самое главное – чтобы максимально большое количество деток выглядело как люди этой самой национальности. Первый отряд у нас стал осетинами, четвертый – японцами. Гандболисты из-за тренировки из этого дела выпали. Кем бы они были, даже не представляю. Если только эстонцами… Моих самбистов я заделала еврейской народностью. Очень тут пригодился наш молдаванин Данил – про классический облик еврея я рассказывала именно на нем. С остальными – выучили «Семь-сорок» и придумали клип на песню «Одессит-Мишка». Да, и пейсов я всем наделала. Полсончаса резала старые обои на полоски, потом красила их в черный и свивала в спиральки. На полдник дети пошли уже в красоте. Особенно представительно смотрелись те, у кого черные кудри обрамляли вполне славянские мордашки и произрастали из собственных белобрысых волос.
Мероприятие мне понравилось. Осетины станцевали почему-то лезгинку. Маленькие японки вышли в простынях, с подведенными глазами и кисточками в пучках волос. Мои дети растеряли половину пейсов, но семь-сорок плясали вдохновенно. В общем, народами задружились.

«Мы о своем… о детском»

Ненавижу японок! Мне одна гейша пейс оторвала!


Посвящение

До конца смены три дня. На планерке нам говорят – сегодня в 11 вечера приводите в клуб детей, которые в этом году по возрасту в лагере последний раз! У нас традиция – устраивать такое прощание. Хорошо. Поднимаю свою старший кубрик. Те, чуть не перебудив весь корпус, с хихиканьем пробираются к клубу. Там их быстренько поздравляют со взрослой жизнью, дарят мягкие игрушки – ёжики. Все, пора спать. Пока возвращаемся, отговариваю мальчиков идти фотографироваться на понтон – они же последний раз, надо запомнить момент! Оттаскиваю их от воды только под тем предлогом, что вынесу им фотоаппарат и все вместе сфотографируемся у корпуса. Подходим. Дверь распахнута, тренеров нет. Оставляю детей на улице, захожу в вожатскую. Никого! Тихо свирепею, начинаю сквозь зубы ругаться. Как так можно! Оставили отряд! Уперлись куда-то! И все в таком духе. Выношу детям фотоаппарат. Уговариваю потише. Еще и спрашиваю так ехидно – ну и где ваши тренеры? Это ни в какие ворота… Минут десять фотографируемся, я с трудом приглушаю вопли и все ворчу по поводу нерадивости воспитателей. И вдруг где-то сзади нас – хихиканье. Оборачиваемся. Все время, пока мы бесились, дети практически ругались матом, а я кляла коллег на чем свет стоит, эти самые коллеги спокойненько сидели на лавочках! Слушали наши разговоры и гадали – когда мы их заметим. Один вообще в белой футболке… Детей даже спать не пришлось отправлять – сразу сдуло.


Месмер

Помните мюзикл «Чикаго»? С Ричардом Гиром и Кэтрин Зета-Джонс? Про дамочек, которые поубивали своих мужей или любовников, сидят в тюрьме и пытаются избежать эшафота. Движения и тексты потрясающие, ритмы запоминающиеся. Готовим последний, вожатский концерт. Кричалку на мотив спанч-боба про наших тренеров сочиняем, песню Губина «Лиза» нашей Лизе адресуем. Ляпы со всей смены собираем. И что-то тут захотелось мне сделать эпизод из мюзикла «Чикаго», только про лагерь, конечно. И ведь сделала. Переписала тексты, приглушили голоса на фонограмме. Танец раз десять репетировали – хореографа-то нет. Когда еще первый раз прогнали – сами переглянулись – жестоко мы их! Ага, а они нас как всю смену? В общем, сделали. Такого в лагере еще не было.

Музыка. Выходим из разных концов сцены. Головы опущены, тащим за собой стулья. Ставим, сами рядом спиной к зрителям. Появляется мой брат, а по совместительству ди-джей лагеря Глеб (в «Чикаго» это был негр, так что все репетиции мы только так Глеба и называли), проходит между нами, говорит: А сейчас жизнерадостные вожатые-убийцы детского оздоровительного лагеря «Березка» представит вашему вниманию… лагерное танго! Мы синхронно перекидываем ноги через стулья. Сидим, тоже синхронно (ну старались) отстукиваем ритм ножками на каблуках. На текст поворачиваемся:
Он сам нарвался! Он сам нарвался! И в этом нашей нет вины! Да будь вы сами на нашем месте, вы поступили бы так, как мы!
И пошли душераздирающие истории из жизни вожатых. Встает Ника из 1 отряда:
- Знаете, у некоторых детей бывают дурацкие манеры, которые бесят. Как… у Месмера! Месмер любил приставать к людям. Нет, не приставать. Лезть под кожу! Как-то я вернулась в отряд в ужасном настроении, мне так хотелось тишины и покоя… А мой Месмер сидел на диване и разговаривал. Нет, не разговаривал. Нудил! И я предупредила его – скажешь еще хоть слово… А он не расслышал. Тогда я сняла душку кровати и сделала два предупредительный удара… ну прямо ему по башке!

Жанна из четвертого:
- Я встретила Егора в начале смены, и он сказал мне, что никогда не делает гадости. Мы стали жить вместе, он приходил на отбой, я взбивала ему подушку. А потом я узнала, что он лгал мне. Говорил – я не делаю гадостей! А он не просто делал их. Он делал их… в чужие постели! (Мальчик Егор подбил еще трех мальчиков из своего отряда написать в постель парнишке, с которым не сложились отношения). Как-то он пришел на отбой, я взяла подушку… Оказывается, некоторые парни не могут через нее дышать!

Теперь я. Про того самого Марата, который делал зомби и был страшен в гневе.
- Я сижу на веранде, вырезаю фигурки для конкурса. Тут врывается мой спортсмен Марат в припадке ярости. Ты выбросила мое печенье! – стал орать. Он просто взбесился, орал как бешеный. Ты выбросила мое печенье! И он напоролся на мои ножницы. Он напоролся на мои ножницы… десять раз, детки!

Наташа из первого. Не вожатая, помощница вожатой. Но тоже накипело.
- С начала смены в отряде было два пионера, которые сводили меня с ума. Кирилл повсюду ходил по пятам, а Максим просто смотрел. На последний концерт мы готовили четыре номера от отряда – песня, танец, сценка, трюк, куплеты… Мы репетировали, а эти двое сидели и хихикали. Мешали. Я сделала одно замечание, второе… Они не реагировали. Девочки расстраивалась. Тогда я повернулась, чтобы сделать очередное замечание, сказала «тише» и услышала в ответ – заткнись! Боже, я совершенно отключилась и ничего не помню! И только после, когда я смывала кровь со своих рук, я поняла, что рядом… трупы!

И, наконец, Люда из отряда гандболистов. У нее – про спортсмена, имя которого я не знаю до сих пор. Весь лагерь звал его Бандитом за вечно черные спортивные штаны, регулярный мат и замашки шпаны. Вожатым хорошо доставалась.
- Я боялась Бандита так, что у меня замирало сердце. Истинный человек искусства. Художник. Но он постоянно нарушал правила. Каждый день он уходил из отряда, а я потом отвечала за его очередную выходку. Однажды даже чуть не свернул себя шею на купании. (Гандболисты прыгали друг с друга. Кто-то так неудачно приземлился на Бандата, что даже в город на рентген возили) Но расстались мы из-за художественных соображений. Он видел для себя жизнь, а я видела… его смерть!

И – вместе выбегаем на авансцену, хором: Они нарвались! Они нарвались! И в этом нашей нет вины! Цветок сорвали! И растоптали! Ну кто посмеет нас обвинить!

Пели, может, и не очень в ноты, но – боже мой – как от души. Прямо-таки разрядка психологическая за всю смену. В последний день иду мимо первого отряда. Месмер, как обычно, на кого-то нарвался и теперь бегает вокруг беседки. За ним гандболист. Вожатая Ника стоит на крыльце. Ника! – орет Месмер, - спаси меня! А чего тебя спасать, - философски откликается Ника, - ты же и так уже труп…


День последний

Дел к отъезду набирается море. Всю агитку отодрать, корпус после себя отмыть, потерянное найти, белье сдать… Финиш просто. Но самое феноменальное – наш ежегодный секонд-хенд. За три недели дети забывают, какие вещи у них были в начале смены, и перестают свои шмотки узнавать. В результате – в корпусе скапливается несколько стопок штанов, футболок и всего прочего. Не говоря уже о трусах и носках. В этот раз кто-то даже просохатил свою самбовку. Так вот, все скопленные вещи мой Вячеслав Иваныч выносит на улицу и красиво раскладывает на теннисном столе. А потом мальчики торжественно, как в дорогом магазине, ходят и все это дело перебирают. Часть вещей признают, часть мы увозим в город в огромных баулах. Говорят, к новому году родители обычно все разбирают.
Ну все, отъезд. Уже стащили все тумбочки в камеру хранения, обернули жалюзи в простыни, чтоб не выгорели за зиму, накрыли диваны. И даже клумба уже написала Антону прощальное письмо:

Я каждый день ждала тебя
Ты приходил – я оживала
За всю свою земную жизнь
Я лучшего, чем ты, не знала
Благодарю, что рядом был
Что так меня ты опекал
Еще одну скажу сейчас
Тебя люблю. Хочу, чтоб знал.

Твоя Клумба

Антон, правда, читать его отказался. Сказал, что с клумбами принципиально не разговаривает. А вот друг Андрей прочитал. И даже куда-то засунул. Надеюсь, Антону.
Все. Осталось только в автобусы загрузиться – и все. Я этих детей три недели воспитывала. Получилось ли у меня за 21 день дать им что-то такое, что они унесут в свою большую жизнь? Я не знаю. Но я знаю, что они мне то, за чем я приехала, дали. Спокойствие. Уверенность, что мир вполне стабилен. Опору.
С середины марта этого года я занималась Стеной Памяти. Знаете? 50 тысяч фотографий за три недели, самый масштабный патриотический проект десятилетия и все такое… Красивые слова. Красивая акция. И жуткая депрессия после. Я думала, что с ума схожу – настолько глубоко нырнула в память. И уже не знала, как выныривать. Вытянули меня, сами об этом не подозревая, дети.
Свои «Березовые вестники» я в последние дни делала глубокой ночью. Потому что – то планерка, то репетиция последнего концерта. Да и журналисты мои, которых и так-то было всего трое, начали отлынивать. Приходилось газетку забивать тем, что в голову придет. Вот, из предпоследнего, 16-го номера:

Колонка редактора

Ну что, дети мои, вот и подходит к концу наша с вами третья смена. Осталось то – боже мой – два полных дня и хвостик третьего… Вам не жалко? Мне – так да. Теперь уже могу признаться вам честно – я в этом году в лагерь поехала как в своеобразную такую лечебницу для нервов. «Детотерапия» это называется, не слышали? Повзрослеете – может, кто-то тоже будет этим методом пользоваться, чтоб от настоящей, повседневной работы с ума не сойти. В общем, пару ласковых уже хочу вам сказать. Ваша «детотерапия» на меня подействовала! Я, конечно, нервничала, орала, обижалась, злилась… Но, поверьте мне, это такая ерунда по сравнению с тем, что бывает обычно… В общем, дети, уже спасибо вам. Скучать буду.

КЧ, вожатая второго отряда


Дома

Как обычно – написала, повесила, забыла. Но вспомнила уже в первый день дома. Действительно ведь… скучаю.


август 2010