Без Одежды

Отвернись, я без одежды.
Место гадкое, но теплое.
Да, тут грязно, тут воняет. В этом номере плохо с электричеством и водой, а еще нет одежды. Поэтому отвернись.
Но тут тепло.
Перебирай пальцами бумагу, и не смотри на мою наготу. Попытайся прочитать что-то в этих пустых листах, пока я буду искать одежду. Ищи скрытый смысл, послание, невидимые чернила, или еще что-то. Что-то драгоценное для тебя, ответ, который не придется выбивать из меня на протяжении долгих дней и ночей.
Ищи.
Но не смотри на мою наготу.
 Может, уйти отсюда, пока ты занят?
Уйти. На улицу. Обнаженный в толпе одетых серьезных людей.  Это же неприлично.
Господи, где чертова одежда?
Резонируем. Ты раздражен. Резко, со злобой переворачиваешь листы, подносишь к свету от пламени свечи, смачиваешь слюной в попытке что-то найти.
Возможных вариантов решений не решаемой задачи не осталось.
Сейчас ты их порвешь. Я перестаю рыться в пустых шкафах гостиного номера, тяжело вздыхаю и прыгаю в окно.

Было странно очутится в троллейбусе с плачущим ребенком. Я ненавижу людей, которые таскают за собой своих домашних питомцев по общественному транспорту. Это  же не эстетично. Пожалуй, даже если бы я захватил с собой из дома кастрюлю с супом, и молча употреблял расплескивающуюся в разные стороны густую жижу по вине спотыкающегося троллейбуса, - и то, на мой скромный взгляд, это бы выглядело более привлекательнее, нежели развернувшаяся картина, вся идея которой была заключена в этом рыдающем ребенке.
Ребенок рыдал. Нет, он орал. Он оглушал своими криками. Я был в музыке, его крики приносили только гармонию, я был отстранен, меня не было. Я был в музыке. Крики лишь нужными нотами дополняли все.
Я был там. Крики ребенка сводили с ума людей. Они сюскали, они дарили ему свои никчемные безделушки, они грозили ему, они грозили матери, они мысленно выбрасывались в окна, они проклинали их мучителя, они проклинали создание, родившее это дитя. Они пьянели от собственного безумия, они смеялись, толкая друг друга, прыгали, раскачивая троллейбус, пытаясь дотянуться лбом до потолка. Пытаясь пробиться к небу и улететь. В рамках троллейбуса они ненароком покинули абсолютно все рамки. Я хохотал вместе с ними, я с ненавистью трахал чье-то дряблое, необъятных размеров тело, дергающееся в приступах истерического повизгивающего хихиканья. Мы стали одичавшими животными. К счастью, троллейбус перевернулся. И все, кто не выпрыгнул из окна – скоропостижно скончались.

Я всю жизнь не мог купить себе одежды по размеру. Купив очередные обновки, я чувствовал себя неуютно. Мне казалось, что я неосознанно покупаю ее себе на вырост. Либо, эти «обновки» - на самом деле одежда людей, которые поручили носить их мне, так как данный гардероб стал для их необъятных тел слишком мал. Слишком не по размеру.
Да, я наверное выглядел в них причудливо.

До сих пор не могу понять, я выпрыгнул в окно голый из квартиры, или выпрыгнул в окно из троллейбуса, одетый в эту неуклюжую ткань?

Сейчас мне хорошо. Я в музыке. Плач ребенка долетает до меня, идеально вписываясь в общую гармонику музыки. Я в музыке. Может быть, ничего и не было.

Может быть,  мои одежды идеальны. Может быть, я ребенок.
Но я не мать.