Единственное

Рогатый покупатель брал свёрток, говорил «спасибо» и кланялся.
Он был мил, добр, обходителен, но его подручные явно жульничали: то у них чего-нибудь не доставало, то ни с того, ни с сего между собой они затевали ссору, драку да такую, что шерсть летела во все стороны клочьями.
Мой товар завёрнут в серую тряпицу.
Но то ли от спёртого воздуха, то ли от узких петляющих коридоров мне стало дурно, и я вышел из здания.
На ступенях у одного из рогатых «стрельнул» закурить, он угостил «Marlboro». Вообще-то они, рогатые, в последнее время какими-то уж слишком добрыми стали.
Я шёл по улице, я шёл по бывшей улице Циолковского. На домах не было номеров, улица давно была продана.
Я шёл вдоль трамвая, стоявшего на рельсах посреди улицы. Окна его были выбиты, двери сломаны, кресла порваны, и из сидений кусками торчал поролон.
Я шёл вдоль рекламного щита, сверху обгаженного птицами, снизу обосранного кошками, вдоль рекламного щита, зовущего к праведной жизни: делайте 1-ое, 2-ое, 3-е – попадёте в рай.
Я свернул в переулок.
Переступил через лужу.
Поднялся по лестнице. Открыл дверь ключом.
Вещей в комнате не было: стол, стул, телевизор, кровать – были проданы.
В комнате были спички, но не было сигарет.
Я лёг на пол, чтобы заснуть и увидеть сны. Сны – это единственное, что невозможно ни продать, ни купить.