Не послать ли нам гонца

         В маленьком переулке, в центре города, в двухэтажном особняке был небольшой художественный комбинат. Слово «комбинат» не очень то и подходит для художников. Им бы свои отдельные мастерские, как у некоторых их коллег на Масловке. А уж как у художников до революции – в какой-нибудь мансарде в теплом, сытом Абрамцево или Париже – им и не снилось. Да и какой же чиновник даст художнику мансарду. Хотели керамисты сообща арендовать залитый вонючей водой обшарпанный подвал. С них запросили такие миллионы, что к этой мысли больше не возвращались. Вскоре узнали, что крупнейшая, во всяком случае – самая высокая гостиница в городе то ли продана за символическую цену, куда как меньшую, чем требовалось за подвал, то ли отдана «за так» своим людям.
        Художники занимали меньше половины первого этажа. Было тесно, но весело. Остальное занимали чиновники, которым было просторно, но скушно. Еще недавно здесь сидели проектировщики, которые вместе с художниками делали одно общее дело – реконструкцию помещений, проекты и исполнение интерьеров и экстерьеров. Но после реорганизации нахлынула недавняя партийная, комсомольские и советская номенклатура. Теперь, каждый был занят чем-то своим. Художников корпели над эскизами, месили глину, лепили, сушили, обжигали, покрывали глазурями и снова обжигали, плели гигантские макраме и гобелены, а художники по металлу делали свое звонкое, черное дело, в хорошем понимании этого слова,.
        Чиновники облизывали сковородки, пили кофе, позвякивая ложечками так, что было слышно в коридоре, куда они выходили частенько, а уж после каждой чашечки – обязательно, чиркали зажигалками, глубоко затягивались и так же глубоко задумывались о чем-то своем и не своем. А не своего вокруг было – хоть жопой ешь. «Прожектор перестройки» неустанно высвечивал для них из мрака, еще пока «развитого социализма» всё, что плохо лежит. И кодла, появившаяся у нас с первыми лучами того самого «прожектора», прибирала это к рукам. Но художники, пока еще, ни о чем не догадывались.
Их, то и дело, посылали на субботники убирать какие-то помещения, выносить мусор, мыть окна. «Вот здесь, - говорили чиновники, - будете свои картинки рисовать. Здесь витражи делать. А тут из вашей грязи что-нибудь лепить и обжигать. У каждого будет своя мастерская». А те и рады стараться – рисовать!…лепить!…своя мастерская!...Долго ждали тех помещений, где «рисовать…лепить». Потом узнали, что там уже –   кооперативы их нового директора и его шоблы.
         Жарким летом, когда, как всегда, автоматы с газировкой не работали, скинулись художники, послали гонца, но не «за бутылочкой винца», не в тот привычный магазин, который, как выйдешь и налево,  а  в тот, что направо, где фруктовые соки. Дождались. Открыли трехлитровую банку. А там уже вино образовалось. При такой жаре – хорошо, что перебродило, но не закипело. То-то радости! Пришел и на их улицу праздник. Все художники побежали в тот магазин с пакетами и мешками. Прибегают. Открывают – во всех банках вино! Такая чума началась! Когда еще подобное обломится?
Насторожились чиновники. Перестали сковородки облизывать. Подтягиваются к мастерской. Диву даются – с чего бы, в этой помойке и такое блаженство? «Да вот!» – говорят наперебой художники, показывают, рассказывают, угощают. «Завтра же
поувольняем к такой-то матери!» -  возмущаются чиновники. Хотя прекрасно знают, что не бывать этому. Потому как всё, что тут делается – списывается на директорские кооперативы, в которых они, чиновники, тоже числятся художниками. Художники это уже знают, но не нервничают по этому поводу. Собаки лают, а караван идет, питается колючками и запивает, чем Бог даст. Тем более, что лают для острастки. Выяснив, «откуда дровишки», сами туда помчались. Одну банку открыли. Вторую. Третью. Прибегают опять к художникам - глаза вытаращили, пальцы растопырили, ноздри раздули: «Вы чо, суки, в натуре, лапшу на уши вешаете? Это же С-О-ОК, в натуре!!!».    «Ка-а-ак сок?!» - удивились художники. Опять гонца туда же, направо, где фруктовые соки. Открывают банку, а там – ВИНО! 
      Чиновники люто возненавидели художников, на которых раньше им было глубоко наплевать.