Пророк нашего времени

(Юмористический рассказ)

Известный московский художник-диссидент, некто Семён Барнаульский, получивший наконец долгожданную визу в Израиль, уселся в мягкое кресло в салоне бело-голубого воздушного лайнера советского Аэрофлота и, как это ни странно, - тут же крепко уснул. И привиделся ему странный сон...
Невеста плотника Авдия Милка прядёт свою нескончаемую пряжу. Просидев за веретеном до позднего вечера и мысленно сотворив множество молитв иудейскому Богу Яхве, Милка отложила работу до утра, наспех перекусила и вышла на улицу поболтать с соседскими девушками. Едва она приблизилась к перекрестку, где возле фонтана обычно собиралась городская молодежь, ее окликнула Рахиль, - лучшая подруга, с кем Милка делилась самым сокровенным.
- Милка, - наконец-то!.. Иди скорее сюда, что-то скажу.
Рахиль, высокая гибкая смуглянка, похожая на кочевницу из арабских племен, сама стрелой метнулась к подруге, заключила ее в жаркие объятия и горячо зашептала в самое лицо:
- Хорошо, что я тебя встретила... Жду, жду, а тебя всё нет и нет. Ты знаешь, в городе новый пророк объявился, - все только и говорят об этом. В синагоге говорят, в караван-сарае говорят, на рынке говорят, в римской претории говорят... Пророк целый день ничего не ест, заперся в гостинице и только пьет. Фарисеи говорят, что в нем - бес!
- Ну и что же он прорицает? - заинтересованно спросила Милка. Глаза у нее при этом вспыхнули, как у кошки, а тело напружинилось, как у борца. Она страстно захотела увидеть новую галилейскую знаменитость. Сейчас же, в сию минуту, или никогда! Милка была максималистка.
- Пророк предсказывает разрушение Уру-Салимского храма язычниками и скорое объединение Израиля, - без запинки ответила Рахиль, увлекая подругу в переулок, ведущий к городской гостинице. - Пророка зовут чудно: Симон Бен-Раули. Он молод, хорош собой и одет, как римский патриций. Постоянно глотает сизый, вонючий дым, подобно индийским факирам на рыночной площади, и разговаривает двумя голосами: своим и еще одним, который доносится из какого-то черного, блестящего ящика с большими, вращающимися глазами. Собственные глаза у пророка Бен-Раули черные и огромные, немигающие, как у змеи. Он иногда выдавливает их из глазниц и засовывает в карман. Горожане при этом с отвращением отворачиваются, потому что зрелище это для правоверного иудея невыносимо. Симон Бен-Раули сказочно богат, на деньги не скупится и щедро раздает чаевые гостиничной прислуге. Деньги у него странные, вырезанные из пергамента и размалеванные ядовитой зеленой краской с изображением головы какого-то почтенного сенатора. В Нацерете никогда не видели таких денег и поначалу боялись принимать, но чужестранец объяснил, что вышел новый указ кесаря и это подействовало. Пророк очень набожен: напившись белого виноградного вина, от которого у него из пасти изрыгается синее, огненное пламя, словно у дракона, он весь вечер поминает Бога Яхве, матерей всех галилеян, а также - всех олимпийских богов языческой Эллады, начиная с Зевса и заканчивая козлоподобным аркадским Паном. Пойдем же скорее, Милка, пророк Бен-Раули ждет нас, а ему перечить нельзя: все видели, как он прилетел по небу в огненной колеснице, подобно древнему пророку Илии! У колесницы было два больших, белых, птичьих крыла; и вся она, как две капли воды, походила на огромную, хищную птицу: орла или беркута. При виде ее весь Нацерет пал на колени, в ужасе ожидая конца света. Пророк Бен-Раули с криком: "Приветствую тебя о, многострадальная земля моих предков!" - выбежал из птичьего брюха и по железной лестнице спустился вниз. Здесь он расстелил на земле маленький коврик, как будто собирался молиться, но вместо молитвы припал губами к земле и горько, на весь Нацерет, разрыдался…
Когда Рахиль с Милкой пришли в гостиницу, Семен Барнаульский названивал по сотовому телефону знакомым эмигрантам. Прибыв в Израиль не прямым рейсом из Москвы, а транзитом через Вену, Барнаульский хотел было остаться в ней насовсем, но тут на Европу с юга дохнуло смерчем, как будто огнем из пасти Змея Горыныча, - принесло обломанную пальмовую ветку Палестины и дым отечества, который пускали накурившиеся анаши уру-салимские наркоманы. Семен сентиментально взглянул на ветку, нанюхался дыма и в сердце его взыграло невыносимое желание отправиться в землю обетованную.
В Израиле было жарко, как в бане, и Барнаульский в своем лавсановом костюме, с магнитофоном и гигантским баулом в руках, буквально залился потом, пока добрался из аэропорта в гостиницу. Аэропорт был странный, больше походил на ипподром, где устраиваются лошадиные гонки. Вокруг стали происходить весьма странные, непонятные Барнаульскому вещи, едва ступил он на раскаленную израильскую землю. Прежде всего его окружила ликующая толпа горожан с цветами и пучками пальмовых веток в руках. Они приволокли какое-то маленькое, уродливое животное с длинными, как у зайца, ушами, похожее на карликовую лошадь, усадили на него Барнаульского и с криками "Осанна!" - повезли в гостиницу. При этом с руки Барнаульского исчезли дорогие, электронные часы фирмы «Казио», а из кармана - пачка ментоловых сигарет "Пьер Карден" и пьезовая зажигалка.
Семен, конечно, предпочел бы столь экзотическому способу передвижения обыкновенное городское такси, в крайнем случае, маршрутный автобус, но ничего подобного поблизости не наблюдалось. На прозрачные намеки Барнаульского окружающие недоуменно пожимали плечами и отвечали, что никакого равви "Такси" не знают, а великий пророк "Автобус" придет тогда, когда будет угодно Богу Яхве.
Под копыта зайцеухого существа, на котором гордо, в позе сарацинского султана, восседал польщенный приемом Семен, злые, сгорбленные до земли старухи с огромными вороньими носами выплескивали помои и нечистоты из ночных горшков. Суетливые, как воробьи, и жестокие, как маленькие чертенята, мальчишки дергали бедную животину за хвост и швыряли ей под ноги банановые очистки.
На следующий день поселившегося в гостинице Барнаульского начали одолевать посетители. Мужчины требовали пару сребреников на поправку здоровья, которое они испортили ночью, совершая вместе с ним обильные возлияния Бахусу; женщины наперебой жаловались на жизнь и умоляли спонсировать операцию по удалению той или иной части тела: кому нужно было срочно удалить больной зуб, кому аппендицит, а кому - ребенка. Семен их всех прогнал.
На робко заглянувших в номер израильтянок Рахиль и Милку Барнаульский вначале сердито зыркнул как на очередных нищенок, прибежавших кляньчить подаяние на свои глупые бабские немощи у богатого иностранца. Но подруги ничего не просили, а только с восхищением, во все глаза взирали на черную, блестящую трубку сотового телефона у него в руках и Семен смягчился. При виде прекрасных девушек в исколотых медицинскими иглами венах Барнаульского взыграла закисшая кровь и он пригласил их к столу, заваленному остатками ночного вакхического кошмара.
- Миледи, прошу к моему скромному холостяцкому шалашу!.. Не обращайте внимания на беспорядок, лакеи сейчас всё приберут.
Милка хихикнула в ответ на странное обращение пророка и прошла вглубь комнаты. Рахиль предостерегающе дернула ее за руку.
- Порядочным иудейским девушкам не полагается заходить в дом к одиноким, необрезанным иноверцам, - строго отчеканила она тоном читающего Талмуд раввина и ожидающе взглянула на Барнаульского.
- Одобряю. Это в высшей степени аморально, - с готовностью согласился Семен, - мы сейчас дождемся моего приятеля, возьмем на базаре виноградного вина и отправимся на природу… Вино, шашлыки, обворожительные мужчины с туго напрессованными валютой бумажниками, - что еще нужно порядочной израильской девушке для полного счастья?!
- Деньги вперед, - сухо и деловито изрекла в ответ Рахиль, подошла к окну, задернула занавеску и резким, неуловимым движением фокусницы сбросила на пол платье…

2000 г.