Елкин, палкин и прочие

                Соседи

     Палкин жил на четвертом этаже, Елкин жил на первом этаже, а Белкин - так вовсе на втором.
     У всех соседей были жены. У Палкина – Палкина, у Елкина – Елкина, а у       Белкина – баба Рита.
Палкин работал в котельной, Елкин работа по сменам, а Белкин, так тот совсем был неработающим пенсионером.
Когда им хотелось влить в себя некую, содержащую немалые градусы жидкость, а хотелось им всегда, тот, кто хотел больше всех, а кто это был и не угадаешь, бежал за бутылкой с красивой черной наклейкой «Портвейн». В хорошую погоду он пристраивался с ней на скамеечке возле подъезда, а в плохую -  в самом подъезде, слева от входной двери аккурат там, где вход в подвал. Товарищи появлялись через считанные минуты, и никакая жена или работа почему-то им не мешали.
Собутыльники они были такие старинные, что соседи уже и не помнили, что было раньше: то ли построена их пятиэтажная сторожка, то ли  Палкин- Елкин –Белкин образовали свой конгломерат.
Заметим, что все три жены к общему интересу своих мужей относились недоброжелательно.
Палкина, когда Палкин перебирал так, что не держался на ногах и падал там, где стоял, закрывала перед несчастным дверь в любую погоду, но выкидывала ему на лестничную площадку старую куртку для укрывания от холода.
Елкина, когда Елкин перебирал так, что не узнавал вокруг ничего, даже свою собаку Буську, жена пускала домой, но по-особенному. Тело Елкина закатывалось в старую скатерть и волоком утаскивалось в квартиру. Что там у них было дальше, никто не знал, а Елкин никогда не рассказывал. Однако во дворе и подъезде было замечено, что после эдакой процедуры Елкин не пил месяц, а то и больше. И не то, чтобы не пил, а даже делал вид, что не знаком ни с каким таким Палкиным, а тем более Белкиным.
Про Белкина поговаривали, что баба Рита его жалела, бить не била, но и кормить не кормила, и Белкин после того, как пропивал пенсию, ходил собирать бутылки. Так же он оказывал мелкие сантехнические услуги жильцам, вроде прочистки засоров или смены кранов-букс, и не брезговал любыми остатками со столов жильцов, а так же теми пищевыми деликатесами, которыми сердобольные люди подкармливали бездомных кошек и собак.
Между собой жены мужей своих не обсуждали, но за глаза Палкина говорила, что, если бы не Елкин и Белкин, то муж ее и в рот бы не брал проклятое зелье. Со своей стороны Елкина утверждала, что застрельщик гадостей – Белкин, его и на пенсию выпроводили из-за неумеренного приема крепких напитков. Богобоязненная баба Рита шептала своим церковным подружкам, что мужа ее совращают два змия – Палкин и Елкин, а, проходя мимо упомянутых лиц, плевала им вслед, а потом крестилась.
Годы шли, друзья пили, но, что интересно, из своего возраста как бы не выходили. Баба Рита согнулась и передвигалась медленно, сгорбленная, как  Яга. Жена Елкина начала закрашивать седину и посещать косметолога. Палкина располнела и вечерами бегала по дорожке вокруг дома.
А Палкину, Елкину и Белкину – хоть бы хны.
«Заспиртованные» - шептались соседи по дому и прочие соседи, по двору.
Как то раз, светлым деньком, то ли зимним, то ли уже весенним, то ли тем и другим, поскольку пробивалась зеленая травка, а может это была и не травка, а так, что-то природное, в коем троица друзей разбиралась не очень, Белкин предложил сложиться на портвешок. Стали вытряхивать, выворачивать карманы, считать наличность. Столько-то набралось, а столько-то не хватало.
. День был будний, во дворе никого не было, а, следовательно, и занять по - быстрому не у кого. Тем временем, жажда у друзей нарастала.
Белкин не выдержал и пошел домой умасливать свою бабу Риту. Вышел он торжественный, в полосатом шарфе, обмотанном вокруг шеи.-  А только что был с голой шеей, -  заметил внимательный Елкин. У Елкина, вообще, был удивительно острый глаз. Он свободно мог вести философскую беседу с тем же Палкиным, и в то же время ухватывать своим глазом идущего мимо потенциального заимодавца. Палкин не успевал закрыть рот после очередной тирады, а Елкин уже возвращался, помахивая зажатой между двух пальцев фиолетовой бумажкой.
       Итак, Белкин, украшенный полосатым шарфом, поблескивая слезящимися мутными глазками, солидно держал правую руку в кармане. Как фокусник, выдернул он ее из кармана, явив мятую десятирублевую купюру.
Друзья снова принялись считать наличность. Не хватало сущего пустяка – трешки. Пустяк то она пустяк, но ежели ее нету, то откуда тогда и портвешку взяться-то?
Елкин стрелял вокруг глазами, его бил озноб. Палкин шагал туда-сюда, приставив указательный палец ко лбу. Во рту у него пересохло, как никогда. У Белкина начали трястись руки, особенно левая. Чтоб хоть как-то ее утихомирить, он пристегнул проклятую брючным ремнем, предварительно засунув в карман.   
Не верьте тому, кто скажет, что нельзя добыть денег на золотистый «Портвейн», если в твоем кармане только зияющие пустоты. Если знакомые не открывают тебе двери, боясь встретить твой заискивающий взгляд, если жажда велика, а силы слабы, и, кажется, даже ползком не добраться до магазина, расположившегося в конце двора, чтобы умалить знакомого продавца отпустить винишко в долг.
Когда же наступит конец всяким надеждам, обязательно появится ангел-хранитель, обязательно появится этот загадочный тип, и жизнь твоя будет спасена.
И в этот светлый день, не столько зимний, сколько весенний, а может, одновременно и тот, и другой, друзьям повезло. К подъезду, толкая огромную коляску, где сладко спали месячные двойняшки, приблизилась молодая мама Танечка, жившая на четвертом этаже. Друзья, не сговариваясь, подхватили коляску и одним духом, Танечке пришлось бежать за ними, водрузили ее перед нужными дверьми. Танечка вздохнула, поблагодарила, достала кошелек и одарила Белкина сложенной вдвое десяточкой.
Все!
Через минуту, ну, не совсем через одну, а, скажем так, через считанные минуты, Елкин, Палкин и Белкин блестели глазами, теснясь у двери в подвал и наливая бодрящий напиток в вынутые из укромного местечка стаканы. Далее садились они на холодную подъездную скамью, согревая ее своими теплыми задами, и Палкин пускался в воспоминания о своей воинской службе.
- Я, еж тебя туды, знаешь, где служил? На самой границе! Собачьим проводником. Она мне: - …РРЫ! – А я ей: - Место, Мухтар! - Собака должна знать место. – А ты, Белкин, служил в армии? Нет? Белый билет, говоришь? Ну, давай, выпьем за твой белый билет! А, теперь, Елкин, за твою жену выпьем. Красавица! Я все вижу! Я на границе служил. Кричу ему: - Место, Мухтар, место! Слушает. Умная. Собаки умнее людей, Белкин! Что ты там бормочешь? Бог нас накажет? Баба Рита так говорит? Ну, пусть говорит, бабий язык без костей. А вон Петюнчик к нам идет. Петюнчик, милый ты мой! Што у тебя? «Мадера»? Ну, давай, мадерцы.
Скамейка потихоньку обрастала пустыми бутылками, одни люди приходили, другие уходили, одни приносили с собой, другие шли на даровщинку, спешащие домой соседи останавливались перемолвить словечко кто с Палкиным,  кто с  Елкиным, только Белкина почему-то уважали мало и говорить с ним не хотели. Или боялись, может, что баба Рита нашлет на них проклятья за совращенье мужа, хотя никто из них его не совращал.
К полуночи все трое валялись на улице. Палкин лежал на скамье, Белкин спал под скамьей, Елкин сидел, привалившись к подъездной двери.
Вышла Елкина с огромной то ли простыней, то ли скатертью. Пнула мужа ногой, перевернула и начала обертывать полотном. Спеленала и потащила по полу, потом по ступеням и прямиком в квартиру. Так в войну санитарки таскали раненых с поля боя.
Потом вышла Палкина, растолкала своего, надергала его за уши, кое-как завела на площадку четвертого этажа, где и бросила на расстеленной заранее куртке.
Баба Рита потолкалась возле Белкина, но уж больно он был неподъемен.
Туловище мужа она заволокла в подъезд, а ноги оставила на природе. Подложила под голову шапку, прикрыла остальные части тела  принесенными со свалки картонками, перекрестила и ушла домой.
Должно быть, этой ночью ангелы-хранители Палкина, Елкина и Белкина плюнули на подопечных  и улетели по другим ангельским делам. И у ангелов лопается терпение.
После ночевки на улице Белкин попал в больницу с обмороженными ступнями, кое-какие пальцы пришлось отрезать. Баба Рита всем рассказывает, что по ночам пальцы приходят к мужу и грозят кулаками. Но до потасовки дело не доходит, потому что Белкин просыпается. 
Елкин попал на операционный стол с прободной язвой желудка. Врачи ему вместо истрепанного человеческого вшили куриный желудок, по какой причине Елкин пить нынче не может. Известно, что с курами от спиртного делается кирдык.
 Хуже всех пришлось Палкину. Его душа настолько была возмущена поведением своего хозяина, что покинула его, как только занялась заря. Тело Палкина забрала «Скорая», врачи которой свалили все на инсульт.