Голос Пустыни

Песчинки, цепляясь одна за другую, летят и образуют вихрь, запутываются, оседают и снова продолжают крутиться в потоке… Второй день в пустыне дает о себе знать. Усталость и нехватка воды прибавляют безнадежности. Еще пять дней и, может быть, ближайшее поселение, в котором есть жизнь и провизия. По крайней мере, такие условия представлялись в недалеком будущем. Так сложно идти по дюнам, постоянно стекающим потоками векового песка. Потом он оседает и образует новые барханы. Но дело не в этом. Человек, раненый с многочисленными жизненными проблемами ищет выхода из этой бесконечной пустоты. Мечется по пространству в поисках жизни. Но вокруг ничего, и не будет еще много километров.
Самолет упал и разбился, выжил только он. Его звали Павел и летел он первым классом в ЮАР из Москвы. Но, как бывает по чистой и непредсказуемой случайности, зарекомендовавшая себя (в хорошем смысле этого слова) авиакомпания дала осечку, и первый класс упал прямо в африканскую пустыню.
После крушения Павел собрал всю провизию в виде сухого пайка и двинулся в путь. По его предположениям до ближайшего населенного пункта (если так можно назвать два ряда кожаных палаток собственного производства) было семь пути пешком. Воды было на пять дней, ну ничего, и не такое приходилось проходить.
Сразу вспоминались три года, проведенные в Афгане, когда он, штабная крыса, перекладывал папки с одного стола на другой, подписывал приказы своего командира. А в это время его сослуживцы выделялись и получали, как ему тогда казалось, инвалидность. Без рук и ног они попадали в госпиталь, а потом отправлялись к себе на Родину, в Великий Советский Союз, где их ждали порочные жены и завравшиеся  друзья. Так он думал до первой вылазки. Однажды отряду не хватило бойца и его решили взять с собой на разведку нового колодца, потому что старый уже давно пересох, и воды оставалось на два дня.
Все получилось там банально. Он никого не вытаскивал из тыла врага, не отстреливался. Просто один салага не заметил осечку, и его разнесло в клочья на глазах у всего отряда, а у Павла осколком оторвало три пальца на правой руке. Так и получил он свою «заслуженную инвалидность». Спрашивается, зачем штабу писец-праворучка без пальцев?
Армейской пенсии, накопленной за десять лет сидения на лавке и подметания грязных улиц, хватило на долгожданное путешествие в Америку, страну-мечту. Но все, чего он желал, не сбылось. Видимо, надо было прикладывать больше усилий.
А потом вдруг захотелось отправиться в Африку, сам не знал почему, просто захотелось. Ну не ехать же в Нигерию, в самом деле. Там и отправился Павел на самый юг этого великолепного и таинственного материка.
Теперь шагать по нему еще пять дней.
Из раздумий его вывела острая боль в правом глазу: со всей скоростью в белок влетела стеклянная песчинка и застряла там так сильно, что покатились непроизвольные слезы боли.
- АААААА! Так не должно быть!!!
- Как так, друг мой любезный? Так больно или так несправедлива?
От неожиданности произнесенных кем-то слов Павел упал и покатился вниз по бархану, набирая в рот безвкусный и сухой песок, нагретый до раскаленной сковородки.
- Ну что, дорогой? Ответишь на мой, извини, мои вопросы?
- Кто здесь? – Павел обернулся три раза, но никого не увидел: вокруг была только пустыня и жуткая ничем не нарушаемая тишина. Только одним неизвестным голосом.
- Да очнись ты уже! Нет здесь никого, чудак. Нечего так озираться. Скорее ты сошел с ума и разговариваешь с самим собой, то есть со мной. Ха-ха-ха. Сколько ты тут уже скитаешься в поисках воды и людей? Второй день? Мало, чтобы так соскучиться по общению, и заговорить с самим собой.
«Нет, мне это все кажется», - подумал Павел.
- Не кажется, замечательный мой. Это действительность. И теперь я, твое второе я (так, если ты забыл, ха-ха), буду сопровождать тебя в этом нелегком жарко-сухом пути по бескрайней, как многие думают, пустыне. Смирись. Да! И извини за тавтологию. Ха-ха.
- Заткнись! Заткнись! Заткнись! Это не реальность, это мираж. Я знаю, это просто мираж! МИРАЖ!!! – срываясь на крик, Павел резко встал и побежал, отдаляясь от места падения.
- Мираж говоришь? Ха-ха! Конечно, дружок, я твой мираж, вот только как ты объяснишь, что он происходит в твоей голове, а не в твоем воображении. Или может, ты, пока шел, мечтал поговорить с самим собой, чтобы было не скучно? А?
Бежать по пескам было трудно: ноги проваливались, он спотыкался, падал лицом, глотал песок, сдирал кожу, скатывался, но все равно не останавливался. Но хуже всего было то, что голос незнакомца не пропадал, не глушился ветром, а, напротив, ясно стучал в перепонках ушей и четко воспринимался головой, как будто этот незнакомец шептал ему на ухо заклинание, слова которого обязательно должны запомниться и сбиться.
- Я смотрю, тебе не очень приятна моя компания. Но я думаю, не стоит убегать, только силы зря растрачиваешь. От себя ведь все рано не убежишь и тень свою не обманешь. Прости, такова жизнь. Ха-ха. Ну ладно, не надрывайся так и не выпучивай свои глаза в поисках нереального противника, который засоряет твой эфир. Это всего лишь я.
Павла передернуло, он остановился, посмотрел в него и начал молиться. Хотя до этого не верил в бога, был атеистом, смеялся над верующими людьми, бросал дурацкие шутки в адрес церкви. А теперь вдруг замолился, вспомнил слова «Отче наш…», которым учила его еще бабушка лет в пять, когда он лежал в темноте и боялся пошевелиться, потому что жуткая чернота впитывалась ему в мысли, просачивалась сквозь одеяло, пробегала по коже, оставляя за собой мурашки, и исчезала, чтобы снова появиться с новым днем, точнее ночью.
Точно такое же ощущение он испытывал и сейчас, хотя все его страхи (как ему казалось до этого момента) остались в детстве, да и сейчас было светлое время суток с пылающим солнцем и совершенно пустым небом бело-бирюзового цвета.
- Ау? Слушай меня, перед кем я распинаюсь. Ты не можешь просто взять и заглушить меня своими мыслями, ведь они и мои тоже, - голос незнакомца вырвал его из оцепенения и отвлек Павла от молитвы, которую он так бережно обращал к бездонному небу.
- Что? Что ты хочешь? Зачем ты меня мучаешь? Мне и так плохо! Разве ты не видишь, в какой я ситуации? Я может, даже не выживу, а ты смеешься, смеешься мне прямо в лицо!!! Покажись сволочь, где ты прячешься? Кто ты или что ты, мне плевать, только перестань издеваться, прекрати это все!!! О, Боже, ЗА ЧТО??  – уже охрипшим голосом Павел хватал воздух, чтобы выдавить из него слова.
- Эй, милок. Ты поаккуратнее с именем господа, ведь ты в него не веришь… или не верил, не мне решать. Как там сказано: «Не упоминай имя божье в суе». Да? Я точно не помню, но смысл я думаю понятен. Кто я? Ты знаешь ответ, но боишься осознать его. Зачем? Ну это ты у себя спроси: зачем ты извел себя до такой степени, что тебе понадобился собеседник в лице себя же. Я это ты, а ты это я. Только вот мы две противоположности, составляющие одно целое. Мы с тобой одна маленькая сумасшедшая семейка. Ха-ха-ха-ха!!!
- Прекрати, тварь! Это не я, я не могу быть таким жестоким! Это не смешно, сволочь! – уже шептал Павел, давясь от нехватки кислорода в легких. Ему мешала отдышка и жара.
- Не можешь? Ты не можешь быть таким жестоким? Кому ты это рассказываешь? Ты только вспомни как ты подшучивал над рядовыми, штабная ты крыса! Один раз твоя шутка боком вышла, только не тебе, а сержанту, который теперь отбывает срок. Помнишь? Нет? Давай я тебе напомню. Ты же был великим писцом в Афгане, да и письма все через тебя проходили. Захотелось тебе однажды осадить одного парнишку, который слишком много себе позволял в отношении к тебе: открытым текстом тебя посылал, когда ты ему отказывал в отправке писем больной матери, которая была практически на волоске от того света: «Извини, рядовой, но ты не барон, чтобы перед тобой выслуживаться. Письма отправляются раз в неделю, если повезет. Так что катись!»  Да, парень, определенно, был не лучшим, порой даже слишком перебарщивал; а тебе, свинья, было не по себе, злость и чувство мести затаились в тебе. И вот в этот проклятый день пришла телеграмма для твоего рядового, в которой говорилось что его мать идет на поправку. Твой звездный час. Ты проходишь в казарму,  делаешь очень серьезное лицо и при всех солдатах приносишь свои соболезнования. Вдоволь насмотревшись на его лицо в страдании и слезах, ты подходишь к сержанту и отдаешь телеграмму: «Не забудь вручить ему. Минут через двадцать. Пускай, скот, помучается. Все в порядке с его матерью». Сержант кивнул, взял этот листок и пошел к себе. Как потом выяснилось, он забыл о твоей просьбе, накачавшись разбавленным спиртом, он уснул у себя на столе. Может, ты скажешь, что было дальше, а то я уже устал повествовать о твоей жизни тебе же?
- Что было… ничего не было… что было, того уже не вернешься… - воспоминания задели его глаза, которые стали блестеть от нахлынувших чувств.
- Теперь смерть в мире называется. Ты это хорошо подметил. Вот только того парня уже не вернуть, а сержанта не оправдать. Или ты об этом стараешься не думать? Все это для тебя просто наваждение. Солдатские ботинки без шнурков, холодные ноги и чувство беды. Ты же не знал, что этот солдатик так любит свою маму. Тебе в голову не могло и придти, что ему нет жизни без матери, что он очень хотел бы, чтобы она продолжала жить, потому что она была самым дорогим для него человеком. Она его вырастила, одна вырастила. Давала ему все, что нужно, а сама довольствовалась тем, что останется. Он ее любил, а она болела; он покончил жизнь самоубийством, а она его хоронила со слезами на щеках и проклятиями на губах. Хорошая шуточка получилась, неправда ли Паша?
- Прошу тебя, прекрати, пожалуйста. Я раскаиваюсь, сильно раскаиваюсь, я был самодовольным идиотом…
- Ты им и остался!
- … я был самодовольным идиотом. Но я не могу всю жизнь из-за этого страдать. Не могу! Понимаешь?!
- Понимаю. Тебе придется страдать не всю жизнь, а всего пять коротких дней, но они тебе покажутся длинными, практически бесконечными…
- И, - незнакомец осекся, - кстати, не забывай, тебе надо идти, а не сидеть на месте, иначе, ты найдешь свою смерть здесь, в пустыне.
- Да… Знаю… Точно, - немного вздрогнув от услышанных слов, Павел встал и пошел по однообразным барханам навстречу то ли смерти, то ли жизни.

Ночь оказывается холодной. Она пробирает до костей, проникая в каждую клеточку живого тела, забирая оттуда тепло, не оставляя ничего взамен. Песок шелестит под лучами грустной луны и обволакивает горизонт, растворяясь в тяжелой дымке. А ему не спится. Незнакомец, пожелав спокойной ночи, замолк. Голова прояснилась, однако стали накатывать воспоминания. Одно за другим, они наполняли телесный сосуд то грустью, то радостью, то страхом, то оживлением, смешивались друг с другом и уходили куда-то далеко, оставляя свежие следы в душе.
Действительно, в армии Павел позволял себе много вольностей и зло шутил с солдатами, однако перед начальством выслуживался по всей программе. Спасение своей шкуры было вторым его призванием. Обычно жертвой этого действа становились десятки сержантов, лейтенантов иногда даже капитанов и майоров. Мушечное мясо в ходу не только на поле брани…
- О чем задумался, милый?
- А? Что? – Павел вздрогнул от неожиданности произнесенных в промозглой темноте слов.
- Ты что, дорогой, уже сам себя не слышишь? Я спрашиваю, как дела, хорошо ли спалось, снились ли прекрасные сны?
- Снова ты издеваешься… - голос Павла прозвучал раздраженно.
- Да ладно, успокойся. Ведь ты сам себя раздражаешь, просто это как бы изнутри происходит. Пойми я не твой друг и даже не твой приятель, я  это ты. Уяснил? О чём это я? Ах да, когда в путь дорогу бесконечную тронемся, а то уже 5 утра и скоро будет светать, - голос внутри прозвучал как-то настороженно.
- Ты что-то знаешь? – слова незнакомца ударились молотом в виски.
- Ну как тебе сказать, дружок… Может тебе это покажется глупостью, но у меня такое ощущение, что приближается что-то огромное пыльное и смертоносное… Может это и называется песчаной бурей…
- Что??? – ужас отразился в глазах Павла. Он оцепенел.
Физически он был неподвижен, но мысли спутались в клубок и никак не возвращались в нормальное состояние. Он сразу вспомнил все, что читал, слышал и видел о бурях в пустыне. Конечно, мысли его были не об американской операции «Буря в пустыне», которую он тоже знал наизусть, а о реальном природном катаклизме, убивающем с такой же скоростью и проворностью, как автомат Ми-8. Беспощадная и смертоносная стена песка поглощает всё на своем пути. Она вырывает и ломает ветхие шатры кочевников, не успевших найти укрытие, заглушает крики перепуганных людей и ничего не оставляет за собой, погребая останки под толстым слоем утихшего песка. Десятки, сотни людей становятся жертвами таких бурь, а потом в списках спасателей числятся «пропавшими без вести».
- Как… Как ты это почувствовал? – спросил Павел, не двигаясь с места.
- Ммм… Правда, я не знаю. Что-то вроде интуиции. Жаль у меня нет тела, а то бы по нему пробежали мурашки, так реалистично все это ощущается… Ну, приближение бури. О, зато я могу почувствовать, как сейчас те же самые мурашки страха покрывают твою кожу. Забавное ощущение, даже как-то приятно ужасно. Эххх…
- Прекрати, нам смерть грозит, а ты об удовольствии.
- Вот это прогресс, теперь ты уже говоришь не мне, а нам, - в голосе незнакомца слышалась усмешка.
- Я осекся. Ты можешь сказать, когда буря нас настигнет, хотя бы примерно?
- Мне кажется, часов через 6-7. Да, где-то так, - задумчивость незнакомца вывела Павла из его физического ступора. Он было рванулся в сторону, но также внезапно остановился.
- Ещё один вопрос: а с какой стороны она идет???
- Ты знаешь, солнечный мой, твоя интуиция работает не хуже моей.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я хочу сказать: беги в том же направлении, в каком начал, и ни в коем случае не останавливайся!

Бежать по пескам – это то же самое, что идти легким шагом по асфальту, только усилий требуется раз в 10 больше, а результат одинаков. Павел ощутил их на себе. В предрассветный холод, пронизывающий до костного мозга, с него градом лился жгучий соленый пот, он задыхался, не успевая набрать воздуха в лёгкие и как следует отдышаться, время сокращалось неимоверно быстро, а расстояние в обратной пропорции растягивалось, и то, и другое приближало смерть, сотворённую из сильного ветра и острого песка. Угрожающе нависала тяжёлая тишина, вставало яркое маленькое солнце, уже первыми лучами прожигая себе огненную тропу в пустыне. Казалось, оно смеялось над одиноким человеком, пересекающим пустыню рысцой, падающим и снова встающим, виляющим зигзагами, изможденным и уставшим, чувствующим неизбежность, но всё равно сопротивляющимся. Бороться за жизнь, когда ясен исход в пользу смерти – храбрый поступок глупца…

- Слышишь?
- Да. Я покойник, - карабкаясь на последний бархан, Павел уже представлял как его затягивает и разрывает на части буря, хороня под вековыми песками. Только бы все произошло быстро.
- Да о чем ты думаешь?! – незнакомец даже сейчас не отставал от мыслей. – Тебе нужно придумать, как спастись, а ты думаешь, как бы полегче умереть. Все вы люди такие слабые. Думай, дурачок, думай, ты же не такой глупый. И к тому же я очень хочу ещё пожить, хотя бы пару деньков. Я ведь не всё тебе рассказал.
- Что? Что я могу?? Кругом пески! Ничего нет! Нет никакого укрытия! Одна только пустыня! И эта пустыня сейчас движется с неимоверной скоростью на нас! Я не могу взять и остановить её! Я не волшебник, пойми!!! – Павел яростно шептал эти слова, наступив на край только что преодоленной дюны, и смотрел на свой путь, как будто пытался там увидеть незнакомца, который сейчас с ним разговаривал. Но никого не было. Только над горизонтом уже поднималась песчаная дымка и затемняла свет жгучего солнца.
- Ты обернись, прежде чем кидать на ветер пустые слова, – обрадовано произнес голос внутри.

Один поворот головы стоил того. Внизу прямо у подножья бархана находились еле заметные части разрушенных зданий. Они словно островки спасения неожиданно появились среди бесконечных непреодолимых песков и дали такую сладкую надежду, что хотелось веселиться. Однако причин для веселья было меньше, чем для грусти: сзади  настигала смерть, и Павел до сих пор находился в пустыни. Но именно эти руины заставили Павла собраться  с силами и доползти до них, задыхаясь от жары, нехватки кислорода и воздуха.
Он начал судорожно искать какое-нибудь укрытие, но кругом были только каменные осколки и ровным счетом ничего, что могла его спасти от неминуемой гибели. Приступ страха стал перерастать в неудержимую панику, однако из этого состояния его вывел злой голос спутник:
- Да уж, дорогой мой, а я думал ты поумнее…
- Да что такое?? Эти камни меня не спасут!!!..
- Во-первых, не тебя, а нас. И во-вторых, эти руины чем-то походят на здания, в которых когда-то были подвалы, не так ли?…
Но Павел его уже не слушал, он пытался отрыть проход в такой подвал. На его удачу минут через двадцать его пальцы уткнулись в пустоту, и песок под ним стал быстро двигаться, проваливаясь в образовавшуюся дыру. Увлекаемый потоком Павел пытался уцепиться за какой-нибудь выступ, но тщетно: его обволакивала пустота и тьма, а под телом неспешно двигался раскаленный песок.
Он еще толком не успел отдышаться и расслабиться (осматриваться смысла не было, так единственным источником света было отверстие где-то высоко, через которое он и попал сюда), как где-то над ним стал нарастать шум. Минуты через две он стал таким нестерпимым, что пришлось заткнуть уши, но это не помогало.
Павел не знал, сколько он так просидел, но когда шум совсем стих, он все еще сидел, боясь выткнуть пальцы из ушей.
- Эй, парень, пора бы уже очнутся, все кончилось давным-давно. И выткни ты эти пальцы-затычки из своих ушей, а то они уже посинели, а врача, чтобы их ампутировать, вряд ли можно найти в центре Африки, да еще и в пустыне. Приди в себя, мне надоело твое состояние глухого барана, сидящего в позе умиротворенного индуса, пытающегося войти в нирвану. Хэй?! Я знаю. Что ты меня прекрасно слышишь, потому что я у тебя в голове, если ты не забыл.
- Сам ты ишак, - Павел неохотно вынул пальцы из ушей, думая: «Как же он это все увидел в такой темноте?»
- Я не увидел. А прочувствовал. Как еще может сидеть взрослый человек, напуганный как ребенок. Хотя ты бы мог свернуться, как еж, но, видимо, гордость тебе не позволила сделать это, даже в одиночестве, или ты, милый, меня застеснялся в такой темноте.
- Отвали, как же ты меня достал со своими прибаутками. Почему у меня второе я такое… такое… такое «сарказное», блин! Пойду лучше поищу выход, а ты будь добр, лучше помолчи. Ты мне надоел.

Выход. Всю жизнь люди ищут выходы, чаще всего из ситуаций, которые сложно назвать разрешимыми. Сейчас была, конечно, не такая ситуация, но выход было найти также нелегко. Кругом только темнота и пустота.

Мелкие песчинки попадали под ногти и царапали кожу, сухую и дряхлую от пустыни. Песок сползал к ногам огромными потоками, но от этого его не становилось меньше. Всё тот же мрак и непроницаемость. Ползли минуты, заходило невидимое солнце, а выхода из подземелья все было.

Он уже устал и не было сил, как вдруг его лица коснулось дуновение… дуновение ветра. Именно так. Свежий, холодный воздух начал медленно проникать в помещение, если это можно было так назвать. Павел пытался найти отверстие, которое должно было появиться, но темнота до боли вонзалась в глаза. От напряжения глаз у него даже заболела голова.
- Не ожидал, что ты такой глупый. Ты такой бесчувственный, что даже не чувствуешь, откуда дует спасительной свободой? Ха-ха-ха! – голос в его голове ехидно засмеялся. - Олух, да подними же ты свои глаза и присмотрись хорошенько, только прекрати мотать головой из стороны в сторону, это уже порядком начинает мне надоедать!
Павел послушался. Минут десть он ничего не мог заметить и уже собирался опустить голову, как увидел, что в кромешной темноте мелькнула яркая черта. Это падала звезда, точнее метеорит, потому что, к сожалению, а может и к счастью, звезды на Землю не падают.
- Ну что, друг, увидел свою, точнее нашу, свободу? – неожиданно скрипнул голосом его невидимый собеседник. – Не стой, замерзнешь! Пора в путь дорогу, а то у нас остается все меньше времени, чтобы найтись живыми на этой планете. Романтик, о звездах замечтался, давай выползай уже в песчаную ночь!
У Павла даже не было сил, чтобы что-то возразить. Он просто начал карабкаться вверх по песчаному склону, лишь бы не остаться в этом склепе навсегда. Подъем оказался не долгим. Вокруг неожиданно образовались каменные стены, которые скрывались под вековыми песками до прихода бури. Ну что ж, еще пару шагов и все, можно было продолжить путь в поисках людей, воды и еды.
Павел залез на стену и обомлел. За стеной была огромная пропасть. Приглядевшись, он понял, что это вовсе не природное явление. Он стоял на стене огромной крепости, непонятным образом, находившейся в безжизненной пустыне. Далеко внизу валялись обломки деревянных ворот и камней, из которых была построена стена. Между насыпей шла дорога и неожиданно обрывалась метров через пятьсот, уходя в песок. Обернувшись, Павел увидел, что за стеной находились какие-то постройки и, судя по всему, дворец, к которому вели все дороги.
- Что это такое? Как такое возможно? В безжизненной пустыне вдруг после бури обнажается целый город… заброшенный город…
- Скорее не заброшенный, а вымерший, - продолжил голос. – Когда-то на этом месте находился необыкновенно большой и такой же прекрасный оазис,  который мог напоить водой не одну тысячу людей… Может быть, две, а, может, и больше. Я точно не знаю. На этой земле жили два племени. 100 лет оба племени прожили в мире и благополучии. Их поселения находились сов своим делом: утром они ухаживали за скотом, делали заготовки, вытачивали оружие, а вечером вели верблюдов и диких коней к водопою. Но однажды сын одного из вождей ослушался совета старейшин и вероломно захватил власть, убив собственного отца. Он также изгнал второе племя из оазиса, направив их искать. Они скитались по пустыне и потеряли примерно три сотни человек. В конце концов они решили вернуться и бороться за свое существование. за воду и жизнью а также за свою независимость и свободу. Но вернувшись, племя увидело огромную стену. Стена окружила оазис со всех сторон. Тогда племя решило взять город в осаду. Полгода изгнавшие питались из оазиса, пока он не истощился. А потом они начали умирать от чумы и жажды. через погода в городе не осталось не только вод и продовольствия, но и свежего воздуха. половина племени погибла от жажды, остальные от чумы. Второе  в страхе заразиться ушло и сгинуло в пустынной тишине. Вот такая  легенда ходит про этот город
- Надоел уже, добрый человек. Неужели ты веришь в эти сказки? Это же военный форт второй мировой войны, - Павел стоял и удивлялся своим словам. Он никогда не увлекался историей.
- Да  складирования амуниции и другого оружия, а также он служил запасным аэродромом для фашистских истребителей, милок. - голос внутри произносил слова четко и с прилежанием первоклассника, рассказывающего историческую легенду.
- Да уж, ну и пустыня, - ло поплелся дальше по дюнам.
- Не говори-ка, на еще идти и идти, - произнес голос и замолчал.

На следующее утро воздух был свежее обычного, и хотелось бежать вперед, но на это сил уже не хватала. Шаги давались с трудом, язык распух, глаза превратились в узкие щели, но песок все равно проникал внутрь и резал с нестерпимой болью глазное яблоко. Хотелось прилечь, выпить холодного белого чая без сахара и закурить. Но это была пустыня. и не души, не говоря уже о приличном заведении, где можно было бы отдохнуть. Ветер гонял по песку маленькие смерчи, ехидно завывая при каждом рывке. Ноги утопали как в болоте. Двигаться было невозможно, но необходимо. Вдруг впереди то-то сверкнуло. то-то серебристое. Павел взобрался на ближайшую дюну и увидел плакучую иву, настоящую русскую иву. она была подвешена в воздухе так, то ее корни не касались песка, а ветки тянулись к солнцу. все это было нереально, но безумно красиво.  Складывалось такое ощущение, то она висит вверх ногами, но это было лишь иллюзией. Под ивой располагался стальной ящик 2-х метров в длину и где-то метром в ширину. А кругом лишь песок и легкий ветерок.
Подойдя поближе, Павел заметил нацарапанную гвоздём надпись: "Не останавливайся, а то умрешь!" Он приподнял тяжелую крышку ящика и увидел свое бездыханное тело, его стошнило на самого себя. Он в спешке закрыл крышку и побежал прочь. Голос в голове молчал.
- Ну то ж ты теперь молчишь? А, друг? Не нравится?
- Мне нечего сказать. это твой труп. Моего, к сожалению, я никогда не увижу. да уж... Приключеньице... - голос внутри дрожал и был неуверенным.
- Ну и куда теперь, - спросил Павел.
- Наверно, на север, через день должны найти людей, иначе ты погибнешь, милый мой, - голос причмокнул и замолчал.

- Слушай, а ты когда-нибудь любил? - внезапно произнес голос.
- Не хочу об этом! - Павел вздрогнул.
- Ах да, она и месяца не дожила до трех лет.
- Замоли, не хочу слушать о своем прошлом, - Павел раздраженно посмотрел на палящее солнце, ногами ощущая жар раскаленного песка.
- Нет уж, придется выслушать. она была красива, умна не избалована, умела готовить и ухаживала за тобой, как за кусочком хрупкого стекла. Вы виделись каждый день, ходили на вечеринки, в кафе, в кино. Ты ей ни в ем не отказывал. Но вот на залетела. ты стал сам не свой, стал лезть на стены, но не знал, как ей сказать, то тебе еще рано становиться отцом. Ведь вам было всего по 21. Она и сама это понимала, не надо было ничего говорить. Она сходила к врач у и больше не вернулась. на кухонном столе лежал листок с надписью красными чернилами: "Я не мгу тебя любить, не могу ненавидеть. Я просто ухожу. Навсегда. Прощай. Я это все. И это всё" И действительно это всё, что у тебя было. Разом вырезали кусок твоего прошлого протяженностью в три года. Ты был уныл, стал крайне апатичен, уволился с работы, забыл про друзей. Прошел год и ты стал наверстывать упущенное. Вернулся на работу, завел новых приятелей. И вот теперь скажи мне, что же ты на самом деле потерял?
- Ничего, совершенно ничего. вот только дыра в душе никак не зарастет., - с грустью в голосе произнес Павел. - Ну ладно пошли, нам надо торопиться.

На исходе был последний день, а воды уже как день совсем не было. Солнце обжигало все еще горячим закатом, а Павел еле-еле перебирал свои ноги на север, к спасению. вдалеке показались какие-то тени.
- Это то? мираж? - совсем не удивился Павел.
- Нет, видимо, это оазис, а тени на песке от пальм. Дружок, ты дошел. Ты сделал это.
- Больше не могу, я ужасно устал.
- Осталось всего ничего. Метров двести и ты на месте. А там есть вода и еда, ведь ты же хотел этого? Ты хотел выжить?
- Ладно, я попробую, - произнес Павел и без сознания упал в песок.
- Прощай, друг! Приятно было поболтать о жизни, - произнес голос и исчез.

- Доктор, он открыл глаза. доктор, смотрите, он очнулся, - какой-то чужой голос наполнил комнату.
- Павел, как вы чувствуете? - человек в белом халате наклонился над своим пациентом.
- Да, безусловно хорошо. А где я нахожусь?
- Вы в больнице. Вы были в коме 4 дня, а на пятый внезапно стали просить воды. - доктор с интересом наблюдал за Павлом.
- Да, мне снилось, то я в пустыне разговариваю с самим собой и ищу поселение, чтобы выжить.
- Нет, ну то вы. Вы в московской больнице. Лежите в палате номер 6. Ваш самолет рейсом 33 вылетел из Москвы и упал над Чёрным морем. Все выжили. Вот только в почему-то впали в непродолжительную кому.
- Символично... Мне очень знаком ваш голос, где-то его уже слышал... - Павел задумался.
- Ну конечно, милок, я же постоянно за вами наблюдаю, не отходя от кровати, - доктор улыбнулся своей белоснежной улыбкой.
- А, это хорошо, - Павел расслабился. - А можно тогда мне воды, а то в пустне было очень жарко и сухо.

"А за окном дул все тот же ноябрьский холодный ветер и термометр показывал минус пятнадцать. На Россию опустилась продолжительно бесконечная зима. А тут эти выдумки про пустыню. жару и жажду. Бред". стоял и думал доктор, докуривая последнюю сигарету.