Как большая Домна убила Феону

Летопись Екатеринбурга и прилежавших к нему заводов создавалась разными людьми, двигавшимися из разных направлений. С одной стороны – Де Генин с Татищевым, заводчики и купцы, мещане и крестьяне - те, кто на Урале честно жил и самозабвенно трудился. С другой стороны, места наши еще двести пятьдесят лет назад считались дикими, и соответственно привлекали к себе и других, экстраординарных, а местами преступных личностей: грабителей, убийц, поджигателей и растлителей, мошенников и воров. Кто-то добрался с помощью извозчиков, бричек и карет, а кто-то пешком, по этапу… Их направляли на Урал уездные суды и Духовные консистории (судебные органы того времени) для облагораживающего труда и проживания подальше от столиц. Если поднять уголовные дела времен зарождения Екатеринбурга, хранящиеся в государственном архиве Свердловской области, то можно обнаружить впечатляющие достижения именно этой части первопроходцев. Разбои, кражи, убийства, конокрадство, скотоложство, снохачество.  Если попытаться как-то обобщить (я не претендую на репрезентативность выборки), то получится, что с техническим прогрессом нравственный прогресс ступал отнюдь не в ногу, плелся где-то там, в хвосте, или вообще сворачивал в другую сторону. Разве что, некоторые из перечисленных деяний перестали рассматриватся УК как преступления еще в 1917 году.

История 1. Как большая Домна убила маленькую Феону.

Врачебное свидетельство, составленное надворным советником Августом Фельнзером 30 апреля 1802 гола:

«Я осмотрел того младенца слабого с раной возле берцовой кости. Пупочный канатик весь в земле измазан. Хоть отодран, но завязан не был. Младенец был полу женского, доношенный, развитие тела вполне хорошее при совершенной бледности лица и всего тела. На правой лобовой кости найдены кровяные знаки, которые обычно бывают от повреждений и ударов тупым орудием. Из левого уха, из обеих ноздрей немалое прежде смерти было кровотечение, сие явствует из засохших кровавых пятен, в левой и правой мозговой камере найдены сгущения крови.
Повреждения были причинены младенцу, когда на голову ему был брошен 15-фунтовый (около 6 кг. – Авт.) камень, пуповина могла быть причиной потери крови».


Вечером 29 апреля того же года 18-летняя соседка Орины Морозовой Домна  Батурина запросилась пустить ее в баню.

Выглядела она странно: лицо желтое, губы синие, за живот держится. Но в те времена лишних вопросов задавать было не принято. Тем более, что самая достоверная информация достигается все-таки в результате разведки. Орина Морозова в баню Домну пустила, а сама задержалась под окнами – проверять свое предположение.

Судя по всему, оно оказалось верным – через некоторое время, после Домниных стонов из бани разнесся младенческий плач.

Конечно, нельзя быть уверенным, но, похоже, что для подозрений у Орины были некоторые причины. Ее 37-летний супруг Андрей Морозов почему-то принимал деятельное участие в жизни Домны Батуриной. Это он познакомился с ней в прошлом году в лавке. Андрей свел Домну с соседом мастеровым Яковом Батуриным, который был самой Домны на год моложе, он же способствовал их женитьбе, которая произошла два месяца тому назад. Опять же, еще на свадьбе Орина «видела ее брюхо, и по словам людей знала», но Домна не сознавалась, а говорила, что «брюхо у нее по природе такое великое».

Чувствуя, что дело нечисто, заходить в баню в одиночестве Орина побоялась и позвала с собой некую Василину Попову, которая была квартирной хозяйкой и у Батуриных и у Морозовых. Далее процитируем рапорт, составленный в Уктусской золотых промыслов конторе:

«Василий Попов изъявил, что в восемь часов вечера 29 апреля найден его женою Поповой Василиной и крестьянина Морозова женою Ориной по услышанию ими младенческого крика рожденный женского пола младенец, закопанный под полом в земле не менее одного полуаршина, и сверху оной земли наложен камень около 15 фунтов. Младенца, которого они из земли вырыли и принесли в дом приписываемого крестьянина Морозова еще живого. А потом он Попов пошел повести с собою здешнего завода Николаевской церкви священника Дмитрия Горяева, исправника Чепняева и пристойное число мастеровых также и конторских людей крестьянину Морозову в дом для должного свидетельства того младенца».

Много народа набилось в дом к Морозовым. Все стояли и наблюдали, пока младенец был священником Дмитрием обмолитвен и окрещен Феоною. «Беспрестанное кровотечение изо рта того младенца во время крещения» не позволяло отнести новорожденную в церковь, боялись что умрет по дороге и останется не крещенной. А «после крещения в 12-м часу ночи младенец помер».

Домна Батурина, как явствует из рапорта «18 лет от роду, у Исповеди и святого причастия бывающая, ранее в штрафах и наказаниях не была». Будучи «от родов больною и слабою», Батурина сообщила исправнику Чепняеву, что «в бане мастерового Андрея Морозова сего младенца женска пола действительно родила». Она «его положила и закрыла веничными листами, после того на сего младенца положила остатки найденного в бане, сама пошла в дом, чтобы объявить о сем, намерения к убийству того младенца не имела».

Далее в разговор вступила свекровь, которая, сообщив попутно что «никакого устрашения Домне не делала» уличила ее во вранье: «Пришед намедни из бани, ничего о младенце не сказывала, а только говорила, что болит у нее сердце».

Неожиданно повел себя 17-летний супруг Домны Яков Батурин. Заявил, что женились в последних числах февраля, а была ли его невеста тогда беременна, он «не приметил».

Вместе с Домной отправился Яков под стражу, но вскоре оказался оттуда выпущен.

Что у Домны сердце болело – исторический факт. А вот болело ли сердце у Андрея Морозова, так и осталось неизвестным. Вполне могло болеть. Но он был «одобрен в поведении» всей округой (то есть о нем соседи отзывались в высшей степени положительно), и допросу не подвергнут. Домна его имени не упоминала, вообще никого не упоминала в качестве отца своего младенца.

Позже, слегка окрепнув, Батурина наотрез отказалась давать какие-либо объяснения: «родила в беспамятстве, каким образом младенец оказался в подполе и камнем закрытым не помнит, очень была слаба». Как бы намекала, что не по силам ей было поднять 15 фунтов, да и обрушить на голову плачущей новорожденной дочери.

Только намеков ее никто не заметил. По указу Его Императорского Величества самодержца всероссийского из Пермской палаты уголовного суда Екатеринбургскому уездному суду было велено: «Бить публично плетьми, дабы смотря на это, иные такого беззаконного и скверного дела не делали, затем отослать в ссылку на Арамильскую суконную фабрику».