Дворецкий

Дворецкий
Роман – буффонада.


ПРОЛОГ

Я ИЗ ЛЕСУ ВЫШЕЛ…

Я остановился у калитки крайнего к лесу дома и окликнул мужика, который копался в огороде.

– Эй! Послушайте! Эй!
 
Мужик лет шестидесяти, в грязном комбинезоне, распрямился и, потерев поясницу, проворчал:
 
– Чего надо?

Так как он был метрах в пяти от меня, я попросил:
 
– Вы не могли бы подойти? Не хочется кричать на весь поселок.

Он сплюнул и неспешно, вперевалочку, приблизился.
 
– Чего тебе? – И оценивающе окинул меня прищуренным взглядом.

А оценить было что. Моя атлетическая фигура представала взору во всей красе. Из одежды на мне были только два лопуха, которыми я стеснительно прикрывал свои пикантные места.
Закончив осмотр, мужик понимающе кивнул:
 
– От Вальки сбежал? Степка ее раньше вернулся?
 
– Типа того, - ответил я. И в поисках сочувствия заметил: – Холодновато сегодня.

Мужик снова кивнул:

– Сейчас не поймешь: зимой – тепло, в мае холодно.

Я как никто чувствовал на себе, что май в этом году действительно чересчур прохладный.
 
– Это точно. Зуб на зуб не попадает.

– Еще бы, - загоготал мужик. – Ты, гляжу, даже трусы не успел надеть.

Как все-таки чужие неприятности поднимают нам настроение.
 
– В последнее время что-то много таких от Вальки сбегают, - выдавил из себя хохотун. – У Степки ведь кулаки как кувалды.

– У вас есть телефон? – дрожа, поинтересовался я.
 
– Телефон-то? Есть.

И все! Он не шелохнулся и больше ничего не произнес.

– Можно позвонить? – прервал я затянувшуюся паузу.
 
Он насторожился:

– Кому?

– Другу. Чтобы приехал за мной. И одежду привез.

– А он мне заплатит?

– За что?

Мужик приподнял свои густые брови:

– За звонок. Это ж деньги. Ты, небось, и не знаешь, где находишься?! Полчаса будешь объяснять.

Я возразил:

– Я знаю, где нахожусь. Приблизительно. Управлюсь за пару секунд. Приблизительно. – И пообещал: – Деньги друг отдаст. Он парень честный. Деловой.

– А ты сам-то кто будешь? Я, вроде, видел тебя раньше.

Вряд ли! Но знакомому человеку скорее помогут, чем незнакомцу, поэтому я сказал:

– Естественно. Я Дмитрий Уваров. – И соврал: – Корреспондент.

– Журналист?

– Корреспондент, - настоял я. – И довольно знаменитый. В определенных, но весьма влиятельных, кругах.

– Из Москвы?

– Из Тулы.

Он уже критически оглядел меня:

– С телевидения?

– Из еженедельника «Пригород».
 
Поселковый жмот приоткрыл калитку и, отстранясь, мотнул своей нечесаной башкой:
 
– Проходи.

– Я один живу, - сообщил мужик, когда мы вошли к нему в дом. – На вот, - он кинул мне полотенце, далеко не первой свежести. Однако выбирать не приходилось. Я, как мог, прикрылся им.
 
Мужик протянул телефон и предупредил:

– Недолго.

Я сел на табуретку и набрал номер своего бывшего соседа Сергея Бескомпромиссного.
 
– Дима, как ты? – послышался в трубке хрипловатый голос. – Как работается на новом месте? Письмо пригодилось? А то от тебя уже больше месяца ни слуху, ни духу… Со мной за это время такое произошло. Даже в тюрьме успел посидеть. Сейчас все по порядку расскажу…

– Только не сейчас, - взмолился я. – Времени нет. У меня к тебе одна просьба… короче, одолжение…

– Какое?

Мужик нависал, как скала, и хмуро глядел сверху вниз, как бы отсчитывая потраченные мной секунды.

Я в двух словах постарался объяснить Сергею, где нахожусь, и попросил поскорее меня забрать.
 
– А куда я тебя заберу?
 
– Довези до города, дай одежду, а дальше я уже сам что-нибудь придумаю… – Меня нервировал нависший надо мной абориген. – Да немного денег захвати…Сколько? – я покосился на мужика, - в разумных пределах… Нет, этого мало… Говорю, мало… Я отдам… И те тоже отдам… Все сразу. И за одежду тоже.

– Ты голый? – До Сергея, наконец, дошло. – Совсем?

– Как завсегдатай нудистского пляжа.

– Что – и без трусов?

– И даже без носков!

– Интересно… А почему? Снова вляпался во что-то? Закрутил с кем-то и… Или… Что?

У меня не было времени выслушивать его нездоровые фантазии:

– Серег, меня раздели и бросили в лесу.
 
– Кто?

– Неизвестные.

– Били?

Сделав глубокий вдох, я прорычал в трубку:

– Серег, я звоню с чужого телефона. Потом все расскажу в деталях. Прошу, лети пулей. Прошу тебя! Да: и никому ни звука! Обещай!
 
– Прекрати, я никогда…

– Обещай!

Бескомпромиссный фыркнул:
 
– Обещаю. – И тут же: – Может, в милицию позвонить?
 
– Не стоит, - запротестовал я, поглядывая на хмурую физиономию мужика.

– А Вере? Твоей бывшей? Предупредить ее?

Этот вариант меня тоже не устраивал:

– Вряд ли она захочет меня видеть. Даже голым. С ней покончено.
 
Сергей съязвил в трубку:
 
– Разве она сможет устоять перед твоей рельефной мускулатурой?
 
– Не сможет, - самоуверенно признался я и витиевато добавил: – Но я иду по жизни прямо… вперед и назад не оглядываюсь. Приезжай скорее. Я жду.
 
Мужик буквально вырвал телефон из моих рук.

– Рублей на пятьсот точно наболтал!

«Вряд ли и на пятьдесят!» - подумал я, но спорить не стал.

Убрав телефон подальше, мужик заявил:

– Ты не у Вальки был.

Я покачал головой:

– Я гулял в лесу.

– Голый?

– Одежду украли.

– Кто?

Это было не его дело, но из чувства благодарности за предоставленный приют я ответил:

– Вы их не знаете.

– Не местные?

– Приезжие.

– Как и ты?

– Ага.

Он пододвинул вторую табуретку и сел напротив:

– Зачем же ты раздевался?

«А кто у меня спрашивал?!» - подумал я. А вслух произнес откровенную ложь:
 
– Я купался.

– Где? – Он сощурился. – У нас нет ни пруда, ни речки. Место глухое, заброшенное.

«Чекист!» - окрестил я его. И решил сменить тему:

– Может, чайку попьем? Или чего покрепче? Я основательно продрог.

Мужик вновь явил мне свою ехидную ухмылочку:

– Так у тебя же ничего нет! Чего пить-то будем?

Благодарность благодарностью, но продавать душу за телефонный звонок и грязное полотенце я не собирался.
 
– Не удивительно, что вы на краю поселка живете, - холодно сказал я. – Совсем один. Ни друзей, ни семьи. Всей радости – в земле покопаться. Как червяку.

Он резко поднялся, задетый за живое.

Я остался на прежнем месте. Спокойный, как удав.

– И что вы сделаете? – невозмутимо поинтересовался я. – Накинетесь на меня с кулаками? Так я моложе и сильнее. Вам сколько? Лет шестьдесят? Не меньше. А мне тридцать пять. Как говорится, ощутите разницу. Выгоните? Кто же тогда заплатит вам за звонок? Я своего друга могу и у калитки подождать. Или даже у дороги. Серега мимо не проедет.

Мужик молча опустился на табуретку. Видимо, парировать было нечем.

Я продолжил:

– Мое имя вы знаете – я представился. А вас как зовут?

– Зачем тебе?

– Чтобы поминать в молитвах.

Он нехотя промямлил:

– Называй меня дядей Петей.

– Дядя Петя, может быть, включите АГВ. Если я заболею, мои близкие вам этого не простят. А среди них есть такие мстительные персоны! Просто жуть! Лучше включите. Советую.

– Перебьешься, - грубо ответствовал мой собеседник. – Ты тут не в гостях.
 
– Ну, почему же… Пожалуй, позволю вам себя уговорить и погощу недельку. Или две. И близких приглашу. Я без них не могу. На то они и близкие. К тому же свежий деревенский воздух пойдет нам только на пользу.

Мужик напрягся.

– Расслабьтесь. Это шутка. – Я два раза чихнул. Да так, что стены затряслись.

Дядя Петя поднялся и вышел в соседнюю комнату. После чего вернулся с одеялом, которое по чистоте не уступало полотенцу, и швырнул его мне.

– Укройся.

– Спасибо. – Я укутался в одеяло. – Так значительно лучше. – И улыбнулся: – Жизнь прекрасна и удивительна.

– Скоро за тобой приедут? – гостеприимно осведомился хозяин.

– Надеюсь, - ответил я. – Чем займемся?

Дядя Петя был хмур и немногословен:

– Будем ждать. Молча.

Я возрадовался:

– Круто! Предел мечтаний!
 
Через полчаса, не в силах бороться с зевотой, я задремал, и во сне мне привиделась вся моя насыщенная жизнь последних трех-четырех недель. 



Часть  первая

Куда пойти, куда податься…

ГЛАВА  1

ТЕРПЕНИЕ  ЛОПНУЛО

Нет ничего страшнее и опаснее разъяренной женщины, господа-товарищи. Заявляю вам это авторитетно, в здравом уме и твердой памяти. А когда женщине уже далеко за тридцать (тридцать один год и четыре месяца!), а она не научилась себя контролировать, – это уже тяжелый случай!

И мне довелось с таким случаем столкнуться.

Вера кричала противным, сбивавшимся на визг голосом:

– Мерзавец, верни мне мои лучшие годы, которые я потратила на тебя.

Я не мог этого сделать. Не только потому, что не был волшебником, но и из элементарного чувства справедливости.

– Какие годы, Вера, мы же всего четыре месяца знакомы!

– Что?!

И ее снова понесло. Она кричала, чтобы я не лепетал всякий бред, чтобы я не смел оправдываться – ей это надоело. Она раздувалась от ярости, как воздушный шар, и не было конца этому торнадо, уже причинившему немалый ущерб и моей внешности, и моему самолюбию.
Мои волосы были взлохмачены (те, что по счастливому случаю остались на черепушке после налета ее цепких пальцев), рубашка была порвана сразу в нескольких местах, а левая щека горела.

– Сволочь! – Это самое ласковое обращение, которое я услышал от нее за последние пятнадцать минут. – Сволочь! Все! Я сказала: все!

Но она соврала: до «все» еще было ох как далеко. К примеру, через секунду в меня полетел увесистый чемодан, который она таскала за собой и в качестве аргумента, и в качестве доказательства нашего разрыва, и в качестве оружия.

Мне удалось увернуться, а торшеру, что стоял позади, – нет. Что ж, кому-то везет больше, кому-то меньше. «Огневая» волна лишь опрокинула меня на пол, где я и остался сидеть. Чутье подсказало мне, что боевые действия подходят к концу и можно потихоньку приступать к переговорам.

Обессиленная, Вера плюхнулась в кресло и интенсивно задышала, словно спортсмен-бегун на финише.

– Чтобы, когда я вернусь с работы, тебя в квартире не было! Понял? – выдала она.

Я выждал паузу и виноватым голосом осведомился:

– Где же я буду ночевать, Верочка… любимая?

Она передразнила:

– Иди к своей вертихвостке, Димочка, любимый.

Изо всех сил изображая удивление, я поинтересовался:

– К какой вертихвостке, Верочка, любимая?

– Ах! Совсем забыла: у тебя же их пруд пруди… Димочка, любимый. Даже и не знаю, что тебе посоветовать. – Ее ноздри расширились. – Сам решай, к которой податься, чью еще жизнь перечеркнуть… вырвать на корню… свести на нет!

Как все-таки женщины любят утрировать! Подумать только: у меня вертихвосток «пруд пруди»! И совсем не пруд! Так, прудик. Прудичек. Можно сказать – канавочка.
 
– Вера, зачем ты так?! Ты же знаешь: я люблю только тебя! Честно!

– Выходит, с другими ты спишь не по любви?

– Конечно, - сорвалось с языка. – То есть, нет! Я ни с кем, кроме тебя, не сплю! Ве-рунь, я без тебя вообще не сплю. – А про себя подумал, что, судя по сегодняшней бессон-ной ночи, с Верой тоже не всегда получается поспать.
 
– Довольно! – Фурия (а как ее еще называть!) была категорична: – Это моя квартира, и ты в ней, слава Богу, не прописан. Ты мне не муж!

«И то успокаивает!» – мысленно возрадовался я, а вслух произнес:

– Официально, нет.

– Скорее, рационально.

– Но, Верунь…

Я полагал, что этап криков остался позади, но ошибся:

– Убирайся отсюда немедленно! – заорала Вера.

– Но мне негде жить! И не май месяц! Апрель только.
– Твои проблемы.

– Я простужусь и заболею.

– Твои проблемы.

– Может случиться воспаление…

– Твои проблемы.

В детстве у меня был проигрыватель грампластинок. Так вот, когда он начинал повторять одно и то же – заедать, я приводил его в порядок ударом кулака по корпусу. Не сильным, но ощутимым. Сейчас, слушая бесконечную фразу о моих проблемах, мне захотелось сделать с Верой то же самое. Но здравый смысл возобладал над желанием, поэтому я с ностальгическим, умилительным лицом сказал. Нет, пропел:

– Нам так хорошо было вместе! Вдвоем!

Чары не подействовали, и холодный голос заметил:

– Раздельно нам будет еще лучше.

– Вера!!! – Это был крик души.

– Дима! – Мол, давай, чеши. – Поезжай к родителям. В село.

– Это жестоко, Вера. Мать, отец, сестра с мужем, их маленькая дебильная дочка и сынок, без пяти минут рецидивист. И все в одноэтажном двухкомнатном… гараже.

В ответ снова:

– Твои проблемы.

Не правда ли, такая бессердечность просто бесит? Но мне надо было мужественно выдержать это и не вспылить.

– Посмотри на меня, Верочка!

– Для тебя я слепа. – И закрыла глаза.

– Ну, скажи…

– Для тебя я нема.

– Послушай…

Она закрыла ладонями уши.

Надо в будущем серьезно заняться непроизвольными изречениями, которые порой выстреливают из меня, помимо моей воли:

– Слепо-глухо-немая идиотка!

– Что ты сказал? – Вера вскочила с кресла.

Я попытался все перевести в шутку:

– Ты заговорила! Ты прозрела! Ты…

Шутка закончилась звонкой пощечиной.

– У б и р а й с я  о т с ю д а  н е м е д л е н н о! – отчетливо, с расстановкой произ-несла Вера.

«Да будь оно все трижды проклято!» – воскликнул я про себя и упал перед ней на колени. Один козырь в кармане у меня еще был. Я всегда неплохо умел рифмовать. Конечно, уступал немного Александру Сергеевичу, но в целом стихоплет из меня был весьма и весьма…

Вот, что я сочинил по ходу и с жаром выдал:

– О, как безумно я влюблен!
Мне кажется, что это сон!
Мне кажется, что это плен…
О, как в тебя влюблен я…

– Лен?! – докончила Вера, которая, по всей видимости, тоже умела рифмовать.
 
– Нет, Вер! – в ужасе, но твердо возразил я. – О, как в тебя влюблен я, Вер!

– «Плен» – «Вер» – плохая рифма, - справедливо вообщем-то заметила новоиспеченная поэтесса.

Я исправился:

– Мне кажется, что мир стал сер…
О, как в тебя влюблен я, Вер!
 
– А почему это мир стал сер? – с недоброй интонацией в голосе поинтересовалась Вера.

– В сравнении с тобой все – серость! – нашелся я. – Одна серость! Сплошная!

И продолжил поэтическое утро:

– Стою с букетом. Дождь с карниза.
Где ты, царица мыслей, грез?
Лечу к тебе, как паровоз,
Всевозбуждающая…

– Лиза?!

– Вера! Всевозбуждающая Вера! Приятней роз, сластей эклера всепоглащающая…
всевозбуждающая Вера!!!

– «Сластей»?

Я выпалил:

– Как я люблю! Как я томлюсь!
Тобою просто очарован!
Нет-нет, скорее околдован…
Прости ж меня скорее…

– Вер, - с отчаянием закончил я четверостишье. Затем встал на ноги и уже на языке безнадежной прозы спросил: – Можно, я хотя бы вещи соберу? Последнее желание обре-ченного. Почти умирающего.

– Постоянно изменяющего. – Вера снова села в кресло. Точнее, вольготно расположилась в нем, словно Клеопатра на троне. – Бабник! Казанова доморощенный! Дон Жуан паршивый!
 
– Никто до тебя не жаловался, - проскрипел я сквозь зубы.

– Что ты там бормочешь? – царственно вопросила она.
 
– Я говорю, вещичек мало, да все мои.

– Трусы да носки. Заштопанные. – И милостиво соизволила: – Все свое забирай. Чтобы ничего мне о тебе не напоминало.

– Как скажешь. – Меня осенило: – Значит, я уйду вечером? Пока соберусь, пока то да се.
 
– Хорошо, - через продолжительную паузу изрекла «Клеопатра». Доморощенная!!!
 
– А, может быть, мне завтра утром уйти? – невинно предложил я.

Меня не удостоили ответом. Только отрицательно покачали головой.

– Ну, что же, - вздохнул я, - судьба, знать, у меня такая. – Я, как бы размышляя, по-дошел к креслу «императрицы» и присел на пол. – Странно устроена жизнь, Вера. Не-справедливо. Шатаешься бесприютный по свету, ешь, что попало, спишь, где придется, носишь, что найдется… А потом – бац! – встречаешь ее! Ты ее любишь, обожаешь; у нее в постели голова не болит. Короче, Верунь, все отлично: душа в душу – и вдруг… бац! Опять. Все рушится, все разваливается… Снова бесприютность, неустроенность... Эх!.. Странная штука – жизнь! Несправедливая. Шатаешься по свету, ешь что попало…

Вера молча встала с кресла, вышла в коридор и надела плащ. Потом повернулась к зеркалу и поправила прическу. И лишь после этого, заглянув на прощание в комнату, сказала:
 
– Чтобы вечером духа твоего здесь не было.

И ушла, хлопнув дверью.


ГЛАВА  2

ЧТО  ДЕЛАТЬ???

Оставшись в гордом одиночестве, оскорбленный, но не сломленный, я поднялся с пола и осмотрел себя. Взгляд остановился на порванной рубашке, теперь больше походившей на одеяние африканского туземца – бахрома из лоскутов.

– Вот зараза! – произнес я вслух. – Раньше я ее на раз убалтывал. Все уловки сраба-тывали. А сегодня душу наизнанку, а она… Ну, я ей сейчас!..

Я выбежал на балкон и, пытаясь перекричать уличный шум, проголосил вслед уходящей Вере:
 
– Рубашку эту я так и так выбросить собирался. Старая и уже не в моде. Потом это ты ее мне подарила: вкуса у тебя нет – факт!.. И не пропаду я без тебя. У меня таких, как ты, полгорода. Каждая будет рада меня видеть…

Тут я осознал, что напрягаю свои голосовые связки совершенно напрасно. Во-первых, Вера уже скрылась за поворотом. А во-вторых, во дворе при моем появлении воцарилась мертвая тишина. Старушки, случайные прохожие и даже собаки замолчали, живо заинтересовавшись семейной драмой. Все они с любопытством взирали на меня, запрокинув головы.
 
Мне не оставалось ничего другого, как раскланяться и вернуться в квартиру. Думаю, спустя пару секунд, во дворе все снова ожило.

«Ладно, Верунь, - рассуждал я про себя, - экстремальные ситуации требуют экстренных действий. Больше я уговаривать тебя не стану. Еще пожалеешь о том, что выставила меня!»
Достав из потайного кармана сумки записную книжку, я подошел к телефону и набрал первый попавшийся номер. «Пора претворять свою угрозу в жизнь», - думал я, слыша в трубке гудки.

Мне не ответили. Я повесил трубку, а потом опять перезвонил. Результат оказался прежним. Тогда я набрал следующий номер.
 
– Куда же вы все провалились? – произнес я вслух, так и не дождавшись, что мне ответят.

Пришлось перевернуть страничку.

– Ладно. Оксана. – Я задумался. – Кто такая? Не помню.

Снова гудки и вновь без ответа.

– Галя из «Молочных продуктов». Звоню.

Можно было бы сказать, что мне повезло – трубку на том конце подняли, если бы не одно но: вместо мелодичного ласкового голосочка Гали, я услышал грубый прокуренный мужской баритон:

– Кто это?

Ни «алло», ни «здрасьте» – «кто это» и все!

Я же привык быть вежливым с незнакомыми людьми, тем более разговаривая по телефону:

– Будьте так добры, позовите к трубочке Галю.

– А кто ее спрашивает?

Иногда тактика ответа вопросом на вопрос бывает вызвана элементарной необходимостью.
 
– А кто со мной говорит? – спросил я все тем же вежливым тоном
.
– Какое это имеет значение? – У баритона подобная тактика была по-видимому в крови. – А? Какое значение кто говорит?
 
– Огромное. Основополагающее.

Незнакомец сдался:

– Муж это ее говорит. А ты кто?

– Муж это ее говорит, - машинально повторил я. И добавил: – Тогда я ошибся номером.

– Подожди…

Но я уже повесил трубку. Затем снял ее и просто положил рядом с телефоном. У меня не было гарантии, что баритон не начнет сюда названивать.

«Придется пользоваться мобильником, - решил я с сожалением – на счету было совсем мало денег. Радовало, что никакой муж мне уж точно больше не попадется!»

Однако я обманулся со своими предположениями: вместо Оли, парикмахерши, мне ответил какой-то Вадим. При этом он сказал, что Оля в душе, но если мне срочно необходимо постричься, то он может записать меня на шестнадцать тридцать. Я осторожно по-интересовался, не секретарь ли он, на что получил исчерпывающий отрицательный ответ.
 
– Пожалуй, на шестнадцать тридцать я не попадаю. – В моем голосе доминировали нотки горечи и разочарования. Что, кстати, было совершенно искренне. – Придется отпускать хвостик. Всего доброго.

Вадим пожелал мне того же, и на этом наше с ним общение закончилось.

Отбросив сотовый, я сложил руки на груди и принялся выхаживать по комнате из стороны в сторону. Время шло, но никакой стоящей идеи не появлялось.

«Позвони мне, позвони. Позвони мне, ради Бога… Позвони мне, позвони…» Эх, что делать? Что? Что? Что?.. Это, видимо, расплата меня настигла. Догулялся!.. И вправду, к своим что ли податься… «Позвони мне, позвони…» Нужен я им, как плешивому расческа!..
«Позвони…» Или попробовать перезвонить тем… Нет, хватит! Дозвонился уже и дозвенелся! К своим и только к своим!»

Я остановился и попытался обдумать это решение. Выводы оказались неутешительными: слабительное для больного дизентерией было более необходимо, чем я своим родственникам. Это была горькая, но правда!

И вдруг меня словно молнией ударило:

– Дима, где твой неугасаемый оптимизм! – ободряюще вслух поинтересовался я у самого себя. – Оптимизм! Помнишь стишок: «В лютый холод оптимизм согревает организм». Ты еще Александре не звонил! Катьке! Вале! – Я снова расхаживал по комнате. – «Александра! Александра! Этот город наш с тобою…» Наш же город! Неужели негде будет переночевать! К Катьке… нет, к Катьке, конечно, нельзя. Сегодня двенадцатое, или тринадцатое… четырнадцатое… – и сверившись с календарем, - к Катьке точно нельзя. К Вальке… зя, но лучше бы наоборот. Занудные Валькины задушевные разговоры мне сейчас противопоказаны. Так что…

В этот момент затрещал дверной звонок.
 
– Опа! – Я замер на месте. – Судьба! Я чувствую, сама судьба звонит в дверь! Входи, Судьба, я готов к переменам!

Увы, судьбой оказалась кандидатура не вполне подходящая – сосед Веры, Сергей Александрович Бескомпромиссный. Сорокалетний подкаблучник, если что и позволяющий себе втайне от жены, так это принять на грудь рюмку-другую.
 
Я не смог удержать вырвавшийся наружу вздох разочарования:

– Это всего лишь ты, Серега.

Он не обиделся (он вообще к этому не склонен), просто спросил:

– А кого ты ждал?

– Неважно, - отмахнулся я и указал ему в сторону зала. – Проходи.
Но ему не терпелось узнать, что у нас тут произошло:


– Слушай, что случилось? Что за концерт ты устроил на весь двор? Я звоню – все время занято. Сотовый вне досягаемости.

– Деньги закончились. – Я буквально втолкнул его в комнату. – И, между прочим, я сегодня ухожу от Веры.

– Как? – Глаза Сергея округлились.

– Пешком. Мне надоели ее постоянные мольбы, упреки, слезы. Вечно недожаренная, но пересоленная картошка, потому что она одновременно с приготовлением пищи читает очередной любовный роман. Бредни! Терпеть не могу эти романы. А еще больше эти ее сериалы с утра до вечера. Мне не хватает для полноценной жизни тех кратких минут, когда она на работе. – Я говорил с гордостью. – Вот дождусь ее, молча хлопну дверью и удалюсь. Восвояси. Если хочешь – припаркуйся где-нибудь здесь и наблюдай.

Сергей склонил голову набок:

– Мне при этом неудобно будет присутствовать.

– Неудобно?! Не мели чепухи! Неудобно ходить задом наперед.

– Но это же ваше дело. Личное.

Я с укоризной заметил:

– Ты еще скажи: это твои проблемы!

– Может все наладится?

– Нет, - со вздохом ответил я. – Не наладится. Садись же, Серега, что ты стоишь, в ногах, как известно, правды нет.

Сергей сел на самый краешек углового кресла, я плюхнулся в другое. Некоторое время мы оба молча сидели, посматривая друг на друга.

– Как семья? – Я первым нарушил тишину.

– Ну, если…

– Как дети?

– Вообщем-то…

– Ну, и отлично, дружище. – Я закинул ногу на ногу. – Семья – ячейка общества. Вещь незаменимая. Ага. Когда все хорошо в ячейке, тогда все хорошо и в обществе. В стране!
 
Я хотел добавить: «В мире», но счел это перебором.

В комнате снова повисла тишина. На этот раз ее прервал Серега:

– А долго ее, Веру, ждать-то? Она ведь только недавно ушла. На работу небось. На целый день.

Кивнув, я встал с кресла:

– И то верно, Серега, непристало нам ее ждать. Если решил уйти, надо уходить сразу. Ведь я прав? По-любому прав!

Я вышел в соседнюю комнату, собрал в охапку то немногое, что целиком и полностью принадлежало мне, и бросил в чемодан. Потом вернулся к Сергею. Чемодан под мышкой не сильно утруждал меня.

Сергей настороженно взглянул на меня и спросил:

– А куда ты пойдешь?

Ни секунды не размышляя, я ответил:

– К тебе, конечно. Ты же не против?

Сергей встал с кресла, опять опустился в него, снова встал и снова опустился.
 
– Только не на этой неделе, - виновато проблеял он. – Моя затеяла ремонт. Я уже и сам подумываю, не переехать ли мне. Ты же знаешь, что такое ремонт?! Катастрофа! Развалины после бомбежки! Веришь, Дим, домой идти не хочется. И сына раньше на улицу не выгонишь – все за компьютером, а теперь, бедного, и за сто рублей в квартиру не заманишь. – Он мученически вздохнул. – Может, тебе лучше в гостиницу?

Моему возмущению не было предела:

– Ты что, Серег, офанарел? Гостиницы не по мне. Платить деньги за невыстиранные наволочки и подушки, набитые щебенкой. Нет, я не таков, не таков!

– Тогда я не знаю. – Сергей развел руками. – Есть ведь и дорогие гостиницы. Там все по высшему классу.

– А денег на дорогие гостиницы ты мне дашь?

– Я? – Сергей заморгал. – С удовольствием бы, но я сам на мели. Зарплату жена забирает, а заначки и на час не хватит.

Я бросил чемодан на пол и с разочарованием произнес:

– Ой, Серега, Серега… я так на тебя рассчитывал. Лучший друг называется! Эх!.. Ведь я просто обожаю твою семью. Жену твою… сына твоего… попугайчика…

– Он улетел, - вставил негостеприимный сосед. – Недоглядели.
 
– Но жена-то не улетела?

– Нет.

– И сын остался?

– Да.

– И самогонный аппарат?

– Да… – Сергей запнулся и покраснел. – Какой аппарат? Дим, о чем ты?

– О вечном. О семье. – Я поднял указательный палец:

– Вот видишь! Сын у тебя – золото. Он у тебя отличник – учится хорошо, в целом весьма удовлетворительно.

– Извини!

– «Извини», - передразнил я. – Что же мне теперь делать без твоей помощи?

Сергей, заметив на столе газету, вскочил с кресла:

– Дим, идея! У меня, кажется, есть идея! Смотри, сколько объявлений: сдаю квартиру, комнату, чулан…

Это было уже слишком – он просто издевался надо мной!

– Поразительно, соседушка, как ты мне сегодня напоминаешь Веру, от которой я ухожу. За то, чтобы у кого-то что-то снять, нужно сначала заплатить. А отдавать наличные, которых у меня все равно нет, это… как его… безрассудство.

– Ну-у-у, - замялся он, - я могу одолжить тебе… немного.

– На час?

– Я думаю, на… подольше. – Он то сжимал, то разжимал ладони. – Уверен в этом.

– Сколько же?

– Немного. Понимаешь: ремонт!

– Спасибо. На немного я и проживу немного.

Сергей проблеял:

– Извини, других вариантов нет.

– Эти варианты – ерунда! – почти искренне взорвался я. – Чушь собачья!

Он тоже попытался вспылить, но так робко, что подобная попытка не может быть засчитанной:

– Прекрасно, ночуй на улице вместе с бомжами. Если сделаешь рожу пожалостливей, - он попробовал изобразить, - какой-нибудь прохожий растрогается и даст тебе пару копеек.

Мой ответ на этот «выпад» был нарочито серьезным:

– И ты, Брут! Сергей, я считал тебя другом. Своим лучшим другом. Единственным.

– Мы же знакомы всего несколько месяцев?

– И что? – не смутился я. – До нашего знакомства у меня вообще друзей не было.

Он опустил взгляд, и я добил его презрением обреченного:

– Ладно, живи и дай умереть другим.

Я сел в кресло и, не глядя на Сергея, уставился в потолок. Однако, осознав вскоре, что там лицезреть нечего, я перевел взгляд на окно.

Жмот и ренегат в одном лице между тем вернулся к свободному креслу, сел и заговорил раздражающе нравоучительно:

– Прости, Дим, но я буду с тобой откровенен, как друг. Приблизительно четыре месяца назад ты влюбился в Веру (твои же тогдашние слова) и переехал к ней жить. Месяц спустя ты стал захаживать к Катьке в пятый подъезд. Еще примерно через месяц я застал тебя у рыжеволосой Вали…

– К которой зашел совершенно случайно?

Сергей сконфузился:

– Помнишь, Дим, чем ты там занимался?

Я пожал плечами:

– Тем же, чем и ты с ней хотел заняться. Однако везет только избранным.

Он проглотил оскорбление, продолжая гнуть свою линию:

– А жил ты все равно у Веры. Думаешь, ей такая жизнь нравилась? Ясное дело, она вскипела: уж очень ты любвеобильный.

– Какой есть, - совершенно справедливо отпарировал я.

– Получается, кроме самого себя, тебе больше некого винить…

Серега продолжал нравоучения, однако я его не слушал: в моем мозгу формировался план по выживанию. И все благодаря тому, что было мной увидено в газете, лежащей на журнальном столике. Еще одна дурная привычка Веры – разбрасывать газеты, журналы и книжки в мягких переплетах по всей квартире. Боже, где мне только не попадались периодические издания, смешно вспомнить.

– Есть выход! – довольно резко прокричал я.

Сергей вздрогнул и вернулся на свое место. За секунду до этого он потихоньку встал и на цыпочках перемещался к двери. Теперь ему пришлось вернуться.
 
– Читай. – Я перекинул ему газету. – Читай объявление вверху.


ГЛАВА  3

«ТРЕБУЕТСЯ  ДВОРЕЦКИЙ…»

Сергей сощурился и прочитал:

– «Молодая красивая стройная девушка ищет работу в вечернее и ночное время. Интим не предлагать».

– Не здесь. – Я показал. – Ниже. «Требуется…»

– А! «Требуется квалифицированный дворецкий с опытом работы в добропорядочную семью, члены которой без ж/п, в/п, м/п…»

– …и т. п, - перебил я. – Дальше – дальше.

Сергей послушался:

– «Выбранному кандидату предоставляется комната для проживания, трехразовое питание и хорошая понедельная оплата». Все.

– Вот она, прелесть демократии! – улыбнулся я. – Новое время, свежий воздух свободы! Мы, дворецкие, снова необходимы, снова в цене.

– Дворецкие? – Сергей выглядел недоуменно. Он заглянул в газету. – С опытом работы?

Я покачал головой:

– Ах, Серега, поживи с такой женщиной, как Вера, от которой я сегодня ухожу. Среди всего прочего я нередко выступал у нее и в качестве дворецкого. Итак, я отправляюсь туда! – Я распахнул чемодан. – Костюм, галстук и новая рубашка имеются.

Не откладывая замысел в долгий ящик, я принялся переодеваться. Сергей хоть и находился в некоем трансе, но все-таки подал мне пиджак.

– Откуда костюмчик? – Он с любопытством разглядывал меня.
 
– «Из леса вестимо». Подарок. – Я чувствовал себя преобразившимся не только внешне, но и внутренне. – Итак, мой друг, переходим Рубикон.

– Что переходим?

– Рубикон. Решительно и бесповоротно меняем свою жизнь.

Захлопнув чемодан, я перекинул его своему верному Сереге Панса и целеустремленно направился к двери. Однако «оруженосец» остановил меня:

– А письмо, как его там… реко… мендательное?

– Рекомендательное письмо?! – Я обернулся.

– Да, - он поставил чемодан, - мы с моей в кино видели: приходят в богатый дом на работу наниматься и эти самые письма приносят.

– Не вопрос. – Подобные мелочи не могли стать для меня преградой. – Пиши.

Сергей закашлялся:

– Я?

– А ты видишь здесь еще кого-то?

– Нет.

– Пиши. – Когда надо, я бываю очень настойчив. – Да поживее. Но… с умом.
 
– Ты у меня не работал.

– Представь, что работал.

– И что, хорошо работал?

– А то!

Сергей нервно затряс головой:

– Нет, я так не могу. А вдруг захотят проверить?

– Не бойся, не захотят.

– Привлекут к суду.

– Не привлекут.

– Нет, нет. – Его осенило: – Я даже не знаю, о чем там пишут… как… В кино об этом не говорили.

«Слабый отмаз», - усмехнулся я про себя и сказал:

– Я тебе продиктую. Пиши. У тебя ручка есть?

– Нету.

– А бумага?

– Откуда? – На его физиономии появилось такое выражение, будто он вообще не понимает, о чем речь. Ручка? Бумага? А что это?

– Черт! – выругался я.

В Серегиных глазах затеплилась надежда, что я передумаю. Пришлось его разочаровать:
 
– Ничего страшного. У Веры наверняка есть. Сейчас найду и принесу. А ты пока прикинь, как получше все изложить.

Сергей остановил меня, взяв за руку:

– Дим, подожди пару минут, я к тебе приятеля приведу, рядом живет. Он хотя и обиженный судьбой, но в этом деле нам поможет. Грамотный, пусть и без очков.

– Как зовут?

– Себастьян Арнольдович Разменный.

Это усиливало надежду во сто крат. Оригиналы всегда полезны в подобных делах.

– У него, как у тебя, впрочем, как и у меня, да, наверное, как и у всех, с женщинами проблемы одни, - рассказывал между тем Сергей. – Жена от него ушла.

– Если жена уходит, значит это кому-то нужно, - философски заметил я.

– Я мигом за ним сгоняю, - пообещал Сергей. – Пулей.

– Он письмо рекомендательное состряпает?

– В один момент. Он мне денег должен. Я видел, у него даже печать чья-то имеется. Где подобрал, не знаю. Ну, я побежал?

Я кивнул, и через секунду Сергея и след простыл.

«Дворецкий! Да! Дворецкий Разменного Себастьяна Арнольдовича! – Я потер ладони. И чуть не закричал от непонятного восторга, наполнившего меня. Я всегда любил авантюры. – Мажордом. Мажордом Уваров! Звучит».

Времени терять не хотелось, поэтому я решил составить черновик рекомендательного письма, не дожидаясь возвращения Сергея с грамотным приятелем без очков. Однако это оказалось поначалу проблематично: не было ни ручки, ни бумаги.

Ручку я, правда, нашел минут через пять. А вот с бумагой так и не повезло. Писать же черновик на узких полях газеты я не собирался. Пришлось поломать голову. И вот оно – озарение! Рулон туалетной бумаги!

Боже, как хорошо, что Вера по натуре экономистка и покупает туалетную бумагу твердую, как картон!

Вернувшись из туалета в комнату, я сел за стол и принялся писать, вслух проговаривая каждое слово.

– «Рекомендательное письмо. Выдано такому-то такому-то в связи…» Не так. «…в соответствии…» Нет, не то. «…в подтверждении того, что он работал… добросовестно и практически бескорыстно…» Не правильно, а то чего доброго понизят зарплату! «… в подтверждении того, что он добросовестно работал в течение многих лет дворецким у господина Разменного Себастьяна Арнольдовича». Неплохо. «Получал заслуженно высокую зарплату, пропитание, и ему была предоставлена просторная светлая комната для проживания». Далее: «Умело управлялся… Не страшился трудностей… содержал трехэтажный коттедж в порядке…» Проще надо. Проще. И без деталей. Кто знает, чем это мне потом обернется. «Проявил себя наилучшим образом». Стоп! Но если я так хорош, то почему меня уволили? Почему я не работаю у Разменного до сих пор? Почему ищу работу?
 
Я встал из-за стола и начал прохаживаться по комнате. Смерть хозяина как причину я отверг сразу же. Да и кризис для богатых людей ощутим не настолько, чтобы избавляться от таких образцовых слуг. Что же могло произойти?

На пятом или шестом моем променаде основание для поиска работы было найдено.
– «С превеликим сожалением… - я снова находился за столом и писал, - …просто «с сожалением». «С сожалением был отпущен в связи с отъездом господина Разменного на постоянное место жительства за границу». – Я поднял глаза от рулона. – Я же патриот, черт меня побери! Теперь подпись, число, печать – и все готово!

Перечитав письмо, я отметил, что оно не больно благозвучное, но решил, что некоторая заковыристость добавляет ему весомость. И потом, грамотный Разменный, скорее всего, внесет нужные коррективы в мое творение. Только где он? Не обманул ли меня Сергей? Не сбежал ли к жене под бочок? Или соскучился по ремонту?
Мои сомнения развеял дверной звонок.


ГЛАВА  4

ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ  ПОГОДЫ

– Это плосто безоблазие! Я живу в этом доме уже втолой месяц…
 
– Месяц, - эхом вторил Сергей.

Разменный мысленно сверился с календарем и кивнул, подтверждая правоту своих слов:

– Да. Я живу здесь уже втолой месяц, и только сейчас выяснилось, что у меня нет ванной.

– Ванной, - эхом вторил Сергей.

Бескомпромиссный со своим красноречивым приятелем находились в Вереной квартире уже больше десяти минут, однако мы никак не могли приступить к делу. Разменный, я так предполагаю, начал свой монолог страдальца задолго до прихода сюда и продолжал его, обращаясь теперь главным образом ко мне. Я же не смел перебить его, так как не знал, согласится ли он потом состряпать рекомендательное письмецо.

– И выясняется все это в день, когда меня уволили с лаботы. А вы в кулсе, что за пличину они указали?

Мы с Сергеем не были в курсе, но я даже ни на секунду не сомневался, что скоро будем в курсе.

– Я вам плоцитилую, - пообещал Разменный, и без всяких задержек и пауз выполнил обещание: – «В связи с потлебностью невозможности…» как же там… «для внесения ясности в абсулдность…» Колоче, «по наличию лазногласий сотлудника бюло плогнозов Лазменного Себастьяна Алнольдовича со здешней погодой». Вы пледставляете, какой блед?!
 
Мы с Сергеем понимающе покачали головами.

– Лазногласия между мной и здешней погодой, - не успокаивался оратор. – Возмутительно!

Мы с возмущением покачали головами.

– Понимаете, лазногласия… – Он воздел руки к небу. – Звели! Они все там звели! Но ведь должно быть по-длугому. Ведь все люди блатья. Мы – блатья!

И он прочел нам лекцию, тьфу-тьфу-тьфу, не длинную о всеобщем родстве, и (как он это приплел?) о семейной приемственности.

Пришлось нам с Сергеем еще пару раз покачать головами: с сочувствием, с сожалением; и когда я понял, что моя голова скоро отвалится от шеи, я попытался повернуть разговор в нужное для меня русло.

Для начала я представился, Сергей познакомить нас забыл, а познакомиться, как писали Ильф и Петров, родство обязывало. Братья мы или не братья?!

– Дмитрий. – Я протянул болтуну руку.

– Себастьян, – проблеял Разменный и ответил на рукопожатие.

Его ладонь оказалась холодной и влажной. Я незаметно вытер руку о просторную рубашку Сергея.

– Понимаете, Дмитлий, - продолжил свой нескончаемый словесный понос Разменный. – Лазногласия, видите ли, между мной и этой челтовой погодой?!

Сергей шепотом сообщил мне:

– Давно Себастьяна гнать надо было. Предсказатель погоды! Хоть бы раз мне-то как человек, как приятель правду сказал: будет дождь или не будет. Сколько раз я из-за него на рыбалке под ливень попадал. А Себастьян предсказывал…

Услыхав последние слова Сергея, Разменный прервал свой монолог и спросил:

– «Пледсказывал»? Кто и что пледсказывал?

Сергей смущенно ответил:

– Да ты, Себастьян, еще неделю назад дождь предсказывал, а на небе ни тучки.

Разменный на целую секунду даже потерял дар речи:

– Можно подумать, дождя нет по моей вине! Когда мне говолят: «Будет дождь», и я повтоляю это диктолу, а она (Леночка) – налоду: «Будет дождь», а в течение недели с неба не падает ни капли – это моя вина? Или, когда мне говолят: «Гледет засуха», и я повтоляю диктолу: «Гледет засуха», а на улице, как в Венеции, - это моя вина?

– Вина? – вдруг оживился Сергей. До этого он пытался сдержать зевоту.

Я с упреком посмотрел на него:

– Вообще-то у нас есть дело. Забыл?

– Помню. – Бескомпромиссный зевнул во всю пасть.

– Отлично. – Я думал, что мы наконец-то перейдем к написанию рекомендательного письма, но, видимо, Разменный еще не выговорился.

– Я не пью. – Он замотал головой и руками в знак отрицания. – Совсем. В последний лаз, когда я выпил, я потелял жену.

– Ну? – опять оживился Сергей.

– А вы не знаете? – удивился Разменный, словно история разрушения его семейной жизни освещалась всеми СМИ и во всех мельчайших подробностях.

– Нет. Расскажи.

Я в отличие от Сергея был против, поэтому спросил у Себастьяна:

– Вам известно, зачем вы здесь?

– Я все объяснил, - сказал Бескомпромиссный. – Вкратце.

Разменный кивнул:

– Вам нужна моя печать.

– Не только. – Я показал исписанную туалетную бумагу. – Это черновик рекомендательного письма. Вам необходимо переписать его на нормальный лист бумаги. Потом подписаться и поставить печать.

– Плочитать? Но я не взял очки.

Я укоризненно взглянул на Сергея. Сергей – на Себастьяна:

– Я же тебя спрашивал: все ли ты взял?

– Ты сплосил: взял ли я печать, - принялся оправдываться Разменный. – Я ее взял.
 
– Но…

– Какие «но»? Меня выгнали с лаботы. Я весь на нелвах. Состояние…
 
– Довольно! – Мое терпение иссякло. Я обратился к Разменному твердо и категорично: – Вы позволите пойти к вам: у меня нет подходящей бумаги?

– Позволит, - ответил за Себастьяна Сергей.

Бывший предсказатель погоды посмотрел на Бескомпромиссного, потом на меня и пролепетал:

– Ну, если это клайне необходимо, то, конечно. Плавда у меня…

Отвертеться Разменному не удалось. Сергей, понимая, что если не Себастьян напишет письмо, то придется это сделать ему, обрушился на экс-предсказателя:
 
– Что? Ты мне вообще-то думаешь деньги возвращать? Уже месяц прошел!

– У меня нет сейчас ни лаботы, ни денег, ни даже ванной.

– Ничего, мыться мы не собираемся, - успокоил я Себастьяна. И поторопил: – Идемте, совсем нет времени.

Разменный вздохнул:

– Идемте, лаз так.


Письмо было написано и украшено печатью за сорок две минуты. Говорю это с уверенностью, так как то и дело поглядывал на часы.

Прочитав его, я хотел сразу же уйти, но Сергей поинтересовался у Разменного: нет ли чего-нибудь перекусить. Должно быть, в счет морального ущерба за невозвращенный долг. Себастьян предложил пельмени, и я решил, что устраиваться на работу лучше на сытый желудок.

Все трое мы прошли из довольно загаженной комнаты в не менее загаженную кухню с горой немытой посуды и паутиной по углам.

– Не хватает женских рук, - констатировал Сергей. – Сколько ты уже без жены?
 
– Давно, - всхлипнул Разменный, споласкивая кастрюлю. Потом он поставил ее на плиту, отодвинув запылившиеся сковородки, и добавил: – Уже два месяца, как ее у меня увели.

«Такое впечатление, что он говорит о машине», - подумал я.

– Кто увел-то? – бесцеремонно спросил Сергей. – Расскажи. В целях профилактики. – Он подмигнул мне. – Вдруг и мою кто уведет.

– А у тебя есть длуг… плиятель… доктол? – Разменный произносил слова с подчеркнутой брезгливостью.

Бескомпромиссный уточнил:

– Обязательно доктор?

– Да.

– Нет.

– Тогда тебе повезло.

«Везунчик» Сергей потребовал объяснений, и Разменный нудно и с паузами начал историю:
 
– Был… у меня… плиятель… – доктол…

– Хорошо, - подбадривающим голосом заметил Сергей.

– Что холошо? 

– Что доктор – хорошо. Доктора люди хорошие. Ты продолжай – продолжай.

Но Разменный упер руки в боки:

– Где это ты холоших влачей видел?

– В больнице. – Бескомпромиссный для пущей убедительности указал куда-то в сторону. – Я туда на днях тещу водил. Ее хороший доктор осматривал, внимательный. И язык ей посмотрел, и пульс пощупал, и градусник дал температуру померить. Все чего-то записывал – записывал. Деловой! Хороший доктор. Правда, мы с ним забыли потом про того, про градусник, будь он неладен. Тещенька с ним под мышкой так домой и ушла. А доктора хвалила…

– Везде бывают свои исключения! – глубокомысленно изрек Разменный.

За разговором и Сергей и сам хозяин квартирки забыли про пельмени, поэтому мне пришлось взять их приготовление на себя. Благо, что дело это простое и привычное. Я посолил воду, и, когда она вскипела, высыпал в кастрюлю всю пачку.

– Везде бывают исключения! – повторил Разменный. – Вам с тещей повезло с доктолом, а вот мой плиятель – доктол – скотина. Я его с женой познакомил. Челез палу месяцев после этого мы (я и моя жена) собилались отдохнуть на моле… И поехали: она на Челное с моим плиятелем, а я на дачу с тещей оголод копать. Отдохнули… от-дель-но!
 
– Но?!

– Что «но»? Я – здесь, а она все на моле с моим плиятелем. – Себастьян глубоко вздохнул, но вместо выдоха у него вышла зевота во всю пасть. – И вот живу один… без ванной…

– Ой!

– …с плотекающей клышей…

– Ну, небось, только в дождь.

– …без лаботы.

– Такова жизнь. Все течет, все ломается.

– Меняется, - поправил Разменный. – Все течет, все меняется.

– Да, такова жизнь.

Я прервал их философские разглагольствования:

– Пельмени готовы.

Когда мы поели и заварили чаек, за стеклом нахмурились тучи и стал накрапывать дождь. В стакан Разменного капнуло. Потом еще раз. Потом в кружку Сергея. Я залпом опорожнил свой стакан и подставил его под струйку, льющуюся сверху.

– Вот! – Разменный кивнул на потолок и, выйдя на минутку, вернулся с тазиком. Подставил его на то место, где уже начала образовываться лужица. – Я же пледсказывал дождь.

– Неделю назад, - прошептал мне на ухо Сергей.

Тазик между тем наполнился водой почти до краев. Разменный открыл окно, взял посудину в руки и выплеснул ее содержимое на улицу. Затем вернул таз на исходную позицию.

– Кошмал!

Дождик вскоре прекратился, и мы с Сергеем тотчас ушли.


Часть  вторая

Побеждает  достойнейший!

ГЛАВА  5

«ОХ, РАНО ВСТАЕТ ОХРАНА…»

Погода была просто замечательной: яркое солнце, свежий загородный воздух после дождя и пение птиц.

Выйдя из электрички и выспросив у аборигенов дорогу, я в конце концов дотопал до огромных резных ворот – входа в загородный дом господина Заупокойного, которому, судя по объявлению, требовался квалифицированный дворецкий.

Чуть в стороне от ворот в заборе имелась небольшая дверца, и она оказалась незапертой. Я вошел.

– Итак, здесь живут гостеприимные и бесстрашные люди. Это радует.

Однако послышавшиеся грубые голоса поселили во мне неприятные сомнения. Я, действуя инстинктивно, спрятался за дерево. Возможно, меня опередили, и новый дворецкий уже мозолит глаза Заупокойному. Возможно. Во всяком случае, я должен был это выяснить.
 
Из-за декоративно постриженных кустов вышли двое мужчин в форме. Благодаря острому уму и природной интуиции я сразу догадался, что это были охранники. Один из них, лопоухий, был явно чем-то озабочен, второй, курносый, его успокаивал.

– Нет, ты выслушай… – говорил лопоухий.

– Подожди, - прервал его курносый и остановился. – Встанем здесь. Могут заявиться кандидаты на должность дворецкого. Я и дверь не запирал. Давай покараулим: мало ли кто забредет.

«Должность дворецкого пока вакантна», - отметил я про себя. Это радовало.

– Хорошо-хорошо. Встанем здесь. – Лопоухому не терпелось вернуться к своей проблеме. – Так вот, не пойму: ведь молодая…

– Ну, молодая.

– …стройная…

– Ну, стройная.

– …красивая…

– Ну, красивая.

– …девушка, наконец!

– Ну, еще бы!

– Что же произошло?

– Я слышал… – Курносый перешел на полушепот. – Я слышал: семечки тыквенные помогают.

– Тыквенные?

– Да. И шок.

– То есть?

– Вот у моего соседа в городе был такой случай. – Курносый уселся на лавочку у кустов. – Он тоже охранник, но ездит в Москву. Неделя через неделю. Жена, сам понимаешь, неделю ему рога наставляет, неделю изображает святую. Как обычно.

– И что?

– А то! Сосед приезжал с недельной работы и двое суток отсыпался, набирался сил. Затем его начинало тянуть к жене, что вполне естественно, да ничего не получалось. Прямо, как у тебя вчера.

Лопоухий помрачнел:

– Со мной такое в первый раз.

– И, дай Бог, в последний. – Напарник перекрестился. – Так вот: у соседа ничего не получалось. Что он, бедный, только не пробовал: и народную медицину, и официальную; и травки, и таблетки; и заклинания, и указания… Ничего не помогало. Жена на него рукой махнула и только ждала, когда он на работу отправится.

– Откуда ты все знаешь? – ухмыльнувшись, спросил лопоухий. – Думаю, это ты к ней захаживал.

Курносый раздвинул уголки губ и стал похож на мартовского кота:

– Сейчас не об этом. Хотя ты и прав.

– Казанова!

– Есть немного. – Он пару раз хихикнул и продолжил рассказ. – И вот однажды, как в анекдоте, муж вернулся домой на день раньше…

– И застукал тебя?

– Если бы.

– А кого?

– Голую тещу, выходящую из ванной, и с маской на лице. Она, оказывается, пока его не было, в гости приехала.

– И что дальше? – заинтересовался лопоухий.

– У соседа был шок, чуть ли не инфаркт. А потом все путем, эрекции хоть отбавляй.

Лопоухий сплюнул:

– Вечно ты рассказываешь какие-то гадости.

– Это правда, - заверил курносый. – У них с тех пор с женой полная гармония.

– Вот как? – Напарник почесал затылок. – А мне что до них?

– Тебе надо испытать шок.

– Выпрыгнешь на меня из темноты? Голый и в маске?

Курносый замотал головой:

– Если скажу да, шока не получится. Ты будешь этого ожидать.

– Что тогда?

– Жди естественного шока.

– Долго?

– Не известно.

Я уже несколько минут силился сдержаться, чтобы не чихнуть. И у меня не получилось. Сдержаться. Чихнул я так, что, надеюсь, за много километров отсюда, в Вереной квартире полопались все лампочки.

А видели бы вы охранников! Как они подпрыгнули! Лопоухий, словно боксер на ринге, встал в стойку и трижды рассек кулаком воздух! Курносый же все пытался выхватить из-за пояса дубинку, а когда, наконец-то, вынул, дважды уронил ее на землю.

Прятаться дальше не было никакого смысла, и я, приклеив на лицо добродушную улыбку, вышел из укрытия.

– Шок – это по-нашему! – четко проговорил я рекламный слоган. И обратился непосредственно к лопоухому охраннику: – Я подумал, что вам не стоит долго ждать шока, и решил устроить его немедленно. Вам лучше?

Лопоухий по-прежнему сжимал кулаки и тяжело дышал. Не знаю, как с функциональностью его нижней части тела, а верхняя, по-моему, после устроенного мною шока, онемела.
 
– Ты кто? – гаркнул курносый, держа дубинку для подстраховки двумя руками. – Что тут делаешь?

Я отставил в сторону чемодан: 

– Это вилла господина Заупокойного Аристарха Степановича? Поправьте, если я ошибаюсь. Поправьте и направьте в нужном направлении.

– Я спросил: ты кто? – Вопрос курносого прозвучал незаслуженно агрессивно. Впрочем, оба охранника не производили впечатление людей воспитанных и вежливых.

Пришлось представиться следующим образом:
 
– Я новый дворецкий Аристарха Степановича.

– О, как! – удивился курносый. – Надо же! Что-то мы тебя не признаем. И давно ты дворецкий?

Я все также дружелюбно постарался объясниться:

– Дело в том, что…

Меня перебили:

– Подними руки и открой свой чемодан!

Грубо и абсурдно! В связи с абсурдностью я даже не смог сдержать улыбки. И услышав повторный приказ, поинтересовался:

– Как это?

Меня просветили:

– Молча.

Дубинка курносого планировала в неприятной близости от моего лица. Отодвинув ее рукой, я сказал:

– Разумеется, я вас понял – университетское образование – но кто-нибудь другой мог и не понять. Правильней было бы приказать так: открой свой чемодан и подними руки.

– Правильней послать тебя куда подальше, - заявил курносый.

К лопоухому вернулся голос, и он добавил:

– Или дать в глаз. – Так как внушительные кулаки у него были все также сжаты, угроза не показалась мне блефом.

– Стоп! Я вас понял. – Я открыл чемодан и поднял руки.

– Он тебя понял, - подмигнул курносый напарнику. – А у тебя всего три класса не-законченных.

Меня обыскали, мой багаж – тоже, но ничего запрещенного или угрожающего жизни Заупокойного не нашли. Однако это никак не повлияло на их отношение ко мне. Вопросы, во всяком случае, задавались с прежней грубостью.

– Как ты здесь оказался?

Я признался:

– Вошел через вон ту дверцу. Она не заперта.

– Почему прятался?

– Услышал голоса… Собственно… не знаю.

Курносый повернулся к лопоухому и сказал:

– Я пойду доложу Аристарху Степановичу. А ты приглядывай за этим.

– Меня зовут Уваров. Дмитрий Уваров, - не без гордости представился я.

– Уфаров? Почем фары?

Насмешки над фамилией – забава из детского сада. Видимо, охранники с тех пор не больно-то продвинулись в развитии. Я решил проигнорировать этот выпад – как никак, придется здесь еще работать. И может, ни один год.

Курносый ушел, а лопоухий, оставленный приглядывать за мной, уставился на носки своих ботинок. Я тоже посмотрел туда, но не заметил ничего такого, что могло привлечь к себе большее внимание, чем моя атлетическая фигура. Нет-нет, с моей ориентацией все было в порядке, просто мужички с брюшком нередко с завистью поглядывают на меня. А у лопоухого брюшко через пару лет станет просто брюхом. В комплекте с узкими плечами фигура у него была та еще!

– Какая серьезная здесь охрана! – не без иронии воскликнул я. – Господина Заупокойного кто-то хочет убить?

В ответ молчание.

– Наверняка, жена, - предположил я. – Из-за наследства.

Ответом было молчаливое сопение.

– Или ребенок. Естественно, совершеннолетний. Имеется такой?

Снова сопение.

– А Аристарх Степанович очень богатый?

Все тоже сопение.

Ах, так! Ну, ладно. Решив, что вполне могу обращаться к лопоухому на «ты», я практически пропел свой вопрос, чем вызвал удивление и долгожданный ответ.

– Зна-а-а-аешь что-о-о-о?

– Что? – буркнул он.

– Странно!

– Что?

– Если я вижу перед собой молодую стройную красивую девушку, мне не требуются дополнительные возбудители.

Его щеки покраснели, а взгляд моментально перенесся от ботинок к моему лицу.

– Что? – оскалившись, разъяренно спросил он. – Я не расслышал.

В мои планы не входило заводить врагов, поэтому я предложил мировую:
 
– Успокойся, друг. Я пошутил. Хотел растопить лед. – Я протянул руку. – Дмитрий. Дима.

Но лед не растопился, и руки мне не пожали.

Я невозмутимо посмотрел на свою протянутую ладонь, убрал ее и спросил:

– Знаешь, чем отличаются блондинки от брюнеток?

– Что? – Прозвучало скорее удивленно, чем агрессивно.
 
Я повторил вопрос:

– Знаешь, чем отличаются блондинки от брюнеток?

– Чем?

– Нет, - я слегка наклонил голову, - сам ответь. – И опрометчиво предложил ему сделать невозможное для него: – Подумай.

Вы не поверите, но я готов поклясться чем угодно, что на лбу у лопоухого выступили некие подобия морщинок. Однако ожидаемого результата это не принесло.

Я в третий раз повторил вопрос, произнося слова по слогам. И получил вполне вразумительный, пусть и не правильный вариант ответа:

– Цветом  волос.

– Нет. Но попытка стоящая, - похвалил я. – Брюнетки и блондинки отличаются не цветом волос, а цветом краски для волос. А знаешь, чем отличаются толстые от худых?

– Слушай, помолчи! – можно сказать попросил лопоухий.

«Без проблем!» - подумал я, и мы некоторое время простояли друг напротив друга, не произнеся ни звука. Потом я пробубнил, но так, чтобы лопоухий расслышал:

– Что-то напарник долго обо мне докладывает.

Охранник весь напрягся и поднес ко рту рацию.
 
– Первый! Первый! Ответь второму. – Голос был озабочен. – Первый! Первый! Ответь второму.

– Прием! Прием! – подсказал я.

Он моей подсказкой не воспользовался, тупо повторяя: «Первый! Первый!» Затем отключил рацию и в сердцах гаркнул:

– Тьфу! Барахло!

В экстренных ситуациях кто-нибудь просто обязан соблюдать спокойствие и рас-судительность. Сейчас таким человеком, безусловно, был я. И я посоветовал:

– Сходи и узнай, что случилось. Я здесь постою.

– Не убежишь?

– Зачем? – искренне удивился я. – Мне нужна работа. За этим я сюда и пришел. И без ответа никуда не уйду.

– Ладно. Стой на месте и ничего не трогай.

– Понял.

– Запомни: тут повсюду камеры! – предупредил лопоухий. – Все записывается. Если что – тебе хана!

Я кивнул с серьезным лицом и заверил, что обязательно учту это.

Лопоухий охранник, то и дело оборачиваясь на ходу, удалился в сторону дома.


ГЛАВА  6

КОНКУРЕНТЫ

Я огляделся. Камеры наверняка были. Но либо непосредственно возле дома, либо у ворот. Либо и там и там. Причем те, что у ворот, были направлены, скорее всего, не во внутренний дворик. Хотя мне было все равно: красть я ничего не собирался, да и хулига-нить тоже.

Инстинкты и интуиция – вещи замечательные; меня, во всяком случае, они часто выручали. Да и со слухом проблем  не было. Вот и сейчас, едва заслышав шаги, я успел спрятаться за облюбованное ранее дерево.

Дверца в заборе растворилась, и во двор, озираясь, проникли два незнакомца. Один был седовласый с шикарной растительностью на лице в виде бороды, другой – раза в три моложе и с лицом гладким, как у девушки.

Первый, заметив лавочку, с облегчением вздохнул и расположил на ней свою пятую точку. Его молодой спутник поступил так же. Потом, покомфортнее утрамбовавшись, сказал:

– Аркадий Семенович, работа – это пока единственное, что интересует меня в жизни. В свои двадцать четыре я уже три года мажордомлю.

– А я уже почти пятьдесят лет, - горделиво произнес бородач. – Еще у самого Крас-нознаменского на даче прислуживал. Так-то, Август.

Не считайте меня дремучим невеждой, но я поначалу не понял, причем тут август. Ведь на дворе был апрель. Однако вскоре я разобрался, что к чему. Согласитесь, нечасто приходится встречаться с человеком по имени «Август». Аркадий же Семенович называл молодого человека по имени невозмутимо, словно какого-нибудь Витю.

– Вы знаете, Август, если им не требуется еще кто-нибудь, боюсь, против меня у вас шансов нет, - самоуверенно заявил бородач. – Пятьдесят лет опыта – это целая жизнь.

Молодой человек возразил:

– И да и нет. Не каждый возьмет на работу старика. Не обижайтесь, Аркадий Семенович, но ваш возраст негативно отразится на вашей, например, расторопности.

Бородач снисходительно улыбнулся:

– Не тешьте себя пустыми надеждами, мой молодой коллега.

– Я реалист. Поэтому… – начал было Август и тут же вздрогнул. – Ох! Вы меня напугали.

Последняя фраза относилась ко мне. Я предстал перед ними так неожиданно, короче, как Сивка-Бурка.

– Меня вы тоже слегка напугали, - заметил бородач.

– Неужели я такой страшный? – В моем голосе отчетливо слышались нотки обиды.

Август смутился и оторвался от лавочки:

– Нет, что вы!

Седовласый, поднявшись на ноги, заговорил торжественно:

– Добрый день! Позвольте представиться…

Я не дал ему договорить:

– Увы, нет времени. Вы по какому вопросу к нам?

– Мы по поводу… – Он был настолько обескуражен, что не смог закончить свою фразу.

– Пенсионного фонда? – предположил я.

– Не-е-ет, - промычал он.

– Просите о помощи участникам революции 1905 года?

– Вы шу-у-утите?

Я строго посмотрел на него:

– У меня нет времени на шутки. Кто вы? Зачем пришли?

– Я по поводу должности дворецкого, - робко произнес бородач.

– Для сына? – Я бросил мимолетный взгляд на Августа. – Нас глухонемые не интересуют. Нет, мы ничего против них не имеем, просто нам нужен дворецкий, у которого все в порядке с голосом и слухом. Ваш же сын…

Седовласый бородач покачал головой:

– Нет, я сам…

Его перебил Август:

– Я не глухонемой. Помните, я еще испугался, когда вы…

– Вы нервный? – не оборачиваясь, спросил я.

– Нет.

– А ваш папа? – Я кивнул в сторону бородача.

– Я не его сын.

– А чей?

– Отца. Мы просто пришли вместе.

Я включил тугодума:

– С отцом?

– Нет. С Аркадием Семеновичем.

– А где отец?

– Дома.

Я указал ему на его престарелого спутника:

– А дедушка вам кто?

– Никто, - ответил Август. – Мы просто пришли вместе.

– Мы оба претендуем на должность дворецкого, - объяснил седовласый.

– Вот оно что?! Отлично, - я потер ладони, - условия следующие: возраст от двадцати пяти до пятидесяти, знание английского языка и никакой связи с кровным врагом господина Заупокойного – Краснознаменским.

– Как Краснознаменским? – опешил бородач и плюхнулся на лавочку.

– Вы с ним близки?

– Я у него служил. Дворецким. Много лет.

Я развел руками:

– Увы-увы!

– Но мы не были близки. Уверяю вас, что он мне даже не нравился.

Бородач хватался за соломинку, но я не оставил ему не единого шанса:

– Вам, дедушка, пятьдесят лет уже есть?

– Мне семьдесят пять, и опыта…

– Понятно, - сказал я, как отрезал. – Возвращайтесь к Краснознаменскому.

Седовласый заохал:

– Но он уже двадцать лет как умер.

Я, больше не обращая на него внимания, повернулся к Августу:

– Вы у Краснознаменского не служили?

– Нет. – Август почувствовал себя фаворитом. – Мне только двадцать пять.

– Выглядите моложе. Паспорт с собой?

Он опустил глаза:

– По правде, мне двадцать четыре, но через месяц будет двадцать пять.

– Do you speak English?
Август выпятил вперед свою цыплячью грудь. Наверное, считал английский своим вторым родным языком. И, действительно, залопотал на нем совершенно свободно:

– Yes, of course, I speak English very well. I learn it in the Moscow University, I…
 
– Достаточно, - прервал я его лепет. – Произношение ни к черту!

– Но мне его ставили в Лондоне! – Удивленный Август в поиске поддержки повернулся к своему спутнику. – Аркадий Семенович! В Лондоне!

– Пусть так, - я оставался невозмутим, - однако возраст. Вот через месяц исполнится двадцать пять, тогда и приходите.

– Как? – Август округлил глаза.

– Черти что! – Седовласый встал с лавочки. – Добираться два часа сюда, чтобы получить отказ через две минуты.

– Мне очень жаль. – Я наступал на них, выпроваживая за ворота. – Но жизнь жестока. Особенно в период мирового кризиса.
 
– Простите, - не унимался бородач, - но когда я служил у Красно…

– Расскажите об этом молодому коллеге. – Я был непреклонен. – По дороге домой.

– А когда я был в Лондоне…

Я перебил Августа:

– Вы точно не знакомы были с Краснознаменским?
 
– Абсолютно.

– Вы много упустили. Говорят, занимательная была личность. – Я обратился к седовласому:
– Не так ли?

– Вы правы, - ответил он. – Но мы не были с ним настолько близки…

Вытолкав бородача, я наставительно заметил Августу:

– Обязательно выслушайте  дедушку. Он просто кладезь информации. 

– Но в Лондоне…

– Не то, что в Париже, - закончил я за него. И вытолкал бедолагу за ворота, припугнув напоследок: – Уходите быстрее! Через пять минут мы выпускаем на прогулку месопотамских тигров. Тогда уйти отсюда будет весьма проблематично.


Я вовремя избавился от конкурентов.

– Ты один? – Ко мне подошел курносый охранник. – Один?

– Как перст, - ответил я.

– Кто?

– Где?

– Что?

– Когда?

Охранник задумался, видимо, вспоминая, какие еще бывают вопросительные слова. Я же поинтересовался:

– Ну, что? Меня ждут?

– Заждались. – Он хмыкнул. – Никто больше не приходил?

Я, изобразив на лице пионерскую честность, покачал головой:

– Нет.

– А где мой напарник?

– Пошел вас искать.

Курносый поднес рацию ко рту и затараторил:

– Второй! Ответь первому. Второй! Ответь первому… Тьфу, зараза! – И, бросив мне, никуда не уходи, помчался к дому.

Тут же позади меня в заборе приоткрылась дверца, и вошло что-то бесполое в огромном оранжевом берете.
 
– А вот и домик, - пропело оно. – Милый, очень милый. – И заискивающе улыбнулось мне: – Добрый день! Вы не будете ли столь любезны, чтобы соблаговолить подсказать мне: это ли дом господина Заупокойного… брр… Аристарха Степановича?

Я вернул своему лицу строгость, которую уже явил при общении с предыдущими конкурентами. Причем результативно.

– Да, это его дом.

Оранжевый берет расшаркался:

– Весьма благодарен вам за услугу, что вы мне оказали. Весьма, весьма.

И он потопал было в сторону дома. Но я не дремал.
 
– Вы по какому вопросу? – резко спросил я, перегородив ему дорогу.

Берет замер на месте:

– Я… вы… мы… прибыли по вопросу работы… дворецкие… мы.

Я сказал с укоризной:

– Так что же вы, гражданин дворецкий, летите мимо меня сломя голову. Вы думаете, я здесь для чего поставлен?

– Для чего?

– Объясню: для того, чтобы вести разъяснительную работу с вновь прибывшими конкурентами, то есть я хотел сказать – с претендентами на должность.

Щеки под оранжевым беретом заалели:

– Простите! Я такой неловкий: всегда теряюсь с незнакомыми людьми.

– Так давайте познакомимся. Я начальник охраны господина Заупокойного – Ксенофонт Елистратович Железобетонный. – Я протянул ему руку и, когда он поступил так же, словно клещами, зажал его ладонь в своей.

– Вас что действительно так зовут? – робко поинтересовался берет, пытаясь освободить руку.

– Вы мне не верите? – Я сжал ладонь сильнее.

Он взвыл от боли:

– Это вас папа с мамой так назвали?

Я отпустил его:

– Вам паспорт показать?

– Да… – Берет осекся. – То есть, нет. Если вы говорите, то, конечно, тогда…

Его растерянный и слегка напуганный вид забавлял меня, и я делал колоссальные усилия, чтобы не рассмеяться.

– А вас как звать-величать?

Он представился:

– Валя… Пардон, Валентин Евгеньевич Голубенко.

С неприкрытой фамильярностью я похлопал его по плечу:

– Вот что, Валя: мне поручено провести с вами инструктаж.

Он закивал головой, выражая полное согласие и повиновение.

– Хорошо. – Я покосился в сторону дома. Охранников видно не было. – Работа, Валя, будет тяжелая, но творческая. Вам понравится. Господин Заупокойный – тиран, но справедливый. Коллектив слажен, подкован и закален. В будни – трудоголики, в праздник – алкоголики. Шутка! Работаем по команде. Ложимся в пять утра, встаем в четыре утра. То есть наоборот.
 
– Но…

– Не перебивать! – Я был строг. – В мире этого дома Бог – я, точнее, Аристарх Сте-панович, а потом я. Ясно?

– Да. – Голубенко помялся. – Знаете, мне хотелось бы, чтобы… – робко начал он, но под моим суровым взглядом замолчал.

– Вам захотелось? – Я нахмурил брови. – Потерпите, не маленький. Кстати, как меня зовут?

Голубенко побледнел:

– Железобетонный… Ели… Ксели… Ксефострат Есостратович.

Я три раза негромко хлопнул в ладоши:

– «Ес», как говорят англичане. Память у вас хорошая. Имя и отчество начальства надо знать в лицо. – В любую минуту могли вернуться охранники. Я это понимал, поэтому решил действовать решительнее и быстрее. – Теперь о главном: петь умеете?

У Голубенко от удивления расширились глаза:

– Что?

– Вы не ослышались. Петь умеете?

– А зачем дворецкому петь? – вполне справедливо спросил он.

– Отвечайте, - потребовал я. – Да или нет?

– Нет.

– Что нет? Не умеете петь?

– Уме… Плохо.

– Хорошо. – Я загнул один палец. – Далее: плясать?

– Плохо.

– Хорошо. – Второй палец. – Что покажете?

Глаза Голубенко совершенно вылезли из орбит:

– Простите?

Полный невозмутимого спокойствия, я уточнил:

– Что спляшете и что споете?

Голубенко принялся кусать губы:

– Я же не в театральный поступаю.

– Вот именно. Вы поступаете на ответственную и перспективную работу. Она вам нужна или нет?.. Молчите, вижу, что нужна. – Я вздохнул. – Объясню: господин Заупокойный любит, чтобы дворецкий по утрам исполнял для него что-нибудь. Романсик, например. «Куда б, куда б вы удалились…»

– Вы издеваетесь, Елист… Ксефо… стратович?

Я прислушался, не возвращаются ли охранники. Затем приказал:

– Пойте! Но не громко.

Голубенко, немного помявшись и откашлявшись, замычал:

– «Крутится, вертится шар… голубой…»

– Пляшите!

– «Крутится, вертится над головой…» – приплясывая, продолжил Голубенко.

– Веселее!
– «Крутится, вертится, хочет упасть…»

Вокал и пляска Голубенко в другой раз довели бы меня до коликов, но сейчас я преследовал единственную цель: доконать конкурента. А он и так уже, словно заезженная пластинка, еле дыша, повторял одну и туже строчку:

– «Крутится, вертится, хочет упасть…»

– В присядку! – вдруг осенило меня. – Давай в присядку.

На что только не пойдут люди в кризис, лишь бы заполучить работу! Голубенко самоотверженно и дисциплинировано исполнил мой приказ, а именно присел. Однако подняться уже не смог и на словах «хочет упасть» рухнул на землю.

– Достаточно, - сжалился я.

– Я подхожу? – Голубенко кое-как поднялся и теперь жадно глотал ртом воздух. – Я могу идти?

– Смотря куда.

Он указал на дом:

– Туда.

Я указал в обратную сторону:

– Нет, дорогой Валя, вам туда.

– Но…

– Мы вам позвоним, - пообещал я.

– Но…

– Скоро с вами свяжемся.  А вы пока не теряйте зря времени: подберите сносный репертуарчик, поработайте над приседаниями. Вообще, у вас большие шансы.

– Правда?

– Уверяю вас. – Я услышал голоса охранников и, мобилизовавшись, принялся буквально подталкивать Голубенко к забору. – А-а-а… Валентин Евгеньевич, если не ошибаюсь, мы вам позвоним. Ступайте.

– Как?

– Передвигая ногами. Шаг за шагом. Повторяю: мы вам позвоним.

Я почти вытолкал его, когда этот настырный берет, ухватившись руками за дверцу, завопил:
 
– Вы же не знаете номера моего телефона!

– Обязательно позвоним. – Я пнул его в живот, и Голубенко колобком выкатился за ворота.
– Всего доброго.

– Может быть… – пролепетал берет, но я уже захлопнул дверцу.

«Итак, от конкурентов избавились», - довольно подумал я.


ГЛАВА  7

ДЖЕНТЕЛЬМЕНСТВО И БЛАГОРОДСТВО

– Нет, цветом краски для волос, - сказал лопоухий курносому.
 
– Сам придумал? – спросил тот.

– Ну-у-у…

Курносый обратился ко мне:

– Пойдем. Жена хозяина скоро спустится в гостиную, чтобы взглянуть на тебя.
 
Я кивнул:

– Хорошо. А сам хозяин?

– Он занят.

– Ну, жена, так жена. – Я по-дружески подмигнул им. – Молодая?

– Увидишь. Где твой чемодан?

– Ах, да! – Я вынес свою ручную кладь из-за дерева. – Кто-нибудь мог споткнуться, вот я и убрал его.

– Иди за мной. – Курносый направился к дому. Я покорно зашагал следом. Лопоухий остался у забора.

Мы прошли мимо сада, где трудился старичок в переднике, мимо бассейна, где никто не трудился и не отдыхал, и, наконец, оказались у дверей шикарного особняка. Я человек мало впечатлительный, однако мое сердечко забилось чуточку сильнее.

Должен заметить, что я не заблудился бы и без провожатого. Меня встречали в гостиной – огромной комнате, примыкающей к холлу.

Охранник остановился на пороге, да так резко, что я чуть не налетел на него.
 
– Светлана Юрьевна, можно войти? – спросил он у хозяйки дома, которую я пока еще не видел.

– Войдите, - пропел нежный голосок.

Возможно, первое впечатление и обманчиво, но только не в этом случае. Мне понравился голос жены Заупокойного и, надо признать, внешний вид Светланы Юрьевны меня тоже не разочаровал.

У камина стояла стройная блондинка с карими глазами и курила тонкую дамскую сигарету. Пепел небрежно стряхивался изящными пальчиками с длинными красными коготками.
 
– Прекрасная мелодия, - сказала она и бросила недокуренную сигарету в огонь камина. – Согласны?

Я обожал музыку Дунаевского, но отвечать на вопрос не стал: возможно, адресатом был курносый.

– Вы не любите музыку? – Девушка посмотрела на меня. – Такую или любую?

– Наоборот. Очень люблю. – Я не отвел взгляда. – Всякую.

Ей понравился мой ответ.

– А как вам мое платье?

«Умереть не встать», - подумал я, с наслаждением разглядывая фигурку молодой женщины в обтягивающем ситцевом платьице. Девушка (а она все-таки была слишком молода для определения «женщины») просто сводила с ума своей красотой.

– Платье великолепное! – сказал я.

– А цвет? Мне подходит голубой?

– О, да! – Я был искренен.

– А муж говорит, слишком откровенное. – Она пожала плечиками.
 
– Это не так, Светлана Юрьевна, - вмешался курносый. – Вы в этом платье просто… просто… чудесны.

– Спасибо. – Девушка неторопливой скучающей походкой подошла к нам. – Вы его обыскали?

Курносый кивнул:

– Да. Он чистый.

– Во всех смыслах, - пробормотал я.

Девушка улыбнулась мне.

– А еще претенденты есть?

– Пока нет, - ответил охранник.

– Можете идти, - сказала она ему и, повернувшись ко мне, спросила: – Ведь я ничем не рискую, оставшись с вами наедине?

– Перед вами само джентльменство и благородство, - заверил я.

– Джентльменство и благородство?

– Именно.

Курносый уже в дверях обернулся и авторитетно заметил:

– Он слегка болтлив.

Обычно я не обращаю внимания на мелкие выпады ограниченных людей, но перед возможной моей хозяйкой хотелось сразу же реабилитироваться.

– Ничуть, - возразил я. – Я просто считаю оскорбительным невежеством обрекать хозяев на пессимистическую тишину, которая зачастую хуже скуки.

Так как перевода не последовало, охранник с недоумением посмотрел на меня и удалился восвояси.

– И как же вас зовут? – Светлана обходила меня, разглядывая с ног до головы.

– Уваров Дмитрий Николаевич.

– Дмитрий… Димочка… Димуля. – Она встала напротив меня. – Где же вы раньше работали, Дмитрий? У кого?

– Я квалифицированный дворецкий. Несколько лет проработал у Разменного Себастьяна Арнольдовича.

Девушка задумалась:

– Разменный, Разменный… Кто он? Банкир?

– Бизнесмен. – Эта тема была скользкой, поэтому я отвечал сухо. – Торговля.

– Что-то я о таком не слыхала.

– Он не афиширует себя.

– А чем он торгует?

– Зонтами. Король зонтов.

– Не слыхала о нем. 

– Странно. Он известная личность. – Я полез в карман. – У меня есть рекомендательное письмо от него.

– Давайте.

– Пожалуйста. – Я протянул письмо.

Девушка развернула листок и медленно прочитала рекомендацию. По-моему, два раза. По крайней мере, я за это время успел освежить в своей памяти алфавит с начала до конца и в обратном направлении.

– Значит, обязанности свои знаете? – то ли резюмировала, то ли спросила она, возвращая письмо.

– Досконально.

– И какова ваша основная задача?

Я напрягся, вспоминая придуманные по дороге фразы. Однако госпожа Заупокойная сама ответила на свой вопрос. Надо сказать, весьма оригинально.

– Главная ваша обязанность, - промурлыкала она, - не давать своей хозяйке умирать от скуки. Не так ли?

Возражений с моей стороны не последовало:

– Безусловно.

Ее взгляд, направленный по-мужски смело прямо мне в глаза, немного смущал, но я держался достойно.

– Летом, например, вы должны подносить мне коктейли, когда я буду загорать у бассейна. Подавать руку, когда я буду выбираться из него. – Она приопустила свои длинные ресницы. – Обожаю купаться. А вы?

Я кивнул.

– Король зонтов позволял вам купаться у него в бассейне? Или ему хватало ванной?

«Врать так врать»:

– Бассейн был, - ответил я. – Но он и сам не любил купаться, и другим не позволял. Ненавидел воду.

Девушка фыркнула:

– Глупо. Жить в доме с бассейном и не купаться в нем – это, по-моему, извращение.
 
– Вы правы.

– А вы лаконичны, - заметила она. – И скорее молчун, чем болтун.

Я откашлялся:

– Простите, но я вас заслушался: у вас очень мелодичный и приятный голос. Так бы слушал и слушал. – И слегка приблизившись (практически подойдя вплотную) полушепотом добавил: – Слушал с восхищением и почтением.

Девушка тут же отстранилась и стала несколько резка и суховата со мной.

– Будете послушны и исполнительны – будет и «заслуженно высокая оплата труда, и пропитание, и жилье», - по-деловому отрапортовала она. Затем, должно быть, решив, что такая манера общения ей не подходит, смягчилась и с озорной улыбкой произнесла: – Конечно, сейчас мой муж стоит гораздо меньше, чем перед нашим с ним знакомством, но сделать вас человеком обеспеченным он в состоянии. Вы снова молчите. А как же «пес-симистическая тишина»?

Наклонив голову, я ответил:

– Не смею перебивать.

Она хмыкнула:

– Что еще вы не смете?

Признаюсь, мне стало не по себе. Девушка явно флиртовала со мной. Однако я не спешил радоваться. Перспективы здесь могли быть разными: как положительными, полезными, так и очень-очень вредными. Прежде чем заигрывать с хозяйкой дома (а такую возможность я не отрицал с самого начала), нужно было бы сперва прижиться, осмотреться, познакомиться с ее мужем, господином Заупокойным. А тут с места и в карьер. Можно шею свернуть.

– Мне кажется, вы напряжены? – Девушка всматривалась в мое лицо. – Вас что-то беспокоит?

Я соврал:

– Я все еще не услышал: принят ли я на работу.

Она надула губки:

– Я пока не решила.

– Может, мне лучше поговорить с вашим мужем? – предложил я. На что получил в лоб:
 
– Может, вам лучше быть чуточку поумнее?

«Может, мне лучше унести отсюда ноги пока не поздно? – пронеслось в голове. – Видимо, здесь я спокойный приют не найду. Письмо в кармане – найду другое место».

Сам не отдавая себе отчета в действиях, я начал отступать назад к двери.

– А-а-а… Светлана Юрьевна, кажется я вам не подхожу? Уверен, будут претенденты, более подходящие для вас. Когда споют, когда станцуют…

Я нагнулся за чемоданом, но девушка поставила на него ножку. При этом я не преминул заметить, что хозяйка дома носила телесные чулки и туфли на высоком каблуке. И это в собственном доме! Вероятно, ее жизнь, действительно, скучна и обыденна.

– Я думаю, вы как раз то, что нам надо, - сказала она. – А если так считаю я, то так же считает и мой муж.

Не знаю, что больше заставило меня изменить свое решение: стройная ножка в чулке, многообещающий взгляд девушки или тот факт, что у меня в животе заурчало, – я банально хотел есть.

– Спасибо. – Я распрямился.

– И все? – Она убрала ножку с чемодана. – Вы онемели от радости? Скажите же что-нибудь. Я беру вас на работу.

– Вы не пожалеете, - заверил я ее.

– Надеюсь.


ГЛАВА  8

ЗНАКОМСТВА

С минуту мы молча смотрели друг на друга.

– Я покажу вам дом, - нарушила тишину моя новоявленная хозяйка, - но сначала мы пройдем в вашу комнату. Вы оставите чемодан. Дом у нас большой, вам будет тяжело таскать его с собой.

– Слушаюсь.

– Слушайтесь. – Она повернулась ко мне аппетитной попкой в форме сердечка и поплыла к двери. – Пойдемте, Дмитрий.

«Без проблем! Хоть на край света!»

Однако экскурсию пришлось отложить. Нам навстречу ввалился детина ростом под два метра и с головой, непропорционально маленькой для такого амбала.

– Светлана Юрьевна, тут машина готова.

Девушка остановилась и представила нас друг другу:

– Олег, наш водитель. Дмитрий, наш новый дворецкий.

Здоровяк кивнул. Я тоже.

– Подождите меня здесь, - сказала Светлана Юрьевна. – Я позову мужа.

И каблучки методично застучали по паркету.

Я недоуменно воззрился на водителя:

– Здесь же есть телефон. Почему бы просто не позвонить ему?

Детина огляделся по сторонам и прошептал:

– Он глуховат.

– Аристарх Степанович?

– Да.

– Сколько же ему лет?

– Шестьдесят восемь отпраздновал два месяца назад.

– Да? – Я подошел поближе. – А Светлане Юрьевне и тридцати нет?

– Двадцать семь.

Вообще здоровяк оказался охоч до сплетен. А когда я одолжил ему сотню (он без стеснения попросил денег), мне открылись все сокровенные тайны этого дома.

Аристарх Степанович Заупокойный, глухой как пень, был крупным предпринимателем, в настоящий момент почти отошедшим от дел. На него работал целый штат директоров, так что Заупокойному не оставалось ничего, как только разводить в теплице помидоры. «У каждого миллионера свои заскоки, - развел руками Олег. – Нам тут не понять».

Светлана была второй женой Заупокойного. От первой имелся сынок Эдуард – «мерзкий слизняк», давно приглядевший папочке тихое местечко на городском кладбище.

– Слава Богу, что сынок тут не живет, - прибавил Олег. – Так, заезжает периодически. У него со Светланой тут не сложились отношения. – Он вздохнул. – Наследнички. Но она супер.

Я согласился с большим фанатом слова «тут» и доверительно заметил:

– Хорошо, что здесь высокие потолки. Иначе Заупокойный давно бы рогами все люстры посшибал. – Я подмигнул. – Ее, правда, не за что упрекнуть.

Олег отмахнулся:

– Да он и сам тут не промах!

– Да ну? – Мои брови взлетели. – Ему же почти семьдесят?!

– И что? Седина в бороду… Ты думаешь, куда мы сейчас едем? Это он жене тут говорит, что в мужской клуб, а на самом деле в ресторан к какой-то фифе.

– Красавец! – искренне восхитился я. – Молодец!

Из холла послышался хрипловатый чересчур громкий голос:

– И где же этот Александр?

– Дмитрий, - громко поправил милый голосок, принадлежавший Светлане Юрьевне.

– А я как его назвал?

– Александр.

– Как?

– Александр.

– А его как зовут?

– Дмитрий. 

– Как?

– Дмитрий.

– Хорошо, запомню.

Через мгновение передо мной предстал мой новый работодатель. Выглядел он неплохо для старикана. Впрочем, возможно, такое впечатление создавал дорогой костюм, яркая шелковая рубашка со стоячим воротничком и сверкающие туфли. Он просто излучал беспардонную, ничем не прикрытую роскошь. Седые локоны были тщательно уложены назад при помощи геля.

«Эх, - промелькнула у меня в голове мыслишка, - с его денежками весь мир находился бы у меня в кармане!»

Единственное, что портило образ «Рокфеллера-плейбоя», так это глаза. Они у Аристарха Степановича были пустыми и (только это между нами, ладно?) глупыми. Как он с таким интеллектом заработал свои миллионы – оставалось неразрешимой загадкой. То ли время взяло свое и восторжествовал маразм, то ли в прошлом и настоящем у Заупокойного имелись достойные компаньоны и помощники… Думаю, второе все же ближе к истине.
 
– А, Петя, ты здесь? – обратился «плейбой» к Олегу. – Заводи машину, я сейчас выйду.

Тот кивнул.

Заупокойный небрежно откинул полу пиджака и сунул руку в карман брюк. В этой позе он простоял с минуту, разглядывая меня.

– Итак, моя жена сказала, что вы – клафили… кфалири… что вы – хороший дворецкий, - выдал он наконец, - и вполне нам подходите.

– Он – квалифицированный дворецкий, - громко подтвердила Светлана. И потом, еле заметно покачав головой, добавила, ничуть меня не стесняясь: – Когда же ты поменяешь слуховой аппарат!

– Рад? – Заупокойный посмотрел на нее. – Разумеется, я рад. – Он вдруг вспомнил, что торопится, бросил взгляд на часы и затоптался на месте. – К сожалению, я спешу. – Он обращался ко мне. – Но после, Виктор, мы обязательно поговорим более… конкретнее, что ли.
Ни я, ни Светлана не стали поправлять его, а через минуту уже и поправлять было некого.

Светлана улыбнулась и развела руками:

– Ну, что, Виктор, пойдемте, я наконец покажу вам вашу комнату. А затем и весь дом.

Я слегка склонил голову:

– Слушаюсь.

– Это правильно.

Светлана зашагала к двери. Я, даже если бы меня и не приглашали, все равно последовал бы за дурманящим ароматом духов и изящной фигурой. С природой не поспоришь!

Моя комната была на первом этаже, довольно уютная, с окном, выходящим в сад. Меблирована она была по-простому: кровать, стол, кресло, шкаф и тумбочка. Однако, ко всему прочему, в ней имелись: телевизор и дверца в мою личную ванную, совмещенную с туалетом.

Я был в восторге, хотя и не показывал вида. Мне хотелось, чтобы у Светланы создалось впечатление, что все это для меня обыденное дело.

– Обратите внимание на эту полку с лампочками. – Элегантным жестом указали мне.

Я обратил.

Полка, действительно, была любопытная. На ней размещались шесть лампочек и один маленький динамик. Под каждой лампочкой имелась табличка с надписью: «комната хозяина», «комната хозяйки», «гостиная», «кухня», «входная дверь», «гостевая».

Светлана объяснила мне предназначение этого сооружения, хотя догадаться было не трудно.
 
– Когда вы услышите звуковой сигнал, вы посмотрите, какая лампочка горит. А по надписи определите: кто и куда вас вызывает. Понятно?

– Предельно, - ответил я.

– И еще вы при себе всегда должны иметь мобильный телефон на случай, если будете вне своей комнаты и понадобитесь.
 
– Разумеется.

Уж не знаю, откуда (сумочки при ней не было) она извлекла свой мобильник и попросила:

– Продиктуйте ваш номер.

За этим дело не стало.

– Отличненько. – Ее телефон также загадочно исчез, как и появился. – Отправляемся на экскурсию по дому. Дверь к себе можете не запирать – здесь не воруют.

Я сказал, что даже не сомневался в этом и задвинул чемодан поглубже под стол.

Последующие полчаса описывать нет никакой нужды. Это, дорогой читатель, не даст вам ничего, кроме чувства удушающей зависти и ощущения полной своей никчемности и несостоятельности.  Ограничусь одним предложением: я попал в сказку. У них даже был личный повар, работавший раньше в каком-то французском ресторане. Самый настоящий француз, еле говорящий по-русски. Но, как я понял, все отлично понимающий.

– Бонжур, - проблеял Шарль, когда Светлана представила нас друг другу. – Я есть доволен знакомство. Я есть счастье.

На его «есть» я заметил, что тоже не прочь поесть. Пусть даже какие-нибудь бутерброды.
 
– Шутка, - сказал я Светлане.

Она же оказалась девушкой сообразительной, не смотрите, что красавица.

– В каждой шутке есть только доля шутки. – Она повернулась к повару. – Шарль, приготовьте что-нибудь Дмитрию. – И мне: –  А уж потом вы с Шарлем договоритесь, в какое время будете есть. Так, чтобы по возможности всегда быть в нашем распоряжении. Когда договоритесь, не забудьте поставить меня в известность.

– Непременно. – Это был я.

– Мон Дьё! Безусловие! – Это был Шарль. – Аревуар, шер мэдэм!

Мы уже выходили из кухни, когда Светлана вспомнила:

– Да, Шарль, Аристарха Степановича сегодня допоздна не будет, так что кролика можете не готовить. Я ограничусь салатами.

– Бьен.


– Ну, что же, пока вы можете быть свободным. Отдохните с дороги в своей комнате. Не забудьте перекусить. Наш распорядок дня на каждый день недели вы получите позднее.

Мы со Светланой стояли в коридоре, и я слушал ее указания. 

– Муж настаивает на месячном испытательном сроке.

– Я буду стараться оправдать ваши ожидания, - пообещал я.

– Бьен, как говорит Шарль. Дорогу в свою комнату найдете?

Я заверил ее, что сориентируюсь.
– Тогда можете идти.

Скромность в двадцать первом веке – черта вредная и даже губительная. Поэтому скажу прямо: реакция у меня что надо.

Не сделав и двух шагов, Светлана вдруг подвернула ногу и, наверняка, упала бы, если бы не ваш покорный слуга, во время подхвативший девушку на руки. Она же обняла меня за шею.
Наши лица оказались на опасной близости.

– Спасибо. – Глаза Светланы просто поедали меня. – Я порою бываю очень неловкой.

– И вам спасибо, - сказал я, прижимая к себе девушку.

– За что?

Я смутился. Сказать: за прелестные ощущения – я не мог (или пока не мог).
 
– За доверие, - полушепотом произнес я.

Она не просила поставить ее на ноги, да и я не стремился избавиться от такой приятной ноши. Вместо этого мы продолжали наше, не побоюсь сказать, интимное общение.

– У вас атлетическая фигура. Я сразу заметила.

Что тут скажешь, мое тело и вправду было достойно похвалы. Да и ее тоже. О чем я не преминул высказаться.

– Я вам показывала наш тренажерный зал. Врать не буду – я там не частая гостья, но все же… А вы, чувствуется, спортсмен.

– Видели бы вы мой пресс, - похвастался я. 

И вдруг:

– Увижу, - спокойно заявила она. – Поставьте меня, мне нужно идти.

Я не возражал: ни против первого, ни против второго.

На этот раз она ушла, эффектно виляя бедрами, без подворотов и остановок. Сколько я простоял на месте, глядя ей вслед, сказать не могу. Но, думаю, достаточно, чтобы понять, что снова влюбился.



Часть  третья

Сумасшедший  дом!

ГЛАВА  9

«ТВОЮ ДИВИЗИЮ!»

Войдя в свою комнату, которую нашел без труда, я завалился на кровать и закрыл глаза.
Пока все шло неплохо, даже лучше, чем я представлял себе в самых смелых фантазиях. Конечно, я понимал, что придется, по крайней мере, создавать видимость работы, однако она представлялась мне не слишком пыльной и довольно прибыльной. Когда же я накоплю достаточно денег (или все мне станет в тягость), я покину этот дом в поисках чего-то получше.

«Жить надо сегодняшним днем» - решил я давно, а на сегодня прогнозы были самые оптимистические. Тревожить вызовами меня в первый день вряд ли станут. Да и кто? Гостей в доме не было (дай Бог и не будет!), Заупокойный слинял и до вечера не вернется, а к Светлане я готов был мчаться хоть каждые пять минут. Впрочем, я был согласен и не покидать ее вовсе.

Располагать к себе людей я умел. Олег, водитель, со своим вечным «тут», уже мог считаться моим хорошим приятелем; со старичком-садовником я обязательно подружусь в ближайшие часы, а сейчас необходимо было наладить внешнеполитические отношения с французом по имени Шарль. Это тем более необходимо было сделать, поскольку я прого-лодался. А поесть я любил.

Я встал с дивана, поправил перед зеркалом слегка помявшийся костюм и, нацепив на лицо дружелюбную улыбку, направился на кухню, откуда уже доносился слабый запах чего-то ну очень-очень вкусного.


– Бонжур, Шарль!

Француз несколько свысока взглянул на меня и кивнул на прибор, приготовленный, как я догадался, для меня. Я, словно не заметив высокомерия, плюхнулся на стул, блаженно вздохнул и, не снимая улыбки, заметил:

– Какой прекрасный день, не так ли?

Шарль что-то пробурчал, но я не разобрал слов. Честно говоря, я во французском не силен. Я и в русском-то далеко не филолог. Хотя образование у меня, к слову, как раз филологическое. Такой вот парадокс!

Я снова не показал и виду, что он напрягает меня своим высокомерием. Уж больно хотелось мне всех в этом доме расположить к себе.

– Шарль, а вы давно в России?

Он удостоил меня кивком. И то не сразу, а по прошествии целых четырех секунд.

Это начинало раздражать. «Учишь этих иностранцев, учишь, а все не впрок! – по-думал я. –  Напомнить ему, что ли, 1812 год? Может, тогда станет полюбезней и поразговорчивей.»

– Шарль, а вы не знаете, садовник – русский, или, может быть, немец? Или швед?

Он пожал плечами и даже произнес что-то типа «я не знать».

Выходило, что моя способность располагать к себе действовала только на соотече-ственников. У «интервентов» имелся на нее иммунитет.
 
– Шарль, а что случилось с прежним дворецким? – с ехидной интонацией поинтересовался я. – Уж не отравился ли он какими-нибудь… лягушками в коньячном соусе?

Француз, все это время священнодействующий у плиты, обернулся и наградил меня взглядом, полным презрения. Но промолчал.

Через минуту он подал мне обед. Вы не поверите, но я готов поклясться, на чем угодно: он поставил передо мной гороховый суп и яичницу с двумя, позорящими свой мясной род, тощими сосисками. Ничего изысканного, что могло бы порадовать истинного гурмана, коим я надеялся стать, узнав, что поваром в этом доме является француз.

– Бон аппети, мон ами, - язвительно пожелал он и отвернулся к плите. То ароматное, что я учуял еще в своей комнате, он готовил не для меня. Не удивлюсь, если узнаю, что и не для кого бы-то ни было другого, как для себя любимого! Ведь Светлана заказывала салаты.

– Бон аппети, так бон аппети, - сказал я и, взяв в руки ложку и хлеб, приступил к своей скудной трапезе. О том, как разрешить ситуацию с поваром, я решил подумать после. И лучше всего в этом вопросе обратиться за помощью к Светлане. Пусть и расписание моих приемов пищи составит, и меню подрегулирует. Я, разумеется, не стану рассказывать молодой хозяйке о нелюбезности повара, а скажу лишь, чтобы она составила расписание так, как было бы удобнее ей. То есть отпускать меня в те часы, когда я менее всего буду востребован.

Несмотря на блюда из меню придорожных кафешек, я, изголодавшийся, съел все на раз. И даже хлебом вытер тарелку, чем окончательно восстановил против себя Шарля. Видимо, в Париже тарелки вылизывают языком. 

В связи с этим чай мне был подан с откровенной брезгливостью.

«Черт с тобой!» - подумал я. Конечно, хочется, чтобы в жизни всегда все было ровно и гладко, но с другой стороны, мне и так сегодня везет, как никогда. А жизнь, общеиз-вестный факт, это зебра. В моем нынешнем положении – с одной черной полосой по имени Шарль.

Если вы думаете, что я залпом выпил чай и тут же покинул негостеприимную комнату, то вы ошибаетесь. Я смаковал его, я старался растянуть его до бесконечности, а, выпив наполовину, взял и самостоятельно долил воды из чайника. До самых краев. И принялся снова неторопливо прихлебывать получившуюся жижу.

Шарля явно нервировало мое присутствие, и это заставляло меня задержаться на кухне подольше. Он уже дважды ронял нож, а дыхание у него с каждой минутой становилось все громче и громче.

Наконец он не выдержал и повернулся ко мне:

– Шото есчё?

Я медленно допил чай и ответил:

– Да. Пару салфеток.

Он с грохотом положил нож на стол, огляделся, и вышел из кухни.

Признаюсь: то, что я сделал потом, не было заранее обдуманной акцией. Мне просто стало любопытно, и я подошел к плите и заглянул в кастрюли.

Француз, действительно, готовил что-то сногсшибательно вкусное. Кастрюлька с грибами, кастрюлька с овощами, миска с натертыми орехами, сыром и яйцами. Мелко нарезанное куриное мясо было посыпано ароматными специями. Что тут скажешь?.. Француз!

Я не сдержался и аккуратно ложечкой выудил из кастрюльки один грибочек и, подув на него, отправил в рот. Пища богов! Я повторил свое преступление еще несколько раз, прежде чем услышал за спиной:

– Сапристи! – Или что-то в этом духе. По интонации – сто процентов ругательство.

Я резко обернулся, горячая ложка выскользнула у меня из руки и почему-то полетела прямиком в лицо французу.

– Б...я! – заорал он. – Твою дивизию!

Что характерно: на чистом русском языке!

– Извините, Шарль… – начал было я. – Мне просто хотелось… Ха! Погодите, погодите!.. Какой вы, на хрен, Шарль, француз!

Он понял, что опростоволосился, пытался балаболить что-то на французском, но время уже было упущено.

– Шарль, а ты жулик! – усмехаясь, сказал я и, сев на стул, закинул ногу на ногу. – Как тебя на самом деле зовут?

«Француз», вытираясь принесенными салфетками, сел напротив и с кислой миной воззрился на меня. 

– Жора, - представился он. – Георгий.

– И кто, кроме меня, в курсе?

– Никто.

Я сложил руки на груди:

– И зачем тебе эта игра в иностранца?

Он огрызнулся:

– Тебе-то что за дело? Беги, закладывай меня. Но учти, я буду все отрицать. Я здесь давно работаю, а ты только появился. Попробуй доказать, что я не…

Прервать этот поток было трудно, но возможно:

– Стоп, стоп, стоп! Жора, я не собираюсь тебя закладывать.

– Почему? – удивился он.

– Ну-у-у… Как ты правильно заметил, я здесь человек новый, всего не знаю. – Я встал, поднял с пола ложку и положил ее в раковину. – Поэтому действовать сгоряча мне не хотелось бы. – Я вернулся к стулу и сел. – Ты вряд ли собираешься убить кого-то в этом доме – давно бы это сделал, если бы хотел. Значит, твой обман вполне житейский.

– Да, - сознался он. – Иностранцу больше платят.

Я кивнул:

– Я так и думал. Мне не понятно лишь одно, Жора…

– Что?

Я наклонился к нему:

– Чего ты так на меня взъелся? Чем я тебе не угодил?

Жора вздохнул:

– Мой знакомый хотел устроиться сюда дворецким, но почему-то так и не появился. – Повар потер ладонью лоб. – Впрочем, он страшный зануда. Порой хочется дать ему в глаз. Одно имя чего стоит – Август!

– Бывает. – Я встал и протянул ему руку. – Может, мир?

Он тоже встал и пожал мне руку:

– Мир.

– Надеюсь, здесь скрытых камер нет?

Жора, который Шарль, усмехнулся:

– Нет. – И серьезно: – Спасибо. Я твой должник.

У меня не было возражений:

– Салатиком угостишь.

– Легко.

– Вот и договорились.

Я собрался уходить, но Шарль задержал меня:

– Как ты говоришь, тебя зовут? Извини, не запомнил.

Я без всяких обид напомнил.

«Француз» подошел к одной из многочисленных полочек, расположенных на стенах, и достал оттуда малиновый пакетик.

– Ты еще Соньку не встречал? – спросил он.
 
– Нет. А кто это?

– У-у-у! – Шарль предъявил мне весь свой белозубый оскал. – Сонька – это Светина кошка.
– Он передал мне пакетик. Пакетик «Вискаса». – Незнакомцев не любит – жуть! Если с ней не подружиться – съест заживо.

– Шутишь?

Но повар был абсолютно серьезен.

– Ладно. Спасибо. – Я убрал пакетик в карман.

Шарль отмахнулся:

– Не за что. Закончится, приходи за добавкой.


ГЛАВА  10

НЕ  С  ТОЙ  ЛАПЫ…

Часть  первая.

Я всегда любил животных. Кошек, собак, попугайчиков там разных. Носил косточки собакам на стоянке, когда имел машину. Подкармливал кошек на рынке, когда занимался торговлей. Короче, повторюсь, всегда любил животных.

А вот они не всегда отвечали мне взаимностью. Что вообщем-то меня не особо удивляло. Ведь это как с женщинами: любишь их, ухаживаешь за ними, поглаживаешь, ласкаешь, балуешь, а они зачастую расплачиваются черной неблагодарностью.

Однако вернемся к братьям нашим меньшим. Допустим, сидишь ты на лавочке, семечки щелкаешь, голубей подкармливаешь, девушку ждешь. Нарядился, ясное дело, соответственно: все чистое, опрятное – первое свидание как никак. Семечку себе, семечку голубям, одну себе, другую им… И они сыты, и тебе приятно. Крутятся возле ног, воркуют – веселее девушку ждать. Она же, как принято, опаздывает, хоть и живет в двух минутах ходьбы.
И вот долгожданный момент: ты видишь приближающуюся зазнобу. Она идет изящной походкой, улыбается тебе, ее волосы развиваются при ходьбе… Девушка-мечта!

Ты встаешь с лавочки и идешь к ней навстречу. Голуби разлетаются у тебя из-под ног, взмывают в высь и… гадят тебе на светлую отутюженную рубашку. Что характерно, сразу в трех местах!

Девушка смеется…
Голуби порхают…
Никому нет дела
До его тоски…

Или, например, никогда не забуду два часа, проведенные мной на морозе по пояс в сугробе, боясь шелохнуться. И все из-за огромной овчарки без намордника, отчего-то втемяшившей себе в башку, что я ее враг.

А еще, припоминаю, был у меня в далеком отрочестве кот. Большущий такой и себе на уме. Домашний был кот. На улицу не ходил, но выскочить порой на площадку себе позволял. Пройдется туда-сюда, иногда поднимется на пару ступенек, а затем с гордо поднятым хвостом возвращается в квартиру.

Так вот однажды зашел к нам сосед за штопором. Ждал он к себе в гости какую-то дамочку (опять свидание: что поделать, вечное «шерше ля фам»). Весь такой надушенный, благоухающий, побритый. Последнее особенно бросалось в глаза, так как делал он это не часто.

Кот, как всегда вертевшийся вокруг ног, выскользнул в приоткрытую дверь и давай разгуливать по площадке.

Сосед, в благодарность за штопор, решил собственноручно транспортировать кота обратно в квартиру. Но он не знал, что наш пушистый гордец реагирует на резкие запахи так же, как бык на красную тряпку. Отечественный же парфюм разил беспощадно.

Результат транспортировки был печальным. Для соседа. На его правой щеке образовались три глубоких кровоточащих пореза от когтей нашего кота. Такие вот дела.

Кстати, с той дамочкой у соседа не сложилось. Должно быть, увидев порезы, она решила, что он маньяк. И была недалека от истины. Какой нормальный мужик будет так обливаться одеколоном?!


Часть  вторая.

Как истинный спортсмен-любитель, я не мог не заглянуть в спортивный зал для его детального изучения. Беговая дорожка, велотренажер, рама Смита, ряд гантелей, распо-ложенных на специальной стойке по нарастанию веса. И все это великолепие, как я успел заметить, редко использовалось и, скорее, служило доказательством состоятельности и престижа хозяев дома.

– У вас есть тренажерный зал?

– А как же!

– С беговой дорожкой и велотренажером?

– Разумеется!

– Может быть, и рама есть?

– Что за вопрос!

Скинув пиджак, я встал под гриф в Смите, и, сняв его со стоек, присел. Затем на выдохе распрямился. Кайф! Я повторил.

Конечно, делать приседы в брюках и на сытый желудок – не очень правильно. Пользы никакой. Но: во-первых, я не утруждал себя весами, а, во-вторых, уж очень мне этого захотелось. Я не был в тренажерном зале уже больше недели и соскучился по «железкам».
Вот тут-то во время моего экспромт-занятия я и познакомился с рыжей пушистой бестией по имени Сонька. Присев в очередной раз, я вдруг обнаружил, что возле меня расположился шипящий комок рыжей шерсти.  Мне отчетливо были видны уехавшие назад ушки и выступившие вперед острые клыки.

Я попытался подняться из приседа, но кошка сразу же кинулась на меня. Я сразу замер, и она, готовая к прыжку, замерла на месте.

– Кыса-кыса-кыса! – ласково пропел я.

Ответом последовало совсем не ласковое шипение.

Я помнил наставления Шарля, однако пакетик «Вискаса» лежал в кармане пиджака, а тот висел на ручке велотренажера. Дотянуться было невозможно.

Новая попытка подняться закончилась еще плачевней, чем первая. Сонька едва не распорола мне когтями  брючину.

Ноги начали затекать, и я уже не держал гриф, а держался за него, чтобы не упасть. Идея позвать на помощь, которую я поначалу отверг из-за своего нелепого положения, становилась все привлекательней и привлекательней.

Однако я решил дать кошке шанс одуматься:

– Слышишь, Сонька, если ты позволишь мне подняться, я возьму пиджак и покормлю тебя. Договорились?

Я снова попытался подняться и снова чуть не оказался оцарапанным.

«Если я так просижу еще, скажем, полчаса, то потом вообще не смогу подняться!» – пронеслось у меня в голове.

– Сонь, ну ты что? Встала не с той лапы?

Шипение!

– Брысь пошла!

Шипение!

– Брысь, сказал!

Шипение!

Не знаю, сколько бы продлился этот цирк, если бы меня вдруг не посетила одна идея. Потихоньку, приподнявшись на носки, я изловчился и носком швырнул в кошку правый ботинок. Бестия отскочила, а я, скинув с плеч гриф, прыгнул в сторону пиджака.
Операция по собственному освобождению прошла удачно. Стоя на велотренажере, я вывалил полпакетика «Вискаса» на носовой платок и осторожно, с опаской, положил еду на пол.
Пушистый монстр вернул уши в нормальное положение, перестал шипеть и с жадностью принялся за лакомство.

Потом я обеспечил Соньке добавку и даже решился ее погладить. Она позволила мне эту фамильярность.

Я подождал пока платок освободится от корма и подобрал его.

– Уф! Тернист твой путь, Дмитрий, тернист! – облегченно вздохнул я. – Однако ты молодец!


ГЛАВА  11

ЗЕМЛЕКОПАТЕЛЬ – КЛАДОИСКАТЕЛЬ

Уладив разногласия с поваром и своенравной кошкой, я довольный вернулся в свою комнату, не представляя, чем бы заняться. Посидел десять минут в кресле, щелкая каналы по телевизору, и, не дождавшись вызовов, отправился прогуляться по саду.

Старичок-садовник находился на прежнем месте. Он колдовал над декоративным кустом и, казалось, не замечал ничего вокруг.

– Добрый день, - поздоровался я.

– И вам не хворать. – Старичок отложил инвентарь. – Вы наш новый дворецкий?

– Да. Дмитрий.

– Будем знакомы. Тарасов Евгений Иванович.

Он выглядел очень добродушным и не протянул мне руку только потому, что его ладони были перепачканы в земле.

– Евгений Иванович, что же вы без рукавиц работаете? – заботливо осведомился я.

Он усмехнулся:

– А на что они мне? Вы, Дмитрий, видно, горожанин?

Я сказал, что так и есть.

– Вот и не знаете, что землю чувствовать надо. Она ласку любит. А перчатки – это что? Тьфу! Я же не хирург. – И с гордостью: – Я садовод!

– Вы, безусловно, правы, Евгений Иванович. – Я увидел ухоженную клумбу с яркими цветами. – Чудесно! Это что за вид?

Старичок с подозрением уставился на меня:

– Вам нравятся цветы?

– Это плохо? – насторожено ответил я вопросом на вопрос.

– Прошлому дворецкому тоже нравились цветы. Он не долго проработал. – Садовод покосился на дом. – Правда это не мое дело.

Мое любопытство по поводу судьбы предшественника нарастало с чудовищной скоростью.

– Евгений Иванович, а можно поподробнее, - попросил я.

– Что? – как бы не понял старичок.

– Рассказать о дворецком, что был до меня. Что ему еще нравилось, а что нет. И почему он уволился. Или его уволили?

Садовод нахмурился:

– Я не сплетник, Дмитрий.

– А я и не прошу сплетничать. Так, интересуюсь. Все-таки мой предшественник.

Но Тарасов замкнулся в себе и продолжил ковыряться в земле.

Тогда я зашел с другой стороны:

– Хорошо здесь. Чистый воздух, зелень вокруг. Красота. Да еще вы так все здесь замечательно устроили. Думаю, хозяева дома души в вас не чают. – Лесть – аргумент, как правило, беспроигрышный. – Светлана Юрьевна часто приходит в сад?

– Приходит.

– А Аристарх Степанович любит помидоры выращивать?

– Любит.

– Какие-то особенные сорта или обычные, красные?

Старичок отложил инвентарь и снова обернулся ко мне:

– Ладно, Дмитрий, скажу я тебе кое-что. Но по секрету. Договорились?

Я присел на корточки, чтобы наш разговор стал максимально приватным и тайным:

– Могила, Евгений Иванович. Все останется между нами.

Тарасов одобрительно кивнул:

– Петя, тот, что был до тебя, цветочки любил, а вот женщин… догадайся сам.

– Дядя Женя, вы имеете в виду, что он был…

– Да. Светлане Юрьевне это было не по душе.

– Ясное дело.

Старичок сощурился:

– А ты сам-то как?

– Что?

– Ну, вот цветочки тебе нравятся…

Меня аж чуть не опрокинуло назад:

– Да вы что, дядя Женя… – Я резко, с хрустом в коленках, поднялся на ноги. – Эх, вы!

– Дим, Дим, ты не обижайся. – Он вытер руки о фартук. – Пойдем. – И взял меня под локоть.

– Куда?

– Увидишь.

Мы прошли по тропинке вдоль клумб и грядок до маленького одноэтажного домика.

– Добро пожаловать в мою резиденцию! – усмехнулся Тарасов, открывая дверь.

Снаружи «резиденция» выглядела убогой, зато внутри она оказалась довольно вме-стительной. И состояла, между прочим, из двух комнат, не считая прихожей, заваленной различным инвентарем.

Садовник провел меня в одну из комнат (дверь в другую была закрыта) и усадил за стол.

– Ты, уверен, не откажешься спрыснуть наше знакомство. По чуть-чуть, - предложил он. – Я мигом все организую. Закусочку, все дела. И самогончик у меня отменный.

Я хотел было отказаться, но потом решил, что «чуть-чуть» не считается, тем более под закуску.

– Я сейчас баночку огурчиков принесу, - суетился старичок, - собственного приго-товления. Ты пока тут посиди.

Он ушел.

– Прекрасно. – Я, заложив руки за голову, откинулся на спинку стула. – Мое обаяние на этот раз не подкачало.

Вдруг меня как громом поразило: что, если это проверка?! Вдруг господа Заупокойные надумали  испытать на вшивость своего нового дворецкого?! Может быть, они установили здесь камеры наблюдения или прячутся в соседней комнате.

Я оглядел стены и потолок, но ничего напоминающего камеры не увидел. Тогда я встал и подошел к закрытой двери. Она была заперта, однако замок не представлял для меня трудностей. Точно такой же еще лет двадцать назад находился в двери учительской, и я, будучи подростком-школьником, не раз открывал его при помощи гвоздя. (Ну, там, например, чтобы контрольную подправить.)

Сейчас я воспользовался кусочком проволоки, которой в «резиденции» Тарасова было в избытке. Кусачки тоже находились под рукой.

Поначалу у меня возникло впечатление, что я оказался в логове маньяка. Это заставило напрячься и сжать кулаки.

Прикиньте: стены комнатки были обклеены газетными статьями, прямо, как в американских триллерах. Не хватало лишь свечей и отрезанных прядей волос. Правда, вглядевшись, я понял, что ничего кровавого в газетных вырезках не содержалось. В них говорилось о несметных сокровищах, оставленных на этих землях фашистами в начале 1943 года. В то время, когда недобитые гитлеровцы, поджав хвост, вынуждены были бежать с наших земель.
Если судить по нескольким газетным вырезкам, возможно, захоронение сокровищ могло находиться где-то на территории загородного дома господина Заупокойного.
 
– Вот это да! – пробормотал я. Как у всякого нормального человека, у меня тут же разыгралось воображение. Клад, брильянты, золотые монеты – и все в том же духе. Но опять же, как всякий нормальный человек, я взял себя в руки и включил рациональное мышление. «С тех пор прошло почти семьдесят лет – какие к черту несметные сокровища!!! – думал я. – Если они и были здесь, то их уже давно вырыли и экспроприировали местные жители или какие-нибудь поисковые бригады».

Послышались шаркающие шаги садовода.

Я едва успел закрыть дверь в потайную комнату, как вернулся старичок. В одной руке он держал баночку с разносолами, в другой – прозрачную бутыль с мутноватой жидкостью.

– У меня здесь есть подвальчик, - доверительно полушепотом сообщил он, - даже хозяева о нем не знают. Там я храню засолочки, самогончик… и еще кое-что. – Он поставил принесенное на стол. – Только, Дима, прошу молчок. Ни слова, ни полслова. И можешь заходить ко мне иногда… для компании. – Он достал с полки посуду. – Выпьем по капельки, поговорим о жизни.

– Это было бы замечательно, дядь Жень. – Я с опаской поглядывал на бутыль. Мне многое чего приходилось пробовать в своей жизни, но мой желудок не все принимал на ура. И все же я решил рискнуть, ради установления дружеских отношений с садовником-кладоискателем.
Но в последний момент ко мне пришло спасение: запиликал мой мобильник.

Старичок так и замер с бутылем в руках. Он уже откупорил его и только собирался разливать мутную жидкость по рюмкам.

Я ответил на звонок:

– Да?

Это оказалась моя новая хозяйка. Она поинтересовалась, где я, и, услышав, что гуляю в саду, потребовала, чтобы я поскорее пришел в гостиную.

– Я вас там буду ждать, - сказала она напоследок.

– Что? – Садовод нахмурился и выжидающе смотрел на меня.

– Евгений Иванович, - официально заговорил я, - «чуть-чуть» отменяется – Светлана Юрьевна зовет. Что-то важное.

Он вздохнул и поставил бутыль на стол.

– Но вы не отчаивайтесь, - добавил я, - в ближайшее время мы обязательно и посидим, и выпьем, и поговорим.

Я встал из-за стола и заспешил к двери.

Позади послышался еще один вздох. Затем еле слышная фраза:

– Хищница наметила жертву.

«И жертва не возражает», - подумал я, прекрасно расслышав. Со слухом, как впрочем и с остальными органами, у меня все было в порядке.


ГЛАВА  12

МИМОХОДОМ

Проходя по тропинке к дому (и, кстати, даже не смотря на всякие там цветочки), я услышал за кустарником отдаленный сигнальный звук и более четкий… ржач, не иначе. Извините, но называть услышанное смехом я не стал бы ни за какие коврижки. Это был именно ржач. Даже определение – «хохот» здесь было бы неуместно.

Ведомый любопытством, я раздвинул ветви и увидел некую пикантную картину: охранники стояли в полусогнутом виде, пятыми точками в мою сторону, прильнув к забору. Они явно что-то разглядывали сквозь щели между досками. И это что-то очень сильно их забавляло.
Я не отважился присоединиться к ним, но и уходить, не узнав, что к чему, мне тоже не хотелось. Вместо этого я как можно тише взобрался на ближайшее дерево и увидел забавную картину.

На узкой дороге, опоясывающей лесную засеку, стояла одинокая корова и мычала. Перед ней находилась белая «шаха» с крупными буквами по борту «ДПС».

– А ну пошла! – орал раскрасневшийся лейтенантик с пистолетом в руке. – Пристрелю!

Его напарник сидел в машине и безостановочно сигналил.

Но животное стояло насмерть и громко противоречило гаишникам на своем коровьем языке.

– Пошла!

– Му-у-у!

– Брысь!

– Му-у-у!

– Уйди с дороги!

Корова не баловала оппонентов разнообразием аргументов:

– Му-у-у!

Объехать на узкой дороге это упрямое создание сотрудникам ДПС не было никакой возможности, поэтому они продолжали орать и сигналить. Лейтенантик попытался  было подойти к корове и на пинках прогнать ее с дороги, но та сурово покачала мордой и сказала:

– Му-у-у! – Что означало, видимо: не балуй!

Охранники были просто в истерике, а курносый от избытка чувств даже пукнул, чем еще больше развеселил лопоухого.

Боюсь и предположить, сколько мог бы продолжаться этот спектакль, если бы из-за деревьев не показалась старушка, чьи вопли перекрыли и мычание коровы, и ор лейтенантика и вой машины.

– Не стреляйте в Нинку, не стреляйте! – причитала бабушка.

Развязка показалась мне очевидной, поэтому я осторожно слез с дерева и зашагал к дому.
«А здесь не соскучишься», - мелькнула у меня мысль.


ГЛАВА  13

УЖИН  ПРИ  СВЕЧАХ

– Вы не очень-то расторопны.

Светлана Юрьевна в атласном костюме – пиджаке и брюках – сидела в кресле и курила свои длинные женские сигареты. У ее ног с урчанием с боку на бок перекатывалась Соня. Кошка, когда я вошел, покосилась на меня, но кидаться не стала.

– Извините, Светлана Юрьевна, я еще не очень ориентируюсь здесь. Слегка заблудился в вашем саду. – Я стоял напротив кресла, немного склонив голову. – Пошел по тропинке – оказывается – в противоположную сторону.

– У нас все тропинки ведут к дому. По окружной. – Девушка не отрывала от меня своих подведенных черной тушью глаз.

Я настаивал на своем вранье:

– Я вышел к воротам. Мне пришлось развернуться и…

Она оборвала меня:

– Ладно, главное, что вы все-таки добрались сюда.

И потянулась к пепельнице, но я опередил ее и с подобострастным поклоном сам поднес пепельницу к креслу и подождал, пока изящные пальчики потушат сигарету.

– Спасибо. – Светлана Юрьевна одарила меня улыбкой. – Я знаю, что вы уже поели. А я вот только собираюсь. Фирменные салаты Шарля – это просто кулинарные шедевры.

– Мне накрыть здесь? – услужливо поинтересовался я, даже не представляя, как это делается.

– Да.

– И я буду прислуживать вам за столом? Накладывать салаты, наливать вино. – Я считал, что именно в этом заключалась основная задача дворецкого, если только я смотрел в свое время правильные фильмы.

– Да, но я бы хотела попросить вас, Дмитрий, об одной услуге. – Теперь она смотрела на меня исподлобья, лукавыми прищуренными глазами.

– Все, что пожелаете, Светлана Юрьевна, - не задумываясь ответил я. «Она богатая женщина и вряд ли попросит меня ограбить банк, - подумалось мне. – Да и денег взаймы не попросит».

Я не ошибся: ее просьба была далека и от первого моего предположения, и от второго.
 
– Дело в том, что я не люблю есть одна. С детства. Муж, как вам известно, уехал, так что, может быть, вы составите мне компанию и пообедаете со мной?

– Я… я с удовольствием… но кто тогда будет прислуживать?

«Хищница», как назвал ее садовник, поднялась с кресла, подошла ко мне и положила свою ладошку мне на плечо.

– Вы, Дмитрий, и будете прислуживать. Зажжете свечи, наполните бокалы вином и сядете со мной за стол.

Я понизил голос:

– Ужин при свечах?

Она убрала ладонь и пожала плечиками:

– Я всегда так ужинаю. Могу себе это позволить. Так вы присоединитесь ко мне?

– Непременно. Во сколько будет ужин?

Она бросила взгляд на часы:

– Через час я спущусь сюда. Все должно быть готово.

– Все будет готово, - эхом отозвался я.


Истинного француза Шарля я застал на его рабочем месте – на кухне. Он сидел у окна и слушал своего тезку – Шарля Азнавура, чей проникновенный, без шуток, голос лился из магнитолы, стоящей на подоконнике.

– Бонжур, Шарль, - поздоровался я, нарочно назвав его этим именем, давая понять, что наш секрет так и остался нашим секретом.

– Бонжур, мон ами, - ответил он. Потом встал, подошел к двери и поплотнее прикрыл ее. – Уже проголодался?

– Нет. Пришел поблагодарить за «Вискас». Пригодился.

– Еще надо?

– Не откажусь. Хотя зашел по-другому поводу.

Он залез в уже известную мне полочку.

– Держи.

Я поймал пакетик – телятина с индейкой.

– Что еще? – спросил Шарль.

– К сожалению, не знаю как это по-французски. Могу сказать либо по-русски, либо по-английски.

Лже-француз усмехнулся и полушепотом заметил:

– Валяй по-русски. Хотя… Ты знаешь английский?

– В пределах школы и университета.

– То есть очень слабо, - констатировал Шарль. – Так что тебе нужно?

– Ай нид ту хелп, - деловито произнес я. И перевел: – Мне необходима помощь.

Повар сложил руки на груди:

– Понял. Слушаю.

Я объяснил, что мне поручено в течение часа организовать в гостиной ужин. Все приготовить, расставить как надо, достать откуда-то свечи, вино, посуду, скатерти – не обязательно в таком порядке. Скорее даже наоборот.

Шарль вздохнул:

– Вот оно что, мон шер. Наверное, ужин на две персоны? При свечах?

Покосившись в сторону двери, я утвердительно кивнул.

– В первый же день! – Шарль покачал головой. – Да-а-а! А впрочем – чего тянуть: раньше ляжешь, раньше встанешь. Все мы через это прошли.

Мои брови потянулись к затылку:

– Все?

– Многие, - неопределенно ответил Шарль. – Я, например. Олег, водитель.

– А дядя Женя, садовник?

Шарль задумался:

– Вряд ли. Нет, точно нет.

Я взялся за сердце:

– И то радует.

– Если какой старикан и добился ее расположения, - шепотом заговорил Шарль, - то это… никак не садовник.

– Кто же?

Псевдофранцуз вылупил на меня свои псевдофранцузские глазки:

– Как кто? Муж ее, конечно.

Я отмахнулся:

– Ах, да – муж. Хозяин дома. Заупокойный Аристарх Степанович.

– Он.

– А сынок его?

Шарль помрачнел и его шепот превратился практически в беззвучное шевеление губами:

– Этого… козла никто здесь не любит. Светлана в особенности. Мерзкий тип. Когда приезжает сюда, плохо становится всем.

Я тоже понизил свой голос до минимума:

– Тебе-то какое до него дело? Ты на кухне, он – там.

Шарль откашлялся и снова зашептал:

– Он хотел отравить отца. Я видел, как он что-то подлил в суп. Я, разумеется, суп вылил, и сварил новый. Так этот сынок пришел со мной разбираться. Кричал, возмущался. Я же прикинулся дурачком, мол, ничего не понимаю – и все.

– А Заупокойному-старшему рассказал?

– Нет. – Повар нахмурился. – Во-первых, неизвестно кому отец больше поверит. Во-вторых, я же вылил тот суп. И потом если кто-то захочет все про меня узнать и раскопает, что я не Шарль и жил здесь под чужим именем… Нет. – Он заговорил своим нормальным, хоть и негромким голосом. – Давай-ка готовиться к ужину. Я покажу тебе, где скатерти и посуда. Затем сходим в погреб за вином.

– А свежие помидорчики собрал? Те, что сам Заупокойный разводит?

Шарль поморщился:

– Его тепличными помидорами можно лишь кидаться в политиканов вместо тухлых яиц. И все. Пойдем.

– Хорошо. – Но я не сдвинулся с места. – Шарль!

– Что?

– Как у тебя теперь с хозяйкой? Все закончилось? Или нет?

Появившаяся ухмылка свидетельствовала о том, что сейчас передо мной не француз, а стопроцентный Жорик. Ответил он совершенно равнодушно:

– Она ко мне охладела. Ко всем охладела. Кроме, догадываюсь, тебя. Вообще, Дим, Света не так проста, как иногда кажется. Молодая, да ранняя.

В комнате повисла молчаливая пауза.

– А ты к ней охладел? – спросил я через минуту.

В этот раз мне ответил галантный Шарль:

– Как можно не любить свою госпожу?!


К назначенному времени все было готово. Стол был накрыт (на две персоны!), свечи зажжены, бутылка игристого вина стояла в ведерке со льдом. Салаты же распространяли по дому такие ароматы, что я то и дело посматривал на лестницу в ожидании Светланы. Что будет после ужина, и будет ли что, меня уже мало волновало, мне не терпелось отведать «кулинарные шедевры».

Она появилась с опозданием на десять минут. И мои приоритеты пошатнулись.

В гостиную спустилась не девушка, а богиня. Неземная красота, излучающая сексуальность, аромат дорогих духов, плюс пластика кошки. Все это на секунду оттеснило в моей голове желание вкусить шарливские шедевры. Я захотел изведать более изысканное блюдо. Однако невероятным усилием воли мне удалось взять себя в руки. Первый шаг должен быть сделан не мной.

– Прекрасно выглядите, Светлана Юрьевна, - искренне сказал я, отодвигая для нее стул.

– Спасибо, Дмитрий. – Она села. Затем критически заметила: –  А вы, я смотрю, сменили только рубашку. У вас что всего один костюм?

Так оно и было. Но я соврал:

– Я привез не все свои вещи. Другой костюм остался у друга. –  Я открыл бутылку вина. – Надо его забрать. Как-нибудь.

– Какой он?

Разливая вино по бокалам, я уточнил:

– Друг или костюм?

– Костюм.

– А-а-а… Серый. Темно-серый.

– Надеюсь не в клеточку и не блестящий?

– Нет, Светлана Юрьевна. В полосочку.

Она отпила вина и продолжила допрос:

– Сколько ему лет?

Я отвечал не задумываясь: если врать – так убедительно.
 
– Два года.

– Фи. – Она отставила бокал. – Старье. Завтра мы с вами поедем в город и подберем что-нибудь получше и поновее.

Услышанное смутило меня:

– Светлана Юрьевна, дело в том…

– У вас нет денег, - перебила она. – Это пустяки. Костюм будет моим подарком вам. Даже не возражайте: вы как-никак работаете у нас, а я не хочу, чтобы говорили, мол, наши слуги одеваются как попало.

С моей стороны возражений не последовало. По крайней мере, я сделал вид, что понимаю ее опасения и, если мне позволят, одобряю ее предложение.

– Давайте выпьем! – Богиня изящно подняла бокал.

Решив, что такой красоте не потакать нельзя, я произнес тост:

– За вас и мою новую работу!

Она поднесла бокал к губам, но пить сразу не стала.

– За меня или за новую работу? Определитесь.

– За вас! – ни секунды не колеблясь, провозгласил я.

Мы выпили и приступили к салатам. Мне не известно, что ел в тот вечер господин Заупокойный, и ел ли он вообще, но я твердо уверен в одном – таких лакомств, какие от-ведали мы со Светланой, Аристарх Степанович ни за что не найдет ни в одном ресторане Тулы. Поверьте слову заядлого гурмана, в прошлом не раз переступавшего пороги самых роскошных необщепитов города.

«Надо будет обязательно похвалить Шарля», - помнится, подумал я тогда.


Мой первый вечер на новом месте разделился на две части: удачную и не очень. Первая – ужин при свечах, разговор за столом, чревоугодие и распитие вина. Вторая – то, что случилось после ужина и помешало моим ожиданиям.

Теперь обо всем подробнее. 


Часть первая.
Кино, вино и взгляд в окно.

– Расскажите мне что-нибудь. Повеселите меня.

Как я ненавижу эту фразу. Но взбрыкивать было неуместно. К тому же развлекать такую обворожительную особу – приятная миссия. (И, судя по слухам, перспективная!)

– Светлана Юрьевна, я знаю миллион историй. Интересных историй. Кроваво-жутких, уморительно-смешных, слезно-трагических, пошло-комических, любовно-страдальных, оригинальных, реалистичных, полезных, практичных – любых. На заказ. Лишь слово от вас.

Богиня улыбнулась и (вы не поверите!) выбрала любовно-страдальную историю.

– Можно в стихах, - добавила она.

– Увы, - я развел руками, - рифмач из меня никудышный.

– Так уж прям. Минуту назад вы доказали обратное.

Я скромно опустил глаза:

– Баловался в детстве, но навык постепенно теряется. Иногда взбредет что-то в голову. Но все реже и реже.

Светлана взглянула на свой бокал и обнаружила, что он опустел.

– Хорошо, налейте еще вина и приступайте к истории, - сказала она.

Не мешало бы отметить, что это была уже вторая бутылка, выпитая нами, и, кстати, не последняя. Лично мне вино шло только на пользу: оно подхлестывало мою и без того бурную фантазию. Потом когда-то я работал в видеосалоне (кто не знает что это такое, пусть за разъяснениями обращается к родителям), и посмотрел столько фильмов, что не приведи Господь. Удивляюсь, как я тогда не ослеп.

– История, которую вы расскажите, реальная? – поинтересовалась богиня, смакуя налитое вино.

– Да, - соврал я.

– Из вашей жизни?

– Разумеется. – Я глядел на нее чистыми правдивыми глазами. –  Дело было так: служил я тогда на флоте. (Мне предлагали пойти в десант, но я всегда старался подавлять в себе агрессию, а не выплескивать ее наружу.) И вот на первом году службы, по независящим от меня причинам, оказался я в одном маленьком латиноамериканском порту. Практически без денег, без знания языка, голодный и всеми позабытый.

– Вы служили на флоте? – Светлана отставила бокал.

– Да. На нем.

– А наколка есть? Якорь? Парус? Волны?

– Якорь был. Но спустя два года, уже на гражданке, я его свел.

– Жаль. – Глаза девушки заблестели. – Всегда мечтала сделать татушку, но сначала денег не было, а сейчас не решусь никак.

– И не надо. – Я пренебрежительно махнул рукой. – Что мы – скот, чтобы нас клеймили.

– Пожалуй. А как вы оказались в латинской Америке? Вы в российском флоте-то служили?

– Нет.

Ее аккуратно очерченные брови встали домиком:

– А в каком?

Выждав паузу, я ответил:

– В советском.

Она фыркнула и, пообещав больше не перебивать меня, потребовала продолжения истории.
 
– Итак, я, молоденький паренек, но уже кое-что соображающий в жизни, очутился не просто в чужой, а во враждебной мне среде. Как я туда попал, секретная информация. Об этом говорить не могу. Даже спустя столько лет. – Последнюю интригующую информацию я произнес почти шепотом. – И вот, выполнив задание… не буду уточнять какое, я узнал, что в СССР отправляется крупный лайнер под названием «Кинатит».

– «Кина…» как?

– «Кинатит». Роскошная такая посудина. Пассажиры – сплошь американская богема. Сливки общества.

– Актеры были?

Я развел руками:

– Куда без них! Билли Зейн, Леонардо Ди Каприо.

– Ди Каприо? – удивилась Светлана. – Сколько же ему было лет? Он ведь и сейчас молодой.
 
Я сглотнул:

– Тогда он был почти ребенком. Еще в школе учился. Но дело не в этом! Я продолжу историю?

– Конечно.

– На чем я остановился?

Светлана забарабанила ноготками по столу:

– Вы узнали, что в СССР отправляется крупный лайнер.

– Точно. – Я налил себе вина и залпом его выпил. – Мне удалось проникнуть на лайнер, устроившись лаке… носильщиком багажа. Слава Богу в школе по английскому у меня всегда была пятерка…

– Вы же сказали, что не знали языка? – перебила Светлана.

– Я сказал?

– Да. Вы сказали, что были без денег, всеми брошенный и не знали языка. И еще голодный.
 
Искусного вруна поймать на слове не так-то просто:

– Все правильно. – Я кивнул. – Но в латиноамериканском порту говорят не на чистом английском. Там намешаны сотни языков и диалектов. Люди там зачастую живут бок о бок, а друг друга с трудом понимают. Когда разговаривают. «Кинатит» же был забит элитой, говорящей на правильном английском, поэтому я мог там достаточно свободно изъясняться и общаться.

Я  еще выпил и мысленно похвалил себя за находчивость. Вино окончательно раскрепостило мою фантазию, и я продолжал историю без пауз и задержек. Нет, пару раз я все-таки прерывался, чтобы подлить вина Светлане.

– На корабле я познакомился с дочкой одного высокопоставленного вельможи. Мы сразу понравились друг другу. Я имею в виду девушку. Папа-то как раз меня не взлюбил. И не столько потому, что я ему был несимпатичен, сколько из-за того, что он присмотрел для дочери лучшую кандидатуру в женихи. Кстати, тоже из очень обеспеченной семьи. И этот жених также плыл на лайнере. – Я горько вздохнул. Потом встряхнул головой, прогоняя печальные мысли. – Как известно, преграды только усиливают любовь. Так было и у нас.
Для тех, кто еще не понял, я пересказывал Светлане всемирно известный фильм Джеймса Кемерона «Титаник». Однако моя вольная интерпретация настолько была вольной, что богиня, восседавшая напротив меня, ни о чем таком не догадывалась. И даже когда лайнер с загадочным названием «Кинатит» шел ко дну, она не заподозрила подвоха. Тем более что в этот момент в одной из кают, на треть заполненной водой, католический священник брат Вега благословлял нас с Ким на брак.

Светлана с неподдельным увлечением слушала мою историю. Решив закурить, она взяла в руки пачку, но сигарету так и не достала. Драматическое любовное повествование захватило ее полностью и не отпускало до самого конца. А конец, в отличие от оригинала, ждал не юношу, а девушку.

– Меня по прошествии двух недель выловили пираты, приняли в свои ряды и…

Тут я понял, что перебрал. И в первую очередь с вином.

Светлана, еще минуту назад готовая пустить слезу, округлила глаза и, достав сигарету, поинтересовалась:

– А капитана звали не Джек Воробей?

Я поднес ей зажигалку:

– Нет. Морган Фриман… То есть, капитан Морган.

Помолчав, Светлана спросила:

– В твоей истории есть хоть доля правды? – И выпустила струйку дыма. – Хотя бы капля?

– Все правда. От начала до конца, - ответил я, как бы не обратив внимание на то, что она перешла на «ты». Но про себя отметил, что дело сдвигается с мертвой точки.

– Значит, Дмитрий, вы говорите, что все это было на самом деле?

Снова «вы»!

– Не говорю – утверждаю.

Светлана сделала затяжку и на выдохе заметила:

– Расскажите как-нибудь про пиратскую жизнь.

Я склонил голову:

– Обязательно.

– А в советском флоте вы все-таки дослужили?

– Да.

И я искренне не сомневался ни на минуту, что так бы оно и было, если бы я, конечно, служил на флоте. Вообще в армии.

– Сначала проводите меня до моей комнаты, потом уберете со стола. Вам понятно, Дмитрий? – Светлана потушила недокуренную сигарету и собралась встать из-за стола. – Ох, как же я устала!

Я поспешил к ней почтительно отодвинуть стул.

– Спасибо, Светлана Юрьевна, за прекрасный вечер… ужин.

Она положила свои ухоженные ручки мне на плечи:

– Нет, Дмитрий, это вам спасибо.

Наши губы стали приближаться друг к другу, еще мгновение и… Я бросил непроизвольный взгляд в окно и что же увидел в нем: три любопытные физиономии, уставившиеся на нас. Оба охранника плюс старичок-садовник.


Часть вторая.
Поцелуй?  Не балуй!

Я закашлялся, и поцелуй не состоялся.

– Что такое? – Светлана отстранилась.

– Простите, в горле запершило.

Я покосился в сторону окна. Физиономии исчезли.

– Сделайте несколько мелких глоточков, - посоветовала богиня. – Это помогает.
 
– Нет-нет, все прошло. – Я приблизился к ней.

Не без колебаний, руки Светланы снова обвили мою шею. Наши губы опять стали приближаться друг к другу. Еще мгновение и…

Я посмотрел в сторону окна. Никого. Облегченно вздохнул про себя и настроился на долгий страстный поцелуй, как вдруг…

Прямо передо мной на стене висела картина, на которой изображался богато заставленный обеденный стол. Посередине его располагался поднос с зажаренным поросенком. Так вот, я готов поклясться, что поросенок подмигнул мне своим заплывшим от жира глазиком.

Меня вновь одолел кашель.

– Черт побери! – Светлана топнула каблучком и, отстранясь окончательно, направилась к двери. – До завтра, Дмитрий!

– До свидания, Светлана… Юрьевна!

Я выругался и взглянул на поросенка. Он больше не моргал. Тогда я кинул взгляд на окно – физиономий не было.

– Ну и домик! – вырвалось у меня. И я в отчаянье пнул ногой воздух.


ГЛАВА  14

ЗАНОСИ  ГОТОВЕНЬКОГО

Мне безумно хотелось спать, казалось, расслаблюсь на секунду и просто рухну на пол. Щедрое возлияние давало о себе знать. Но я не мог пойти к себе. Мне предстояло убирать следы пиршества.

Я в четыре захода отпер все на кухню, включая и свечи, и пепельницу. Походы эти туда-сюда давались мне с трудом, но я упрямо передвигал отяжелевшие ноги.

Когда же наконец, с облегченным вздохом, я направился в свою комнату, чтобы там замертво рухнуть, передо мной возникло огромное препятствие двухметрового роста с непропорционально маленькой головой. Я уперся ему прямо в грудь.

Меня передернуло:

– Ух, Олег! Зачем так пугать?

Водитель состроил кислую мину:

– Дим, помоги мне тут. – Он зашагал к двери. – Пойдем. 

Я в полусне развернулся и зашаркал вслед.

Мы вышли на улицу. Перед крыльцом стоял великолепный седан «Тайота», задняя дверца которого была распахнута, и оттуда буквально вываливался Аристарх Степанович Заупокойный. Престарелый предприниматель находился в невменяемом состоянии.

– Хорош, да? – пробубнил Олег.

– Вот это номер! – Я замер на месте. И даже сам немного протрезвел. – Он что – пьян?

– В г…вно. – Гигант подхватил Заупокойного, окончательно вывалившегося из машины. – Дим, ты тут закрой дверцу. Ладно?

– Легко.

Следующие десять минут я был не дворецким, я был швейцаром. Я открывал и закрывал двери, а Олег через них проносил почти бездыханное тело Заупокойного.

– Мне что, еще и раздевать его? – брезгливо поинтересовался я уже у хозяйской спальни.
 
– Обойдется, - отмахнулся Олег, швырнув хозяина дома на кровать. – Если завтра спросит, почему ты его не раздел, скажи, что он сам тут приказал тебе не раздевать его. А он, один хрен, завтра ничего не вспомнит. 

– Хорошо погулял?

Гигант усмехнулся:

– Если бы я так гулял – давно бы помер. А ему хоть бы что. Старая гвардия.

Тело на кровати захрипело, заурчало и выдало на раз несколько нецензурных выражений. Одно из них прозвучало в адрес Олега.

Тот насупился и буркнул что-то по поводу какого-то аппарата. Потом взял меня под руку и вывел в коридор.

– Держи. – Он протянул мне купюру в сто рублей. – Долг платежом красен.

Я взял деньги и положил в карман пиджака.

– Олег, здесь такой сумасшедший дом каждый день?

Водитель приподнял свои мощные плечи:

– Не понимаю я, о чем ты тут. Пойду поставлю машину в гараж – и спать.

И он ушел.

Я же отметил одну деталь, которая очень порадовала меня: у хозяев дома (мужа и жены) отдельные спальни. К тому же в разных крылах дома.

– А это что? – спросил я вслух сам у себя. Нагнулся и поднял с пола ключи от зажигания, по-видимому, оброненные Олегом.

«Может, завтра вернуть?» – подумал я. Уж очень хотелось спать.

Но затем я все же со вздохом побрел на улицу. Как Олег сможет поставить машину без ключей?! Не на руках же понесет?!

Машина стояла у гаража, однако Олега поблизости видно не было. Я дважды окликнул его, но безрезультатно.

Оставить ключи и уйти я не решился, несмотря на то, что гараж был не заперт.

«Подожду».

Я присел на лавочку, а они были на территории дома Заупокойного на каждом шагу, и стал ждать.

Олег появился минут через пять. У него был такой странный вид (он сутулился и все время оглядывался по сторонам), что я не рискнул его окликнуть, а, укрывшись за кустами, принялся за ним наблюдать.

У Олега в каждой руке находилось по канистре. По пустой канистре. Последнее не вызывало сомнений, так как нес он их, словно пушинки. Нес в гараж. Однако долго он там не пробыл. Почти сразу же вышел обратно с двумя другими канистрами. Правда эти , несомненно, уже не были пустыми.

«Куда это он их понес?» – заинтересовавшись происходящим, подумал я и последовал за водителем.

Олег, пригнувшись и все так же с опаской оглядываясь, отнес канистры к самому дальнему углу забора, по ту сторону которого его кто-то ждал.

Далее произошел обмен: полные канистры Олег обменял на пустые. (Первые передавались с усилием, вторые – с легкостью.) Затем нашему здоровяку-водителю вручили конвертик.
 
«Жулик на жулике! – усмехнулся я про себя. – Кто-то прикидывается французом, кто-то продает казенный бензин, а кто-то… выдает себя за квалифицированного дворецкого!»

Участники сделки, между тем, разбежались: Олег направился к гаражу, а неизвестные с бензином (их было двое)… Впрочем, куда ушли бизнес партнеры Олега, меня не интересовало.
Я подождал пять минут и зашагал к гаражу.

– Олег, ты уронил ключи, - спокойно обратился я к водителю. – Возле комнаты За-упокойного.

Он, ничего не заподозрив, поблагодарил меня.

– Не за что, - ответствовал я. – Спокойной ночи, Олег!

Едва добравшись до кровати, я быстро разделся и лег. Через секунду я уже спал.



ГЛАВА  15

ХЛОПОТЫ,  ЗАБОТЫ

Наутро меня разбудил звонок с полки, где располагались лампочки. Вызывал меня ни кто-нибудь, а сам хозяин дома – Аристарх Степанович Заупокойный.

– Началось, - пробормотал я и поплелся в ванную. – Сам не спит, и другим не дает.

Несмотря на некоторую заторможенность и аналогичное самочувствие, через восемь минут я был уже у двери Заупокойного. И стучался. Долго стучался. Громко. Так как помнил, что хозяин дома глуховат.               

Внезапно дверь распахнулась, и «глухарь» предстал передо мной во всей красе. Он был в той же одежде, что и накануне вечером. Видок был довольно помятый. И у одежды, и у ее обладателя.

– А, Александр, наконец-то. Я устал вас ждать и хотел уже идти к вам сам. Впредь будьте расторопнее.

Я пообещал, но сомневаюсь, что он услышал.

Заупокойный кряхтя улегся на кровать и, откинувшись на спинку, тяжело вздохнул:
 
– Ой! Плохо мне. Голова раскалывается. Принеси мне попить… побольше. Целое ведро неси. Ох! К завтраку я спускаться не буду. Просто принеси попить. И поживее.

Кивнув, я развернулся и сделал шаг к двери. Второй сделать не успел, Заупокойный окликнул меня:

– Андрей, ты видел меня вчера, когда я вернулся?

Я снова кивнул. Говорить ему что-то – напрасно напрягать голосовые связки.

– Мой слуховой аппарат уже был сломан?

Я пожал плечами.

– Не знаешь? – Заупокойный потер ладонью лоб. – Ладно, иди. Хотя… Я не обронил где-нибудь деньги? На лестнице, например?

Я отрицательно покачал головой.

– Значит, опять все до копейки спустил, - вздохнул «глухарь» и махнул мне рукой, показывая, что я могу идти.


Возможно, моя логика – глупость, но я все-таки поделюсь ею с вами. Вчера в гостиной мне подмигивал поросенок с картины. Поросенок был блюдом на столе. Блюда готовят повара. Шарль – единственный повар в этом доме. Именно поэтому, войдя на кухню, я сказал Шарлю:
 
– Подглядывать нехорошо.

Он отложил нож и воззрился на меня:

– Что ты хочешь сказать?

Что хотел, я сказал:

– Господин Заупокойный завтракать не будет. Он просил принести ему ведро воды. У него сушняк. Насчет Светланы – пока не знаю. А вот я бы позавтракал и выпил кофе.

Шарль достал из холодильника графин с непонятного цвета жидкостью и поставил его на поднос. Туда же он прибавил высокий стакан.

– Отнеси Аристарху Степановичу. О Светлане можешь не беспокоиться, она раньше полудня не встает. Так что ее первая еда – это обед, иногда состоящий лишь из стакана апельсинового сока. Ля богема! – Он взял в руки нож и вернулся к готовке. – Когда вернешься, твой завтрак уже будет тебя ждать.

Я взял поднос и напомнил:

– И кофе. Я всегда утром пью кофе.

– Понял. – Шарль улыбнулся. – Хрю-хрю.

– Нехорошо подсматривать, - повторил я и вышел.


– А, Иван! Принес?

«Неужели кроме глухоты и слабой памяти, он еще и слепой?» - подумал я, держа поднос в руках. 

– Налей, - скомандовал Заупокойный.

Я поставил поднос на журнальный столик, снял с графина крышечку и налил в стакан непонятную жидкость.

Заупокойный с неописуемой жадностью в три глотка опустошил стакан и потребовал повторения. Потом еще раз.

– Ух, хорошо. – Он вернулся в прежнее положение – откинулся на спинку кровати. – Александр, сходи к садовнику и скажи, что я сегодня в огород… в теплицу не приду. Не в состоянии.

– Идти прямо сейчас? – громко, с расстановкой спросил я. И, получив утвердительный ответ, удалился.


Тарасов Евгений Иванович, садовник и (по совместительству) кладоискатель, уже с утра пораньше возился в огороде.

– Доброе утро, дядь Жень!

Он обернулся:

– А, Казанова наш!

Я возразил:

– Благодаря вам, нет.

– Это с чего бы?

– Спугнули. Своим любопытством.

Садовод развел руками:

– Ничего, не получилось вчера, получится сегодня.

Я не стал продолжать щекотливую тему. Вместо этого выполнил поручение:
 
– Аристарх Степанович просил передать, что он сегодня не придет в огород. Не придет… в огород – рифмами заговорил.

Садовод замотал головой:

– Я знал. Ребята-охранники мне уже сказали, какой он вчера вернулся. А оклемается – все равно заявится. Но за предупреждение спасибо.

– Не за что. Мне пора завтракать. – Я повернулся и пошел к дому.
 
– Дим, ты заходи ко мне, когда свободен будешь, - послышалось вослед.

Я, не оборачиваясь, пообещал.


За завтраком я узнал, что ехать в магазин за новым костюмом не придется. Светлана, оказывается, позвонила какому-то портному, и он должен был к четырем часам приехать сюда. Выяснилось это благодаря телефонному звонку. 

– Подходить к телефону – тоже твоя обязанность, - заметил Шарль, услышав в коридоре трезвон. – Твоя и приходящей горничной.

– Есть еще горничная? Молодая?

– Когда-то, наверное, была молодой. Хотя не факт. Еще есть кухарка – моя помощница, ровесница горничной. Они из местных. В доме не живут.

– Понятно.

Трезвон продолжался.

– Ты на звонок ответишь? – спросил Шарль.

Отложив вилку с кусочком аппетитной котлетки, я встал из-за стола и нехотя поплелся в коридор. Тогда-то мне и стало известно, что я обрету новый гардеробчик, не выходя из дома. Портной уточнял время и предупреждал, что может немного задержаться.
 
– Прекрасно, - сказал я вслух и вернулся на кухню.

– Что там? – спросил Шарль.

– Интересовались, не нужен ли нам новый повар. Квалифицированный. Прямо из Парижа.

– И что ты ответил? – Шарль казался невозмутимым.

– Сказал, что у нас такой повар, с которым никто другой не сравнится.

– Молодец.


Приблизительно с одиннадцати тридцати утра и до часу дня меня задергали так, что не приведи Господи. Вызывали все, кому не лень. Четыре раза вызывал Заупокойный, однажды даже правильно назвав меня по имени. Все, честно говоря, по пустякам.

Олег просил передать Аристарху Степановичу, что он уехал в автосервис. Сообщить об этом хозяину лично у него, видите ли, не было времени. А разрешение на отъезд он как бы получил еще вчера. Учитывая тогдашнее состояние Заупокойного, ни подтвердить, ни опровергнуть подобное заявление водителя было нельзя.

Приходилось отвечать и на телефонные звонки. Радовало, что Заупокойный ни с кем не хотел общаться, а Светлана еще не вставала. Поэтому я работал по типу автоответчика: «позвоните позднее», «позвоните позднее».

Трижды я открывал входную дверь, в которую звонили (по закону подлости) как раз тогда, когда я находился на втором этаже. Дважды это был курносый охранник. Сначала он сообщил, что принесли свежее молоко, затем то же самое касалось хлеба. Оба раза я направлял его к Шарлю. Затем вернулись кухарка и горничная, которые куда-то уходили. Видимо, по домам.
Светлана не появлялась сама и меня к себе не вызывала. Но что о моем существовании она не забыла свидетельствовал звонок к портному.

«Решила испытать меня, вот и не показывается!» - размышлял я по дороге в свою комнату.
«Или жалеет о том, что между нами вчера произо… могло произойти?» - мучился я вопросом пока брился.

«Не может быть, ведь мне говорили, что она со всеми… Тьфу! Не верю и не хочу верить, - продолжал я свой мыслительный процесс, одевая чистую рубашку и наглаживая костюм. – Она – богиня, а о ней отзываются, как о…»

Загорелась лампочка, под которой значилась надпись «кухня». Меня ждал обед. И я не намерен был заставлять его ждать.


ГЛАВА  16

ТРИ  СТАРИКА

Светлана снизошла до нас смертных в районе трех часов. Я столкнулся с ней на лестнице. Она спускалась вниз, а я нес аспирин Заупокойному наверх.

– Здравствуйте, Дмитрий! – сдержанно поздоровалась она.

– Здравствуйте, Светлана Юрьевна! – почтительно ответил я.

И она прошла мимо, вся такая грациозная, оставляя после себя стойкий аромат духов, от которого меня чуть не бросило в жар. Так и хотелось схватить ее в охапку и отнести в свою комнату. Но как часто в этой жизни бывает: хочется одного, а приходится делать совсем другое.

Я, не стучась, вошел к Заупокойному.

– Как же мне плохо, Сергей! – стонал он. – Дай мне таблеточку и водички запить. – И когда все было исполнено, спросил: – Светлана Юрьевна встала?

– Да, Аристарх Степанович, - кивнул я.

– Передай ей, что… – Он запнулся. – Нет, ничего не передавай. Мне должны прислать посылочку, так вот, Александр, я попрошу тебя, как только доставят, сразу принести ее мне. 

– Хорошо.

– Что?

Я прокричал:

– Хорошо. – И закашлялся.

Мы еще немного пообщались: говорил, разумеется, он, а я лишь, как болванчик, кивал. Он проинструктировал меня по поводу моих обязанностей (ничего нового я не узнал), назвал сумму, которая будет моей месячной зарплатой в период испытательного срока, и рассказал один пошлый и несмешной анекдот. Я смеялся долго и громко. До слез. Во-первых, неудачная шутка исходила от моего непосредственного начальника, во-вторых, обещанная зарплата была настолько заманчивой, что я готов был смеяться и прыгать от радости весь оставшийся день. А по прошествии двух месяцев, ко всему прочему, мне было обещано чуть ли не удвоение зарплаты.

Заупокойный остался мною доволен. Отпуская меня, он даже поднялся с кровати и по-барски похлопал меня по плечу:

– Пожалуй, Анатолий, я бы перекусил немного. Здесь, в комнате. Сходи – распорядись.

– Сию минуту.

Он вряд ли расслышал, но я был сама готовность и исполнительность, и Заупокойный видел это.

– И можешь не спешить, - добавил благодетель, - я пока умоюсь.


Проходя через гостиную, я взглянул на часы и понял, что придется поторопиться. Было без пятнадцати четыре, и вот-вот должен был заявиться портной.

– Шарль, я завертелся, как белка в колесе.

Повар в благодарность за то, что он по-прежнему был для меня Шарлем, а не Жорой, обещал поговорить с горничной, чтобы она отнесла еду Заупокойному.
– Что-то срочное? – поинтересовался он.

У меня не было оснований скрывать причину своей некоторой озабоченности:
 
– С минуты на минуту должен прийти портной. Снять с меня мерки для нового костюма.

– Светина идея? – Повар с лукавством подмигнул мне.

– Итц сикрет! – ответил я. – Извини, не знаю, как это по-французски.

– У тебя и английский никудышный, - заметил лже-француз.

Я не стал спорить: не потому, что нечем было крыть, а потому, что в этот момент позвонили в дверь.

– Гуд бай, Шарль! – бросил я и вышел с кухни.

– Адье! – послышалось вслед.


– Молодой человек, я бы не возражал, если бы вы доложили господам Заупокойным, что Самуил Владленович прибыли.

Маленький человечек с козлиной бородкой гордо прошествовал мимо меня.

– И добрый день! – добавил он.

– Вы – портной? – поинтересовался я, закрывая дверь.

– А кто еще? – возмутился человечек. – Спросите любого, есть ли в Туле мастер, который сравнится с Самуилом Владленовичем. Вы спросите! Обязательно спросите! И вам ответят, что таких, как он, вы таки больше не найдете. Самуил Владленович – мастер, специалист по шитью одежды. – Он протянул мне шляпу и трость. Саквояж, принесенный им, мне доверен не был. – А мастер – это квалифицированный работник, достигший высокого искусства в своем деле. – Он попытался выпятить впалую грудь. – Так писал Сергей Иванович Ожегов в «Словаре русского языка». – Он приподнялся на носках и поднял указательный палец правой руки. – Достигший высокого искусства в своем деле. А искусство, молодой человек, - это, если снова обратиться к работе Сергея Ивановича…
 
– А! Самуил Владленович, вы уже здесь? – Ко мне пришло спасение в лице Светланы. – Я вам так рада!

Речевое недержание вновь прибывшего обрушилось на нее.

– Добрый день, Светлана Юрьевна! Вы, как всегда, просто обворожительны. Самуил Владленович от вас без ума. Если бы не Аря… Кстати, как он?

– Жив, здоров. Сейчас дома. Я потом сообщу ему о вашем приезде.

– Он не знает?

– Пока нет. – Светлана решила сменить тему. – Как добрались?

Она улыбалась ему, и он широко улыбался ей в ответ. 

– Отвратительно, наисквернейшим образом! – с улыбкой произнес портной. – Каждый раз, добираясь сюда два часа с четвертью, Самуил Владленович спрашивает у себя: Самуил Владленович, а оно вам нужно? Вы уже не так молоды, как в период цветения каштанов на набережной Одессы, где вы провели свою невинную юность. – Он вздохнул. – Однако, проходя по вашему замечательному саду, в предвкушении встречи с вами, Самуил Владленович не находит иного ответа, как «да»! Оно таки мне необходимо. Какова хозяйка, таков и сад, и обстановка дома. – Он выдал на раз еще чуть ли не дюжину комплиментов и закончил вполне оригинально (другого я и не ожидал от такого типчика): – Чтоб Самуил Владленович так жил!

Светлана утешительно погладила его по рукаву:

– Самуил Владленович, Шарль приготовил вам ваше любимое блюдо. Я думаю, вы проголодались с дороги? Перекусите, а потом примемся за дело. Хорошо?

Человечек расплылся в улыбке:

– Самуил Владленович возражений не имеет. Он влюблен во французскую кухню еще с тех пор, как побывал с тетей Сарой в Париже в одна тысяча девятьсот шестьдесят втором году. – Он полез к себе за шиворот и вынул монетку, висящую на ниточке. – Это десять сантимов. Талисман. Еще с тех пор. Ценный подарок. – Он спрятал монету. – Отчеканено в одна тысяча девятьсот шестьдесят первом году в монетном дворе Парижа, столицы Французской Республики.   

Про меня, казалось, все забыли. Я стоял в стороне и переминался с ноги на ногу. Покончив с экскурсом в историю, портной принялся рассказывать о чем-то другом. Светлана делала вид, что беседа ее очень интересует. Они все любезничали и любезничали – их светской беседе не было конца и края. «Черт возьми! – думал я про себя, - этот Самуил Владленович замучает меня своей болтовней, когда мы, может быть, приступим все-таки к тому, ради чего он и был приглашен».

– Дмитрий, - вдруг вывела меня из транса Светлана, - я сама провожу Самуила Владленовича на кухню.

Я не возражал.

– Вы же сообщите Аристарху Степановичу, кто у нас в гостях.

Я кивнул и, дождавшись, пока парочка удалится, стал подниматься по лестнице. Я был настолько рад избавлению от болтливого портного, что не подумал о том, каким образом сообщу глухому Заупокойному о приходе гостя.

Проще всего было бы написать ему это на бумаге, но тут возникали две проблемы: во-первых, у меня не было при себе ни бумаги, ни ручки, во-вторых, Аря, как назвал его портной, возможно не только глух, но и слеп. И не сможет ни прочитать, ни разобрать мой каллиграфический почерк.

Приготовившись орать во всю глотку, я без стука вошел в комнату Заупокойного. Она оказалась пуста: не было ни глухих, ни слепых, ни тупых – никого. Я осторожно заглянул в ванную и в туалет. Тот же результат.

«И черт бы с ним!» - подумал я, покидая хозяйскую комнату.


Погода стояла замечательная. Солнце, проникая в окна своими теплыми лучами, так и манило на улицу. Пение птиц, легкий шелест листвы – искушение было велико, и я, поддавшись ему, распахнул парадную дверь и вышел на крыльцо. До столкновения лбами не хватило всего нескольких миллиметров.

– Это, - курносый охранник сделал шаг назад, - почту принесли. Положи на журнальный столик в гостиной.

Я взял у него целлофановый пакет, достаточно легкий, и заглянул в него.

– Ага! Посылочка! – заметил я. – Аристарх Степанович ее уже ждет.

– Посылка не для него, - возразил охранник. – Мы просматриваем всю почту, прежде чем нести ее сюда.

– Значит, для Светланы Юрьевны? – предположил я.

– Нет.

– Для кого же?

– Для тебя!

Я убрал от себя пакет на длину вытянутой руки.

– Там не бомба?

Охранник заржал, словно лошадь:

– Не. Похоже диск.

– Диск?

– Да. – Курносый почесал свой курносый нос. – Если киношка стоящая, дай потом посмотреть.

– Обязательно.

Охранник ушел, а я, заинтригованный, вернулся в дом.

Все, за исключением посылочки, я положил на журнальный столик, как мне и было велено. Однако, я, конечно же, посмотрел: кто переписывается с господами Заупокойными. Ничего интересного. Перепиской здесь вообще не пахло. Рекламные проспекты магазинов и салонов, какие-то политические листовки и прочая макулатура. В свое время я жил у одной девушки, которая обожала, когда в ее почтовый ящик набрасывали разных бесплатных газетенок. А в период очередных выборов она была просто счастлива. У нее жили две кошки: Муся и Дуся, и порванные агитки использовались по своему прямому назначению – становились кошачьим туалетом! Причем в этом деле никаких приоритетов не было. На коммунистов вперемежку с демократами и либералами Муся и Дуся мочи-лись одинаково.

Итак, вернувшись к посылочке, я распечатал ее и убедился в правоте слов охранника – там, действительно, находился диск. Он был красиво перевязан широкой шелковой ленточкой, на которой имелось послание следующего содержания: «Дмитрию, в память о первом дне работы! С. Ю.»

Фильм, записанный на диске, назывался «Титаник». Режиссером был Джеймс Кемерон. Как говорится, без комментариев.

Мне вспомнились слова Шарля:

– Светлана не так уж проста!

И, скорее всего, повар был прав.

– Самуил Владленович с вами категорически не согласен! – услышал я. Портной возвращался.

Я уже полтора раза видел фильм «Титаник», но с удовольствием пересмотрел бы, если бы в него включили несколько дополнений и изменений. Например, я бы очень хотел, чтобы среди пассажиров лайнера оказались некоторые мои знакомые, как старые, так и новые. Например, Самуил Владленович, от болтовни которого моя голова начала немного побаливать.

Я едва успел убрать диск во внутренний карман пиджака, как в гостиную пожаловала целая делегация во главе с господином Заупокойным. В ней состояли: как я уже сказал, сам Заупокойный, его жена (ха!) Светлана, болтливый портной и дядя Женя, садовник-кладоискатель. Самуил Владленович по-прежнему с саквояжем и Тарасов с секатором что-то рьяно обсуждали. Что-то касающееся приготовления какого-то блюда. Заупокойный участвовал в беседе, рассказывая о последних новостях, которые он слышал по радио. Короче, говорили все, кроме Светланы.

– Сначала нужно варить! Непременно варить! – доказывал портной. – Самуил Владленович иного не признает. Еще тетя Сара так делала.

– Как же, варить! – усмехнулся садовник. – Сначала нужно снять шкурку, потом уже варить!
 
– И гнать таких депутатов в шею! – распинался Заупокойный. – Я, когда баллотировался в середине девяностых в областную думу, всегда говорил, что наших политиканов…

– Сначала нужно варить! Непременно варить!

– Ошибаетесь! Сначала с них нужно снять шкурку, потом уже варить!

– Сначала варить!

– Снять шкурку!

Заупокойный соглашался с обоими и продолжал возмущаться по поводу некомпетентности доморощенных политических деятелей.

– Наберут кого попало! – возмущался он. – Мне бы власть, уж я бы им устроил! Всего-то нужно сначала…

– Варить!

– Шкурку снять!

Светлана с тоской воззрилась на меня. Ей нужна была передышка от болтливых стариканов. По одному она с ними справлялась легко, но трое и в одном месте – это перебор! Ее взгляд красноречиво указывал на то, что она просила помощи.

– Почта! – громогласно оповестил я. Так, что спорщики подпрыгнули от неожиданности, а Заупокойный просто все расслышал.

– Мне посылка пришла? – спросил он.

– Нет, - проорал я и указал на журнальный столик. – Все там. – И глядя на Светлану, добавил: – Кроме диска.

Светлана не без ехидства посмотрела на меня.  Затем сказала, обращаясь к портному:

– Самуил Владленович, мы с Дмитрием пойдем в его комнату. Это направо последняя дверь. И там вас подождем.

Портной кивнул:

– Самуил Владленович будет через непродолжительное количество минут.



ГЛАВА  17

Я – ПОЭТ!  ЗОВУСЬ  НЕЗНАЙКОЙ

– Муж с дядей Женей вошли через веранду минут двадцать назад. С тех пор они втроем меня просто доконали, - жаловалась Светлана, когда мы шли в мою комнату. – Каждый по отдельности по своему забавен. Но все трое сразу – кошмар наяву!

Я согласился с ней и спросил:

– Самуил Владленович успел поесть?

Светлана улыбнулась:

– Как сказал бы он сам: поесть – да, насладиться – нет.

Мы вошли в мою комнату. Светлана села в кресло и достала сигареты. Я дал ей прикурить и подвинул поближе пепельницу.

– Кстати, Светлана Юрьевна, благодарю вас за диск. – Я сел на край кровати. – «Титаник» - мой самый любимый фильм.

– Да? – Она выпустила струйку дыма. – А мне казалось, вы предпочитаете «Кинатит», на котором служили… носильщиком багажа. – И после новой струйки. – Ничего, что я у вас тут курю?

Я отмахнулся:

– Ничего. Я шестнадцать лет курил. Потом бросил. А сигареты у вас ароматные. – Про себя же подумал: «Да и сама вы…»

Светлана задумчиво глядела на тлеющий кончик сигареты. Потом заговорила так, словно озвучивала свои мысли: 

– Интересно, а насколько правдивы слова о юношеской тяге к написанию стихов?

– Это вы обо мне? – Я подался вперед.

– Ага. – Она перевела взгляд с сигареты на меня. – Сочините для меня стихотворение.

– Прямо сейчас? – удивился я.

Светлана приподняла одно плечико:

– Почему нет? Пока Самуил Владленович наговорится с мужем, может несколько часов пройти.
 
– Вообще-то я давно не пробовал. – Я тянул время и прислушивался к звукам из коридора, в надежде, что портной уже на подходе. – Мне необходима тема, ключевые слова, минут пятнадцать времени… Да! Ручка! Бумага! Мне даже писать нечем.

Светлана встала с кресла, подошла к столу и открыла верхний ящик. Там, к сожалению, находилось все, что требовалось.

– Тема – я! – Она вернулась к креслу, села и закинула ногу на ногу. Эффектно! Шарон Стоун отдыхает. – Ключевые слова: «солнце», «весна», «цветы»… И обязательно мое имя. И чтобы оно упоминалось, как минимум дважды. Который час?

Я сказал.

– Прекрасно. Дмитрий, у вас пятнадцать минут. И время пошло. Уложитесь – в придачу к костюму получите новую рубашку. А если мне понравится, еще и галстук. Приступайте, я жду.

Я вздохнул, сел за стол и принялся за работу. Когда-то, практикуясь ежедневно, у меня такие стихи получались легко и быстро. Если бы за каждое мне платили хотя бы по рублю, сейчас я был бы богаче Абрамовича.

Однако, как говорится, навык не пропьешь: понадобилось всего двенадцать минут, чтобы сочинить восемь строчек и соблюсти при этом все условия.

– Готово? – Светлана потушила очередную сигарету. – Вы уложились. Рубашка за мной. Как и обещала. Теперь поборемся за галстук. Читайте.
– Кхе-кхе. – Я встал из-за стола и поднял листок перед собой на уровень глаз. Затем торжественно провозгласил: – Дмитрий Уваров. Ода под названием «Света»!

Слушательница поаплодировала мне.

Я прочел с выражением:

                – Света – это значит «свет».
                Света нету – солнца нет.
                Солнца нету – темнота,
                Скукота и пустота!
                Нет Весны и теплоты,
                Не цветут вокруг цветы…

                Всех проблем не перечесть…
                Хорошо, что Света есть!

– Браво! – Светланины аплодисменты почти оглушили меня. Она забрала у меня листок и перечитала мое творение. – Класс! Супер! Будет и галстук, и рубашка. Галстук подберу сама. И цвет рубашки тоже. А размер… какой у тебя размер? – Она осеклась. – Я хотела спросить: какой У ВАС размер?

– Сорок второй воротничок, рост 182-188, - назвал я.

Светлана взяла ручку и записала мои параметры на листке. Затем еще раз восхитилась моим, так сказать, талантом.

– Вы здорово сочиняете! Я бы так не смогла.

Я процитировал Лопе де Вега:

– «Слугу не терпят, если он кой в чем искусней господина».

Моя госпожа ласково заметила на это:

– Я стерплю.

Тук, тук, тук! Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула хитрющая физиономия портного.

– Самуил Владленович не помешал?

Светлана улыбнулась ему:

– Что вы, что вы! Проходите. Вы один? А где мой муж?

– Аря пошел в сад. – Портной не расставался со своим саквояжем. Должно быть, там находились несметные сокровища. – Он ушел вместе с вашим садовником. Кстати, ваш работник ужасный спорщик! Судя по оформлению сада, работает он хорошо, но нельзя же спорить по поводу и без! Помнится, в одна тысяча восьмидесятом году Самуил Владленович отдыхал на Черном море…

– Извините, ради Бога, но у меня неотложное дело, - не грубо, но настойчиво проговорила Светлана. – Оставляю вам клиента – нашего дворецкого. Ему, как я вам уже говорила по телефону, нужен новый костюм. Снимите мерки и…

– Самуил Владленович свою работу знает, - перебил портной. 

– Замечательно. Закончите, сообщите мне. Олег отвезет нас в город. Да, я поеду с вами. Мне необходимо кое-что купить. Хорошо?

И не дожидаясь ответа, она спешно ушла.  Я даже не успел предупредить ее, что Олег уехал в автосервис и, когда вернется, не известно.



ГЛАВА  18

СЧАСТЛИВОЕ  БЕЗУМИЕ  И  10  САНТИМОВ

То ли благодаря своему профессионализму, то ли моей холодности и неразговорчивости, Самуил Владленович сделал все быстро: снял мерки, занес их в блокнот, уложил весь инвентарь обратно в саквояж и, попрощавшись, выскользнул из комнаты.

Я досчитал про себя до десяти и только потом последовал за ним. Однако, уже почти выйдя в коридор, вдруг остановился. Мне показалось, что у ножки стола что-то блеснуло. Покусывая губу, я вернулся в комнату.

У стола действительно лежал какой-то блестящий предмет. Я нагнулся. Это была монета в десять сантимов – талисман портного.

Я никогда не держал в руках ни одной французской монеты, поэтому внимательно и с любопытством рассмотрел находку.

Ничего экстраординарного в ней не было. На мой взгляд. Хотя удивляло, конечно, наличие носатой лысеющей тети в профиль на одной стороне монеты. Над тетей имелась надпись: «Французская Республика». Но если кто подумал, что это имя и фамилия, так он ошибся.
На оборотной стороне были крупно указаны: номинал – 10 сантимов и год чеканки: 1961. По бокам имелись какие-то колосья и надпись, которую я не разобрал.
 
Оглянувшись на дверь, я быстро убрал монету в карман пиджака. И меня даже на секунду не посетила мысль возвратить портному пропажу.

Не корысти ради прибрал я себе ее. Это было платой за необходимость общения с этим болтливым энергетическим вампиром.

Невозмутимый (не пойман – не вор), я присоединился ко всей честной компании в гостиной. Но лишь для того, чтобы осведомиться у хозяев: нужен ли им. Светлана попросила меня сходить в гараж и узнать, там ли Олег. Я сказал, что он уезжал в автосервис, однако мог уже и вернуться.

– Посмотрите, там ли он… – Светлана покосилась на стариканов: Аристарха Степановича и Самуила Владленовича. Они общались друг с другом преимущественно ором, чему виною была глухота Заупокойного. – Нет, Дмитрий, я пойду с вами. Вы можете не найти гараж.

Я поклонился:

– Вы правы, Светлана Юрьевна.

Это, разумеется, было лукавством. Что-что, а гараж я бы нашел без труда.
 
– Идемте! – Она поплыла к двери.

Думаю… скорее, уверен, что стариканы и не заметили нашего ухода.


Идти рядом со Светланой было одно удовольствие. Ее алые губки, нежная кожа, фигурка, точно с обложки глянцевого журнала, манили к себе и пробуждали вовсе не почтительные, хотя вполне естественные желания. А дворецкий с хозяйкой должен быть почтителен. Этикет обязывает.

– Присядем на скамейку, - вдруг предложила моя великолепная спутница и тут же села сама, подавая пример.

Место было выбрано подходящее: укромная скамейка, с трех сторон закрытая от посторонних глаз густо растущим кустарником.

– Я специально не позволяю подстригать эти кусты, - призналась Светлана, словно прочитав мои мысли. – Здесь я могу уединиться. С открытой стороны подойти бесшумно нельзя. Там гравий. – Она на секунду вспылила: – Вы сядете, наконец? Мне неудобно задирать голову.

Я сказал:

– В том доме, где я служил до вас, были очень строгие правила. Там мне не разрешалось сидеть в присутствии хозяев.

– Глупенький, - она придвинулась ко мне, - но ведь я сама тебя попросила. Ты же не против посидеть здесь со мной? – Она потянула меня за руку.

И ежу стало бы понятно, к чему все идет, а я как никак был гораздо смышленее среднестатистического ежа. Я не просто присел рядом, а обнял свою хозяюшку и поцеловал в губы.

Сказать: она не противилась – ничего не сказать! Влечение было взаимным. Мы покрывали друг друга поцелуями, а что делали наши руки…

Не знаю, как долго продолжалось наше счастливое безумие – времени никто не засекал, однако вскоре послышались шаги, шорох гравия и… я оказался под скамейкой. То ли Светлана спихнула меня туда, то ли я сам туда нырнул – точно не скажу. Но факт остается фактом: я оказался под скамейкой.   

– Светлана Юрьевна, можно?

Это был Олег, водитель.

– Да, Олег. Что тебе?

– Я тут вернулся, в автосервис ездил, а тут портной сказал, что его нужно отвезти. И тут Аристарх Степанович сказал, что вы тоже хотели куда-то ехать. Я пошел вас искать. А вы…

– Тут, - закончила за него Светлана. И два раза глубоко вздохнула. – Пойдем. Я только переоденусь.

И они ушли. Я даже испытал нечто вроде ревности. До меня же дошел слушок, что у Олега со Светланой что-то было. Но потом я успокоил себя: Олег – дело прошлое, и, к тому же, он мне не соперник. Пока он будет «тутать», я смогу его запутать.

«Интересно, как скоро у нас со Светой дойдет дело до постели? – размышлял я, уже сидя на скамейке. Через день или через два. Или через… Нет, столько я не выдержу!»

Еще в детстве, мальчишкой, я выспрашивал у судьбы ответы на спорные вопросы одним не научным, но все же способом – подкидывал монетку. И ведь, как нарочно, сейчас у меня имелась одна – и не простая, а иностранная.

«Почему бы и нет?! – Я достал бывший талисман портного. – Лысеющая тетя – облом! Секс не скоро. А если номинал с годом – все будет путем».

Монетка взлетела в воздух, несколько раз крутанулась, потом, упав на скамейку, завертелась волчком.

Я не сводил с нее глаз, повторяя про себя, как заклинание: «номинал, год», «номинал, год», «номинал, год»! От напряжения мне стали мерещиться две вертящихся монеты, потом три, четыре… Я зажмурился и просидел так несколько секунд.

– Номинал, год, - произнес я полушепотом, открыв глаза. Но… вот это и правда… облом. Монета исчезла. Во всяком случае, на скамейке ее не было. На земле поблизости – тоже.
«Наверное, укатилась», - подумал я и принялся шарить под кустами.
 
Я так увлекся поисками, что не обратил внимания на шорох гравия позади.

– Что-то потеряли? – Надо мною нависла тень.

Я распрямился и взглянул на подошедшего. Им оказался один из охранников.

– А, это вы? – Лопоухий переминался с ноги на ногу. – Я видел Светлану Юрьевну, она шла к дому. Услышал, что здесь кто-то копошится. Решил посмотреть, кто.
 
– Это я копошусь, - весело откликнулся я. – Но уже закончил. 

Охранник кивнул и пошел прочь. Я же, так и не найдя монетку, направился к дому.
 

Остаток дня я провел в комнате Заупокойного. Он разбирался в своих бумагах, а ваш и его покорный слуга перекладывал папки со стола в шкаф и обратно. Иногда одни и те же папки я перекладывал по нескольку раз. Аристарх Степанович не говорил, что в них, а я не спрашивал. Иногда он нес какую-то чепуху. Я отвечал уже отработанными мимикой и жестами.

Я думал о Свете. Вспоминал поцелуй на скамейке. И надеялся, что это была только прелюдия. Даже принялся мечтать, рисуя в голове живописные картины продолжения нашего романа. И отвлекся от них лишь на полчаса, когда уходил на кухню насладиться шедеврами Шарля.

Именно за ужином я и узнал, что Света вернулась домой. Об этом сообщил Олег, зашедший на кухню за тем же, что и я.

– Сразу поднялась к себе, - басил водитель, глядя с завистью на мое неспешное по-глощение пищи. – Два больших пакета потащила. Я ей тут предложил помочь, а она отка-залась. Сама, мол.

«Галстуки и рубашки, видимо», - прикинул я.

По пути из кухни к Заупокойному я, не отдавая себе отчета, повернул в другую сторону и остановился у двери в комнату Светы. Сердце бешено заколотилось, ладони вспотели, а в голове зазвучало: «I love you, baby… ля-ля-ля-ля, ля-ля… I need you, baby… ля-ля-ля-ля, ля-ля…» Я уже занес было руку, чтобы постучаться, как меня окликнул треклятый глухарь:

– Александр, не та комната. Я здесь.

Обернувшись, я изобразил на лице улыбку:

– Иду, Аристарх Степанович, иду.


В половине двенадцатого, еле волоча ноги, я плелся в свою комнату. Заупокойный утомил меня своими бумажными делами и всей своей глухо-слепо-тупой персоной. Мне уже не хотелось ничего, кроме как плюхнуться на кровать и забыться крепким здоровым сном.

Войдя в комнату, я потянулся к выключателю, но нажать на него не успел.

– Не включай, - попросил ласковый женский голосок. –  Запри дверь. И иди сюда.

Голос раздавался со стороны кровати и принадлежал… Свете. Сквозь зашторенные окна пробивался фонарный свет, и он позволял мне разглядеть ее. Волосы, вьющиеся по плечам, чуть наклоненная голова и приподнятое плечико, бедра… Черт! Моей усталости и след простыл! Через мгновение а, может, и быстрее, я уже был в костюме Адама.

«Значит, все-таки «номинал и год!» – радостно пронеслось у меня в голове.


Часть  четвертая

Любовные  переплетения


ГЛАВА  19

ПОГОНЯ  ИЗ-ЗА  РАССЕЯННОГО  НАПОЛЕОНА

Началась безоблачная жизнь. Я сдружился со всеми: от приходящих слуг (кухарка, помощница Шарля-Жоры, и горничная) до самого Заупокойного. Кстати, у охранников, с которыми я завязал приятельские отношения, оказались нормальные человеческие имена. Курносого звали Игорем, а лопоухого Василием. Последний уже запросто жаловался мне на свои многочисленные проблемы, ожидая сочувствия и совета. Я, чтобы не разочаровывать его, придумывал что-нибудь более реалистичное, чем, например, тыквенные семечки.

Об отношениях же со Светой не стоило и говорить – достаточно упомянуть, что это утро, как и два-три предыдущих, я встречал в ее комнате. В ее кровати. Кстати, более уютной и роскошной, чем моя.

За миновавшие несколько дней произошли и другие перемены. Например, у меня появился новый костюм, две новых рубашки и два галстука. Я выступал пижоном с гордо поднятой головой. Чего нельзя было сказать о Самуиле Владленовиче, горько оплакивавшем свою потерю. Сам я не видел его, но Света рассказывала, что по телефону голос портного был «просто убитым».

Как же, как же: воспоминания юности о Париже, Одессе и цветении каштанов! Тетя Сара, если бы дожила до такого прискорбного момента, наверняка, узнав о пропаже драгоценной (не по номиналу) монеты, тут же отдала бы Богу душу.

Мне, в то время довольному жизнью и счастливому человеку, хотелось, чтобы подобные моим чувства испытывал каждый, кто топчет эту грешную землю. Поэтому я решил-таки вернуть портному пропажу – прошерстить все кусты вокруг скамейки и найти французскую монетку.
Я так и сделал – прошерстил, но ничего не нашел, кроме странных траншеек, оставленных повсюду. Клянусь, когда монетка укатилась, их там не было.

Все разрешилось довольно быстро. В саду мало что происходит без ведома дяди Жени, так что я, по здравому разумению, отправился на его поиски.

В саду обнаружить Тарасова не удалось. В домике с комнатенкой, обклеенной газетными вырезками, тоже. Я уже собирался подключить к поискам охранников, как, проходя мимо дома, бросил взгляд в окно гостиной. По инерции я пошел дальше, и, лишь отойдя метров на пять, встал, как вкопанный. Затем, покачав головой, вернулся к окну.

Тарасов, этот старичок землекопатель-кладоискатель, сидел в гостиной за компьютером и безуспешно тюкал по клавишам клавиатуры. Я написал «безуспешно» потому, что лицо у садовника было кислее не придумаешь. Ко всему прочему, он озирался по сторонам, словно шпион.

«В этом доме у каждого есть свои тайны! – подумал я. – Глядишь – и я вскоре начну озираться».

Не могу передать словами, как мне стало любопытно, что же изображалось на мониторе, на что так хмуро взирал Тарасов. А так как из окна этого было не увидеть, я обошел дом, проник внутрь через веранду и на цыпочках зашел в гостиную.

Престарелый «Штирлиц» не услышал меня, поскольку с остервенением колошматил по клавишам и шепотом клял всю технику на свете и все изобретения вместе взятые.

И было от чего: экран монитора представлял собой этакий вариант квадрата Малевича.

Я, не сдерживая улыбки, заметил:

– Дядь Жень, прежде чем за компьютером работать, его надо сначала включить.

Садовник подпрыгнул на впечатляющую для его возраста высоту и пулей вылетел из гостиной.
Не задумываясь ни на секунду, я бросился в погоню.

Мое преследование вышло по всем правилам детективного жанра: с перепрыгиванием через клумбы, с окликами и предупреждениями, а также со случайными жертвами. В нашем случае кухарка, попавшаяся на пути, шарахнулась в сторону, не устояла и завалилась на теплицу с хозяйскими помидорами.

Бросив ей на ходу: «звоните 911», я продолжил погоню.

Несмотря на значительную разницу в возрасте, настигнуть «вражеского агента», мне удалось только у его хижины. И то, влетев к себе, он постарался запереться, но не успел. «Победила молодость!» - как писали Ильф и Петров.
 
Мы стояли в комнате, где он как-то предлагал мне отведать мутноватой жидкости. У него в руках была лопата, и сдаваться без боя он не собирался.

– Дядь Жень, это же я, Дима. Что с вами?

– Не подходи! – прорычал он. 

– Если вам что-то нужно было в компьютере, обратились бы ко мне, я бы вам помог. А вообще-то сначала надо было разрешения спросить у хозяев. Вы спрашивали разрешения?

Садовник отдышался и только после этого ответил:

– Нет у меня больше хозяев. Я сам скоро стану хозяином.

– Во как? – Мои брови взлетели. – Вам оставили наследство богатые родственники? Или вы все-таки нашли припрятанные фашистами брильянты?

– Откуда тебе… – Он запнулся. И вдруг его словно подменили. Лопата была отставлена. Передо мной стоял прежний дружелюбный садовник дядя Женя. – Впрочем, без помощника мне не обойтись. Одному вывезти сокровища не получится. Если ты, Дима, согласишься мне помочь, я дам тебе… часть. Долю.

Честно признаться, при этих его словах, у меня перехватило дыхание. Сокровища! Сокровища!! Сокровища!!!

– И сколько же я получу? – деловито поинтересовался я. И сел за стол.
 
– Пять процентов. – Садовник сел напротив.

Меня возмутило такое предложение:

– Это волюнтаризм, как говорили в кино. Пятьдесят процентов. Не меньше.

У старичка задергалась нижняя губа:

– Десять процентов.

– Сорок пять.

– Десять.

– Сорок.

– Десять.

Я кивнул:

– Договорились: тридцать. Старость надо уважать.

Он сдвинул брови:

– Пятнадцать процентов. Это огромные деньжища!

Спорить я не стал, но заметил:

– Если сокровища несметные, то да. А если там три корочки хлеба… Какова общая сумма?

– Не знаю. – Старик взялся за сердце. – Хотел залезть в этот ваш Интернет, но не получилось. – Он вздохнул. – Двадцать процентов. И все!

– Тридцать! – возразил я. – Рисковать следует лишь из-за чего-то стоящего.

– Двадцать! – уперся старик.

– Тридцать!

– Двадцать!

– Хорошо, - сдался я. – Двадцать.

– Пусть так, - отступил садовник. – Тридцать.

– Согласен: тридцать, - исправился я.

– Сам сказал: двадцать!

В конце концов мы сошлись на двадцати пяти процентах.

И тут он мне поведал историю о том, что в этих местах побывали не только немцы в двадцатом веке, но и французы в девятнадцатом. И что сам император Наполеон Бонапарт, утекая из России, то ли намеренно, то ли из-за рассеянности оставил здесь свои со-кровища.

Не уверен, что кто-нибудь когда-нибудь чувствовал себя большим дураком, чем я в тот момент. О каких процентах я спорил? С кем? С больным на всю голову стариком-садовником? Если Наполеон и был рассеян, в чем я лично сомневаюсь, то за двести лет эти сокровища нашли бы уже двести раз. И двести раз потратили.

– Ты не веришь, - заскрежетал зубами старик, заметив мои сомнения. – Ну так смотри…

Он полез в карман и… барабанная дробь… достал оттуда хорошо знакомую мне монетку в десять сантимов.

– Смотри. – Он протянул ее мне. – Нашел в саду.

Едва взглянув на нее, я решил провести со стариком экзамен по отечественной истории:

– Дядь Жень, а когда Наполеон был в России?

– В девятнадцатом веке, - недоуменно ответил он.

– В тысяча каком году?

– Двенадцатом, кажется.

– В тысяча каком двенадцатом?

В этой комнате, где находились два человека, дураком меня теперь считали оба. Я считал себя таковым за то, что поверил в наличие сокровища, а Тарасов – землекоп – за то, что я задавал, как ему казалось, дурацкие вопросы.

– Евгений Иванович, - официальным тоном заговорил я. – Наполеон, рассеянный или нет – не суть, был в России в тысяча восемьсот двенадцатом году, а монетка эта была отчеканена в Париже в середине прошлого века. В тысяча девятьсот шестьдесят первом. Даже рассеянный Гитлер не мог ее позабыть.

Садовник вперил взгляд в монетку.

– Здесь стоит тысяча шестьсот шестьдесят первый! – вдруг заявил он.

– Если перевернуть вторую цифру, то да, - согласился я. – Но никто так не поступает.

– Я так поступаю, - уперся на своем старик.

Мне стало его жаль. Я встал:

– Эту монетку потерял портной Самуил Владленович, который приезжал сюда несколько дней назад. Она закатилась куда-то в кустарник возле уютной скамейки. Там, где вы все перерыли. Но ведь ничего больше не нашли! Так-то.

– А вот вы где! – В комнату вошла Светлана. – Извините, что я без стука. – Это от-носилось к садовнику. Мне же она сказала: – Дмитрий, я везде вас искала. Хорошо Лена, кухарка, подсказала, что видела вас, мчавшегося сюда. Вы действительно мчались? Почему?

У садовника непроизвольно разжались пальцы, и монетка, выпав, покатилась точно к стройным ножкам девушки.

– Ой! Десять сантимов Самуила Владленовича! – воскликнула Светлана. – Откуда она здесь?

Почему-то вопросительный взгляд был направлен на меня. Я глазами перевел его на садовника.

– Евгений Иванович, - она подошла к нему, - откуда у вас эта монетка?
 
– Нашел, - признался Тарасов.

– Только что, - вмешавшись, прибавил я. – И хотел тотчас же отнести ее вам, Светлана Юрьевна. Однако я залюбовался монеткой и задержал его. Извините.

– А то бы я давно вам ее отнес, - подтвердил мою ложь садовник.

– Извините, - еще раз попросил я. – Это моя вина.

– Ничего страшного. – Девушка повернулась к нам спиной и направилась к двери. – Дмитрий, пойдемте со мной. Вы мне нужны.

– Что-то важное, Светлана Юрьевна? – с нарочитым почтением поинтересовался я, когда мы были уже наедине.

Она огляделась по сторонам и, убедившись, что мы одни, поцеловала меня.

– Важнее не бывает, - промурлыкала она. – Муж заперся у себя в комнате. Весь такой задумчивый. С ним подобные заскоки случаются. Теперь часа два не выползет. Догадайся, чем мы можем заняться в эти два часа.

Я догадался. И предложил прибавить шаг.


ГЛАВА  20

ПОМЯНИ  ЧЕРТА!

Мы лежали на Светиной кровати. Она курила, а я рассказывал ей о том периоде своей жизни, когда мне удалось побывать в некоторых  загранпоездках, работая (непродолжительное время) в турагентстве.

Сейчас я заканчивал свой рассказ о посещении туманного Альбиона.
 
– …Вот такая страна Англия, то есть Великобритания. Если бы я не устроился сюда на работу, ты бы так этого и не узнала. – Я провел ладонью по изгибам ее умопомрачи-тельного тела. – Мне, Свет, не понятно, почему ты, купаясь в деньгах, нигде не была. Просто чудеса!

– Почему же нигде, - возразила она. – На Карибах несколько раз была. Про Крым вообще молчу. Но в Европе, согласна, не была. И Англию совсем другой себе представляла. Туман, дождь, грязь, а посередине Биг-Бен – один как перст.

Я повернулся на бок, чтобы лучше ее видеть.

– Свет, насчет «один как перст». Пойду я, пожалуй, а то, глядишь, заявится твой муж проведать молодую супругу.

– Что ему тут делать? – искренне удивилась Светлана, затушив сигарету.
 
– То же, что и мне. Это его обязанность.

– Это твоя обязанность, - усмехнулась она. – А муж… Он о ней давно забыл. Да и никогда собственно…

Она не закончила, но я задумчиво прокомментировал:

– Кто знает, кто знает.

– Я знаю. – Она тоже повернулась на бок. На другой, чтобы мы оказались лицом к лицу.

– Понятно. – Я выдержал небольшую паузу, а потом сменил щекотливую тему. – И все-таки ты не была в Великобритании?

– Я же не работала, как ты, в туристическом агентстве. Не видела ни Великобританию, ни Европу, ни Америку.

– Ты и в Америке не была?

– Нет. А ты был?

– В Голливуде.

– Кого видел?

– Из кинозвезд – никого, - признался я. – Очень хотел увидеть Микки Рурка. Но он, как назло, улетел в Москву. Вот и скажи, Свет, стоило ли отправляться в Голливуд?! 

– А вообще как там?

– Шикарно.

Светлана вздохнула и мечтательно заявила:

– Вот разведусь со стариком, тогда попутешествую! И в Америке побываю, и в Англии.

– Грандиозные планы?

– Еще какие!

Я погладил ее по волосам:

– Свет, а ты не боишься мне об этом говорить? Вдруг я передам твои слова Заупокойному?
 
– Не боюсь, - спокойно ответила она.

– Почему?

– Во-первых, ты не такой человек…

– Ты так хорошо меня узнала за месяц?

Она кивнула:

– Во-вторых, он скорее поверит мне, чем тебе. А свою теперешнюю работу ты вряд ли захочешь потерять.

– Не захочу, - подтвердил я.

– В-третьих… Нет, что за дурацкая тема для разговора! – Света приподнялась на кровати. – Давай поговорим о чем-нибудь другом!

Однако я спросил:

– Но в принципе, есть еще и в-третьих?

Ее всю передернуло:

– Есть. Бояться в этом доме надо только одного человека – моего приемного сыночка – Эдуарда.

Я заинтересовался не на шутку:

– Я слышал о нем от Аристарха Степановича. Он отзывался о сыне почти восторженно.

– Еще бы! Они похожи: яблоко от яблони… Мерзкий слизняк! Насекомое! Наверняка, таким был и папаша в молодости.

Света говорила все это с такой брезгливостью, что даже пошатнула мою уверенность в благополучии моего нынешнего существования.

– Аристарх Степанович довольно забавный человек, - сказал я. – Без шуток. Когда не очень долго с ним общаешься.

Мне возразили:

– Это потому, что он уже старый маразматик. А остальные черты… Сам, Дим, подумай: разве мог человек с чистой совестью сколотить себе миллионное состояние в кон-це 80-х – начале 90-х, когда вся страна голодала?

Я, вздохнув, ответил:

– Пожалуй, ты права.

Света прижалась ко мне:

– Не хочу больше о нем говорить.  – И по-женски логично добавила: – Тебе, правда, пора идти: вдруг он позовет тебя.

Уходить мне не хотелось.

– Расскажи еще о его сыне, - попросил я.

Она фыркнула и отстранилась:

– О нем я тем более не хочу говорить. Карьерист! Лизоблюд! Подхалим! В данный момент, готова поспорить, портит жизнь очередному несчастному, оказавшемуся у него на пути.

– Он приезжает сюда?

– Время от времени. – Света говорила о своем пасынке с неохотой. – И мне кажется, приезжает лишь с одной целью: узнать, сколько еще протянет его отец.

– Хороший мальчик.

– Да. И этому хорошему мальчику каждый раз становится нехорошо, когда он узнает, что отец все еще жив – здоров. У Эдика вечный насморк, а после визита сюда начинается такое шмыганье носом…

– Приятный тип.

– Ага. – Света подскочила на кровати. – Ты слышишь?

Я прислушался:

– Какое-то шмыганье в коридоре.

Света побледнела:

– Помяни черта!

Мы в ужасе посмотрели на дверь. Ручка повернулась и…

Света столкнула меня на пол. Я еле успел стянуть с кушетки свои вещи и заползти  под кровать.

В комнату вошел обладатель шмыгающего носа. 

– Здравствуйте, маменька! – ехидно поздоровался он.

Света как могла старалась не показать своего испуга:

– Эдуард?! Ты приехал? Когда?

Снова послышалось шмыганье, а следом змеиное шипение:

– Только что. Даже к отцу еще не заходил. Сразу к тебе. Слышал от охраны, что у нас новый дворецкий, но что-то его нигде нету. Нашел папашка еще одного дармоеда.

«Слизняк» - окрестил я про себя Эдика.

А тот продолжал шипеть:

– Я соскучился по тебе, маменька. А ты по мне?

Света, должно быть, совладала с собой, и ее голос зазвучал уверенно:
 
– Как ты смел войти ко мне! Почему ты не постучал? Подожди, как ты вообще вошел? Дверь была заперта!

Я наблюдал из-под кровати, как его ботинки приближаются к ее тапочкам. При этом слизняк, шмыгая носом, говорил:

– Ты забываешь, мамуленька, что я сын хозяина этого дома и у меня могут иметься ключи от всех дверей.

– Значит, пришла пора сменить замок! – строго заметила Светлана.

«Лично займусь этим вопросом», - решил я про себя.

– Вперед, мамуля, - просипел «сыночек». – Сделать дубликаты – плевое дело.
 
– Только попробуй! – чуть ли не взвизгнула Света. – И не смей больше подслушивать под моей дверью!

Судя по тону, с каким заговорил этот наглец, он, наверняка, ухмылялся:

– Забыл! Представляешь, забыл! Подошел к двери и сразу же ее открыл. – Очередное шмыганье. – А ты не одна? Тебе есть что скрывать? Забавляешься с новым любовничком? Где он? В шкафу или под кроватью?

– Заткнись! – заорала Света.

– Выходит, я прав. Точно, где-то прячется.

Мне стало не по себе. Конечно, подобная связь предполагала риск, но чтобы так сразу, да еще и не от мужа…

Но слизняк не стал осматривать комнату. Вместо этого он спросил:

– Мамашка, еще не все деньги моего папашки растратила? Мне что-нибудь оставила? Я все-таки сын. Величина постоянная, а ты…

– Пошел вон!

Теперь ботинки были по одну сторону кровати, а тапочки по другую.
 
– Не кричи, - прошипел слизняк. – Я, между прочим, постарше тебя, хоть ты мне и мачеха. – Он усмехнулся и шмыгнул носом. – А сейчас я тебя поцелую!

И он прыгнул через кровать, отчего моя спина ощутила значительный дискомфорт.

Тапочки тут же передислоцировались на другую сторону. Потом все повторилось.

«Гад ползучий!» - Меня так и подмывало вылезти и дать ему в глаз, однако я сдержался.
Силенок на третий прыжок у слизняка уже не было.

– Вот если бы ты была со мной дружелюбна… – Он сел на кровать. – И ласкова…

Света:

– Меня сейчас стошнит!

Слизняк, пропустив это мимо ушей, продолжил свою мысль:

– …отцовского состояния хватило бы на нас обоих.

– Огорчу тебя: Аристарх прекрасно себя чувствует, - с презрением бросила Света.

– Никто не вечен. – И шмыганье.

– Ты тоже!

Он мгновенно вскочил и предпринял третью попытку обнять и поцеловать мачеху. Ботинки побежали вокруг кровати. И, возможно, достигли бы цели, если бы не появившаяся преграда в виде моей вытянутой руки.

Грохот, раздавшийся через секунду, свидетельствовал о том, что после скорого полета последовало жесткое приземление.

Света прыснула со смеху.

– Что это? – В голосе у «летчика» отчетливо слышались нотки растерянности. – По-моему, меня кто-то схватил за ногу! Или я споткнулся? Обо что?

– О свою совесть, - ответила Света. – Ты когда-то бросил ее, вот она и валяется, где придется.

– Очень смешно. – Он поднялся. – Я что-то хотел сделать.

– Скорее всего, как «любящий» сын, ты хотел проведать отца.

Я услышал, как он шмыгнул носом, и увидел, как ботинки приблизились к тапочкам. На этот раз последние отступать не стали.

– Не указывай, что мне делать, - зашипел слизняк. – И не забывай о том, что я тебе сказал. Ты – содержанка! Пока у папашки, потом…

Звук пощечины оборвал его. Не удивлюсь, если узнаю, что он замахнулся в ответ, однако второй пощечины не последовало. Вместо этого снова послышалось шипение.

– Я больше не потерплю тебя такую. Запомни! – Шмыганье. – Я уеду сегодня после обеда в город к друзьям…

– Не ври! У тебя не может быть друзей!

– Вернусь через три дня, - продолжил он. – Не станешь ласковой, окажешься на улице. Уж я-то об этом позабочусь.

– Ехал бы ты туда, где пропадал все это время.

Эдик по прозвищу «слизняк» направился к двери, бросив на ходу:

– Нет уж. Здесь моя родина. – И уже из коридора: – Я тебя предупредил.

Тапочки понеслись вслед. Дверь захлопнулась, замок щелкнул.


ГЛАВА  21

МАЛЕНЬКАЯ  ПЕРЕДЫШКА

– Ну, и сволочь! – констатировал я, вылезая из-под кровати.

Света подбежала и закрыла мне рот ладонью.
 
– Еще какая сволочь! – шепотом подтвердила она. – Это мягко сказано.

Убрав от лица ее ладонь, я тоже заговорил шепотом:

– Извини, что я не вмешался. Ты же понимаешь…

– Ты все правильно сделал, - перебила она. – Вот только вазу жалко.

Я проследил за направлением ее взгляда. Слизняк, пролетев полкомнаты, упал на стол-подставку со старинной вазой. Сейчас не было ни стола, ни вазы – лишь обломки и осколки.
 
– Извини, - я обнял девушку, - но я должен был что-то сделать. Хоть самое малое.

Мы поцеловались, а это занятие, сами знаете, может занять секунду, а может… Загляните в книгу рекордов Гиннеса.

Одновременно оторвавшись друг от друга, мы подумали об одном и том же.

– Мне, к сожалению, нужно… – начал я.

– Тебе, увы, следует… – начала Света.

– …идти.

– …идти.

Света вздохнула и добавила:

– Одевайся и иди. Теперь, когда этот змееныш здесь, надо быть начеку.

– Согласен.

– Хотя… – Она в отчаянье махнула рукой. – Меня все достало в этом доме! Я устала приспосабливаться и бояться. Такие унижения никаких денег не стоят!

«Пусть выговорится», - решил я, тем временем потянувшись за своей одеждой.

– Одно радует, - Света закатила глаза, - съезжу на днях к родителям погостить.

Я замер:

– Оставишь меня здесь одного?

Она нежно коснулась меня:
 
– Всего на пару дней. Одевайся. Тем более, ты слышал: этот гад тоже уедет на несколько дней. Тебе нечего бояться.

Я даже оскорбился:
 
– Я не боюсь этого слизняка. Просто я, в отличие от него, действительно буду по тебе скучать.
 
– Приятно слышать. Одевайся.


ГЛАВА  22

«ЛЮБЕЗНЫЙ  ЛЮБОВНИК  ЖЕНЫ»

Я не успел застегнуть пуговицы на рубашке, как в коридоре послышались шаги.

– Боже! – застонал я.

– Черт! – выругалась Света.

Ручка двери снова задергалась.

– Кто там? – окликнула Света незваного гостя.

– Светочка! Это я, твой муженек. Открой мне.

Пнув ногой невидимого врага (нечто двухголовое – помесь отца и сына Заупокойных), я снова полез под кровать. И, клянусь своим пока еще относительно честным именем, не нарочно забыл на стуле пиджак, а на кушетке – брюки. Света, видимо, не заметила забытых мною вещей и открыла дверь.

Вошли туфли с загнутыми носами. Такие носили на моей памяти три субъекта: Али Баба, старик Хоттабыч и Аристарх Степанович. При помощи серых клеточек, дедуктивного метода и, разумеется, слуха, я догадался, что вошел именно хозяин этого дома.

– Дорогая, ты не знаешь, куда запропастился наш дворецкий? А? – Туфли остановились возле кушетки. – С каких пор ты носишь брюки? Это не твой стиль. К тому же, мне кажется, они тебе явно велики.

Меня посетила страшная мысль, что если я и переживу этот день, то, как минимум, поседею.
 
– Дались тебе эти брюки! – гаркнула Света. И в ту же секунду они залетели ко мне под кровать.

Последовала непродолжительная пауза. Затем Заупокойный поинтересовался:

– Светочка, ты не знаешь, где наш дворецкий?

– Прячется под кроватью.

Меня обдало холодом.

– Что-что? – переспросил Заупокойный.

Света снова не соврала:

– Он здесь, под кроватью, старый пень.

Меня бросило в жар.

– Какой день? – уточнил между тем рогоносец. – В этот день?

– Пень! – ответила Света. – Пень! Пень! Пень!
 
– Нет, почему? Мне не лень. А что?

Одна из тапочек приподнялась и с неслабым хлопком опустилась назад.

– Ты, мой дорогой муженек – глухарь.

– Да, - подтвердил он. – Сухарь и куриный бульон. Именно это и прописал мне доктор. – И вдруг он затянул: – О-о-о! А чей это пиджачок?

– Мой, - соврала Света. И забросила верхнюю часть костюма ко мне под кровать. Потом закричала мужу: – Ты собирался идти искать дворецкого.

– Может, ему позвонить на мобильный телефон?

– Может, - буркнула Света, но тут же спохватилась: – Нет! Не стоит! Кстати, зачем он тебе?

Туфли затоптались на месте.

– Что ты так орешь? – проскрипел Заупокойный. – Он мне нужен для того, чтобы я сказал ему кое-что.

– Скажи мне, я ему передам.

– Что?

– Ничего.

Туфли подошли к креслу, что стояло неподалеку от кровати.

– Ох! – Заупокойный сел. И сразу заметил разбитую ванну.

– Что случилось?

– Разбилась, - логично ответила Света.

– Разбилась?

– Да.

– Да?

Света не выдержала:

– Караганда!
 
– Хм! – Заупокойный помолчал и задал свой навязчивый вопрос: – А где дворец-кий? Я вызывал его, а он не слышит что ли?

– Прекрасно слышу, - вырвалось у меня.

– Ты что-то сказала? – обратился «глухарь» к жене.

– Не я, Дмитрий. Он сказал, что прекрасно тебя слышал.

– Вот именно: если бы он меня слышал, я бы ему сказал, что завтра… завтра…
 
– А что будет завтра? – Из-за того, что приходилось все время повышать голос, у Светы запершило в горле. Она закашлялась. – Кхе-кхе… Разве я не поеду на пару дней к родителям?

Случилось чудо. Он расслышал и ответил сразу:

– Поедешь – поедешь.
 
Я тем временем, кое-как одевшись, осторожно выбрался из-под кровати, на четвереньках пересек комнату и предстал в дверях так, словно только что вошел.

Заупокойный, заметив меня, вздрогнул и встал с кресла:

– А! Вы здесь? Давно ль?

– Сейчас, - прокричал я в ответ, отряхивая одежду.

– Где вы были?

– Протирал пыль.

«Глухарь» напрягся:

– Что?

– Простите меня за то, что я осмелился переступить святой порог каждого семейного очага – порог спальни, - опустив глаза, сказал я. – Но мне послышалось, что вы меня как будто звали…

– Послушайте, любезный… – Маразматичный глухарь силился вспомнить мое имя. – Э-э-э…

Ему на помощь пришла Света:

– Любовник моей жены.

Но для шутки, предназначенной только моим ушам, она произнесла это слишком громко.

– Послушайте, любезный любовник моей жены… – Заупокойный осекся. – Что? Кто? Любовник чьей жены?

– О чем это ты? – прокричала Света мужу.

– О чем это я? – спросил он у меня.

Я, набрав в грудь воздуха, громко ответствовал:

– Не могу знать, Аристарх Степанович. – Затем немного склонил голову, сделал шаг, приблизившись к Свете, и подобострастно заявил: – К вашим услугам, господин и госпожа Заупокойные. – А госпоже прошептал отдельно: – Мы на грани разоблачения. Ты же сама говорила: надо быть осторожнее. Что с тобой? Ты своими шутками подливаешь масло в огонь.

Она, не сказать, что шепотом, но вполголоса заметила:

– Я от развода, возможно, больше получу, чем потеряю.

– А я вряд ли. – И с выражением лица преданного слуги обратился к Заупокойному: – Я в вашем полном распоряжении!
 
– Да… любезный, я жду вас у себя через пять минут. Распорядитесь пока о завтраке повкуснее: мой сын, мое солнышко, вернулся к нам. Слышишь, Света?

Она слышала:

– Я в курсе.
 
– Что?
 
– Ничего.

– Ты рада?

– Безумно.

Я громко чихнул, напомнив о себе.

Заупокойный с удивлением воззрился на меня, словно видел в первый раз:
 
– Что вам… любезный?

– Мне можно идти? – прокричал я. И, получив разрешение, вышел из комнаты, но дверь прикрыл не до конца. Подслушивать умел не только слизняк.

– Милый, - очень забавно слышать такое обращение, произнесенное почти криком, - может я поеду к родителям сразу после завтрака?

– А пообщаться с Эдуардом? – спросил «милый».

– Мы пообщаемся за завтраком.

– Что?

Она повторила.

– Пусть так, - согласился Заупокойный. – Надолго ты уезжаешь?

– На пару дней.

Он крякнул, иначе этот звук я не могу обозначить, и пробормотал:

– И сын куда-то в город собирается. Выходит, что я останусь в одиночестве. – И со вздохом: – Я буду скучать.

– Я тоже, - без энтузиазма в голосе произнесла Света. – Буду скучать.

– Что?

Она сорвалась и закричала:
 
– Ничего. Я тоже буду скучать.

– Ну не расстраивайся. Дай я тебя обниму.

Я представил себе эту картину: приемная дочь, никак не жена, обнимается с отчимом, уж никак не мужем, даже не с отцом.

Затем я услышал шаркающие шаги по направлению к двери и быстро ретировался.



ГЛАВА  23

УТРЕННИЕ  РАЗМЫШЛЕНИЯ 

На следующее утро я проснулся в своей комнате, отлично выспавшись, но вставать не спешил. Как следует потянувшись, до хруста в позвоночнике, я приоткрыл правый глаз, потом левый и покосился на будильник.

8:07. Конечно, вставать пора, однако как же не хотелось этого делать. «Вот она жизнь подневольная! – подумал я. – Не хочется вставать, а надо!»

Я встал и поплелся в ванную, принял душ и побрился. Во время этих процедур я размышлял о сложившейся в доме ситуации:

«Госпожа… Света уехала. Олег повез ее к ее родителям. Господин еще не вставал… Ха! Господа! Разбудить его что ли, а то я бодрствую, а он, видите ли, спит! Или: нет, пускай, спит, все равно его не добудишься. И потом, пока он спит, я волен заниматься всем, чем захочу. Например, могу побездельничать. Посидеть в кресле – посмотреть теле-визор. Замок у Светы я сменил. – Я блаженно вздохнул. – А вот интересно, что за посылку получил вчера глухарь. Он так ждал ее. Что же там?»

Уже в комнате, одеваясь перед зеркалом, я продолжил свои размышления:

«Жилетка, галстук – я заправский дворецкий! Можно сказать с уверенностью,  жизнь наладилась: бесплатная еда, крыша над головой, нехилая зарплата, которую я, правда, пока еще не получал. Но получу, без сомнений. Себастьяновского рекомендательного письма с печатью вполне хватило. Скучающая молодая супруга без особых усилий склонила меня на небольшую интрижку. А муж… Господин Заупокойный даже когда бодрствует, фактически дремлет. Говорят, он зажигает вне дома… До этого мне нет ровно никакого дела».

Закончив утренний церемониал, я, перед посещением епархии Шарля, присел в кресло:
«Одна тучка на светлом небосклоне. Никак не выходит из головы шмыгающий носом сынок Аристарха Степановича. Клеится к Свете и, одновременно, грубит и угрожает ей. Сволочь с деньгами и властью – самая опасная разновидность сволочи. Если этот Эдик поселится здесь, в аду окажется не только Света. «Отнеси сумку в мою комнату, приятель», - сказал он мне. «Приятель»! Я лет на пять его старше, а он мне тыкает. Сволочь! Хорошо еще, что его не будет два-три дня. Обалдеть: видел этого Эдика полчаса от силы, а желание – не видеть больше никогда! Задергал меня вчера вызовами: принеси воды, закрой занавески – названивал каждые пять минут. Козел!»

В животе заурчало. Пришла пора отправляться на свидание с Шарлем. Приятная миссия.


Завтрак был чудесный: мясные блинчики со сметаной и фирменный кофе Шарля-Жоры. К себе я вернулся, практически урча от удовольствия.

Но меня ждал неприятный сюрприз. Стоило мне войти в комнату, как загорелась одна из треклятых лампочек. Кто-то ломился во входную дверь. Со вздохом я развернулся и вышел из комнаты.


– Что случилось?

Игорь с Василием, наши охранники, завалили в дом, продолжая что-то с жаром обсуждать.
 
– И что? – с интересом вопрошал Игорь.

– Псих какой-то, - размахивая руками, отвечал Вася. – Я еще говорю: нет у нас никакого железобетонного кастрата. А он говорит, что это наш начальник. Я понял: издевается. Ну, тогда я ему…

Игорь нахмурился:

– Я тебя чему учил? Силу надо применять только в крайнем случае. И без свидетелей!

– Он один был.

– Уверен?

– Да.

– Все равно. Ты же не знаешь, кто он такой.
 
– А что он издевается?! – Вася поджал губы. – Не люблю я этого.

Переводя взгляд с одного охранника на другого, я повторил свой вопрос:

– Что случилось?

Мне все разъяснил Вася:

– Дим, ты прикинь. Стою у ворот, никого не трогаю. Подходит мужичонка какой-то и говорит, что ему нужно поговорить с моим начальником – начальником охраны. Я ему говорю: нет у меня начальника, кроме Аристарха Степаныча. А он кричать начал, что несколько недель звонка ждет от какого-то кастрата. Потом петь и плясать начал. – Вася хлопнул в ладоши. – Да, Дим, на твое место покушался, говорил, что он должен быть дворецким.
Я еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, представляя танцующего и поющего Валю Голубенко, моего в прошлом конкурента, соискателя на должность дворецкого.

– А ты что? – спросил я у Васи.

Игорь скорчил гримасу:

– А он ему в лоб. С размаху.

Я не выдержал и захохотал:

– Что, плохо пел?

Вася пожал плечами:

– Попсу не люблю.

– Это ты переборщил. – Я вытер ладонью выступившие от смеха слезы. – Он же не профессионал…

Игорь потер переносицу:

– Дим, Аристарх Степанович проснулся? Надо об этом психе доложить.

– А где певец сейчас?

– Я его в гараже запер. – Вася переминался с ноги на ногу. – До дальнейших распо-ряжений.

– Каких распоряжений?! – Я отмахнулся. – У Аристарха Степановича и без него забот хватает. Забот и проблем. Вот любимый сын, например, приехал.
 
– Уже, слава Богу, уехал! – с облегчением выдохнул Игорь.

Я обломал его:

– Ошибаешься. Это только передышка. Через два дня он поселится здесь.

У обоих охранников лица перекосились, а Игорь сказал без былого облегчения:
 
– Да? Не было печали!

Вася кивнул мне:

– Так с кастратом что делать?

– С которым?

– С тем, что поет. В гараже.

– Отпусти, - распорядился я. – Проводи до ворот, дай пинка, и пусть катится. Да, и не забудь припугнуть расправой, если еще раз заявится.

Игорь почесал свой курносый нос:

– А Аристарху Степановичу…

– Я сам доложу, когда будет подходящий момент, - пообещал я. – Обязательно похвалю вас перед ним за бдительность.

Лестница заскрипела.
 
– Вот кажется и он.

Это, действительно, был Заупокойный. Вернее, и он и, не он. «Не он» потому, что я еще ни разу не видел его во фраке, а сейчас он был именно в нем.

Не доходя до нас, этот «лорд» остановился и жестом руки прогнал охранников. Те покорно и в одну секунду слиняли.

Заупокойный, дождавшись пока за ними закроется дверь, попросил меня:

– Александр, ну-ка, шепни мне что-нибудь.

Такая просьба поставила меня в тупик. Я стоял на месте, словно изваяние, и непонимающе смотрел на Заупокойного.

– Шепни, шепни, Александр, - повторил он. И поторопил: – Скорее!

Я уже привык общаться с Аристархом Степановичем преимущественно при помощи крика. Этот раз не стал исключением:

– Меня зовут Дмитрий!

Заупокойный вздрогнул и посетовал:

– Взяли моду кричать! Что за манера. Я говорю, Дмитрий, шепни мне что-нибудь.
 
– Старый колпак, как ни оденься, все равно старый колпак, - понизив голос, произнес я. И подумал: «Один черт, глухарь ничего не услышит!»

Однако он каким-то чудом услышал. И нахмурился:

– Это кто «старый колпак»? Я?

Ошарашенный, я не нашел ничего лучшего, как пробормотать:

– Это считалочка такая.

– А я вот покажу тебе считалочку, - вспылил было он, но тут же поборол свой гнев. – Отойди-ка подальше и прошепчи что-нибудь.

Я отошел, открыл рот, но, пораженный происходящим, не мог и слова вымолвить. Мы стояли с Заупокойным, глядя друг на друга, и некоторое время молча перемигивались. Потом тихо, скороговоркой, я выпалил:

– Кабана как не мой все равно изваляется.

Заупокойный сделал решительный шаг вперед:

– Это кто кабан?

Я отступил и плюхнулся на стул.

– Думал, я ничего не слышу, и давай надо мной измываться?! – Еще один грозный шаг в мою сторону. 

– Чудо! Аристарх Степанович, это чудо! – Я поднялся со стула. – Вы стали слышать. То-то Света, то есть мадам… госпожа… Зауп… ваша жена обрадуется. Как же это так?

Экс-глухарь остановился, простоял на месте с полминуты, затем, решив почему-то быть покладистым, довольно дружелюбно заметил:
 
– Я сегодня добрый и потому прощаю тебе твою наглость, Анатолий. Наука не стоит на месте: один знакомый прислал мне новейший слуховой аппаратик. Так что я помолодел лет на десять.

«Вот, значит, что было в посылке», - отметил я про себя. А вслух сказал:

– Вы помолодели не на десять лет, а на целых десять лет один месяц и три дня.

Оттаявший Заупокойный огляделся по сторонам и, поманив меня к себе, полушепотом спросил:
 
– Я хочу у тебя узнать: как теперь любят чужих женщин?

Я похолодел:

– Клянусь вам, Аристарх Степанович, что между мной и… – Я вытянулся по струнке.

– Цветы дарят? Стихи читают?

– Так вы не о своей…  – Я облегченно вздохнул. – Тогда и цветы дарят, и стихи читают.

– Замечательно. – Заупокойный стал нервно шарить по карманам. – Я тут кое-что набросал… Где же?.. Где же?..  – Он поднял на меня глаза. – Я забыл очки. Александр, принеси их. Они где-то в моей комнате. Она не заперта. У нас не воруют.

Поклонившись, я бросил: «Одну минуту» и вышел.

Очки нашлись быстро – лежали на трюмо, поэтому я вернулся в гостиную может и не через минуту, но через пять – точно. Когда же подходил к двери, услышал голос Заупокойного. Он разговаривал сам с собой.

«Всегда интересно знать, что творится в голове твоего работодателя», - подумал я и припал ухом к двери.
 
– Наконец-то я заманил голубку в свои сети, - говорил сам себе Заупокойный, явно довольный собой. – О, Вера, Вера! Верочка! Любовь моя! Не то, что жена. Другая. Ведь жена что? Молода, а следовательно глупа. Всегда при мне, верна и за три года ужас как надоела. Откупаюсь от нее, а она и радуется: думает, это проявление внимания. – Он ус-мехнулся. – Ха! Наивная! – В голосе послышались серьезные нотки. – А Вера? О, Вера! Женщина дорога мне тогда, когда красота и жизненный ум прочно переплетены между собой. Ты такова, Вера, насколько я мог узнать тебя. Два дня, что мы проведем вместе, пока жена в отъезде, будут днями наслаждения и блаженства. Даже приезд сына меркнет перед грядущей встречей. Я буду читать тебе, Верочка, стихи, собственного сочинения. Они дадут тебе возможность проникнуть в бескрайние поля моих мыслей. Как там у меня?..

Я услышал какую-то возню, а потом крики, адресованные мне:

– Дворецкий! Дмитрий!.. – Потише: – Или: Александр? – Закричал: – Александр! Анатолий!..
– Через паузу. – Дворецкий!

Промаршировав на месте, я отозвался:

– Иду, Аристарх Степанович.

И под его упрекающую реплику «наконец-то» вошел в гостиную.


ГЛАВА  24

…МОЛЮ  ЛИШЬ:  ЗАМОЛЧИ,  ПОЭТ!..

– Нашли? – в нетерпении спросил он.

– Да. – Я подал ему очки.
 
– Хорошо. – Он надел их, принял величественную позу и заговорил со мной несколько свысока и снисходительно. – А доводилось ли вам, мой друг, совершать безумства ради любви к женщине?

«То на «ты» ко мне обращается, то на «вы», - задумался я. – Что бы это могло значить?»
 
– Отвечайте, - требовал Заупокойный, - заснули, что ли? Совершали безумства или не совершали?

Я ответил:

– Разумеется, совершал. Еще бы.
 
– Например?

– Ну-у-у… Однажды ради малышки Лизы, я выпрыгнул из окна третьего этажа и приземлился на газоне одного сварливого субъекта. И представляете – ни царапинки. Мужу Лизы (он выпрыгнул вслед за мной) повезло меньше. Это ли, Аристарх Степанович, не безумства ради любви?

Заупокойный подтверждающее кивнул и высокопарно польстил мне:
 
– Вы должны меня понять.

Я тоже умел кивать:

– Даже не сомневайтесь в этом.

Мой романтически настроенный работодатель достал из кармана тетрадку, бережно обернутую целлофаном, и раскрыл ее.

– Я вам прочту свои стихи, - милостиво предупредил он. И тут же привел угрозу в исполнение:

– Когда я вижу Вас, то да –
Я знаю это навсегда;
Когда я Вас не вижу – нет,
Не мил мне этот белый свет.
Когда мы снова вместе – да,
Я называю Вас «звезда»;
Когда же мы не вместе – нет,
Не мил мне снова белый свет…

– Прикажите сюда подавать завтрак, Аристарх Степанович? – перебил я, как бы считая, что со стихами на утро покончено.
 
– Что? – Он в недоумении оторвался от тетрадки.

– Пора завтракать, - напомнил я.

Заупокойный раздраженно махнул рукой:

– Подожди. Дальше послушай:

Когда я рядом с вами – да,
Мне кажется, что молод я,
Когда со мной другая – нет…

– Не мил мне вовсе белый свет, - выпалил я.

На меня посмотрели сначала вопросительно, затем выразительно. И долго.

– Завтрак, Аристарх Степанович… – робко начал я.

«Поэт» фыркнул:

– Ты абсолютно лишен эстетического вкуса к поэзии.

– Ваша правда. Так и есть. Несомненно. Бесспорно. – Я не спорил. Лишь подумал про себя: «Хотя, на самом деле, вряд ли».
 
Заупокойный, к моему сожалению, вдруг решил, что я не совсем безнадежный, и захотел дать мне второй шанс:

– Послушай:

Когда стоите рядом – да,
Я как…

«…бездарность и балда…», - закончил я про себя.

– А если не стоите – нет…
«Молю лишь: замолчи, поэт!»

– Когда идем под ручку – да…
«Она краснеет от стыда!»

– Когда один иду, то нет…

 «Остывший в рот тебе омлет!» – со вздохом подумал я.

Заупокойный прервал свою пытку вопросом:

– Шепчешь что-то?

– Шарль, наверняка, уже приготовил завтрак, который может остыть, - посетовал я. – А подогретая еда – это уже пустое набивание желудка. Никакого наслаждения. И пользы ноль.
 
– Эх! – Горечь Заупокойного казалась естественной и понятной. Не с кем было Аристарху Степановичу поговорить о культуре, о вечном… – Да, я вижу, ты, действительно, не знаток поэзии. Абсолютно… - он протянул, - абсолютно… не хочу завтракать. Принеси мне, Александр, в мою комнату кофе и пару бутербродов все равно с чем. Заодно заберешь у меня газеты. Я их уже просмотрел. 

– Как прикажете, Аристарх Степанович.
 
– Да, кстати, Анатолий, ты помнишь о сегодняшнем обеде на две персоны? Все готово?

В связи с тем, что никакого Анатолия поблизости не было, я ответил за него:

– Все будет готово в срок, Аристарх Степанович.

– Хорошо.

И он удалился, то и дело заглядывая в свою тетрадку.


ГЛАВА  25

ВОТ  ТАК  ВСТРЕЧА!

Через полчаса я вернулся в гостиную с охапкой газет под мышкой. Отбросив пяток из них с чисто политической тематикой и полистав журнальчик о жизни звезд, я плюхнулся в кресло и принялся листать местный еженедельник – «Пригород». Что-то путное в нем водилось редко, но мне просто необходимо было скоротать время в ожидании гостьи Заупокойного. А для такого нехитрого занятия «Пригород» вполне годился.

Однако этот номер превзошел самого себя. Заметка на двадцать восьмой странице подействовала на меня, словно разряд тока. Я даже подпрыгнул в кресле.
«Из ряда вон выходящий случай! – значилось в заметке. – Туляк Бескомпромиссный Сергей Александрович, задержанный две недели назад милицией на пятнадцать суток за пьяный дебош, отказывается возвращаться домой. «Здесь – в отделении, - сказал Сергей Александрович, - условия проживания комфортней, чем в его ремонтируемой квартире. И, - по секрету добавил он, - нет жены».

Было от чего развеселиться.

– Сергей Александрович Бескомпромиссный?! Ха! Серега! Наш с Веркой бывший сосед! Ха-ха! Молодец! Сэкономил на гостинице. Ха-ха-ха!

Мой смех прервал звонок в дверь. Все еще посмеиваясь, я выбрался из уютного     кресла и пошел открывать.

Я никогда не верил в предзнаменования и всякие там приметы. А зря. Статья о Сереге, подчеркиваю – бывшем соседе Веры, оказалась тревожной весточкой. Посланием свыше.
Посмотрев в глазок (хорошо что хоть до этого я додумался) я в ужасе отшатнулся.
Таинственной персоной, с которой собирался трапезничать глубокоуважаемый Аристарх Степанович, была Вера. Та самая Вера, от которой я ушел… которая вышвырнула меня на улицу несколько недель назад.

«Вот так встреча!» – Я лихорадочно пытался придумать выход из создавшегося положения. Но бесконечный, как мне казалось, трезвон в дверь мешал сосредоточиться.

– Боже-боже! – бормотал я. – Вера не должна меня узнать! Не должна! Что же делать? Еще секунда – и этот гадский звон поднимет на ноги всю округу.

Не найдя выхода, я обреченно потянулся к замку, обреченно щелкнул им и, обреченно распахнув дверь, тут же склонился перед гостьей в глубоком поклоне.

Ножки Веры в золотистых туфельках протопали мимо и остановились. Я закрыл дверь и повернулся к вошедшей, по-прежнему оставаясь согбенным.

– Здравствуйте! – поздоровались со мной. – Я пришла к Аристарху Степановичу Заупокойному. Он пригласил меня на обед.
 
– Разумеется, - изменив голос, пробасил я. – Присядьте, я доложу о вас.

Туфельки зацокали к креслу, где и остались.

– Вот это да: вы – дворецкий?

– Да, - подтвердил я, в согнутом виде продвигаясь к лестнице.

– Никогда не встречала настоящих дворецких. Прямо как за границей.

Я промычал что-то в ответ, пятясь к лестнице. Все в том же скрюченном положении.
 
– Что ж вы все сгибаетесь и сгибаетесь? – Вера поднялась, и туфельки зацокали в мою сторону. 

– Работа такая. Мне за это деньги платят, - пробасил я и прибавил шаг, отчего не рассчитал и тюкнулся затылком об косяк. Кульминацией стали вырвавшиеся из меня ру-гательства.

Вера подошла ко мне, коснулась рукой и попросила:

– Распрямитесь, пожалуйста.

Я, потирая затылок, все еще согнутый, отказал:

– Не положено.

– Мне кажется, я вас знаю, - вдруг произнесла Вера и попыталась заглянуть мне в лицо.

«Теперь просто смыться уже не получится», - сообразил я, пытаясь увернуться от ее взгляда.

– Я вас знаю, - настаивала Вера. – Посмотрите на меня.

– Вы ошибаетесь. Мы не знакомы.

– Но вы же меня не видели. Вы вообще ничего не видите, кроме пола. Распрямитесь!

– Не могу.

– Что-то потеряли?

– Возможно, - ответил я, забыв изменить голос.

– Ага! – воскликнула Вера. – И голос знакомый.

«Черт!» – Я обругал себя. А вслух повторил:

– Вы ошибаетесь.

– Ужели?

– Поверьте!

– В самом деле?

Ох, как не просто было уворачиваться от любопытствующих глаз настырной Веры, находясь в прежнем положении, когда виден только пол под ногами. В этом Вера была права, а ее настойчивости можно было только позавидовать. За это она и оказалась вознаграждена.
Завертевшись на месте до головокружения, я плюхнулся на пол и очутился точно лицом к лицу с Верой. 

– Ты? – от удивления завопила она. – Это ты?

Я умоляюще воздел к небу руки:

– Вера, я прошу тебя: тише! Я здесь работаю.

– Какого дьявола ты тут делаешь?

– Я же говорю: работаю, - с раздражением ответил я.

– Работаешь? – Первый шок у нее, наверняка, прошел, но она по-прежнему орала на весь дом. 

– Работаю, - шепотом повторил я.

Вера не последовала моему примеру и продолжала орать:

– Ты здесь работаешь?

В любой момент мог появиться Заупокойный, и неизвестно, чем бы все закончилось. Чтобы этого не допустить, я подхватил бывшую возлюбленную на руки и поволок в свою комнату. Там бросил ее на кровать и включил радио. Достаточно громко, но не чересчур.
 
– Вера, выслушай меня без нервов! – попросил я.

Однако, судя по всему, по-хорошему с ней нельзя было. В следующую секунду она вскочила с кровати и дала мне звонкую пощечину.

– Ты что себе позволяешь?! – взвизгнула она.

Вообще-то я не дерусь с женщинами, но тут потребовались радикальные меры. От моей пощечины Вера снова оказалась на кровати.

– Вера, выслушай меня, - снова попросил я.

Она, вытаращив глаза, уставилась на меня.

– Ты ударил меня?

Я извинился и в который раз попросил выслушать. Теперь она молчала, и я этим воспользовался:

– Вера, я здесь работаю дворецким. Уже почти месяц. Ты же меня выгнала. Куда мне было идти? Твои слова о моих многочисленных связях несправедливы и оскорбительны. Я не знал, что мне делать. Увидел объявление в газете, прочел его и явился сюда в качестве дворецкого.

– Дворецкого?! Ты?! – Моя пощечина сработала, Вера выглядела относительно спокойной. По крайней мере, перестала орать. Но, потерев щеку, решила вдруг пойти в наступление: – Одно мое слово – и тебе вышвырнут отсюда.

Я сел рядом с ней и заговорил ласковым голосом:
 
– Умоляю, Верочка, любимая, не говори никому ни слова. Если меня вышвырнут, куда же я тогда пойду?

– К своей вертихвостке, Димочка, любимый, - передразнивая, сказала Вера. – К одной из миллиона. У тебя же целый гарем вертихвосток.

– Я уже говорил, что у меня нет никого, кроме тебя!

– Хоть сейчас-то мог бы не врать!

– Я и не вру!

Вера язвительно заметила:

– Если тебя… Когда тебя выкинут отсюда, ты можешь поступить к кому-нибудь в качестве горничной. Потом для подстраховки освоишь профессии прачки и кухарки. Тебе цены не будет в базарный день.

Гордо задрав подбородок, я сам перешел в атаку. Мне надоело покорно выслушивать ее угрозы:

– Прачки?! Кухарки?! После совместного проживания с тобой мне уже не надо ничего осваивать. Я уже все умею. За это тебе большое чистосердечное «мерси». Кстати, а где те казенные деньги, которые ты взяла в своей фирме? Уж не поправить ли материальное положение ты сюда приехала?

Вера побледнела:

– Зачем я здесь – тебя не касается.

– Да?! Я как честный и преданный дворецкий… Одно мое слово – и тебя вышвырнут отсюда.
Я встал с кровати и сделал шаг к двери.

– Дим, я прошу… – Вера подбежала ко мне и взяла за руку. – Прошу: молчи. В память о нашей любви. А?

– С одним условием, - снисходительно предложил я. 

– С каким? – И тут же: – Я согласна.

– Условие простое: ты меня не знаешь. Вернее, ты меня знаешь как дворецкого господина Заупокойного.

– Согласна. – Вера кивнула.

– Вот и отлично. – Я погладил ее по волосам. – Извини за пощечину, но ты была просто невыносима. Извини.

– Ты тоже не подарок, - парировала она. И убрала мою руку.

Я не возражал. Выключил радио и указал Вере на дверь:
 
– Обратно в гостиную не понесу. Дойдешь сама. А я пока доложу Аристарху Степановичу о твоем прибытии. Он заждался. Раз десять спрашивал: все ли готово к приезду гостьи.


ГЛАВА  26

РАЗ  И  НА… ОБЕД!

Оставив Веру в кресле гостиной, я поднялся по лестнице и постучался в дверь За-упокойного.

– Войдите, - послышался голос Аристарха Степановича. – Это вы, Анатолий?

– Да,- ответил я. И вошел.

Заупокойный сидел за столом в задумчивой позе. Как есть философ. Или Александр Сергеевич Пушкин, чудом доживший до пенсионного возраста. В правой руке он держал ручку, а в левой листок бумаги. Сдвинутые брови свидетельствовали о нечеловеческой работе мысли. На свет вот-вот должно было появиться что-то монументальное и шедевральное.

Извинившись за вторжение в творческий процесс (с гениями по-другому нельзя себя вести), я доложил о прибытии гостьи по имени Вера.

– Странно… – Заупокойный отложил ручку. – Я не слышал звонка. А вот минут двадцать назад кто-то действительно названивал в дверь.

– Это был один псих, - соврал я. – Охранники отловили его и заперли в гараже.
 
– В гараже? Он не подожжет его? – Аристарх Степанович отложил листок и с опаской посмотрел на меня. – Откуда этот псих взялся?

Я пожал плечами:

– Забрел на территорию.

– А забор?

– Психам заборы не преграда.

«Поэт» занервничал:

– Он не вырвется на свободу? 

– Не-е-ет, - успокаивающе пропел я. – Как только немного придет в себя, охранники вышвырнут его за ограду.

– Вышвырнут? Вот и правильно. Вот и хорошо. Пойдем вниз. Не хочу, чтобы моя гостья скучала.

Заупокойный встал из-за стола и зашагал к двери. Я, бросив взгляд на девственно чистый лист бумаги, вздохнул и пошел следом. Рождение шедевра откладывалось на неопределенное время.


– А! Вера! Вы приехали! – Заупокойный молодым козленочком подскочил к ней и принялся целовать руки. – Роза! Вы моя благоухающая роза!

«Старый козел!» - подумал я, но потом решил, что ревновать смешно и изобразил на лице полнейшее равнодушие.

– Я счастлив! – восклицал козел, продолжая обслюнявливать свою розу. И это понятно, цветам жизненно необходима влага. – Вы приехали, приехали, приехали!

Вера, незаметно для воздыхателя, закатила глаза к потолку:

– Я же обещала.

– И выполнили свое обещание.

– Да, выполнила.

– Роза! Моя роза! Моя благоухающая роза!

«Благоухания, кстати, обошлись мне в пятьсот сорок рублей», - пронеслось у меня в голове. Эти духи я подарил Вере на восьмое марта. Дешево и сердито!

– Как вы добрались сюда, роза моя? Без проблем, надеюсь? – Заупокойный наконец-то оторвался от ее рук и теперь с обожанием вглядывался в ее лицо. – Я хотел было послать за вами машину. Но у меня в гараже заперт один псих. Бродяга. Не так ли, Александр?

– Точно так, - подтвердил я.

– Александр? – Вера с удивлением посмотрела на меня.

– Анатолий, - поправился Заупокойный. – Так вот гараж сейчас нельзя открывать, а то этот буйный вырвется на свободу. Не так ли, Анатолий?

– Точно так, - подтвердил я.

– Анатолий? – снова удивилась Вера.

– К вашим услугам. – Я еле заметно улыбнулся ей.

– Отличный дворецкий. С рекомендациями, опытом, - не без гордости расхваливал меня Заупокойный. – Все как полагается.

Вера сказала, что не сомневается в этом.

– У вас все по первому классу, - сделала она комплимент хозяину дома. – Высшему классу!

Тот расплылся в улыбке и произнес до того льстивую речь в адрес гостьи, что неловко стало даже мухе, случайно залетевшей с улицы.

Я, сдерживая зевоту, наблюдал за воркованием голубков. Потом, покашляв, спросил у Заупокойного:

– Аристарх Степанович, подавать обед?

Он посмотрел на Веру:

– Вы хотите есть?

– Пока не очень, - ответила она. – Может быть, через часок?

– Прекрасно! – восхитился не понятно чему Заупокойный. – Мы можем до обеда погулять по саду, подышать чистым загородным воздухом. Очень полезно для аппетита. – Он повернулся ко мне. – А вы с Шарлем начинайте накрывать на стол здесь, в гостиной. Через час мы вернемся.

– Слушаюсь. – Я слегка склонил голову. Лимит на наклоны и поклоны на сегодня иссяк.
Заупокойный снова не без гордости заметил Вере:

– У меня личный повар из Франции! По имени Шарль.
 
На что Вера сказала, что она в восторге. И добавила:

– Дворецкий с рекомендациями и опытом, личный повар из Франции… Может быть, у вас и садовник есть?

Аристарх Степанович развел руками:

– А как же! И садовник, и горничная, и кухарка. Полный набор. – Он взял Веру под ручку и повел через веранду в сад, на ходу бросив мне: – Через час…

– Дмитрий, - подсказала Вера.

– Именно, Дмитрий. Как? – Заупокойный остановился. – Верочка, вы знаете, как зовут моего дворецкого?

Она немного смутилась, но тут же нашлась:

– Он представился, когда я пришла.

Престарелый ловелас посмотрел на меня и получил подтверждающий кивок. После чего увел свою гостью на веранду.

Они ушли в боковую дверь, а через полминуты кто-то позвонил в парадную. Я только присел в кресло, чтобы немного собраться с мыслями.

– Что еще? – не совладал я с раздражением, впуская «звонаря».

Это был Вася, охранник. На его лице отчетливо была видна печать озабоченности.

– Пленник сбежал, - сообщил он прямо с порога.

Я не сразу понял:

– Какой пленник?

– Мужчина, который поет. – Вася замахал руками. – Который какого-то Железобетонного разыскивал. Который хотел быть дворецким.

– Ах, этот.

– А какой же?! Игорь за ним сейчас по саду носится. И дядя Женя присоединился. Я же пришел предупредить Аристарха Степаныча, чтобы он пока из дома не выходил. Ты же запри за мной дверь. Все двери запри. И окна. Предупреди Шарля, что…

Я прервал инструктаж и предложил Васе отдышаться, сходить на кухню и попить воды.
 
– Аристарх Степанович с гостьей уже в саду, - сказал я. – Твои наставления, Вася, немного запоздали.

– Что? – Вася бросился к двери. – Только бы успеть!

Я с превеликим удовольствием понаблюдал бы процесс ловли затравленного Голубенко, но, во-первых, не мешало бы чего-нибудь перекусить, а, во-вторых, минут через двадцать-двадцать пять следовало начинать приготовления к обеду. Ловля ловлей, а прием пищи по расписанию.
Перекусил я быстро: бутерброды, кофе и два яблока. Шарлю тоже было некогда: на кухне во всю шла готовка фирменных французских блюд. Главным из них был салат из лягушатины – я еще утром видел, как Шарль нарезал тонкими ломтиками вареную куриную грудку. На мой вопросительный взгляд он ответил по-простому, как Жора:

– Курятина – лягушатина, поди с приправой разберись!

Я на это заметил, что с курятиной оно, на мой взгляд, даже лучше.

Он согласился:

– На мой – тоже.

– Шарль, я буду у себя в комнате, - сообщил я, доедая второе яблоко. – Позови, когда придет пора накрывать на стол, хорошо?
 
– Ты можешь посидеть здесь. Если не будешь мешать. Может, подашь чего. Кухарка отпросилась куда-то, и я зашиваюсь.

Я отказался, льстиво намекнув Шарлю, что вкушать ароматы его блюд без удовлетворения ими желудка – это верх садизма.

– Бьен! – усмехнулся он.


«Трудно представить, какие сюрпризы могут свалиться на мою голову сегодня вечером, если утро оказалось таким насыщенным, - думал я, топая по коридору. – Да и денек только начинается!»

Однако сюрпризы сюрпризам рознь. Едва я зашел в свою комнату, как  увидел, что я в ней не один. 

– Закрой дверь на ключ. – Вера лежала на моей кровати. Не раздетая, но, по всему видно, готовая раздеться. – Удивлен?

Я со спокойствием спартанца запер дверь, подошел к кровати и, глядя на Веру сверху вниз, ответил:

– Ни сколько не удивлен. Обычное дело. Со мной такое сплошь и рядом случается. Мне интересно только одно: ты зарыла тело Заупокойного здесь же, в саду?

Вера улыбнулась:

– Нет. Я бросила его гнить прямо на грядке. По заслугам ему. Он почти замучил меня своими стишками. Хорошо нам встретились охранники – они ловят в саду какого-то психа.

Я присел на корточки:

– И ты сбежала ко мне?

– Сама не понимаю, как я здесь оказалась. Ноги сами принесли.

Поглаживая эти самые ноги… ножки, одетые в черные чулки, я, шутя, заметил:
 
– Выходит, Вера, ты плохая девчонка!

Она взяла меня ладонями за щеки и приблизила мое лицо к своему:
– А ты как думал!

Лампочка, под которой значилась надпись «кухня», горела уже минуты три. Столько же трезвонил звонок.

Мы одевались быстро, понимая, что эта наша потеря самообладания может нам обоим дорого стоить.

– Кстати, Вер, а как ты познакомилась с Заупокойным?

– Зачем тебе это? – Она оправляла платье.

Я, застегивая пуговицы на жилетке, объяснил:

– Просто, если у тебя с ним давно романчик, получается, что это ты мне изменяла, а не я тебе.

– Бред! – Вера уже была одета и стояла у зеркала. – Лучше побыстрее напяливай свой пиджак и пошли.

– Ха! Не думай, что ты проворнее меня. На тебе изначально было меньше одежды! И не надо фыркать. Ты мне так и не ответила.

– На какой вопрос? – не оборачиваясь, поинтересовалась она.

– Давно ли ты знакома с Заупокойным?

– Две недели.

– Где познакомилась?

– В ресторане.

Я присвистнул:

– С каких это пор ты ходишь по ресторанам?

– Подруги пригласили… – Она запнулась. – Я не обязана перед тобой отчитываться. Ты мне не муж!

– Слава Богу, нет! – согласился я.

– И то, что здесь произошло, ничего не меняет.

– Совершенно ничего.

Вера вышла первой и отправилась к веранде. Я же почти вприпрыжку поспешил на кухню.


ГЛАВА  27

А  КАК  ЖЕНА  НА  ВКУС?

Накрывать на стол пришлось в стремительном темпе. К тому же, Шарль недружелюбно косился в мою сторону и еле сдерживался, чтобы не накинуться на меня. В натянутой атмосфере мы все-таки управились вовремя. Шарль едва покинул гостиную, как из боковой двери показались голубки: Заупокойный и Вера.

Заупокойный снова читал свои поэтические творения. Вера уже не сдерживала своих эмоций. И хотя они были далеко не лестными, «поэт», увлеченный до нельзя, то ли не слышал их, то ли не принимал всерьез. Я думаю, что все-таки первое.

«Может быть, в его новом аппарате сели батарейки?! – подумал я, почесав затылок. – Или на чем он там работает?!»

Заупокойный читал с выражением:

– Когда идем под ручку – да…

Вера произнесла с чувством:

– Я покраснею от стыда.
– …Когда один иду, то – нет…
– Когда ж ты замолчишь, поэт?!

Он и замолчал, но лишь для того, чтобы перевернуть страницу и поинтересоваться:

– Ну, как, прекрасная Вера?

Она с большим усилием выдавила из себя:

– Восхитительно.

– Вы думаете?

– Безусловно.

– Хотите, я еще почитаю?

Она выпалила «нет», но тут же поправилась:

– О, это было бы слишком замечательно.

Однако «поэта» распирало:

– Когда я вижу вас, то – да…

Вера перебила:

– Мой друг, я очень голодна.

Заупокойный закрыл тетрадь. К счастью!

– Простите-простите. Вы хотите есть? Разумеется, хотите.

– Еще бы не хотеть, - Вера улыбнулась, - такие ароматы разносятся по дому. Слюнки текут.

– Дворецкий, - Заупокойный повернулся ко мне, - все готово?

Я кивнул и указал на заставленный яствами стол. Аристарх Степанович, отодвинув стул, помог сесть Вере, я – ему самому.

– Налейте нам вина, Александр, - попросил Заупокойный.

– Да, Александр, налейте нам, пожалуйста, вина, - присоединилась к просьбе Вера.

Я хладнокровно и невозмутимо взялся за дело.

– Аристарх Степанович, извините меня за бесцеремонность, но я лишь беспокоюсь за вас, - заговорил я, разливая вино. – Псих – тот, который сбежал, он пойман?

Заупокойный небрежно махнул рукой:

– Он трусливо бежал от меня. Перепрыгнул через забор. Я уже успокоил Веру Андреевну. Ты тоже можешь не переживать.

Я облегченно вздохнул.

«Гроза психов» между тем продолжал говорить, обращаясь все также ко мне:

– Александр, перечислите все блюда, которые имеются на столе. А потом можете идти. Мы сами справимся. Не так ли, Вера?

– Конечно. – Она с усмешкой взглянула на меня. – Александр нам не понадобится. Вот только перед перечислением блюд не выпить ли нам за встречу? Вино уже разлито.

Заупокойный поднял бокал, поддержав ее предложение, и воскликнул:

– За встречу!

– За встречу! – повторила его гостья.

И они выпили.

После этого Вера подмигнула мне и снисходительно бросила:

– Перечисляйте блюда, Анатолий.

– Моего дворецкого зовут Сергей, - как бы шепотом, чтобы не обидеть меня, по-правил Заупокойный.

Вера пообещала запомнить.

– Итак, - в сравнении с моей невозмутимостью Бэрримор просто отдыхает, - я начинаю перечисление кулинарных шедевров Шарля, представленных вашему… пока лишь взору. – Это эффектное вступление я придумал, конечно же, заранее. – На первое: суп из овсяной крупы с черносливом. Блюда: чечевица, тушенная с копченой грудинкой; ячневая каша двух видов: с бараньим и свиным соком; почки говяжьи в соусе с луком – рекомендую! – гуляш из говяжьего сердца; голубцы с виноградными листьями. На закуску все прозаично: ростбифы, беф-строганы, бифштексы, шницеля, шашлыки, запеканки, грибы. – «Куда Шарль столько наготовил! Заупокойный, думаю, уже лет десять не особый едок! А Вера, сколько я ее помню, всегда на диете сидит!» Но моя задача была перечислять – я и продолжал: – Далее: салаты, в том числе – сочный из филе лягушатины, винегрет, бутерброды: с сыром, с красной рыбой, даже, кажется, с колбасой есть… Да, и напоследок…

Внезапно со стороны веранды появилась Света. Как говорится, без звонка. Помнится, я еще подумал, из мужской солидарности, что надо бы ту дверь – боковую – заколотить.

– Что напоследок? – не дождавшись, спросил Заупокойный.

– Ваша жена, Аристарх Степанович! – ответил я.

Тот, поглаживая руку Веры и зачарованно глядя ей в глаза, уточнил:

– Какая?

Я не нашел ничего лучше, как пробормотать:

– Я так полагаю: единственная.

Света стояла возле двери и молча «любовалась» представившейся ей картиной обеда.

Заупокойный задал следующий вопрос, окончательно поставивший меня в тупик:

– Жареная или вареная?

Вы бы что ответили на моем месте? Я – ничего.

– Что же вы молчите, любезный? – Заупокойный повернулся ко мне. – Как она на вкус?
 
Вера тоже заметила Свету и замерла в немом ужасе.

– Как на вкус, сказать не берусь, - растеряно ответствовал я. – На вид же: усталая, вымотанная, немного взбешенная (видимо, попавшая в дороге под дождь), и, в довершение всего, застукавшая мужа, обедающим с посторонней женщиной.

– Что ты несе… – Тут Заупокойный заметил жену и довольно проворно вскочил из-за стола.

– Прекрасно, муженек! – медленно, с расстановкой произнесла Света. – Значит, как там: «сухарь и куриный бульон»? А? Жена за порог, можно поразвлекаться?! Ай-ай-ай! Получается, что машина ломается к счастью. Нет, к просвещению. Вот я, например, про-светилась. По кабакам уже нет сил шляться, так стал девок домой водить?!

– Вот конфуз! – Заупокойный то разводил руками, то снова их сводил. – Света, ты разве не у родителей?

Она удостоила его сухого ответа:

– Как видишь, нет.

– Позволь мне представить…

– Позволь тебе не позволить. – Света подошла к мужу и дала ему звонкую пощечину.

Вера, стоявшая неподалеку, решила вступиться за старика:

– Послушайте, я сейчас вам все…

Вторая пощечина досталась ей. Но Вера, должно быть, решила, что не заслуживает такого обращения, и вернула пощечину Свете.

Началась потасовка. Женщины визжали, таскали друг друга за волосы и царапались, как кошки.

Заупокойный бочком–бочком приблизился ко мне:

– Боже, что мне делать?

Поистине, я гордился сегодня своим хладнокровием:

– Поскольку тот, к кому вы, Аристарх Степанович, обратились, молчит, отвечу вам я. Присядьте и даже не думайте вмешиваться в женские разборки. Порвут!

– Но ведь я…

– Неужели не приятно? Из-за вас же дерутся.

– Из-за меня?

– Само собой. – «Или из-за денег», - подумал я. И это скорее походило на правду.

– Нет, я не могу допустить в моем доме разборок! – Аристарх Степанович подошел к столу и несколько раз с размаху стукнул по нему кулаком. – Молчать! Всем молчать!

Он затряс головой, продолжая орать о том, что всем следует замолкнуть. И в какой-то момент все его послушались, замерев на месте.

– Где мой новый слуховой аппарат? – понизив голос, вдруг спросил Заупокойный. И, опустившись на корточки, начал шарить руками под столом.

Я почему-то не успел его предупредить, хотя и видел, как он вознес колено над аппаратом.
Раздался треск.

– Ай! – Заупокойный подобрал остатки и поднялся на ноги.

«Как быстро пронеслись десять лет один месяц и три дня», - подумалось мне.

– Что, глухарь, снова придется напрягаться? – ехидно поинтересовалась Света.

– А? – переспросил тот.

– Ага!

Со стороны веранды ворвался взъерошенный Голубенко. В этом дурдоме не хватало только его. Напевая: «Усталость забыта, колышется чад…», он пронесся по гостиной, словно ураган. При этом  успел что-то стибрить со стола и сразу же проглотить.

По пятам за «ураганом» гнались наши охранники. Но бежали они устало, даже, я бы сказал, вяло. Уморились, наверное.

Снова оказавшись у дверей веранды, Голубенко присел два раза, хлопнул в ладоши и скрылся в саду. Следом убежали и охранники. Женщины с удивлением проводили их взглядами. Мой же взгляд был направлен на Заупокойного.

Аристарх Степанович, прижав ладонь к груди, тяжело дышал и бормотал, ни к кому не обращаясь:

– Сердце! Сердце прихватило. Больно! Дернул же черт такому случиться: машина у Светки сломалась. Решительно все и всё против меня. – Он потрогал уши. – Аппарат новый… хреновый, свидание не получилось… накрылось… Годы не те, сердце болит, коленки трясутся, икаю от вина, в носу першит от ароматов. Пучит. А я ж еще не ел. Наверное, от одного вида говяжьих почек в соусе с луком или ячневой каши с бараньим соком… А может чечевицы?.. Скорее всего, чечевицы… Доктор предупреждал… Эх, старость. – Он пошарил по карманам. – Где мои пилюли?.. Сердце! Сердце! – Затем издал звук, похожий на предсмертный хрип и упал на пол.
Я подбежал и склонился над ним.


Часть  пятая

Завещание


ГЛАВА  28

НА  СЛЕДУЮЩЕЕ  УТРО…
 
На следующее утро я поднялся с кровати с трудом. Нехотя побрел в ванную. На лампочки даже не взглянул. Мне было плевать. Если бы даже они все сразу загорелись, я бы все равно первым делом умылся, побрился, и, что самое главное, позавтракал. В воцарившемся в доме безумии я решил оставаться верен своим привычкам. Достаточно того, что я чувствовал себя слегка разбитым.

События вчерашнего дня и вечера позволяли мне с достаточной уверенностью полагать, что разбитыми и мрачными сегодня будут если не все обитатели дома, то подавляющее большинство.

Во-первых, вместе с вызванным доктором, заявился и Эдуард. Откуда сынок узнал о плохом самочувствии отца, осталось загадкой. Он запретил (до выяснения… бла-бла-бла…) кому-либо покидать дом без его разрешения. Это очень «обрадовало» Веру. Во-вторых, прибывший на такси Олег сообщил интереснейший факт. У машины, на которой он отвозил Свету, были испорчены тормоза.

– Мы тут чудом остались живы, - трагически закончил он.

– Где же машина? – спросил я.

– В автосервисе. Хотя правильней было бы эвакуировать ее в милицию на экспертизу. Когда Аристарх Степанович придет в себя, я предложу ему это. Обязательно. Я тут попросил ребят в сервисе пока ничего с машиной не делать.

– Чушь какая! – шмыгнув носом, заметил Эдуард. – Просто износились тормозные колодки. У моей машины тоже что-то забарахлило. Пришлось вернуться.

«Рассказывай!» - подумал я. И по глазам остальных догадался, что их одолевают схожие сомнения.

С Заупокойным все оказалось более-менее в порядке. Доктор измерил ему давление, дал каких-то таблеток, сунул градусник под мышку (это у врачей пунктик!) и прописал постельный режим и полный покой. Как раз в этот момент под окнами раздалось завывание, в котором с трудом узнавалась одна популярная песня. Это выл Голубенко. Нерасторопная охрана по-прежнему ловила его на территории сада.

Короче, сумасшедший дом с криминальным уклоном! Шарль, когда я за ужином поделился  с ним своими впечатлениями от происходящего, стал на пару секунд Жорой и выразился так, что на окне завяла герань.

Кстати, за завтраком я понял, что, по крайней мере, в отношении Шарля мои подозрения по поводу всеобщей разбитости подтвердились. Повар был мрачен и неразговорчив. Каким боком вчерашний момент истины коснулся его, я узнал позже. Кухарка, спец по подслушиванию, поделилась со мной подробностями неприятной беседы Шарля и Эдика. Последний обвинял повара в том, что тот добавляет всякую гадость в еду, в надежде отравить хозяина.
В общем, когда я зашел в гостиную, на душе у меня был неприятный осадок.
 
Там тоже веселья было хоть отбавляй. Света сидела в кресле у левой стены. Вера – на стуле у правой. Посередине стоял Олег и в нетерпении постукивал костяшками пальцев по столу. Это постукивание раздражало обеих, но и одна, и другая помалкивали.
Кроме постукивания, слышалось только тиканье часов.


Олег обрадовался мне, как родному:

– Дим, посиди тут с ними. Чтобы не ругались. Доктор прописал тишину.
 
– А ты куда?

– В гараж. Док просил помыть его машину. Он уезжает.

– Да? А как же запрет покидать дом?
 
– Ему разрешили. – Олег подошел ко мне практически вплотную и прошептал на ухо: – Тут дела похлещи. Юрист приехал. Я краем уха слышал: составляют завещание. Так-то. Пошел я.

– Ладно, иди. – Я встал на его место, словно заступил на пост. – Олег, а долго мне здесь стоять?

Он пожал плечами:

– Наверное, пока Эдуард Аристархович не спустится. – И добавил, понизив голос: – Черт бы его побрал!

Оставшись наедине с соперницами, я, не глядя ни на одну из них, сказал:

– Доброе утро!

Света фыркнула, Вера горько усмехнулась.

Я посмотрел на Свету:

– Аристарху Степановичу лучше?

Она не сразу, но ответила:

– Меня не информировали.

– Дим, можно мне кофе? – попросила Вера.

– Пока нет. – Я развел руками. – Я не могу отпустить тебя на кухню. И сам туда не могу сходить. Некому будет за вами присматривать. – Я бросил взгляд на картину с глазком. Никто не подглядывал. – Боюсь, что если оставлю вас одних, вы друг друга поубиваете.

– Фу! Нужна она мне! – Света с презрением посмотрела на соперницу. Затем, чуть теплее, на меня. – И не забывайтесь, Дмитрий. Вы здесь всего лишь дворецкий.

Я согласился с ней:

– Так и есть.

– И мне на нее плевать, - добавила она. – Пусть катится отсюда.

Верено лицо перекосилось:

– Я бы с удовольствием. Но Эдуард… так, кажется, зовут сына Аристарха Степановича…
Эдуард велел никому не покидать дом. Пока все не разъяснится.

– Что – все? Что разъяснится? – накинулась на нее Света.

– Этого я не знаю.

– Думаешь, если мой муженек загнется, тебе что-нибудь достанется?

Вера приняла вызов:

– Почему бы и нет. Аристарх Степанович любил меня.

– Тише! – попросил я.

Однако меня женщины в расчет не брали.

– Я была его законной женой! – с гордостью заявила Света.

– А любил он меня! – парировала Вера.

– Между прочим, дамы, Аристарх Степанович еще жив, - заметил я. – И доктор вчера сказал, что все должно нормализоваться.

Вера перевела взгляд на меня:

– Но Эдуард сообщил нам…

Я отмахнулся:

– Сгущает краски. – И в сердцах: – Обещал, что будет отсутствовать пару дней, а сам…
Машина у него, видите ли, сломалась! Две машины в один день! Можно подумать, что здесь в гараже сплошь жигули одни.

– Муж предпочитает «форды»! – Света перешла с прошедшего времени на настоящее.

– Вот и я про то. – Я огляделся по сторонам. – Врет он про сломавшуюся машину. Просто почувствовал запах крови и денег…

Я не заметил вошедшего Эдуарда только потому, что он прокрался в гостиную (как всегда) на цыпочках. И лишь, услышав мои последние слова, громко спросил:

– Ты так думаешь… дворецкий? – И шмыгнул носом.

Мы все трое вздрогнули и посмотрели на него.

Света встала из кресла и сделала шаг к нему:

– Как муж?

– Не так, чтобы уж! – ехидно ответил он.

– То есть?

– Неплохо бы поесть.

– Перестань издеваться. – Света направилась к лестнице. – Я иду к нему.

– Вперед!

Но Свете помешали. Навстречу ей вышел спустившийся со второго этажа шикарно одетый мужчина. Оглядев гостиную, он протянул руку Эдуарду, пожелал остальным всего наилучшего и, насвистывая озорной мотивчик, ушел. Я даже не двинулся с места, чтобы открыть этому щеголю дверь. «Кто я ему?! – поймал я себя на мысли. – Прислуга?! – И сразу же поправился: – А вообщем-то да. Прислуга и есть». Однако с места все равно не сдвинулся.
 
Света проводила щеголя долгим недобрым взглядом:

– Это еще кто такой? Похож на нотариуса.

Эдуард шмыгнул носом и кивнул:

– Он и есть. Заверил завещание отца, только что им подписанное. Ха! Забавно видеть, как у вас всех загорелись глаза!

Сомневаюсь, что с моими глазами произошла какая-то метаморфоза. За глаза других я не стал бы поручаться. Тем более что, например, Верено лицо я не видел. Она встала со стула и теперь находилась ко мне спиной.

– Хотите, чтобы я прочел завещание? – Эдуард достал из пиджака бумагу.

– Сначала пусть эта шлюха выйдет! – приказным тоном произнесла Света. – Завещание касается только нас.

Эдуард с подозрительностью и любопытством уставился на Веру:

– А кто она? И что здесь делает?

Света сгримасничала:

– Это, Эдик, еще одна претендентка на наследство.

Он шмыгнул носом аж два раза подряд:

– Не понял. Повтори.

Она не просто повторила, она выдала целый эмоциональный монолог:
 
– Твой папенька – старый кобель! У него молодая жена под боком, фигурально выражаясь, а он каков? Любовницу завел! Ладно бы еще был бы на что-то способен! Но она – девица не брезгливая и пробивная. Своего не упустит. Где он только ее откопал? Таких бессовестных еще надо поискать! Я за эти деньги вынуждена видеться со стариком каждый день, выслушивать его маразматические бредни, улыбаться ему и надрывать голос. Позволять его шершавым губам прикасаться к моему лицу. Я заработала те деньги, которые имею. А эта!
 
Эдуард прищурено взглянул на Веру и заверил:

– Ну, «этой» ничего не светит.

Та отпарировала:

– Очень надо.

Света неестественно захохотала.

Эдуард перевел взгляд на мачеху:

– Впрочем, как и тебе.

Хохот оборвался:

– Как это? Почему это?

– Потому это. – И новое шмыганье носом.

Света не собиралась сдаваться без боя:

– Покажи завещание! – Она подбежала к пасынку и попыталась вырвать у него из рук бумагу.

Эдуард оттолкнул ее и сказал:

– В руки не дам, а прочитать – прочту. 

Меня этот шмыгальщик носом уже достал.

– Полегче с девушкой! – окликнул я его.

Он злобно уставился на меня:

– Дворецкий, ты мне не нравишься. Можешь собирать вещи.

– Не ты меня нанимал, не тебе меня и выгонять, - заверил я его.
 
– Посмотрим.

– А я могу уйти? – обратилась к сыночку Заупокойного Вера. И, горько усмехнувшись, добавила: – Раз уж мне здесь ничего не светит.

Он, не удостоив ее даже взглядом, процедил:

– Да. И чем быстрее, тем лучше. Вам незачем задерживаться в этом доме.

– Сама не хочу, слушай, - попыталась пошутить Вера, направляясь к двери. Но, не пройдя и половины пути, остановилась и обернулась. Оказывается, она еще не все сказала. И несказанное предназначалось мне. – Дим, советую тебе тоже уйти отсюда. Не семейка, а клубок змей. Знаешь, я готова тебя простить. Можешь вернуться, и мы попробуем начать все сначала.

«Влип!» - подумал я и не ошибся.

– Ты с ней… – Света потеряла дар речи.

– Да тут целая банда! – воскликнул Эдуард. – С мачехой во главе.

Сказанное вернуло Свете способность говорить, пусть и не совсем связно. Обращалась она по-прежнему ко мне:

– Значит, ты и она… и я… и…

Вера, уже достигшая дверей, вернулась и подлила масла в огонь:

– Дим, о чем это она? Ты и она?

Эдуард сузил глазки:
 
– Так, так, так.

– Что «так, так, так»? – Мне нужно было на ком-нибудь сорваться. Эдуард подходил больше других. Было ясно, как белый день, что я здесь уже надолго не задержусь. – Эдик, в морду хочешь?

– Слабо! – прошипел он.

– Легко! – возразил я.

Шмыгальщик носом положил завещание на стол и встал в позу боксера на ринге.

Мне стало смешно. При желании я размазал бы его по полу как нечего делать. Но пачкаться не хотелось.

– Вера, пожалуй, я вернусь, - сказал я.

– Я буду ждать. Правда, не долго, - пообещала она и уже собиралась уйти, однако то, что произошло в следующую секунду, задержало ее.
 
Света, воспользовавшись тем, что Эдуард отвлекся, подкралась к столу, схватила завещание и начала читать его.

– Положи! – крикнул ей Эдуард. – Отдай!

Света с завещанием в руках подбежала ко мне и спряталась за мою спину. Эдуард, собравшийся было ее преследовать, остановился напротив и принялся испепелять нас взглядом.

Я, не колеблясь, в случае его нападения, защитил бы Свету, хотя уже не испытывал к ней прежних чувств. Она открылась для меня с другой, неприятной стороны. Стройная привлекательная блондинка с карими глазами – моя любовница – превратилась в отврати-тельную фурию, от которой меня теперь даже подташнивало. «От любви до отвращения, как и до ненависти – не больше шага» – решил я.

– «Все сыну»! – возмущенно орала Света. – Он завещал все этому…

Эдуард торжествовал:

– А что я говорил!

Света, ошарашенная новостью, вышла из-за спасительного ограждения (в моем лице):

– Не верю! Как же так!

К ней присоединилась Вера. Теперь они обе с негодованием читали завещание.

– Это же несправедливо! – причитала Света.

– Бесчеловечно! – вторила ей Вера.

– По закону! – возражал им Эдуард.

– Но это не почерк мужа! – вдруг с надеждой воскликнула Света. – Я знаю его каракули! – Она указала на Эдуарда. – Это он сам написал! Сам!

Тот шмыгнул носом и возражать не стал:

– Да. И что? Отец не в силах был писать. Вот и все. Подпись-то его.
 
– Он не знал, что подписывал. – Света принялась рвать завещание.

Глаза у Эдуарда чуть не вылезли из орбит:

– Что? Змея! Ведьма! – Он весь задергался. – Охрана! Охрана! Сюда! – Свете: – Рано радуешься. Обрывки еще можно склеить.

Света с безумными глазами огляделась по сторонам:
 
– Надо сжечь! Надо их сжечь!

– Немедленно! – поддакнула Вера. – Есть спички?

– Зажигалка! – Света охнула: – Я не захватила ее с собой.

– Что же делать?!

И тут Свете пришла «замечательная» идея.
 
– Съешь их! – она протянула мне обрывки.
 
Вера поддержала ее:

– Съешь! Быстрее!

Я, покачивая головой, отошел от них:

– Спасибо, я плотно позавтракал.

Первой нашлась Вера. Схватив у Светы часть порванного завещания, она засунула клочки в рот и стала их глотать. Света поступила так же с оставшейся частью.
 
Если бы я сам этого не видел, клянусь, никогда и ни за что не поверил бы.

Эдуард, пришмыгивая носом, громко захохотал на всю гостиную.


ГЛАВА  29

ШОУ  ДОЛЖНО  ПРОДОЛЖАТЬСЯ!!!

Под хохот Эдуарда в гостиную ворвались взмыленные охранники.

– Попался! – завопил Вася, с хрустом сжимая кулаки.

– Где он? – вопрошал Игорь, озираясь.

– Кто? – Эдуард потихоньку успокаивался.

– Псих.

– Какой псих? А впрочем… – Эдуард повернулся к дожевывающим бумагу Свете и Вере. – Приятного аппетита, девочки!

Охранник Игорь непонимающе заморгал:

– Эдуард Аристархович, что здесь происходит?

Тот, окончательно успокоившись, подождал, пока девушки дожуют, и затем уже ответил:

– Эти две истерички съели  к о п и ю  отцовского завещания.

– Как копию? – хором спросили бумагопожирательницы.

– Копию, копию. – Эдуард шмыгнул носом. – Вы думали, я вам сюда оригинал принесу. Я знал куда шел.

Девушки принялись дружно кашлять.

– Сумасшедший дом! – вырвалось у меня.

Охранники недоуменно переглядывались. Затем Игорь спросил у Заупокойного-младшего:
 
– Эдуард Аристархович, нам что делать?

Я уже нарочно не сдерживал себя. Мне хотелось высказаться – я высказался, обратившись к Игорю:

– Сделайте промывание желудков. Обеим обжорам.

Эдуард же с совершенно серьезной физиономией принялся инструктировать охранников:
 
– Во-первых, теперь я ваш новый хозяин. Поэтому, во-вторых, вы должны выполнять все мои приказы. В-третьих, у двери в комнату отца всегда должен дежурить один из вас. Неотлучно. В сейфе лежит документ, который некоторые присутствующие здесь захотят съесть. Не наелись еще. Далее… Ах, да, - вспомнил он, - второй, кто не будет на посту возле комнаты отца, должен проследить, чтобы к вечеру этого дворецкого в моем доме не было!

– Димана? – Вася непонимающе посмотрел на меня.

– Его зовут «Диман»? – Заупокойный-младший задал вопрос с ярко выраженным равнодушием.
Ответил ему я:

– Да пошел ты!

– Сам пошел! – огрызнулся Эдик. – И пойдешь! – И снова охранникам: – Значит, чтобы Димана уже этим вечером здесь не было.  И последнее…

В коридоре раздались крики, какая-то возня, а затем в гостиную вбежал Аристарх Степанович. Собственной персоной. Жив и здоров. Правда видок у него был еще тот: бледное лицо, наполовину распахнутый халат, обнаживший цыплячью грудь с отсутствием всякой растительности, и на ногах тапочки, которые то и дело слетали. При этом Заупокойный безостановочно прикладывал к области сердца то правую, то левую руки.

– Помогите! Грабят! Убивают! – насколько хватало сил, орал он.

Все следили за передвижениями Заупокойного. 

Охранники сразу же засуетились:

– Что? Где? Когда?

Заупокойный, достигнув кресла, рухнул в него и уже пролепетал:

– Помогите!

Игорь сделал шаг вперед:

– Что случилось, Аристарх Степанович?

Но объяснять свое странное поведение Заупокойному не пришлось. В гостиную кубарем вкатился Голубенко. И «подкатился» как раз к ногам Аристарха Степановича.

– Вас обманули! – запричитал он. – Я ваш дворецкий! Я! Конечно, в кризис каждый старается выжить, как может! Но это же беспердел! Я хочу сказать: бестерпел! …бес… тес… Беспредел! Я что – зря готовился?! – И он запел: – «Пусть я шут, пусть циркач, так что же! Пусть меня так зовут вельможи…» – Он сделал паузу. Но не затем, чтобы насладиться аплодисментами (они не последовали), а затем, чтобы отрекламировать себя по полной: – Я могу и арию, могу и попсу… – И он вновь запел: – «Все невозможное возможно, если делать осторожно…»

Допеть ему не дали двое «фанатов», давно пытающихся отловить своего «кумира». Это были охранники, все это время ждавшие хозяйской команды «фас» и так и не дождавшиеся ее. Они решили проявить инициативу и схватили Голубенко за руки.

Тот, поскольку были заблокированы руки, начал поднимать свободные от пут ноги, зависая при этом в воздухе. Номер назывался «яблочко», а оригинальные зависания были интерпретацией присядки.

– Эх, яблочко! Ты на тарелочке, - вопил Голубенко, - передай привет своей девочке! – Используя охранников как опору, он принялся зажигательно болтать ногами. Ко всему прочему, этот артист пытался присвистывать, что у него больше походило на обдувание обожженного пальца. – Я же дворецкий что надо! Лучше не бывает!

Света и Вера не могли сдержать смеха, глядя на разыгравшееся представление. У Эдуарда к шмыганью носом прибавилось еще какое-то безостановочное нервное моргание.
 
Меня, откровенно говоря, все происходящее бесило. Я давно отошел к стене, делая вид, что я не человек, а часть обстановки. Что-то типа торшера. «Но был бы у меня под рукой пулемет, - подумал я, - расстрелял бы всех присутствующих к чертовой матери с превеликим моим удовольствием».

– Я лучший дворецкий! – продолжал ораторствовать Голубенко. – I am the best!

Заупокойный, держась за сердце, задергал головой:

– У меня уже есть дворецкий. Александр.

Голубенко опустил ноги и с ненавистью посмотрел в сторону Эдуарда. Однако все, что он говорил, предназначалось Заупокойному:

– Этот? Я же видел через окно, что он вас обманул. Я сидел на дереве и все прекрасно видел. Он написал что-то, а вы, не глядя, подписали. Он не дворецкий, он – жулик!

Эдуард от возмущения шмыгнул носом четыре раза подряд.

– Да как ты смеешь… – заговорил было он, но его перебила Света, которая уже не хихикала:
– Ага! Что я говорила?!

И тут Голубенко все же заметил меня. И обрадовался мне, как родному:

– Здравствуйте, Елистрат Есостратович! Здравствуйте!

– Привет! – сухо поздоровался я.

Голубенко с негодованием обратился к охранникам:

– А вы говорите, что у вас нет начальника! – Он кивнул головой в мою сторону. – Вот же он – Железобетонный Ксе… Состратович… – Он попросил меня: – Прикажите, чтобы меня отпустили. Вы же меня знаете! Помните: присядка, пение… Вы обещали позвонить!

Ничего не сказав в ответ, я отвернулся и подошел к окну.

– Что происходит? – Заупокойный старался прочитать разговор по губам, но у него не получалось. Тогда он потребовал: – Говорите громче!

Но никто, включая и меня, не обратил на него внимания.

– Что ему нужно? – допытывался у охранников Эдуард. – О чем этот псих говорит?

Лопоухий Вася пнул Голубенко коленом под зад:

– Никак не угомонишься? Мало вчера получил? Хочешь еще? Я запросто. За мной не заржавеет.
Игорь же призвал горе-артиста к благоразумию:

– По-хорошему спрашиваем. Отвечай.

– Вы его знаете? – Эдуард сделал два шага вперед. – Кто он такой?

Вася снова пнул Голубенко и доложил:

– Кто такой, не знаем. А так – шляется здесь второй день. Вчера поймали, дали ему в лоб и вышвырнули за территорию. Но он вернулся.

– Эдуард Аристархович, может быть, вызвать милицию? – Курносый Игорь всегда был более сдержанным и здравомыслящим человеком, чем его напарник.

– Нет! Не надо милиции. – Эдуард говорил быстро, мне показалось даже немного испуганно. Уж не боялся ли он, что милиционерам станет известно о машине с испорченными тормозами. – Пожалуй, дайте ему еще раз в лоб, и пусть уматывает отсюда.

Голубенко задергался в железных тисках охранников:

– Как в лоб? В мой лоб? Опять в лоб?

– Да, чтобы до тебя быстрее дошло. – Игорь подмигнул напарнику. – Поволокли его на улицу.
Вася кивнул.

– И чтобы он больше не появлялся! – напутствовал им Эдуард.

– Мы все сделаем, - отозвался Игорь.

– Постараемся, - прибавил Вася.

Последнее взбесило Заупокойного-младшего:

– Уж постарайтесь! Шляется по дому не поймешь кто! Надеюсь, вас не надо учить, как себя должны вести охранники? Кто здесь профессионалы в этой области? Может быть, я?

– Вы – лгун! Вы – самозванец! – запищал Голубенко.

Света поддержала:

– Правильно! Он – самозванец! – И, подняв руку, заявила: – По закону мне положена половина наследства.

– Не забудьте: я помогала вам, - нашлась Вера.

– Не забуду. – Света опустила руку и протянула ее недавней сопернице.

Они по-мужски обменялись рукопожатием.

«Против кого дружите?!» - подумал я, по-прежнему стоя у окна.

Все забыли о Заупокойном. Он, так и не добившись того, чтобы говорили громче, вконец раскис. Некоторое время глубоко дышал, держась за сердце, а потом совсем затих.

Голубенко между тем, перейдя на визг, высказывал Эдуарду:

– Вы и петь-то толком не умеете! Ну-ка, спойте что-нибудь. Спойте. Да я по сравнению с вами прима оперного театра!
 
Эдуард, нахмурившись, шипел охранникам:

– Уберите эту приму отсюда.

– Убрать меня?!

Голубенко со звериным рыком вырвался из, казалось бы, крепкого захвата охранников и бросился на Эдуарда.

На полу образовалась куча мала, состоящая из четырех человек. Голубенко душил Заупокойного-младшего. Тот пытался освободиться от захвата. Охранники же, на мой взгляд, просто мешались, не давая главным «дуэлянтам» разобраться один на один.

Экс-соперницы создавали видимость голосящей толпы, сходящей с ума от лицезрения поединка гладиаторов на арене:

– Дай ему! – голосила Света.

– В глаз ему! В глаз! – вопила Вера.

Обе, я думаю, были на стороне Голубенко. Но я бы на него ни за что не поставил: уж больно не равны были шансы. 

Возможно поэтому сцена потасовки меня совершенно не заинтересовала. С недобрыми подозрениями я подошел к креслу, где Заупокойный уже минуту с лишним сидел без движения. 

– Аристарх Степанович, проснитесь! Аристарх Степанович! – Я приподнял его руку, и она безвольно упала назад. – Аристарх Степанович, проснитесь! Я ухожу от вас, слышите? Увольняюсь. Аристарх Степанович, я просто хочу предупредить вас… – Я пощупал его пульс. Затем, непроизвольно отступив назад, закричал: – Доктора! Верните доктора! Скорее, верните доктора!

Все посмотрели на меня. Потасовка прекратилась.

– Дим, ты что? – Ко мне подошел Игорь.

Я указал на кресло:

– Аристарх Степанович… он…

Игорь пощупал у Заупокойного пульс.

– Ну? – Эдуард.

– Ну? – Света.

– Ну? – Вера.

– Кажется, умер. – Игорь.

– Завещание! – Света бросилась к двери.

– Быстрее! – подбодрила ее Вера и последовала за ней. 

– Не дам! Все мое! – Эдуард кинулся вслед за обеими. – Убью! Убью!

Вася развел руками и посмотрел на Игоря:

– Убьет?

Тот кивнул:

– Может. За мной!

Охранников тоже как ветром сдуло.

«Пожалуй, и я пойду, - подумалось мне. – Соберу вещи и вон отсюда».

Но первым делом я подошел к столу, на котором стоял телефон, и, отыскав в записной книжке номер доктора, позвонил ему и попросил вернуться. Затем, повесив трубку, постоял с минуту, глядя на Заупокойного, и после этого направился прочь из гостиной.

– Господин Ес… Ксес… Господин Железобетонный! – позвал меня Голубенко. Он все еще сидел на полу.

– Аюшки? – не останавливаясь, откликнулся я.

– Я очень извиняюсь, но… Я чего-то не понимаю…

Я остановился и повернулся к нему лицом.

– Ты хочешь быть дворецким?

– Да. – Он поднялся с пола.

– И прислуживать этим «новоиспеченным господам»?

Голубенко провел по своим растрепанным волосам:

– Пардон, а почему нет? Вы же им служите!

– Уже нет. И тебе не советую.

– Почему?

Я горько усмехнулся:

– Сходи к окулисту.

– Зачем?

– Ты плохо видишь, - совершенно логично ответил я.

Голубенко возразил:

– У меня на обоих глазах единицы.

– Зато в мозгах нули.

Я повернулся к нему спиной и пошел к двери.

Голубенко снова остановил меня. На этот раз не только словами. Он догнал меня, обогнал и встал передо мной.

– Вы это в каком смысле сказали? В оскорбительном?

– А ты оскорбился? – грубо поинтересовался я.

Он выпятил нижнюю губу:

– Я не знаю.

– Тогда – да. – Я обошел его, нарочно задев плечом, и покинул гостиную.


ГЛАВА  30

ПРОЩАЙ,  РАБОТА!

Я не отправился сразу к себе. Хотелось перекусить на дорогу, да и вообще попрощаться с Шарлем.

Однако на кухне повара не оказалось. А его комнатенка рядом с кухней была заперта. Я уже хотел было идти к себе, как вдруг понял, где могу найти лже-француза.

И не ошибся. Жора, смущенный, оторвался от глазка.
 
– Я тут...  – И покраснел, как красна девица.

– Ничего. – Я не укорял его. – У каждого есть свои маленькие слабости. Как тебе наше шоу?

– Аристарх Степанович, правда, умер?

– Похоже, да.

– А ты увольняешься?

– Угу.

Жора насупился:

– Я здесь тоже теперь не задержусь. Эдик вышвырнет. Эх!

– Жор, в смысле, Шарль, покормишь меня на дорогу? – попросил я, приложив руку к животу.
– Когда еще доведется… домашненького.

– По-королевски покормлю. Дай мне только десять минут. Хорошо?

И он зашагал на кухню. Я окликнул его, пообещав скоро прийти. А сам припал к глазку.

Голубенко ходил по гостиной с безумными глазами и разговаривал сам с собой:
 
– Ну, и домик! Нет, внешне, конечно, вполне миленький, а внутри… Безумие! Сплошное безумие! Если бы мне не нужна была работа… Если бы меня не сократили из-за кризиса… Если бы мне не нужны были деньги… Почему я не родился принцем в перстнях и изумрудах.

Подойдя к креслу, он собрался было сесть, но увидел Заупокойного. Видимо, он вообще забыл про старика.

– Мертвец! – заорал Голубенко. – Помогите! Мертвец!

И бросился бежать из гостиной.

А зря! Буквально через мгновение в комнате произошло чудо. От живительного вопля Голубенко «мертвец» вдруг открыл глаза и поднялся:

– А?.. Что здесь происходит? Дворецкий!

Я фыркнул:

– Чуть что, сразу дворецкий!

– Дмитрий! – звал меня Заупокойный. – Дворецкий! – Задумался: – Александр? Александр! Или Анатолий? – Махнул рукой. – Ну, тебя!.. Дворецкий!

Я облегченно вздохнул (старик все-таки не склеил ласты) и, отойдя от стены, отправился на кухню.


– Убей его!

Если бы подобное требование я услышал на голодный желудок, я бы, наверняка, вспылил и послал бы Свету по известному адресу. Но Жорж, действительно, по-королевски накормил меня, и я чувствовал себя умиротворенным.

Света, со своей недавно приобретенной подругой Верой, перехватила меня на пути в мою комнату. Пока еще мою.

Однако фурии-союзницы были не первыми, кого я повстречал. Первым мне попался вездесущий Голубенко, от страха взобравшийся на кушетку. Перед ним стояла Сонька, рыжая бестия, с уехавшими ушами, оскалом и рычанием.

– Она бешеная? – с вылупленными глазами спросил он.

– Нет. Своенравная. – Я вынул из кармана пакетик с «Вискасом» и кинул его Голубенко. – Лови.

Он не поймал.

Я поднял пакетик и уже протянул его:

– Попробуй подружиться с ней.

– А что это?

– Кролик с индейкой. Только сам не ешь.

И вот, оставив бедолагу на кушетке, я едва дошел до своей комнаты, как передо мной предстала сладкая парочка: Света и Вера.

– Ты должен мне помочь, - с ходу в карьер заявила Света. – Этот гад – Эдик – успел перехватить завещание. Ты обязан отобрать его у него.

Я сделал вид, что не понял:

– Кого у кого?

Объяснила Вера:

– Завещание у Эдика.

И вот тогда Света и выдала:

– А лучше убей его!

Меня словно стукнули обухом по голове:

– Что?

– Убей его! Наследство получу я. И, когда ты выйдешь из тюрьмы…

Как я уже говорил выше, я был сыт и потому сдержан.
 
– Нет, - лаконично прозвучал мой ответ.

– Тогда избей!

– Нет.

Света, словно хамелеон, сначала покраснела, потом побледнела:

– Ладно, Димочка! Тогда убирайся отсюда!

Я был спокоен:

– Хорошо, уберусь.

– Светлана Юрьевна!

– Светлана Юрьевна, радость-то какая!

Перед нами возникли охранники.

– Светлана Юрьевна, радость-то какая! – повторил Вася.

– Какая? – спросила она у него.

– Аристарх Степаныч жив!

– Жив?

– Живой, - подтвердил Игорь. – Только что с ним разговаривали.

Вася решил поделиться радостью со мной:

– Живой!

Я отмахнулся:

– Я в курсе. Хотя мне все равно. Я иду собирать чемодан.

– Обойдешься! Убирайся немедленно! – Света испепеляла меня ненавидящим взглядом. Хотя это не я воскресил Заупокойного своим воплем. – Проваливай!

Мне, знаете ли, не нравится, когда со мной разговаривают подобным тоном:

– Обойдешься! – ответил я. Как аукнется, так и откликнется.

– Что? – Она начала задыхаться от охватившего ее негодования. – Тогда раздевайся!

Все, включая и меня, с удивлением посмотрели на нее.

– Момент не подходящий, - сказал я, придя в себя.

Свете было не до шуток:

– Этот костюм я тебе подарила. Верни его.

– Фикушки. – Я показал ей характерный для этого слова жест. – Я, пожалуй, уйду, как есть. А все мое, что находится в комнате, оставляю взамен.

– Нет уж! Ты уйдешь отсюда нагишом! Тебя вышвырнут отсюда! – Света обратилась к остолбеневшим от услышанного охранникам. – Разденьте его и вышвырните вон! Разденьте полностью!

Игорь и Вася спросили хором:

– Диму?

Она взревела:

– И трусы снимите. Иначе сами будете работу искать.

Они посмотрели на меня. Недобрыми глазами. Игорь пробурчал: «извини», Вася развел руками.
Я напрягся и приготовился дать отпор.

Вера не проронила ни звука…



ЭПИЛОГ.

Меня разбудили весьма оригинальным способом: тычками в плечо.

Я приоткрыл один глаз. «Гостеприимный» дядя Петя тыкал в меня своим грязным кулаком.

– Эй! Тебе звонят. – И протянул мобильник.

Потянувшись, я взял телефон.

– Алло.

– Дим, это Серега. Бескомпромиссный.

Я моментально вспомнил все: борьбу с охранниками, мой вынужденный стриптиз и прогулку по лесу с двумя лопухами вместо одежды. Мрачного скупердяя–землекопа вспоминать не пришлось: он наяву стоял передо мной.

– Да, Серег, ты где? Уже подъехал? 

Дядя Петя, выглянув в окно, пробурчал, что возле забора никого нет.

Я встал и сам подошел к окну. Действительно, ничего вокруг не изменилось: ни прибавилось, ни убавилось. Только пыхтение землекопа позади меня стало каким-то, я бы сказал, агрессивным. 

– Где ты, Серега? Ты заберешь меня отсюда?

Его ответ прозвучал словно гром среди ясного неба:

– Нет. Жена отобрала ключи от машины. А запасные спрятала. Денег у меня ноль, такси тоже отпадает. Дим, извини, но…

Моя рука в отчаянье опустилась вместе с телефоном, по которому продолжал извиняться Сергей.

– Повернись! – злым голосом потребовал дядя Петя.

Я повернулся.

Скупердяй держал ружье и направлял его на меня.

– Вы чего? – Я отшатнулся, вплотную прижавшись пятой точкой к подоконнику. Одеяло при этом сползло с меня на пол.

– Я так понимаю, - медленно заговорил дядя Петя, - что сюда никто не едет и денег мне не везет. Я прав?

– Я позвоню другим друзьям!

– С моего телефона? Хрен тебе! Отдай назад.

Я отдал. И спросил:

– Что дальше? Можно я подниму с пола одеяло?

– Нельзя. Зачем оно тебе?

Я поежился:

– Так ведь холодно.

Землекоп недобро ухмыльнулся:

– Я тебя сейчас согрею. Пристрелю и скормлю моим двум свинкам. Хоть какая-то от тебя польза будет!

Приехали!

– Поверьте, я не вкусный, - заверил я, за спиной тихо приоткрывая оконную раму. – Свинки останутся недовольны. Лучше навестите как-нибудь домик господина Заупокойного. Это здесь неподалеку. Там комбикорма вашим свинкам хватит на полгода.

Вешая этому старому придурку лапшу на уши, я между тем приседал, выжидая подходящего момента. И вот когда дядя Петя отвел на мгновение от меня свои поросячьи глазки, я ловко запрыгнул на подоконник, спрыгнул на землю и опрометью бросился к калитке. Не распахивая, перескочил ее, как мастер-прыгун, и через несколько секунд уже мчался, сверкая пятками по проезжей глухой дороге.

Думаю, я бежал не менее получаса. Не понимая, куда бегу, от кого, почему не ос-танавливаюсь, чтобы отдышаться…  Я даже перестал соображать, что бегу совершенно голый.
Я обезумел настолько, что, подбежав к огромному особняку, возникшему на моем пути, не задумываясь и не колеблясь, позвонил в дверь. И лишь вид молодой скучающей блондинки, открывшей мне, привел меня в чувство.

– Ой! – воскликнула она, не отрывая глаз от моего обнаженного торса. – Кто вы такой? 

Почему я ответил то, что ответил, - не знаю. Ответ вырвался сам собой:

– Я есть ограбленный иностранный подданный. Я хотеть попросить вас о ночлеге.

Она с некоторым недоверием посмотрела на меня. Но я добавил:

– Мой отец есть… как это по-русски… рич… богатый финансист. Он искать меня. Он благодарить вас… Две пригоршни африканский рубин вас устроить?

Девушка обдумала мое предложение, если, конечно, ей было чем его обдумывать, и, отплыв в сторону, промурлыкала:

– О, прошу вас. Проходите.

Мои честные глаза никогда еще меня не подводили. 


КОНЕЦ.