3

Есть ангелы-хранители, а есть ангелы, специализирующиеся по отдельным отраслям: Св. Николай – покровитель рыбаков, Св. Георгий – покровитель воинов. Её специализацией была медицина, она выносила утки, колола внутримышечные уколы.

– А если у меня до тебя была сотня мужиков?..
– И ты знаешь, я совершенно не умею готовить, меня учат, учат, а я всё равно не умею, дурочка я. Я принимала наркотики, я и сейчас колюсь,– тут она вытащила из-под одеяла свою тощую руку. – Вот, смотри... смотри же...– но было темно, я ничего не видел.– Хочешь укольчик?..
Я тупо молчал.
– У нас с тобою никогда не будет детей, я вообще не люблю детей... Ты вообще не смотри на то, что я красивая. Дура я. Понял?
Да пусть хоть вселенная разверзнется, пусть снова взорвётся Везувий и осыплет пеплом (пусть и радиоактивным) всю Италию. Пусть взорвутся, вспыхнут все военные склады Владивостока, заживо погребены пусть будут в своих шахтах хоть все шахтёры Новокузнецка! Гром! Чума! Наводнение!!! (Снег!) Ураган Виктория пусть потопит все катера и лодки, пусть посрывает крыши со всех домов в до этого прекрасной Флориде. Да пусть хоть у твоей матери возникнет злая, старшая сестра, ещё более неуравновешенная... (и отвратительная!!!) чем Софья Петровна.
– Ты, главное, когда пойдёшь на работу, милая, не запачкай грязью каблучки, ведь осень, и вчера был дождик.

Словно птичку на ладошку я прикормил ангела шутками, ласками, подарками, я позволял ей делать всё, что угодно и она стала моей.

Я притащил к ней в больницу охапку цветов – 200 или 180 гвоздик – и бросил всё к её ногам. Она открыла рот, и это было единственное в её жизни неграциозное движение.

Священник сказал: «Скажите «да». Она сказала. И это была первая в нашей совместной жизни ложь.

В кастрюле, там, где должен быть суп,– пусто. Вместо ужина у нас примерка купальной комбинации.
Она кокетничает, смеётся. Она умеренно серьёзна: долго вертится перед зеркалом, снимает всё (!!!), идёт к шкафу, достаёт старый, зелёный купальник. Когда-нибудь вот так же она уйдёт от меня, чтобы понять – никто её любить больше, чем я, не будет, не сможет, не станет.

– Лейтенант Прохоров.
– Да,– зачем-то говорю я.
– Ковалёва Наталья Владимировна здесь проживает?
– Да
– Приходите, забирайте...
Я кладу трубку. Этого не может быть. Её там не может быть. Она кого-нибудь врачует. Она кого-нибудь спасает. Она у меня вообще не пьёт!

Я не ревнивый, не собственник – ангел ведь не может принадлежать мне одному.
Делай, что хочешь, солнышко, только когда пойдёшь на работу... пойдёшь на работу, надевай новую дублёнку, серая куртка тебе, конечно же, больше идёт, но ведь на улице месяц март, холодно. У вас с ним медовый месяц, но всё же – застёгивай дублёнку на все пуговицы, смотри под ноги, ведь рядом с больницей стройка.
Я видел её, я следил за ней из-за угла второго корпуса. Она шла на работу быстрым шагом, такой шаг был у неё в дни наших самых страшных, самых ужасных ссор, на ней была новая коричневая дублёнка, аккуратно застёгнутая на все пуговицы.
– Он любит, заботится, ухаживает за ней? Или...
Дверь квартиры Андрея мне открыла высокая тощая блондинка.
– Этой  ...  здесь больше нет, и не будет!..
Из дальнейшего понимаю: Наташи  уже нет две недели.
Нет, она не любит этого, следующего Сергея, Андрея, Никиту.

– Здравствуй.
– Здравствуй, уже 12-й час.
– Знаю.
– Мы с тобою не живём уже 2 года.
– Ты мне очень нужна.
Молчание в трубке.
Она придёт.
Она пришла.