Застой

Кармакшы байымайды колден алган,
Етікші байымайды елден алган.        Кудайдын  оз бергені болмаган сон,
Желмен келген  кетеді, желмен алган..(1)
Укілі Ыбырай
(Примерный перевод: Лишь только по повелению Аллаха можно быть богатым, а то, что  прилетело с ветром, то и улетит с ветром...)

Теперь  хочу немного остановиться  и рассказать о том строе , о тех годах, которые  сейчас называются годами «застоя» с  моей точки зрения, т.е.   с точки зрения провинциалки, со средним образованием,  которая, живя далеко на юге тогда единого большого государства Советский Союз , в  степи Мырзашольской долины,  грубо и оскорбительно звучащее по-  русски  «Голодная степь»  , как бы ненароком,  со стороны, стала свидетелем и невольной соучастницей  истории этого края тех лет. Эти годы, неизменно  входя и в мою жизнь, оставили неизгладимые  впечатления...
И я, сожалея, что не имею   образования и вследствие этого  недостаточно политически «подкована»,  постараюсь рассказать   все это через призму событий  происшедших в моей личной жизни...

НАШЕ УТЕШЕНИЕ.

Это были годы, когда  однажды зимой внезапно открылась дверь и на пороге в синем  пузатом комбинизоне, с висящими на веревочке  из  рукавов варежками, в синих  сапожках на  «липучках» и  в вязаной шапочке, надетой по самые глаза,  которую приподнимая рукою  с    огромных черных глаз на широком курносом  лице и торжественно  произнося слова «Аташка, я  плиехал , я  буду жить с тобой !» появился  и остался с нами навсегда, как мы с папой тогда думали, внук папы и мой племянник  Алишерка, мальчик 1,5 – 2 лет.
Его мать, моя сестренка,  живя в славной столице нашей республики  г. Алма - Ате, закончив   высшее учебное заведение с отличием и оставшись там работать учительницей в школе, затем выйдя замуж за нашего незаменимого теперь во всём  зятя Марата, получив при этом, как калым,  столичную прописку и  встав на  многолетнюю очередь на получение   жилья , но  устав  от  бесконечных переездов с квартиры на квартиру, вынуждена была  привезти малыша к нам, где мы с папой в то время, оставшись  после  кончины мамы одни , с огромной радостью приняли его в свои объятия. 

Став  папе незаменимым утешением в  труднейшие годы, когда  остался без  своей  опоры – моей мамы, с которой прожил  около 50 лет и  внезапно потеряв ее,   долго не мог прийти в себя. Малыш  с утра до вечера  копошился рядом  с дедом в одной комнате -«аташкином  кабинете». 

Рисуя свои рисунки на листках пьес, вдруг потерянных и долго искаемых  «аташкой» среди разложенных  чистых бумаг, стопки рукописей , пищущей машинки и разбросанных  повсюду цветных фломастеров,   малыш радостно показывал их ему. А папа,  радуясь, что его заветные листки пьесы «нашлись»,   через очки или лупу долго и внимательно рассматривал   «произведения» внука, где уже в три- четыре года тот писал «Ю.Гагарин», «Это  папа» или «Это мама» , при этом они  вместе громко считывали эти слова.

Потом с работы приходила я, и тогда со словами «Это  кабинет не кабинет, а полимелиграф», они озабоченно  поглядывая на мое сердитое лицо, собирали разбросанные повсюду фломастеры и карандаши, на которых было мелко выбито: фабрика «Полимелиграф» . 
Это были годы, когда   папа лежа, на диване, а Алишер сидя где- нибудь  поблизости , «смотрели» телевизор , где часто транслировались бесконечно долгие выступления  Генерального серетаря  ЦК КПСС Л.И.Брежнева, прерываемые такими же долгими аплодисментами.

Выступая  на каком – нибудь   очередном совещании в Кремле, он   как бы по - простецки  признавался примерно так : «И у меня  стоит  и  уже много лет беспрерывно работает наш советский холодильник марки «ЗИМ»...» Или «по свойски»  говорил:    «Ну возьмет  рабочий  горсточку конфет для своих детишек с  кондитерской фабрики , разве от этого фабрика  обеднеет?»   После чего  весь зал гремел  аплодисментами, умиляясь   его словами и вместе со всеми из телевизора папа тоже со словами «Дурыс... ештенесі кетпейді»(Да, от этого не убудет)  радостно хлопал в ладоши .

А между тем, в  наших магазинах   продукты стали  выдавать  по талонам,  даже хлеб  выдавался по  числу прописанных в доме людей. Изредка  вместе с  внуком папа  ходил в свой «ветеранский» магазин  за продуктами,  где в выдаваемых пакетах  с пачкой чая, пачкой папирос и  полкило сливочного масла, лежали  одна пара носков и  одна штука  туалетного мыла...

Появилось  какое-то беспокойное чувство нехватки и бедности... Это  чувство  еще более усугубилось, когда однажды Алишерка  простудился и  сильно заболел,  у него поднялась очень высокая температура и я вызвала  «скорую помощь», перед этим  дала  ему     таблетку аспирина. 

Когда приехала долгожданная «скорая помощь», он уже   как обычно  что-то  лепеча и играя на кровати, чувствовал себя лучше, но, когда медсестра  стала  делать ему  укол. Алишерка, крепко  цепляясь за  аташку, стал плакать, а  папа в свою очередь ,   сопереживая и  беспрерывно  шепча свои  молитвы,   не отходил ни на шаг от  кровати внука,  долго и беспокойно  гладя его рукою по голове и этим  успакаивая.

Медсестра  убедила меня поехать  в   стационарное отделение показать ребенка врачу.  Помню, как  быстро,  на ходу  одевая его, я вела ребенка за руку по коридору, в это время,  увидев свою тень на  стене, малыш играя своей тенью, успел  изобразить   своими пальчиками  зайца на стене, чему я  очень  тогда  поразилась и неожиданно для медсестры  нервно засмеялась... 

Мы приехали в детское отделение районной больницы, и  увиденное так потрясло меня, что стало  для меня олицетворением всей нашей  тогдашней жизни,и после чего во мне возникло и где - то вутри меня  уже твердо засело это   постоянное  неизгладимое   чувство    нужды и краха...

Детское отделение состояло из  длинного коридора с  несколькими палатами по обеим сторонам. Этот коридор  был соединен непосредственно с уборной... Нет, не с туалетом, а с уборной...  смрад которого  при открытии дверей этой уборной  заносился во все палаты,  особенно в стоящую рядом  палату, куда поселили нас. Там  почти на каждой кровате  лежала женщина и  на самом  краюшке   –  ее больной ребенок. Их я насчитала  человек семь в одной палате, где свет , падающий от одной лампы  в центре, желтея ,  едва  освещал их  спящие лица , где в окне вместо одного  стекла  была фанера, а в другом, где была трещина, торчал кусок  целлофана. 

Уложив Алишерку на кровать, застеленную  простыней, голубой рисунок которой  почти не был виден от застирки, с одним одеялом и одной плоской подушкой, я растерянно смотрела по – сторонам...  С окна подуло  так, что мне пришлось,  перевернув  подушку  в другую сторону, уложить  ребенка  головкой , которая теперь  как бы упиралась  в ноги лежащей  выше на кровати   женщины...   

Врач, сидевшая  у стола в смрадном коридоре, вызвала нас на осмотр, затем  прописав  лекарства, сказала , что надо подождать до утра, если не будет ухудшения, утром можно уйти домой, при этом  смущенно улыбаясь и смотря на меня  удивленными глазами...

Задыхаясь от вони, смешанной с типичным больничным запахом я, увидев на столе   единственное  благо  цивилизации - телефон, быстро позвонила моему соседу  Роме, который как –то сразу поняв меня, чему я очень обрадовалась, сказал, что приедет  утром рано и  как можно раньше заберет нас...

Войдя в палату, я заметила , что маленький ребенок , лежащий с матерью на кровати выше, как - то   трудно сопя, через буквально  засохшие в  ноздрях и  размазанными по всему лицу сопли, очень трудно дышал. Весь его  внешний вид  вызывал у меня паническую нервную дрожь. До чего этот ребенок был  слаб, худ  и  мал...  А мать, занимая  большую часть кровати, спокойно  спала... Потом он  заплакал, она, сунув ему в рот  свою  обвисшую  грудь продолжала спать, а он захлебываясь и  на глазах синея кричал ...
Алишерка, озираясь по сторонам, никак не мог заснуть и задавал  множество вопросов, типа: «Это больница?» , «Это тетенька тоже болеет?», «Что свет так и будет гореть?»,  «А где  будешь спать ты ?».  Я велела ему замолчать и  стала будить женщину, которая открыв глаза, как –то  широко зевнув, пошла  в коридор,  попила там воды из кружки , черпнув  при этом прямо из стоявшего там бака с краником  и  придя в палату, где  плакал ее ребенок,  так же спокойно  легла...

Смешивая русские слова с  казахскими,  я   много раз  будила  эту женщину. И  при  бесконечном  плаче ее  ребенка и  рядом лежащего  и  дружном сопении всех  спокойно спящих там женщин,  сидя , а затем,  положив спящего Алишерку «валетом», при этом он пинаясь и  раскидывая  одеяло, все время открывал глаза  и убедившись, что я рядом,  засыпая  бормотал «Так  здесь чем –то воняет...» провела  долгую зимнюю  ночь...
Буквально в 6-30  утра в окне с серой  с  желтыми пятнами  и обвисшей на веревочке занавеской, появилось  здоровое, с румянцем на обеих щеках  большое лицо нашего  соседа Романа.  Увидев его , я , измученная бессонной ночью ,  наспех  собрала  Алишерку, буквально выбежала на улицу , таща его за собой,  выспавшего и теперь  бодро шагающего и  задающего свои  бесконечные вопросы, типа: «Что  я уже вылечился?» , «А уколы кто теперь  будет мне делать ?» , «А аташка, что дома один жил?», «А дядя Рома приехал  за нами на своем   «Запорожце»?» 

Рома, усаживая нас в свой «Запорожец», мягко убирая Алишеркины руки, успевшие схватить  руль,  смеясь и заводя машину  говорил , что ему надо  на работу в  7.30, что    когда  болеют его дети они сами лечат их  народными средствами, ибо знают   условия  этой больницы.

Бесконечно извиняясь за  беспокойство  и благодаря его за то, что  он приехал за нами   так рано,  я  уже дома никак не могла успокоиться, с чувством растерянности и какой –то брезгливости развесила свое  новое  бордовое плиссированное платье  и  переодев  Алишерку , развесила и его  верхнюю одежду на веревку, чтобы как –то проветрить въевшийся запах  на ветру...

Это чувство  краха и непонимание, что происходит,  усилилось  и тогда, когда  придя на работу ,  увидела как  Саке Коныров ,  тогдашний заведующий общим отделом,  в  открытое окно своего кабинета, находящегося как раз над входом в здание райкома партии  приспустил флаг  Советского Союза с траурной лентой и  портрет  Л.И.Брежнева, с таким же  черным траурным бантом... И  входящие люди, как мне казалось,  как - то  растерянно озирались...  Спустя   некоторое время один за другим , таким же образом портреты  Косыгина, Черненко  и   Андропова  тоже были  приспущены с   этого же окна . 

PS: За годы независимости в районе построена новая современная больница с  отличными условиями для лечения и выздоровления, с новейшей аппаратурой и современный диагностический центр , где работают  высококвалифицированные врачи даже из Ташкента.