Друзья памяти

Автор: Даниил Рубанов
Моим шести друзьям сразу:
Ане
Кристине   
Сане
Вальку
Маше
Даше 
- посвящается

Я уже и не думал, что вернусь в этот южный город. Мне казалось, что когда уезжаешь, то топишь все концы. Словно на карте мира зачеркиваешь место, где жил, и выбираешь свою следующую цель. Однако ничего нельзя поделать со своими чувствами и безумно хочется вернуться обратно -  ради своих воспоминаний и обещаний данных молодости.

Каждый шаг, сантиметр, приближающий меня в забытое и оставленное для других людей, отдавался теплым тревожным чувством в груди. Такое волнение бывает, когда находишь в ящике, казалось бы, утерянные вещи или когда смотришь черно-белые фотографии, на которых все еще улыбаются твои друзья или родственники. Дороги, дома, улицы – переставали быть черно-белыми для меня и оживали, разливались красками, будто волны цветов и переживаний накатывали на них, приводили в действие.

Никогда бы я не решился вернуться, если бы не знал, что мне некуда отступать. Однако за моей спиной стояла крепость, пусть одинокая и пустая, но, все же, моя. Мой дом, где можно сразу же забыть о своих неудачах, заняться вновь любимым делом, а свое путешествие в воспоминание закрыть и поставить в пыльный ряд к другим испорченным историям, как книжку, с неудачно вышедшим сюжетом.

- Дмитрий Александрович примет вас через минуту.

Я был полон оптимизма, но смутился, когда услышал имя своего школьного друга во «взрослой» форме. Еще мне жал ворот рубашки, и глаза сушило.

В приемной находился только я и молодая секретарша. Все ее движения казались мне неестественными, излишне наигранными. Если бы меня - или кого-то вообще - не было у нее в приемной, она, наверняка, сидела бы, сгорбившись, и отдирала бы с ногтя старый лак другим ногтем. Сейчас же в этой кокетке жила грация, словно она была самой лучшей лошадью в табуне. Она была возвышенной светской особой. Ресницы порхали, зелененькие глазки стреляли на мои руки и губы. Каждое движение она сопровождала охами и ахами.
Меня раздражает такая фальшивая игра, но сейчас мне было забавно наблюдать за ее стройными ножками, невинно трущимися друг об друга под столом.

Из директорской двери вышел высокий, грузный мужчина в дорогом черном костюме. На левой руке сверкали массивные часы с позолоченным ремешком, на правой - здоровенный перстень. Он остановился в дверях и посмотрел на меня. Между складками на лбу и морщинами на лице я разглядел сверкающие синие глаза Димки. Это все же был он, первый, кого я отыскал спустя двадцать лет. Димка развел в стороны руки и рассмеялся.

На минуту (а это длилось всего секунду) я остановил все и мысленно сфотографировал этот момент. Мне казалось, что уже сейчас щемящее чувство в груди покинет меня, пройдет грусть и странная боль по прошлому.

- Не может быть! – сказал он. – Черт знает сколько лет прошло. Если бы Людочка не сказала, кто меня ожидает, я бы подумал, что пришел очередной кредитор с бесконечными жалобами. Ну, здравствуй!

Я встал и с неисчезающей улыбкой идиота пожал руку своему бывшему однокласснику. Крепкое рукопожатие. Димка глядел на меня восторженно, оглядывал пальто, туфли и смеялся львиным рыком. Людочка, его секретарша, подскочила и ангельским голосочком обратилась к Димке:

- Дмитрий Александрович, я подготовила отчеты, которые вы просили. Что-то нужно еще для вас и вашего гостя?

Сейчас она была похожа на маленькую собачонку, болонку или что-то в этом роде, которая терлась о хозяина, желая выпросить косточку с мясом.

- Кофе, - бросил он Людочке, не оборачиваясь, затем обратился ко мне, - кофе?
- Да, не откажусь, - сказал я и проследовал в кабинет за Димкой. Людочка, перегнувшись через стол, проводила нас взглядом.
- Присаживайся, - пригласил Димка и уселся за свой большой стол. – Ну, как тебе? – он обвел руками рабочее место.

Кабинет был просторным, светлым. Повсюду весели картины в мощных багетах с изображением германских соборов и голубей на улицах Парижа. Одним словом, он не был обставлен во вкусе моего друга. Здесь чувствовались столичные журналы и дизайнерские советы из Интернета.

-Здорово, - сказал я и солидно кивнул.
Мне хотелось радовать его. Если нужно, я бы даже сказал, что те голуби тоже выглядят мило.
- Все своим трудом! Ну, рассказывай. Только времени мало, я скоро убегаю, - он тронул свои часы.
Я подумал встретиться позже, чтобы не мешать Димкиной работе, но стоило сначала обмолвиться парой словечек «о погоде». Стандартная процедура, которой я обучился, став взрослым.

- Однажды пришел к себе домой, и на пороге настигло меня воспоминание о детстве. Помнишь, когда мы расставались двадцать лет назад, мы дали друг другу обещание? Что бы с нами не случилось – встретиться в 2030 году. И может… может, отправиться в путешествие, как и хотели… на машине… по Европе.

Димка нахмурил брови. Видимо, он никак не мог этого вспомнить.
- Прилетел вчера, – я продолжил. - С трудом отыскал тебя, Димка. Благо твоя бабка еще в здравом уме и назвала место, где ты работаешь.
- Да… - довольно протянул он, словно я произнес ему комплимент.
- Ты больше не живешь там? – спросил я.
- Нет, у меня уже давно семья, - он помахал рукой с обручальным кольцом. – Деньги. Пора жить для себя.
- Семья? – удивился я. – Ты ведь, Димка, не хотел жениться, говорил, что это дело для дураков.
- Вот так теперь, - ответил он и стрельнул в меня едким взглядом, от которого мне стало не по себе: его лицо покраснело, губы сжались. - Только я уже не «Димка», а Дмитрий Александрович.
- Да, - выдавил я, - да…

Мне показалось, что наша встреча протекает не так, как надо. И это чувство в груди не проходило. Оно требовало другого ответа. Пока я не пойму, зачем мне пришлось стать путешественником по прошлому, оно не пройдет.

- Где остановился? – спросил он.
- В «Жемчужине».
- Хорошее место, милое обслуживание. Я там, знаешь ли, по выходным ночую, – он подмигнул мне. – Когда у меня очередная, очень «важная» поездка в Анапу, – и вновь подмигнул, да еще и расхохотался.
- Да, - смущенно ответил я. - С минуту молчал, потом осмелился еще раз взглянуть в эти, казалось, теперь чужие глаза. – А футбол?
- Тьфу ты! Бросил. Я же говорю: «Вот так теперь». А ты?
- Что я?
- Где смог раздобыть себе такое дорогое пальто?
- Москву застраиваю.
- Здорово, - простонал он и перевел взгляд на часы. Он смотрел долго, так, чтобы я мог это заметить.

Я понял в этот момент, что наша встреча пошла по наклонной. Если говорить по правде, она была паршивой с самого начала.
Вошла Людочка и бедрами прихлопнула дверь. Поставила две чашки на стол, эффектно виляя задом.

- Эх, - рассмеялся Димка и забарабанил пальцем по столу, - Спасибо, Людочка.
- Всегда рада, Дмитрий Александрович, - произнесла она сладким голосочком.
Димка смотрел ей вслед. Когда Людочка закрыла дверь, он снова рассмеялся. Я наблюдал за его лисьим взглядом, бьющимся из-под тяжелых складок век. Глаза были все еще Димкины, но блеск в них принадлежал Дмитрию Александровичу.
Он попробовал кофе и поморщился.
- Нужно было просить чай. Отвратно готовит кофе.
- Я заметил. Зачем же такую держать при себе? – спросил я.
- Ты же видел! – Изумился он. – Богиня…
«Кукла» – подумал я, но в ответ лишь кивнул.
- У меня сын заговорил! – вдруг воскликнул Димка. – Мужик растет, уже к девчонкам лезет.
- Весь в папу, - без улыбки сказал я.
- А? – Он вскинул брови и посмеялся: не знал, как реагировать на мои слова, как на шутку или как на претензию.
- Ты встречаешься с кем-нибудь из школы? Видишься с друзьями? – спросил я.
- Нет… давно уже не виделся. Сейчас у меня другие друзья. Время идет…
- Никогда не хотел вернуть былые времена? Нам было ведь очень весело.
- Сейчас уже нет, не хочу. Мы ведь были зелеными.
Обманывать себя я перестал. Дима не из тех, кто все эти годы мечтал вернуться обратно в прошлое.
- Знаешь ли… - продолжил Димка, уловив мой тяжелый взгляд.
- Вот так теперь? – закончил за него я. – Дим, не все глупо, что было раньше, не все для дураков.
Дмитрий Александрович поглядел на часы.
- Ну, мне пора, - сказал он, - время бежит, дела, дела…
Я поднялся вместе с ним и вышел из кабинета. Я точно знал, что второй встречи у нас не будет.
- Рад был свидеться, старина, - сказал Дмитрий Александрович и стал неотрывно смотреть на меня.
- До свидания, Дмитрий Александрович.

Может, где-то в глубинах своих мыслей и догадок я и знал, что кто-то из моих друзей изменится, но не ожидал этого от Димки. «Вот так теперь», - как ловко он подстроился под этот слоган. Странная боль в груди не уходила, и я продолжил свое путешествие. Словно дайвер я погрузился в пучину воспоминаний и выплыл обратно, уже ликуя, ведь я знал название улицы и дома, где жила Наташа.

Сочи больше не строился. Удивительно было видеть его таким: ни гигантских кранов, ни КАМАЗов на улицах, ни ограждений с табличкой «Приносим свои извинения за неудобства. Ведется стройка». Но стал ли он лучше после Олимпиады в 2014 году?
Он - родной лишь мне тому, семнадцатилетнему. Я его покинул, а когда вернулся – не узнал. Это был, наверное, уже другой Сочи – быстрый. По его побережью расхаживали негры и филиппинцы. Русские неслись в дорогих машинах по ровным, будто стеклянным, дорогам. Их машины ныряли в узкие улочки, выезжали из туннелей, летели по спидвею. Люди посещали магазины со стеклянными витринами, метались по городу будто муравьи, под тяжелыми взглядами-тенями небоскребов.

И жизнь другая. Люд с красными глазами - дети моржей с кошельками. «Как дела?» вместо «привет». Бистро, а не кафе. Автобус? Такси быстрее, и в нем не пахнет старостью. Стоять на одном месте долго нельзя – подумают, что ты смотришь на аварию с летальным исходом, достанут телефоны и приготовятся снимать.
Даже церкви нет. Снесли шесть месяцев назад и продали освободившееся место за тридцать тысяч. А зачем церковь нужна? Никто в нее не ходит больше. А исповедаться можно и в Интернете, на форуме батюшки…

Я звонил в домофон. 69 квартира.
- Да? – раздался хриплый голос.
- Наташа? – спросил я, уткнувшись губами в решетку под цифрами.
- Кто это?
Я назвал свое имя.
- Мы когда-то учились вместе. В школе.
- Не припоминаю…
- У меня рыжие волосы… и на брови шрам, который оставила мне ты, когда ударила сумкой. Я тебя тогда здорово разозлил, все из-за того, что ты написала контрольную по алгебре лучше меня. А я расстроился и стал тебя доставать… дразнил. - Сказал я.
Молчание.
- Входи, - прошипел домофон и дверь запищала.
Я отряхнул пальто, прежде чем постучать в квартиру. Пара щелчков и дверь открылась.
Иногда из открывшейся двери падает яркий свет и слепит глаза, но не в этот раз. На меня напала темнота, будто сама ночь вырвалась из клетки. И в этом мраке я разглядел маленького человечка, который был чуть выше дверной ручки, обмотанного в платках и тоске. Наташа покашляла в кулачек и подняла на меня собачьи глаза. В них я увидел собственное отражение – высокую, могучую фигуру. Я шагнул назад. Наташа не изменилась, может, даже стала еще костлявей.
Меня испугали ее глаза. Все еще зеленые, но в них было столько боли и тоски, как у бабушки, видавшей на своем веку слишком много бед.
- Наташа? – прошептал я.
- Я думала это розыгрыш, - прохрипела она и исчезла в темноте прихожей.
Я нырнул следом.

Квартира была все той же, разве что хлама больше. Достаточно темная, чтобы не разглядеть лица друг друга. Низкие потолки, много лишней мебели. На окнах тяжелые занавески, а на полах пыльные ковры. И пыль была везде: на полках, на тумбочках, на телевизоре - толстым слоем она покрывала все. Казалось, что Наташа шагает в свои собственные следы, кладет пульт обратно в отметину от пыли, но лишь бы не трогать ничего лишнего.
Кашель умирающего существа послышался из первой комнаты. Я завернул туда и оказался на кухне.
- Проходи, - без энтузиазма сказала она.
Мы сели на табуретки. На кухонном столе лежали хлебные крошки, они были и на полу, тянулись в ее спальню.
- А снега так и нет, - сказал я.
- Да, январь.
- Вообще-то февраль.
- Наверное, - устало сказала Наташа и уставилась мне в лицо.
- Прости, ты спала? – спросил я.
- Нет. Читала.
- Что читала?
- Не помню…
- Как это? – усмехнулся я.
- А это так важно? – спросила она. – Зачем приехал? Ты ведь живешь в Москве.

Еще один Дмитрий Александрович… Что с ними? Так и хочется ударить по её заспанной башке. Приди в себя!
- Помнишь? Двадцать лет назад мы клялись в вечной дружбе. Я так жалел, что уехал, а не остался с вами. Для меня возвращение было волнением, счастливой надеждой на то, чтобы быть вместе. А теперь, что я вижу? Дима, чертов банкир, большой человек, Дмитрий Александрович. Школа разрушена, а на ее месте бистро! Я не знаю, мне сейчас плохо. Это совсем не то, куда я рвался!
Я заметил, что тяжело дышу, будто проплыл баттерфляем все Черное море. Что случилось с ней? Где Наташа, которая всегда предлагала убежать с уроков, которая вечно твердила про свои Швейцарские горы, про путешествия, которая сходила с ума, если родители не пускали ее гулять? Неужели ей не радостно видеть моего лица?

- Бывает, - просто и без эмоций ответила Наташа.
Я вскочил, и табуретка отлетела назад.
- Кто ты? – спросил я. – Не смотри так, будто глядишь в телевизор. Куда делись твои мечты? Ты была в своих горах? Как тебе Швейцария? Твои глаза совсем потухли!
- Здесь тоже есть горы, - парировала Наташа. Раздраженная, что я нарушил ее уединение, она смотрела на меня с презрением.
- Господи! Как хреново это слышать!
- Что?!
- Да! – с жаром выкрикнул я. – У тебя хреновые слова! Скажи, что ты притворяешься…
Наташа поднялась и указала мне на прихожую.
- С радостью! – выпалил я и перешагнул лежащий табурет.
Прежде чем я выбежал на лестничную площадку, в пыли одной из комнат я заметил пожелтевший школьный фотоальбом со свежими отпечатками пальцев умирающего существа.

Она стояла передо мной.
Я неловко протянул букет вперед, пораженный ее улыбкой и сиянием глаз. Она взяла его, и бросилась ко мне на шею.
- Не может быть! – прокричала Даша над моим ухом и поцеловала меня в щеку. – Это невероятно! Ты здесь… как ты меня нашел?
- Навестил твою бывшую квартиру, и твоя мама сказала, где тебя искать.
- Проходи же! Боже, я так счастлива!
Я прошел в роскошный коридор. Из него выходило четыре двери, и кто знал, сколько еще дверей выходит из гостиных и спален. Шикарная планировка принадлежала всем олимпийским небоскребам.
Даша провела меня в гостиную, и мы сели на диван. Она поджала под себя ноги и коснулась моей руки. Я глядел только на нее – никуда больше – не видел даже какого цвета диван, на котором мы сидели.
Как всегда, ее лицо, глаза и губы говорили о ее настроении больше, чем слова.
- С ума сойти, а ведь ты вернулся! Я только сейчас вспомнила, что мы давали обещание тогда, вшестером, встретиться через двадцать лет… я помнила об этом, но последние годы… работа совсем меня измотала… боже! Боже!
Она выглядела прелестно. Не только потому, что была красива, но и что осталась действительно прежней. Даша встретила меня как друга. И зверь в моей груди затих.
- Даша, если бы ты знала, как я рад тебя видеть, как рад видеть твою улыбку и твои глаза! Ты помнишь? Помнишь, какой договор мы с тобой заключили? Заключили, чтобы застраховать нас от разлуки.

Даша замерла, и ее рука соскользнула с моей руки.
- Если через двадцать лет мы будем одинокими, - продолжил рассказывать я, - то мы обязаны будем встретиться и пожениться. Просто потому, что мы друзья. Потому, что вдвоем легче, чем порознь. Потому, что ужин сытнее, когда за столом сидишь не один…
Она улыбнулась, но улыбка быстро исчезла, как исчезает закат в одно мгновение.
Я вскочил с дивана, не в силах сдержать свои эмоции.
- Я одинок.
- Ты же не хочешь сказать… боже, ты хочешь…
- Да! – выкрикнул я и провернулся на одном месте. – Разве…
Я заметил фотографии, которые не замечал прежде. В золоченых рамках улыбалась мне Даша в белоснежной фате. Рядом с ней смеялся статный мужчина в строгом костюме.
Мою радость спустили в унитаз.
- Ты замужем?
Даша посмотрела на руки, скрепленные у нее на коленях, улыбнулась и перевела взгляд на меня. Она кивнула.
Затем Даша взяла с тумбочки одну из фотографии и показала мне. На ней она была с двумя прекрасными, как и она, детьми.
- У тебя дети?
- Мальчик и девочка. Федя и Оля… - Даша пожала плечами и встала с дивана. – Я не дождалась.

Я чувствовал, что зверь вновь дерет меня изнутри. Он не уходил, просто спрятался перед финальным прыжком.
Хлопнула входная дверь, со звоном упали ключи в прихожей.
- Это мой муж, - сказала Даша, - сейчас я познакомлю тебя с Сашей. Жди, - добавила она, уже выбегая из гостиной.
Отстроил вавилонскую башню, чтобы собственноручно разрушить ее. Даша осталась моим другом, но она была уже окована этим страшным золотым кольцом. В один миг она стала для меня неотличимой от Наташи и Димки. От нее я больше ничего не мог ждать. Она была не моя.
Я ушел через час. Мне было сложно давать обещание Даше, что скоро навещу ее вновь, потому что я не собирался этого выполнять.

Струйки дыма вздымались к зеленым зонтикам, висящим над желтыми столиками. Солнце светило между ними, оставляя яркие пятна на бетонном покрытии. В центре двора стоял мраморный диск, из которого рос цветок, выкидывая длинные острые листья вверх. Людей, пришедших отдохнуть, было мало – занято всего три стола. Они сидели по двое и по трое и разговаривали. В руках были кофе, мороженое и сигареты. Это место напоминало пит-стоп. Здесь останавливались, чтобы перевести дух, после долгих прогулок. Ласковое название - кафе «Аленка» привлекало престарелый люд, в основном, тех, кому за сорок. Я помнил это место, когда был еще ребенком, а голуби и воробьи по-прежнему урлыкали и щебетали на деревцах, выжидая, когда посетители уйдут, оставив крошки пирожных на столах. Тогда они со зверством налетали и клевали все, что видели, включая салфетки и пепел от сигарет.
Рядом пролегала автострада, но шум дороги как-то не отвлекал, а, наоборот, добавлял комфорта. Кафе было закрытым, но в солнечные дни столики выносили на улицу.  На мягких пластмассовых стульях можно было откинуться, закрыть глаза и радоваться дню. Из-под зонтиков виднелось голубое небо. «Хорошо», - цедили люди. Хорошо…

Маленький воробушек сел на мой столик и стал следить за горячим чаем. Я обнял пальцами чашку, давая понять, что это пока мое. Воробей чирикнул. Мимо прошла официантка в белом фартуке, сгоняя «хищных» птиц. Крылатые спрыгнули недовольно, ни капли не испугавшись, привыкшие к этой суровой жизни за легкое питание.

Я ждал своего последнего друга Валентина. Он как будто был моей последней надеждой. Словно, если я встречу его, он заговорит «как надо» о дружбе и прошлом, все встанет на свои места, и я забуду о неудачах с другими моими приятелями.

Его телефонный номер я нашел в справочнике. Позвонил, и голос Вали был, как и прежде, а главное – он был рад предстоящей сегодняшней встрече.
Я пил чай и озирался по сторонам. Одиннадцать утра – где же он? Может сделать еще один звонок, удостовериться, что у него ничего не случилось? Нет, просто ждать. Не придет, так мой чемодан в гостинице всегда собран и ждет когда отправиться в Москву.
Он шел прямо ко мне. Я его не узнал, но человек шел на меня и я чувствовал, что это Валя. Несомненно, он. Я встал.

- Валя? – спросил я. – Ты пришел.
С улыбкой мы обнялись и похлопали друг другу по плечу. Светлые волосы, большая пуховая куртка и улыбка, его улыбка.
- Какими судьбами? – взмолился он и сел рядом. – Я думал, прощание лет сто назад было действительно прощанием!
Мы заказали чай и пирожное.
- Раньше здесь были отличные эклеры, - сказал я, - интересно, как сейчас?
- Все так же, друг. Ты вспоминал?
- Конечно, каждый вечер.
- Все еще хочешь оживить то, что замышляли? – спросил Валя.
- Конечно, а ты?
- Все время ждал этого. Мы хотели поехать на машине по всей России, заехать в Европу и учудить там что-нибудь.
Мы рассмеялись.
- У меня есть машина.
- Серьезно? Ты, правда, хочешь исчезнуть отсюда на месяц? А твоя жизнь в Сочи?
- Нет здесь жизни, друг, жизнь за этими горами и морским горизонтом.
- Семья? Работа? – Я не верил в то, что можно возможно отправиться в путь прямо сейчас.
- Ее нет, - улыбнулся Валя, -  есть девушка, конечно, но она меня поймет. С работы уволюсь, мне не нравиться сидеть и разбирать болезни людей.
- Так ты все-таки стал врачом?
- В частной клинике, там здорово платят.
Я кивнул.
- Но нас двое…
- Знаю. Серега хотел год назад, но авария…
- Да, я уже узнал это. Наташа превратилась в мумию в своем склепе. Димка теперь Дмитрий Александрович, а Даша…
Принесли наш заказ. Мы принялись есть, хотелось сказать многое, но говорить было не о чем. Я лишь рассказал о своей жизни в Москве. Валя закурил и стал смотреть на воробья.
- Когда поедем? Завтра? – спросил он.
- Ох… не то, чтобы я не хотел, но… Мне возвращаться в Москву через три дня. У меня ведь работа.
Валя прищурил глаза.
- Да, я понял.
- Нет, ты не понял, - возразил я, - мне хочется поехать не меньше твоего. Просто нужно все обдумать.
- Обдумать? На то это и отрыв! Нужно все бросать и предаваться свободе.
- Валя, у меня работа. Я не могу бросить ее как ты, иначе останусь без денег, нечем будет платить за дом.
- А сбережения?
- Сбережения на крайний случай.
- А это не крайний? Ждешь, пока нас настигнет участь Сергея?
- Валя…
- Да, я понял, работа. Я думал, что ты вернулся, и ты это ты. Зачинщик всего безумного и рискованного. Но вижу, что ошибся. Поплакался, что все мертвы из нашей компании, а ты сам не менее мертв, чем они. Зачем же ты приехал?
- Что бы встретиться, все вспомнить! Вернуть былую дружбу!
- Нечего вспоминать! Воспоминания оттого и берутся, что люди что-то делают. А что вспомнишь ты? Как сидел со мной и пил чай? Я сыт уже такими днями! Может у тебя в Москве все отлично, но не у меня здесь. Хотел бы все вернуть – был бы готов все оставить.
- Нельзя решать так спонтанно…
- Спонтанно? Мы друзья навсегда. Это был треп?
Он смотрел на меня, словно хотел растерзать. Я понял, что есть что-то, что он не хочет мне говорить.
- Что у тебя случилось? – спокойно спросил я.
- Случилось… ничего! Я просыпаюсь каждое утро и думаю о том, что меня тут держит? Зачем я здесь? Хотел еще найти смысл в жизни. Знаешь, он нужен, чтобы существовать. Но этот смысл за пределами этого города. Ты поедешь или нет?
- Я…

Валя поднялся.
- Знаешь, мне как-то друг сказал один абсурд, будто бы мир крутится вокруг тебя, а я по глупости поверил. Теперь вот понял, наконец, что мы крутимся вокруг света обещаний и надежд. И чем больше их, тем выше скорость и сила центрифуги. И если недостаточно крепко держаться – выбросит к чертовой матери, как тряпичную куклу…
Валин гнев заслонял даже солнце.
- Мой брат загнулся из-за денег. Отец умер на работе. Все умирают. А я так и не был в Швейцарии. Возвращайся в Москву, а я завтра же рвану отсюда. А ты… ты был вот настолько близок, чтобы сказать: «Извини, Валя, вот так теперь»…
И он ушел. Я нервно забил ногой под столом - хотел его опрокинуть. Затем встал и пошел в другую сторону, к своей гостинице. Голуби накинулись на крошки, оставшиеся на нашем столе…
Через час я должен был освободить номер.
Просто сидел на заправленной кровати и смотрел на помятую блеклую фотографию: шестеро друзей смотрели на меня, и у каждого из них в глазах был один и тот же зверь.
Валя хотел совершить путешествие ни ради дружбы, а ради себя. Когда мы встретились с ним в кафе, он не был моим другом. Отчаяние толкало его сесть в машину без руля и катиться как можно дальше. Я просто подвернулся под горячую руку.
Как странно, что никто из моих друзей не остался мне другом.
- Боже! Но ведь и я для них не друг.
И зверь сожрал меня. Стер все мое детство. Убил мои воспоминания.
Слезы хотели вытащить из меня мои переживания. Старались вылить наружу осколки прошлого, потому что я его разбил.

Воспоминания о хороших днях, которые есть с человеком, лучше перебирать перед сном, словно счастливые карточки. Надежды и желания, которые тянутся из детства, на самом деле, угасают. Бледнеют. Ты помнишь, как все было здорово, но по прошествию нескольких лет разлуки - все другое. Лучше просто помнить.
Друзья не перестают быть друзьями, но они остались позади и глупо что-то требовать от них. Времена другие и не существует машины времени.
Не путешествие было мне нужно, я это понял. Это была лишь попытка вернуть радостные моменты прожитых дней. Я искал именно ту радость, что сейчас мне так не доставало.
Это принадлежало памяти. И возрождать ничего нельзя. Друг – это не постоянная величина. Можно много говорить, что дружба должна быть навсегда. Что она есть и никогда не умрет. Но если быть правдивым с собой, то она умирает. Это обычное явление. И зачастую она умирает без сожаления.
До возвращения в Сочи, мне хотелось навестить и другие места детства, но теперь я понял, что этого делать нельзя. Если я хочу сохранить теплые чувства у себя в голове. Если я хочу оставить их целыми, пусть приукрашенными, если хочу улыбаться, то пусть эти воспоминания останутся там же, в голове…

Я вышел из номера.