Чёрное на оранжевом

ЧЁРНОЁ
НА ОРАНЖЕВОМ
Высунув язык, смешно морща раскрасневшийся лоб, забыв обо всём на свете, Слава стал рисовать машину. Вот кабина водителя, колёса, капот.
- Подожди, не торопись! Почему сразу на формате рисуешь, где эскиз, что ты хочешь изобразить?
- Буровую . - вся группа прыснула, - «Какие же это летние поездки и впечатления!?» Но учитель спросил:
- Летом никуда не ездил?
- Нет...
- Ну, ничего, поездка на буровую тоже впечатления, рисуй.

А рядом Ефремов Стас, в новеньком, ещё пахнущем магазином, костюме всё тараторил: « А мы летом были на Чёрном море. Песок, пляж, ты знаешь.». Но Слава его уже не слышал. Только четвёртая его зарисовка удовлетворила строгого учителя.
Да и самому здесь всё нравилось - на переднем плане, как говорит учитель, трубы, бочки, большая куча песка, за ними «Магирус», буровая вышка, фигуры нефтяников и вдали тайга. Всё как было, когда папа брал его с собой на работу - то на отсыпку дорог к кустам, на доставку грузов к месторождениям.
Прозвенел звонок, Слава остался рисовать, хотя все бросились в прихожую, на лестничную площадку, облепили добрую и заботливую дежурную - техничку. Художка располагалась в бывшем детском садике, всё здесь было знакомо Славе, он ходил в такой же садик и поэтому любил всласть побегать по группе, покататься по лестничным перилам. Но сегодня так хотелось быстрее всё дорисовать, что было не до игр. А Стас, вдоволь набегавшись, достал из сумки огромный апельсин и стал есть. Едкий запах цитруса, дразня аппетит, разнёсся по всему классу.
Учитель разрешил Славе перенести эскиз на большой формат. Девочки постарше уже работали красками. Вот Оля рисует бабушкин дом в деревне, у ворот бабушка - кормит гусей, по пригорку идут девочки за ягодами. Света нарисовала отдых у озера: папа рыбачит, она с мамой у машины готовит обед, сестрёнка поблизости собирает ягоды. Стас всё ещё ничего не нарисовал.
- Ты больше рассказываешь, чем рисуешь, - пожурил его учитель, - нам нужен эскиз, а не твои рассказы о том, где ты путешествовал, - и Стас, обиженный замечанию учителя и смеху детей, стал выводить какие-то каракули на дорогой бумаге.
Увлеченно рисуя, Слава опять вспомнил отца. Когда он был совсем маленьким и просил его помочь что-либо нарисовать, отец, оставив все свои дела, ложился рядом на тесный пол балка, также же смешно морщил лоб, забавно почёсывал свои упрямые, русые кудри и с головой уходил в изображаемый мир. Здесь они становились одним целым, сильно похожие внешне - объединялись в едином творческом порыве. Он в детстве также любил рисовать, мечтал стать художником. Но тяжёлая жизнь тех лет не дала возможности воплотиться заветной мечте, он уехал на Север, стал водителем такого же красивого, оранжевого грузовика. Однажды во время морозов за сорок с лишним, ночью на безлюдной дороге сломалась машина, когда он пытался отремонтировать случилось несчастье - сорвался домкрат... И Слава, как память об отце, так рано покинувшего их, как нечто самое драгоценное, хранил его и совместные рисунки, и перенял его страстное желание стать художником.

Вот машина и готова. Всё здесь на месте, у Славы память хорошая. Довольный своим рисунком, гордо улыбаясь, он подошёл к учителю.
- Да-а, машину хорошо нарисовал, молодец! А где же будет всё остальноё? Почему всё не по эскизу? - и, правда, куда поместить вышку, буровиков? Чуть не плача от обиды он стал стирать готовую, такую красивую машину. Стас же Ефремов кривляясь, расхохотался, строил рожи.
В художку Слава пришёл в сентябре. Несмотря на то, что она открылась только в этом году, учителя многое успели сделать. На стенах висели работы детей и учителей. Они ему очень нравились, ему казалось, что так ему никогда не научиться, поэтому бородатый, строгий, но всегда справедливый учитель и высокая, стройная, с добрыми, лучистыми глазами учительница казались ему людьми из другого мира, чуть ли не волшебниками. Его удивляло, как простая акварель, которая в его руках противно растекается, образовывая грязные лужицы и кляксы, у учительницы так описывают предметы, что видишь настоящие яблоки, кувшины, мягкие складки на драпировках. Ему нравились рисунки учителя карандашом, сангиной, и особенно тушь - перо. А уж о работах маслом и говорить нечего. Он надолго застывал перед его картинами, выполненные совершенно непонятным образом - краски растекались, бугрились, создавая красочные объёмы, пространство.
- Молодец, хорошо всё сделал, можешь начинать гуашью, - сказал учитель, ласково похлопав его по плечу.
- Но. - Слава не знал, как сказать, что мама не смогла купить ему гуашь, что у неё нет на это денег. Он съёжился, представив себе, как будет хохотать Стас, показывая на свою блестящую новую коробку с гуашью и дорогой набор кистей. Но учитель всё понял и молча принёс свою коробку. Ах, эти красивые баночки с гуашью, как они пахнут! Как просятся на манящий простор белоснежной бумаги! И Слава вдохновенно, и особо не задумываясь, одним махом, покрыл кабину «Магируса» сплошной оранжевой краской, и опять учитель недовольно остановил его.
- Куда ты торопишься! Где стенки кабины?
- А как я это нарисую?
- Вспомни, как мы рисовали натюрморт из геометрических тел. Там направленный свет освещал верхнюю плоскость куба, левая слегка освещена, передняя в полутени, так?
- Так.
- Теперь разберемся с твоей машиной, представим себе, что солнце светит слева и тогда.. - и учитель кистью на палитре ловко намешал светлые, средние и тёмные оттенки оранжевого цвета и показал, куда какие класть.
Дальше Слава опять ничего не слышал и не видел кроме волшебных красок, послушно ложащихся на «оживающую» кабину «Магируса», на трубы и бочки. Учитель успевал ко всем, все его ждали, спрашивали, он терпеливо разъяснял, показывал.
- Почему кучу песка так плоско сделал? Вспомни, как писали кувшин акварелью на уроке живописи, - и Слава как будто услышал наставления учительницы. Если учитель всё старался объяснять на словах в процессе работы, то она с самого начала всё показывала сама. Какую краску, с какой смешать, куда нанести, как обобщить. После такого объяснения только самый ленивый и бестолковый не смог бы справиться. Вот и сейчас, из соседнего класса был слышен её мягкий, размеренный голос, с каким она всегда объясняла задание детям. .

Только Слава начал раскрашивать небо, как Стас, так ничего и не нарисовавший, взял свою кисть, макнул её в чёрную краску и ради смеха, а может быть и от зависти, быстро мазнул по работе Славы. Белизну бумаги и оранжевый бок машины изуродовал безобразный чёрный мазок. Если б это был обычный урок в школе, то Слава расхохотался бы вместе с баловнем и дальше размазюкал чёрное пятно и вдобавок для смеха разрисовал и своё лицо. Но здесь такое святотатство взбесило его и он, не помня себя, так ударил Стаса по плечу, что тот, не удержавшись, плюхнулся на пол и ударился головой об соседнюю парту. « Ну вот, всё кончено, - подумал Слава, - сейчас учитель прогонит нас с урока, и я не успею закончить работу. Да и всё испорчено.». Но, учитель поднял хнычущего Стаса, пересадил за другую парту, перенёс его вещи и строго сказал, что если он сейчас же не начнёт работать, то он отправит его домой и позвонит его маме. Затем взял чистую тряпку, ловко стёр жирное пятно и сказал: «Ничего страшного, новый слой перекроет грязь».
Домой Слава летел как на крыльях, не обращая внимания на зовущих поиграть друзей, на встречных собак, мимо которых раньше он не мог равнодушно пройти. Ему хотелось быстрее всё показать маме, только жалко с собой нет самой работы. Показав всем его «Буровую», похвалив, учитель поставил «пятёрку», но взять домой не разрешил - ещё не высохла.

- Мама, мама! Я такую картину.
- Ты опять из художки! - закричала мать, не слушая его, - Я ж тебе говорила, чтоб больше не ходил туда - нет у меня для этого денег, прокормить бы вас, как ни будь, а не то что..
Вот уже неделю Слава не ходит в художку. После школы сидит дома, изредка выходит к друзьям, по привычке побегает, попинает пустые пластиковые бутылки и снова домой, оставшиеся после школы полдня кажутся пустыми и никчемными.

Сегодня выпал первый снег, лёг пушистым, мягким слоем на деревья, кустарники, дома, заборы. Слава надолго застыл у окна, зачарованно рассматривая происшедшую, волшебную перемену и впервые подумал - а как бы я это нарисовал? Как же всё красиво и как я мог раньше всего этого не замечать!? Затем, долго не думая, схватил прошлогодний школьный альбом, с пустыми и никчёмными рисуночками и на обратной стороне одного из листов стал рисовать. Вот кусты малины впереди, ёлки, забор, за забором соседний дом. И всё это присыпано тонким слоем снега, который создаёт ажурный, тончайший, неповторимый узор на ветвях малины, ели. Но в спешке, от нетерпения, пока всё не исчезло, Слава «запутался» в ветвях малины - их так много. Более - менее получился забор, он заштриховал его чёткими штрихами, как учил учитель, а не замызгивая, как Стас. А как показать снег на досочках забора, на тонких веточках? И, когда стал штриховать соседний дом, то и дом и забор слились в одно сплошное, серое пятно, а красивый слой снега стал казаться неряшливым рваным тряпьём, висящим на каких-то непонятных палочках... Ну как же всё это нарисовать, папа здесь не смог бы помочь, вот бы учителя сюда, он бы всё объяснил, показал. Но за эту учёбу надо платить, а у мамы денег. Ну почему нельзя бесплатно, ведь ему так хочется научиться рисовать! И Слава со злостью разорвал неудачный рисунок на мелкие кусочки и вышвырнул в форточку - ну и не буду больше рисовать, и от бессилия заплакал.
Прошла ещё одна скучная и однообразная неделя. Несмотря ни на что желание ещё раз увидеть свою «Буровую» не давало Славе покоя, вдобавок Стас злил его рассказами о том, что нового и интересного они там сделали или будут делать.
И в один из холодных, сырых осенних дней, ноги сами понесли его в сторону художки. Будь что будет - решил он, пусть учитель не пустит его на урок, он хотя бы свой рисунок выпросит.

Художка встретила его уютным теплом и непередаваемой смесью запахов - краски, клея, пластилина, бумаги и ещё неизвестно чего-то особенного, но успевшего стать родным и волнующим. Учитель расспросил его о делах в школе, дома и сказал, что в школе договорится с директором, как ему помочь в дальнейшем и что пропущенные задания он поможет наверстать. Оторопевший Слава так и не понял, о чём хочет договориться учитель, но ясно понял одно - он снова может сесть за мольберт.
Лишь через годы от мамы он узнал, что тогда за первые месяцы учитель заплатил сам, потом добился перевода Славы на бесплатное обучение.

* * *
В общежитии, в комнате студента Ливанова Вячеслава, все стены завешаны картинами: пейзажи, портреты, этюды, зарисовки. И это всё, что остаётся после зачётов и экзаменов. Среди почти уже профессионально выполненных работ затесалась одна - неказистая, детская - уже не так ярко светятся оранжевые бока машины, но Слава никогда не выкинет это, как что-то детское, ненужное и не продаст ни за какие деньги. С ней он не расстанется никогда…                14.03.2002