Коммунальное хозяйство

Николай Николаевич, мужчина субтильного телосложения  семидесяти двух лет от роду. Старинный пенсионер, как он сам любит о себе говорить.  На пенсию ушёл из армии в чине старшины ещё в сорок семь лет.
 К физическому или умственному труду он относился  с пренебрежением.  Возможно отчасти оттого, что не имел к этому привычки, а также не обладал достаточной мышечной силой, как впрочем и умом.

Военное детство, как сироту, определило Николая в суворовское училище, и вся его жизнь таким образом оказалась связанной  с армией. Военной карьеры он не сделал, поскольку  из за своего маленького роста был всегда на вторых ролях. Командиры подразделений, не желая портить его фигурой красоту строя, определяли Николая Николаевича ближе к кухне, свинарнику и вещевым складам, трудясь на которых он и закончил свою ратную службу Родине.

Выйдя в отставку, Николай Николаевич не стал утруждать себя приобретением других специальностей, а устроился по протекции в городскую баню завхозом.  Также осталось за ним и служебное жильё, комната в коммунальной квартире.

Интимная жизнь Николая Николаевича не задалась с самого начала.  Обходиться культурно с девушками он не умел, не у кого было научиться. Брутальная армейская атмосфера сыграла в этот вопросе свою не оригинальную роль.  Казарменный юмор и солдафонские шуточки так и слетали с уст Николая Николаевича, отпугивая, и так немногочисленный  контингент  слабого пола.
 
Потеряв надежду связать свою жизнь с красивой женщиной, Николай Николаевич пустился во все тяжкие. Свёл знакомство с местными маргиналами, и тратил на общение с ними почти всё свободное время.  А времени было много, и не единожды искали его в местных притонах сослуживцы, и совсем уже выгнать хотели его  из Красной Армии, но помогла язва. Отлежав в госпитале два месяца, он завязал с водкой и женился на медсестре.

Брак продлился недолго, медсестра от него ушла, унеся недобрые воспоминания о скаредности Николай Николаевича и не всегда беспочвенной, дикой его ревности. В последние годы он сошёлся с женой умершего сослуживца, давней знакомой, взрослые дети которой разъехались далеко, и даже родных внучат она ни разу ещё не видела. Проживали супруги в квартире жены, сдав комнату Николай Николаевича квартирантам.

Работал отставной старшина последнее время в трамвайном парке ночным сторожем. Ходил ночью по парку, или отдыхал в раздевалке на скамейке.
Тот случай, что произошёл с ним на рабочем месте однажды, можно было бы  отнести к анекдотам, или прочим забавным происшествиям, иногда происходящим с людьми, при воспоминаниях о которых, на лице появляется улыбка. Если бы столь незначительное дело не закончилось совершенно неожиданным образом.


Поэт сказал:  «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся», и был прав. Всё со слов и началось. Опишу для начала само это коммунальное учреждение.

Трамвайный парк, место для ремонта и ночного отстоя подвижного состава, то есть трамваев непосредственно.  Водители приводят трамвай к воротам парка, оставляют его и идут домой, коли день рабочий закончился. Дальнейшей его, трамвая, судьбой занимаются тоже водители, но вышедшие на пенсию. Всё женщины,  возраста старше пятидесяти пяти, так называемые перегонщицы.  Они ведут трамвай в депо для ремонта, если он неисправен, или на отстойную площадку, где он будет дожидаться следующего водителя. Женщины все простые, истерзанные жизнью, с проблемами в семье и подорванным здоровьем, но держащиеся пока бодро и не чуждые общения, которое в немалой степени скрашивает их нелёгкую работу.

У Николая Николаевича сложились с этими перегонщицами довольно сложные отношения. Когда женщины пили чай и сидели в своей комнате, он к ним не заходил. Но встретив где нибудь на большой территории парка перегонщицу одну, приставал к ней не то чтобы с домогательствами, а с неприличными словами, за которыми давно уже ничего у него не стояло.

Звучало это примерно так: «Эх, я бы тебя завалил, козочку, ты бы поняла, чего лишилась в жизни».
Женщины воспринимали это со смехом. Уж очень не походил сторож на мачо, роль которого пытался на себя примерить. Они отшучивались и бежали дальше по своим делам . Николай Николаевич  же стоял опершись на свой посох и провожал взглядом свою несостоявшуюся любовь. Глазки при этом у него светились, и в уголках рта скапливалась слюна, которую он, как кот поевший сметаны, слизывал.

 Шутка, даже пошлая, терпима однажды. Повторение её, как правило, вызывает раздражение.  Преследователь не унимался и повторял при каждой встрече всем женщинам примерно одно и тоже с небольшими вариациями.

Он явно считал их ниже себя, а другого способа развлечься видимо не придумал. А зря.

 Русская женщина сама себе и работник, и защитник, уж так судьба сложилась. И надоели эти приставания им однажды, и договорились они за чайком, проверить реальность угроз потенциального любовника.
 
 Однажды,собравшись впятером на отстойной площадке, они сняли со сторожа штаны, чтобы поглядеть на хозяйство, столь настойчиво предлагавшееся Николаем Николаивичем к использованию.
По их словам, не нашли ничего, даже отдалённо напоминавшее обещанное.

Николай Николаевич никак не ожидал такого развития событий. Увидев женщин, идущих навстречу, он отошел в сторону, и опершись о посох  приготовился к очередной атаке, подыскивая пошлые слова, но был повален со смехом и посрамлён.

 Сие неожиданное происшествие так на него сильно подействовало, что на другой день он уволился с работы, а через неделю умер от инсульта.

Всё также идут трамваи, скрипя колёсами на стрелках, бегают замороченные жизнью  перегонщицы и бродят грязные слесаря. Иногда они вспоминают про Николая Николаевича, встречая на путях уже другого сторожа. Но проходит совсем немного времени и его образ стирается из их памяти, как всякая несущественная мелочь, ничем хорошим не обогатившая их жизнь.