У вороны заболи...

Слышал, что есть памятник собаке. И не один. Есть и другие представители животного мира, которые заслужили такого почёта. Например, в нескольких странах стоят памятники бременским музыкантам – ослику, собаке, коту и петушку – любимым героям маленькой Гулички, которых она в детстве называла «беременскими музыкантами». Многих животных и птиц благодарные люди увековечили в камне и бронзе.

Но если бы меня, когда наша дочурка ещё была крохотным существом, спросили, кого я поставил бы на пьедестал, не задумываясь, ответил бы, что ворону и корову. Именно им мы, родители маленькой Гули, были благодарны больше всех.

Ворона заслужила славу за терпение. Уж сколько боли она перенесла на себя, заговаривая ушибы, ссадины и ранки маленьких деток, одному Богу известно. А мне известно, как ворона помогала нашей Гуличке, которая была очень подвижной и любопытной девочкой и в поисках новых впечатлений часто набивала себе шишки. Докторов у девочки хватало, но самым лучшим врачом всё-таки была ворона.

Не успевала Гуличка после очередного столкновения с диваном, столом или креслом выразить во всю силу своего звонкого голоска возмущение взрослыми, которые не могут изобрести мебель без острых углов, как я хватал её на руки и начинал громко петь коротенькую, но очень популярную песенку: «У вороны заболи, у Гулички заживи...». Продолжая  петь, подбегал с окну и спрашивал:

–   Где ворона? Гуличка, где ворона? – И сам же, показывая на крышу соседнего дома, радостно возвещал, –  вот она, ворона!

Иногда это было правдой: на крыше, действительно, сидела ворона. Но чаще она была в отлучке. Видимо, успокаивала в это время других деток. Ведь на всех плачущих деток ворон не напасёшься. Впрочем, это было не так важно. Главное, что Гуличка забывала про своё возмущение и начинала выискивать любопытными глазёнками сердобольную ворону, которая умеет заговаривать боль.

Ну а корове я поставил бы памятник как кормилице. И не только за то, что она на молоко богатая, но за то, что она помогала в нелёгком деле кормления нашей дочурки. Не подумайте, что Гуличка плохо кушала; аппетит у неё был, тьфу-тьфу, отменный. Но, как я уже говорил, она была очень любопытной девочкой, а вокруг было столько интересных вещей и увлекательных событий, что времени на кашку просто не оставалось.

До сих пор помню, как приходилось выдумывать всякие трюки, чтобы наша крошка соизволила удостоить вниманием ложку с кашей, которую мы ей пихали. Вначале помогала захватывающая игра в птичку и гнёздышко. Я брал ложку с едой и начинал её кружить в воздухе перед Гуличкой, приговаривая:

–  Птичка летела, летела, летела и в гнёздышко села! –  и просил, – Гуличка, покажи птичке, где её гнёздышко... открой ротик, а то птичка устала, ей отдохнуть надо...

Когда наконец доченька, завороженная полётом усталой птички, которую изображал не менее уставший от держания ложки на весу папа, открывала гнёздышко, обрадованная птичка залетала туда, не мешкая. Но потом эта игра Гуличке приелась, и бедной птичке всё чаще, так и не дождавшись, когда её гнёздышко откроется, приходилось возвращаться в чашку с остывающей кашей. Выдумывались и другие игры, но их тоже надолго не хватало.

Казалось бы безнадёжное положение спасла корова. Не та большая корова, которая живёт на ферме, а маленькая синенькая коровка с жёлтыми рожками. Пластмассовая игрушка. Я ставил её на столик перед доченькой, набирал молочную кашку в ложку, подносил к корове и просил её снять пробу: «Попробуй, корова, какая вкусная кашка получилась из твоего молочка!»

Гуличка внимательно следила за процессом дегустации, и когда я подносил ложку к её ротику, она с готовностью подключалась к этой ответственной процедуре. А потом она научилась благодарить синенькую корову, повторяя после каждой проглоченной порции каши: «Спасибо, каёва!»

Дружба с «каёвой» оказалась такой крепкой, что когда Гуличка немножко подросла, и мы с ней гуляли в окрестностях, она, увидев живую корову, которая паслась там, так обрадовалась, что я даже удивился, насколько искренни и непосредственны бывают детские чувства. Девочка потянулась к корове и что-то залопотала на своём, ещё не очень внятном языке. Но когда корова вдруг замычала, Гуличка вполне отчётливо спросила: «Чё му?»

Что ответила ей корова, я тоже не понял. Наверное, они обсуждали сложные проблемы дегустации и делились опытом. Ведь им было, о чём поговорить. Может быть, Гуличка рассказывала корове об её пластмассовой соплеменнице с жёлтыми рожками. О чём они ещё говорили, осталось для меня тайной. В отличие от взрослых, дети находят с животными общий язык.

Мне лишь запомнилось, что беседа была очень оживлённой и продолжалась до тех пор, пока корова не удалилась на другой конец поля, помахивая на прощание хвостом. Гуличка тоже помахала ей ручонкой и сказала:

–  Спасибо, каёва!