Мнительность

После сорока лет у мужчин происходит предварительная встреча со Всевышним. Это у женщин - сорок пять - баба ягодка опять, а нас, так званную сильную половину человечества, Господь, на этом жизненном этапе, уже начинает пересматривать, перетряхивать, пересчитывать, кое-кого даже приглашая к себе на вечные посиделки. Так и со мной, когда мне стукнуло за сорок, прозвенел для меня первый звоночек, прихватило сердце. Слёг основательно, правда дома, но на целый месяц, а так как я человек мнительный, то соответственно, и болезнь протекала более эмоционально. Посудите сами: я незадолго до этого породил на свет Б-жий сына, а тут такая незадача - всё-таки серьёзное недомогание. Спрашивается: кто бы сына растил? Отлёживаюсь, зализываю раны, нанесённые неправедной жизнью, а мысль не даёт покоя, изнутри нашептывает, что пришел, мол, твой смертный час. И не себя жалко было, а то, что фактически не успел ещё ничего толком сделать. Хорошо сосед - врач, сумел внушить мне, а я, как вы помните, человек мнительный, что растить своего сына буду сам. Слава Б-гу так и получилось, потому что породить сына - это конечно замечательно, но вот, оказывается, растить сына - это и есть настоящее мужское занятие. И ещё одна шальная мысль не отпускала меня с этой грешной земли, не давала расстаться с этим бренным миром.
Не знаю, чем объяснить, но не люблю я читать книги в журнальном варианте, урезанные по вкусу редактора, а по тем временам и требованиям конъюнктуры. И потому в журнале «Новый мир» роман «Доктор Живаго» не читал, а ждал выхода отдельной книгой. Дождался всё-таки, роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго» наконец-то поступил в продажу, и я по блату приобрёл, ещё пахнущую типографской краской, трижды ошельмованную книгу домой. Это уже стало классикой и навечно вошло в историю человеческого тупоумия, когда, не читая, не видя, не зная, можно осуждать, критиковать, отвергать и поносить. Ухватился я за эту книгу, а мыслишка-то вот так из-под тишка всё сверлит и сверлит мозг: вот умру и не успею прочитать, вот умру и не узнаю, из-за чего был весь сыр-бор. И, вообще,  как же я Там предстану без прочтения этой книги? Так что я роман «Доктор Живаго», если честно, проглотил, так торопился. Мнительность брала своё. Обычно я читаю с чувством, с толком, с расстановкой. Понравившиеся места - перечитываю, непонятные - домысливаю, а тут проглотил за один присест, вернее за один прилёг, боялся, не успею, но помню, всё равно получил огромное эмоциональное удовлетворение, в моём-то положении. Одно никак не мог взять в толк, чем же эта книга могла навредить коммунистическому самодержавию, если оно само себе постоянно вредило?
Но самое примечательное было впереди. Мой лечащий врач послал меня на консультацию в кардиологический центр, который располагался в олимпийской деревне. В назначенное время сел я в свой любимый «Москвич - 2140» и поехал за вердиктом. Ехал так тихо, как будто меня уже несли. Кое-как припарковался. Из машины не вышел, а медленно выкарабкался. Чтобы попасть в здание, нужно было предварительно подняться по лестнице, ступенек шесть или семь. Так я эту немыслимую преграду преодолевал, чуть ли не ползком. Кое-как дошаркал, как древний старик до лифта, и когда лифт начал подниматься вверх на четвёртый этаж, то я мысленно возносился уже на небо, чтобы предстать пред ясные очи апостола Петра. Женщину-кардиолога в лицо не запомнил. Она в белом халате, апостол Пётр тоже весь в белом, пойди, разбери их, кто есть кто. Постепенно, по мере того, как до меня стало доходить то, что говорилось, раздвоение исчезало, и она потихонечку начала перевоплощаться в одного кандидата медицинских наук.  Уделила она мне всего минут десять, да и то в коридоре мимоходом, потому что её ждал очередной инфарктник, но запомнил я все её рекомендации и наставления по сей день. Что можно, чего нельзя. С кем можно, с кем нежелательно. И главное сказала, что ишемической болезни сердца нет, но нужно быть готовым. Одним словом - пока здоров. Вы бы видели, как я после всего услышанного сбежал по лестнице с четвёртого этажа, каким орёликом выскочил на улицу, какие хмельные соки взыграли в моём от мнительности отмороженном теле. И тут, о счастье,  стоит мой «Москвич» со спущенным колесом. Если бы это случилось до посещения врача, то я, умирая, просил бы прохожих помочь мне заменить колесо, потому что уже фактически был при смерти. А тут - куртку долой, рукава засучил: ни разу в жизни я ещё с таким большим удовольствием и энтузиазмом не менял на автомобиле спущенного колеса.

 1 05 2008 года