Sehnsucht. Глава пятая

Дождь лил седьмой день подряд. Для Гамбурга это не было чем-то особенным, однако ощущение тоски, незавершенности и одиночества только усиливалось благодаря ему, мелкому и поначалу неприметному, но именно потому неприятному и колкому явлению природы. Ларс полусидел на кушетке, откинувшись на мягкую подушку, и смотрел на дождь. Его капли попадали на стекло, стекали, рисуя причудливые линии. Во взгляде Нойвилля присутствовала некоторая отрешенность, не присущая ему прежде. Он чувствовал, что меняется, но пока не понимал, насколько и в какую из возможных сторон. Фишер навещал его каждый день, утром и вечером, Лина изредка приходила к нему днем, однако ее визиты почему-то больше не приносили юноше радости, и перед ее приходом больше не ощущалось парения бабочек в груди. Что-то сломалось в их отношениях, и Ларс не был уверен в том, что хотел бы знать, что именно. Теперь было шесть утра. Мглистая серость за окном не добавляла особого энтузиазма, мысли текли как-то вяло, но парень уже проснулся, и заснуть снова для него не представлялось возможным. Дверь палаты тихонько скрипнула. Вошел человек. Ларс удивленно повернулся на звук. Для Фишера было еще рано, для Лины – тем более, Лотар все еще приходил в себя, и не мог самостоятельно передвигаться по больнице. Неожиданный посетитель установил букет по-видимому только что сорванных где-то незабудок в шаткой вазе и присел на краешек кушетки.
- Эммм… - неуверенно протянул Ларс.
- Привет, - дружелюбно поздоровался посетитель, оказавшийся тем самым коротко стриженым блондином, что запомнился Ларсу из всей той круговерти. – В общем… Ингвар сказал, тебя здесь можно найти. Я… эммм… не слишком рано?
- Нет. Яблоко хочешь? Или персик? – Ларс замялся, не зная, о чем начать разговор и снова стал смотреть на дождь.
- Нет, спасибо, я ненадолго, просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь.
- Спасибо за заботу.
- Да не… это… - парень явно ощущал схожую проблему. – Меня Гансом зовут.
Ларс улыбнулся, не зная, как реагировать и что говорить, если Ганс вообще ожидал ответ. В относительном молчании, прерываемом попытками начать разговор и смущенным смехом,  прошло около четверти часа.
- Вообще я пришел, чтобы тебя подбодрить, - нашелся, наконец, белобрысый. – Фишер сказал, что ты новичок в этом деле, и, по правде, никто особо на тебя не надеялся. Я так вообще сразу сказал, что тебя надо бы домой отправить, нечего тебе…
- Рисковать, - подсказал Ларс.
- Точно, - благодарно улыбнулся Ганс. – Рисковать нечего. Интеллигент ты, вот что я скажу. А таким у нас не место.
- Я журналист, - обиделся Нойвилль.
- Одна херня, - махнул рукой Ганс. – Даже хуже еще. Напишешь чего не того – отмывайся потом.
- Вообще-то я на Фишера работаю.
- Не, я знаю, я просто… Например, вот.
- Иди ты с такими напримерами. У меня, может, профессиональная гордость задета.
- У тебя башка задета, а это поважнее гордости будет, - философски заметил белобрысый. – Болит кстати?
- Уже нет. Скоро выписать должны.
- Друга твоего выписали?
- Еще нет… Видать ему крепко досталось. Мне вставать пока нельзя, а то давно уже проведал бы.
- Ясно. Ну… я пошел?
- Чего ты меня-то спрашиваешь? – искренне удивился Нойвилль. – Сам пришел, сам уходи, когда захочется.
Ганс пробормотал что-то неразборчивое, крепко пожал протянутую руку Ларса и стремительно покинул палату, врезавшись в проходящую мимо медсестру и перепугав ее до смерти. Нойвилль улыбнулся и отвернулся к окну.
- Это хорошо, что у тебя появляются новые друзья, - неожиданно сказала Лина, навестив его за обедом.
- Тебя не смущает, что они… такие? – поинтересовался Ларс, откусывая кусочек яблока.
- Не смущает. Может быть, это сделает из тебя мужчину.
- А, то есть сейчас я не мужчина, - прищурился Нойвилль.
- Биологически – конечно, да, - девушка чистила второе яблоко, стараясь не порвать кожуру, и потому не глядела на парня. – Чисто психологически – слабак ты, вот что я тебе скажу.
- Мне казалось, раньше тебя всё устраивало.
- Устраивало, потому что я не знала, что может быть иначе.
- А теперь, выходит, знаешь.
Лина вспыхнула, внезапно осознав, что вот-вот может сказать лишнего, и пожала плечами, всё-таки повредив кожуру и моментально расстроившись.
- Да, ты милый, романтичный… и только, Ларс. Мужчина должен уметь защитить свою женщину, а защитить – это не только броситься сломя голову в толпу противников, но и уметь не получить при этом по балде. Ничего, что кроме тебя, никто не пострадал? Один ты умудрился, да и то господину Фишеру пришлось спасать тебя и чуть ли не на своей собственной спине тащить в лучшую больницу города, хотя для урока с тебя хватило бы и районной. 
- Мне кажется, или тебя больше волнуют неудобства господина Фишера, чем мой пробитый череп?
- Конечно, кажется,  - Лина улыбнулась, разложив дольки на тарелке и нежно поцеловав Ларса в лоб. – Я просто хочу, чтобы ты стал сильнее, правильно усвоив преподанный тебе урок. Пока ты тут валялся, я устроилась на работу, - внезапно похвасталась она.
- И на какую же?
- У господина Фишера очень большой дом, - озвучила девушка очевидное.
- Господи, Лина, ты устроилась к нему горничной?! – взвился Ларс. – Ты с ума сошла?!
- Сейчас нам нужны деньги, - серьезно ответила та. – Кроме этого я больше ничего толком не умею, у меня даже на учебу не хватит. Ты валяешься тут, и… В общем, я устроилась в лучшее место, которое только могла найти. Нет, я могла бы пойти прачкой, но… Или ты во мне сомневаешься?
Это было ее любимым доводом, когда она чего-то требовала. Ларс вздохнул и поставил пустую тарелку на прикроватную тумбочку.
- Не сомневаюсь, любимая. Просто волнуюсь за тебя. Дом действительно великоват для тебя одной.
Лина нежно улыбнулась и подарила Ларсу короткий поцелуй, после чего стремительно засобиралась, чмокнула его еще раз и ушла, оставив после себя запах любимых духов и ощущение непонятной тревоги.
Персик оказался гнилым. Ларс пожевал испорченную мякоть еще немного, отказываясь верить в такое злодейство, достал салфетку и, скривившись, выплюнул пожеванный кусок. Пальцы оказались липкими и вымазанными в сладкой плоти персика, поэтому Ларс встал, и, слегка пошатываясь, отправился в туалет, вымыть руки. Он все еще болезненно реагировал на яркий свет, поэтому в его палате лампы почти не включали – Фишер умел договариваться с персоналом. В коридоре же свет был по-больничному ярок, и Ларс щурился и немного шипел от боли в уставших глазах. Вымыв руки, Ларс достал сигарету из пачки и с наслаждением затянулся – в палате курить ему, естественно, не разрешали, и тут уж никакой Фишер ничем помочь не смог бы. Он полусидел на подоконнике, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрел на внутренний двор больницы. Там, легкомысленно откинув зонтик и подставив лицо дождю, прогуливалась Лина, взяв под руку… Лотара. Ларс сразу узнал его и изумленно вскинул брови: разве Нойманн не лежит еще под надзором врачей? По всему выходило, что уже не лежит. Лина смеялась, ее платье промокло, и соблазнительно очерчивало контуры ее тела, она знала это, и потому старалась встать так, чтобы это было наиболее заметно. Лица Лотара с места Ларса видно не было, и он не мог сказать точно, как его друг реагировал на это представление, но одно для себя он мог сказать точно: никто не остался бы равнодушным, и, если Лотар до сих пор стоял перед ней как идиот, ему это наверняка нравилось. Ларс встал с подоконника, затушил сигарету и зло сплюнул в раковину, глядя яростным взглядом на свое потрепанное отражение. Персик оказался гнилым.
Ингвар вошел в палату, жестом отметая персонал в стерильных халатах. Бросил на стул мокрый плащ – рассадник вирусов в самом сердце чистоты. Аккуратно сложил перчатки, немного покачал их в руках, как бы раздумывая, с чего начать разговор. Задумчиво поджал губы, вздохнул, отряхнул брюки от капель дождя с помощью перчаток, положил их, наконец, на прикроватную тумбочку и осторожно присел на край кровати.
- Ты хотел поговорить о чем-то важном, - глухо произнес он, внимательно глядя на Ларса.
Нойвилль не смотрел на него. Он смотрел на дождь. Фишер подумал вдруг, что за те несколько часов, что они не виделись, мальчик стал еще более взрослым, чем был, когда Ингвар держал его на руках в переулке. Изменения происходили ежеминутно, ежесекундно, будто удар ломом по голове был именно тем, что требовалось, чтобы снять с глаз розовую пелену. И, да… Не было же этой упрямой складочки между бровей, не было же этих жестко опущенных уголков губ. Фишер опустил голову. Он не мог смотреть на такого Ларса.
- Послушай, Ингвар, - начал Ларс, и Фишер вздрогнул. – Сегодня, немногим позже ухода Лины, я пошел в туалет.
- Один?
- Могу я хотя бы руки сам помыть?
- Продолжай.
- Так вот. Я решил выкурить сигарету-другую и присел на подоконник. Я полюбил смотреть на дождь, знаешь… И увидел во внутреннем дворе замечательную картину. Лина прогуливалась там без зонта. Нет, он у нее был, но она убрала его, и совсем промокла. И знаешь, что самое интересное?
Ларс резко перевел взгляд на Фишера, и тот непроизвольно вздрогнул.
- Она была не одна, - глухо сказал Ларс. – Как думаешь, Ингвар, с кем она могла там быть?
Мужчина напряженно соображал, что ответить парню. Действительно, он был во внутреннем дворе, когда Лина уходила от Ларса, он ждал ее у другого выхода, потому что его машина была слишком заметна у главных ворот, и он действительно не сидел в салоне, стоял у входа, и… Лина действительно шла без зонта, вся вымокшая, и потом долго согревалась в машине, Фишер даже привел ее в дом и дал ей полотенце, чтобы она обтерлась, но…
- Не могу представить, - мужчина ответил на взгляд Ларса таким же твердым и решительным взглядом.
Ларс не выдержал. Отвел взгляд. Ингвар усмехнулся.
- Она была с Лотаром, - бесцветно закончил Ларс.
Фишер удивленно взметнул брови.
- С Лотаром? Но ведь это замечательно, это значит, что он, наконец, может ходить. Что странного в том, что они гуляли вместе? Вы ведь втроем дружите со школы, насколько мне известно. Нет ничего плохого в том, что они прогулялись. Почему она должна сидеть только с тобой?
- Дело в том, что она не сказала мне, что Лотар может теперь ходить. И он ни разу не пришел ко мне. Ингвар, у меня есть к тебе просьба.
Фишер едва сдержал себя, чтобы не ухмыльнуться самой довольной из всех своих ухмылок. Ларс просит его. И, кажется, он даже знает, о чем.
- Я хочу, чтобы ты… - парень замялся. – В общем…
- Камеру устанавливать бессмысленно – Лина не настолько глупа, чтобы изменять тебе в месте, которое можно легко найти. Однако проследить за ее перепиской я, пожалуй, смогу. Как только что-то появится – принесу тебе распечатки, и тогда уже тебе решать, как с ней поступать.
Ларс благодарно улыбнулся, радуясь тому, что Ингвар понял его без слов, и ему не пришлось говорить все это вслух, подбирая слова и унижаясь.
- И еще кое-что, Ингвар… А с тобой… Она никогда не… не пыталась?
- Ты проницателен, - неожиданно для самого себя сказал Фишер вслух. – Однако на твое счастье я неплохо разбираюсь в женщинах и их потугах привлечь к себе внимание, так что ты можешь быть спокоен.
Ларс снова отвернулся к окну. Теперь он ни в чем не был уверен. Ни в том, что попытки Лины были так очевидны или невинны, как говорит Фишер. Ни в том, что отношения его невесты и лучшего друга действительно так непорочны, как он видел в окне или, опять же, как говорит Фишер… Ни в том, что Лина вообще когда-либо любила его…  Единственное, в чем он не сомневался – так это в словах Ингвара, в его искренности и прямоте. Ларс полагал, что если бы тот был заинтересован в его женщине, то не беспокоился бы так о нем самом, и – еще больше – о его счастье с этой самой женщиной. Ларс часто ошибался. Причина его появления на больничной койке была тому подтверждением.
- Меня что-то на философию пробило, - честно признался Ларс несколькими часами спустя. – Скажи, Ингвар, как ты думаешь, почему люди становятся друзьями?
Фишер лежал на другой половине койки поверх одеяла, скинув ботинки и чувствуя, как мерзнут ноги. Ларс повернулся, в полумраке белки его глаз болезненно блестели, Фишер чувствовал его дыхание на своей шее и не знал, как ответить на заданный вопрос.
- Наверное, они чувствуют потребность в конце своего одиночества.
- Но ведь… Мы с тобой друзья?
- Конечно.
- Разве можно вот так просто подружиться, когда мы знакомы всего ничего?
- Я одинок, Ларс. Возможно, по мне не скажешь, но это так. Я потерял любимую женщину, я потерял сына, я потерял всё, что было у меня, и создал что-то другое, но это что-то не может заменить того, чем я обладал. Каждый вечер я лежу на кровати, на нашей с ней кровати, щелкаю каналы телевизора, и даже не понимаю, не осознаю, что по нему показывают. Я слышу, как идет дождь. Кстати, почему говорят «идет»? Почему не «падает», например? Или не «летит»… Впрочем, это не важно. Я слышу дождь, что бы он там ни делал, ненавистный, отвратительный, холодный, одинокий дождь. И чувствую, как тоска пожирает меня изнутри. Я желаю положить конец своему одиночеству, я везде таскаю тебя с собой, потому что с тобой моего одиночества больше нет. Но оно возвращается каждый раз, как я переступаю порог своего дома.
- А я… Я не уверен теперь, что у меня есть Лина или Лотар. Совсем недавно, чуть больше года назад, я потерял мать. Она любила меня. Она всегда была такой… Улыбалась, когда все вокруг опускали руки. Она была адвокатом, знаешь, защищала людей… А когда проигрывала – очень расстраивалась, потому что все их проблемы переживала как свои. И вот… Ее не стало. И я вот сейчас понял, что вырос никем. Я был ее сыном, но теперь я больше не ее сын. Я ничей. Я…
- Ты мой, - хрипло проговорил Фишер, пожимая руку Ларса. – Я нуждаюсь в тебе. Ты нуждаешься во мне. Это и есть дружба. Иррациональное чувство. Что-то вроде любви, я полагаю, только куда более крепкое. Дружба – это когда тебя тянет к человеку, и тебе хорошо с ним, и не нужно ничего взамен.
- Значит, тебе со мной хорошо?
- Мне с тобой спокойно.
- А без меня?
- Одиноко.
- И что ты делаешь, чтобы избавиться от одиночества?
- То же, что и все, - Фишер рассмеялся. – Пью или работаю.
- Алкаш и трудоголик, все с тобой ясно.
- А тебе?
- Что «а мне»?
- Тебе со мной хорошо?
- Да, - Ларс улыбнулся в темноте. – Послушай, а когда в животе начинают порхать бабочки, и в груди потом тоже, и когда тебе не хочется, чтобы человек уходил даже на полминутки, это…
- Любовь, Ларс. Настоящая.
- Настоящая?
- Давным-давно люди были… целыми, мальчик. У них было два сердца, две головы, мужчина и женщина были единым целым. Но боги разделили их и раскидали по миру. И теперь они все… Все они ищут ту самую, свою, единственную половину. И бабочки – единственная подсказка, которая говорит нам: вот оно, не упусти, хватай, пока не поздно… Извини, плохой из меня рассказчик, я эту легенду слышал от своего отца очень давно.
- То есть… Бабочки бывают только когда половинку свою найдешь?
- Только тогда.
- А у тебя… были когда-нибудь бабочки?
Ингвар молчал несколько минут. Он лежал, глядя в потолок, гадая, зачем Ларс заговорил о таких совершенно не мужских вещах, что ему за дело до того, откуда появляются бабочки, и что они…
- Да, - ответил он, наконец. – Были. Очень, очень давно.
- И больше… никогда не появлялись?
- Я же сказал, это бывает только один раз, - Фишер улыбнулся и приложил ладонь ко лбу Ларса. – У тебя температура, кажется, не надо было тебе столько двигаться и волноваться. Ты засыпай, а я поеду домой, иначе хорошим отношениям с администрацией придет конец.
Ингвар встал, надел перчатки, завернулся в плащ, взял со стула зонтик и почувствовал, как слабые пальцы ухватились за край его рукава.
- Ингвар… - тихо проговорил Ларс. – Твои бабочки… Куда они делись?
- Умерли, Ларс. Одна за одной. Это было очень больно. И знаешь, теперь я думаю, что лучше не иметь их вообще, чем испытывать такое. Спи и ни о чем не беспокойся, если что-то случится, я обязательно тебе сообщу.
Фишер пожал руку Нойвилля и бесшумно покинул палату. «Легко сказать – спи», - ворчливо подумал Ларс и тяжело вздохнул, устраивая подушку поудобнее и усаживаясь на кровати, чтобы смотреть на дождь. Во внутреннем дворе горел фонарь, почему-то только один, светил он прямо в окно Ларса, но задергивать шторы тот не стал, иначе не было бы видно, как капли дождя оставляют мокрые дорожки на холодном стекле. От усталости ему стало казаться, что мокрые дорожки образуют на окне имена Лины и Лотара, причудливо переплетенные, соединенные множеством ниточек. Как долго это продолжается у них? Эти встречи во внутреннем дворе. Теперь Ларс внезапно вспомнил, насколько легко и как-то по-хозяйски Лотар вел себя у них дома. Это ему совершенно не понравилось, но что делать теперь? Вдруг он и впрямь ошибается, вдруг Лина просто устала сидеть постоянно с ним, соскучилась по другу и решила повеселить и его тоже? Хотя, трудно было сказать, что Ларса она веселила… Скорее высказывала свое недовольство и ставила перед фактом устройства на работу… Кстати, он так и не спросил у Фишера, как так получилось и почему тот на это согласился. Ларс посмотрел на часы. По всему выходило, что Ингвар уже успел доехать до дома, да и звонить ему снова после всех тех часов, что тот просидел с ним, было как-то неудобно. Поэтому Ларс, снова вздохнув, кое-как устроился под одеялом и неожиданно для самого себя погрузился в тревожный, липкий, мрачный сон.
Фишер действительно успел доехать до дома. Он даже успел переодеться и привести себя в относительный порядок. Следовало нанести визит Лине, чтобы выполнить просьбу Ларса и свое собственное намерение. Он не спешил, поднимаясь по лестнице, игнорируя лифт, вслушиваясь в шуршание своих кошачьих шагов. Лина открыла ему почти сразу, она была предупреждена о визите, едва Фишер завел мотор, и все это время наводила марафет, судя по безупречному макияжу и ненавязчивому аромату розовой воды. Девушка обхватила его за шею и приложилась напомаженными губами к тщательно выбритой щеке, втаскивая в квартиру, попутно избавляя от плаща и зонтика, швыряя все это куда-то в угол. Его жена не была такой.
- Ларс видел тебя сегодня с Лотаром, - сказал Фишер, вытирая губы салфеткой и внимательно глядя на Лину, которая все еще продолжала есть.
- Правда? И что с того? – весело поинтересовалась девушка. – Мы ведь просто гуляли во дворе. Можем мы погулять во дворе?
- Не сказав ему, что Лотар в порядке? Ты понимаешь, что теперь он подозревает тебя в связи с ним?
- Главное, что он не подозревает меня в связи с тобой, - Лина подмигнула Ингвару и налила ему  вина.
- А у нас она есть? – сухо поинтересовался Фишер, стерев улыбку с ее лица.
Лина промолчала.
- Значит и подозревать не в чем. Я прошу тебя быть осторожнее. Ты ведь знаешь его характер. Хотя бы обеспечивай себе алиби, что ли. Он ведь простит тебе все что угодно! Дура, ты хотя бы знаешь, как он к тебе относится?!
- А тебе-то что? – искренне удивилась девушка.
Фишер задумчиво погладил ножку бокала и пригубил вина, которое оказалось слишком кислым. Сейчас все зависело от того, что он ей ответит, у него был только один способ поставить на ноутбук Лины программу-шпион. И ему следовало играть свою роль хорошо до конца.
- Что бы ты ни думала, он мой друг, - ответил Ингвар. – Я никогда не рассматривал его как вещь, в отличие от тебя. Если ты не заметила до этого, выгоды мне от него нет никакой, он и в издательстве числится-то… Моими молитвами. И, если ты вдруг забыла, весь ваш семейный бюджет в моих руках. Ты не настолько хороша как хозяйка, чтобы я платил тебе такие деньги. Он не настолько хорош как журналист. Так что вы получаете это исключительно потому, что нравитесь мне, я так хочу.
- Значит, все, что мне нужно делать – это нравиться тебе? – Лина встала и зашла за спину Фишера, положив руки ему на плечи и начав аккуратно их разминать.
- Полагаю, ты совершенно права.
Лина наклонилась и прикоснулась губами к его шее. Ее руки продолжали разминать его плечи.
- Ты готова делать всё, что угодно, лишь бы только получать эти деньги? – едва скрывая раздражение, поинтересовался он.
- Я полюбила тебя еще до того, как ты стал мне платить, не забывай, - острые зубки восхитительно осторожно прикусили мочку чувствительного уха. – Но, естественно, мне вовсе не хочется разонравиться тебе и остаться ни с чем.
Фишер резко поднялся, ударив ее плечом в подбородок, грубо схватил ее за талию, перекинул через плечо и отправился в спальню.
- Глупая, никчемная, грязная, продажная сучка, - прошипел он ей в лицо, кидая на кровать и пинком закрывая дверь.
- Ты со всеми такой жестокий? – сыто поинтересовалась Лина, лежа у него на плече и рисуя на груди пальчиком какие-то неведомые узоры.
- Нет, - честно ответил Фишер. – Просто мне противна твоя мотивация.
- Когда я встретила Ларса, я понятия не имела, что есть ты, - прошептала Лина, прижимаясь к Ингвару так крепко, как только могла. – Если бы я знала, то ответила бы ему отказом, но я не знала, а теперь не могу остановиться… К тому же… Ингвар, я же вижу, что не нужна тебе. Точнее… Нужна, но на какое-то время и не так. Мы, женщины, куда проницательнее мужчин. Ты плетешь что-то, и тебе нужна я, и Ларс тебе вовсе не такой друг, как ты говоришь, иначе ты не лежал бы здесь. Из той же дружбы хотя бы. Ингвар… Ларс был моим первым и по совместительству единственным до этого вечера мужчиной. Я просто не знаю, как себя вести, что говорить, я… Я влюбилась в тебя с первого взгляда, еще когда ты помог мне донести сумки, это была единственная случайность в наших с тобой отношениях, если можно их так назвать, и я боготворю ее, потому что тогда ты был… Совсем не таким, как теперь. Я влюбилась в тебя, хотя еще не знала, кто ты, сколько ты зарабатываешь, где живешь… Я ничего не знала, но почему ты думаешь, я впустила тебя в дом? Я не хотела, чтобы ты уходил. Я и сейчас не хочу, чтобы ты уходил, даже если ты пообещаешь вернуться, даже в туалет!!! Я люблю тебя, Ингвар, - Лина заплакала и уткнулась носом в его плечо.
- И долго ты еще собираешься продолжать в том же духе?
- Ты не веришь мне?
- Верю. Вы, женщины, хорошие актрисы. Но ты – исключение. Актриса из тебя отвратительная.
- Я… я не знаю, Ингвар… Мне… мне нужно какое-то событие, повод, что ли… Внешнее воздействие… Пусть он сам меня бросит, в конце-то концов!
- Ты же знаешь, что он никогда не сделает этого, - Фишер запустил пальцы в волосы Лины, и та вздрогнула от неожиданной ласки. – Но у меня есть кое-какая идея.
Никогда еще его планы не реализовывались так просто, как теперь. Ингвар был доволен, он чувствовал, что делает все верно, что его план, уже начавший трещать по швам, теперь срастается.
- Какая? – все еще всхлипывая спросила девушка.
- Я поставлю на твой ноутбук программу, которая отследит нашу с тобой переписку. Ты изменишь мой ник на ник Лотара. В удобный момент эта переписка попадет в руки Ларса. Соответственно, у вас все будет кончено, и ты сможешь перебраться в один из моих загородных домов, где я присоединюсь к тебе, когда закончу все свои дела здесь.
Раскрывая карты, Фишер не рисковал ничем. Даже если Лина откажется, переписка всплывет все равно. Даже если она станет доказывать обратное – ей веры не будет, он позаботился о том, чтобы Ларс хорошенько помариновался в собственных подозрениях на ее счет. К тому же, слова давно перестали быть доказательством чьей-то вины. По крайней мере, в том суде, где рассматривалось дело его единственного друга, убившего его жену и, предположительно, ребенка. Собственно, Фишер рассчитывал как раз на то, что Лина откажется, это было бы удобнее всего. В таком случае он укрепился бы во мнении, которое составил о ней еще во время инцидента в собственном доме, и брешь в его безупречной обороне была бы устранена.
- Я согласна, - тихо сказала Лина, приподнимаясь на локтях и глядя в глаза Фишера. – Правда, согласна. Если это единственный вариант… Только… ему же больно будет… У него же больше никого нет… У меня ведь будешь ты, а у него… у него кто будет?
Ингвар моргнул. Затем моргнул еще раз. И еще. Если на секунду допустить, что Лина говорит искренне, получается, что она готова отказаться от обеспеченной жизни с ним ради непонятно какого существования с «бедным Ларсом» только потому, что, по ее мнению, Ларс будет несчастен. Жалость – великое чувство, удел слабых женщин, недоступное для мужчин.
- Все будет хорошо, - неожиданно для самого себя пообещал Фишер, привлекая ее к себе и накрывая ее губы своими.
В этот раз все вышло иначе. Он смотрел на нее совершенно другими глазами, она застенчиво улыбалась и гладила его по щеке. Поцелуи получались глубокими, теплыми и немного солеными, потому что она плакала. Ее хрупкое тельце дрожало в его руках, такое чувствительное к самым незначительным прикосновениям. Он целовал каждый сантиметр ее нежной кожи, а она плакала. И потом, когда он встал, чтобы принести ноутбук и выполнить свое намерение, Лина пошла с ним. Только потому, что не хотела отпускать его даже на секунду, и он не разозлился, усадил ее себе на колени и позволил посмотреть, как работает профессионал.
- Забавно, - проговорил Фишер, когда установка была завершена, ники изменены, ноутбук выключен, а часы показывали начало шестого утра. – Только этой ночью мы с Ларсом говорили о бабочках.
- О бабочках? – удивленно спросила Лина.
- Это то чувство, которое возникает у тебя в животе, и поднимается к груди, когда любишь кого-то. Оно появляется только тогда, когда ты встречаешь свою вторую половинку, единственный раз в жизни. Он говорил о тебе, это было ясно. А теперь…
- Я не могу быть его половинкой, потому что мои бабочки думают о тебе, - сказала девушка, положив голову на грудь Фишера, от чего по всему телу разлилось приятное тепло.
- Мои бабочки умерли, - в который раз ответил Ингвар. – Боюсь, я…
- Это ничего, - прошептала Лина. – Моих бабочек с головой хватит. И если ты захочешь уйти, я не стану тебя держать. Потому что… Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Когда ты взял мои пакеты, тогда, под дождем, ты был… Очень, очень несчастен…
- И именно поэтому ты ходишь за мной хвостом, даже когда я в уборную отлучаюсь, - хохотнул Фишер.
- Именно поэтому, - серьезно ответила Лина. – Ведь если ты уйдешь завтра… Я хочу, чтобы у меня было как можно больше воспоминаний о тебе.
- Я не уйду. Ни завтра, ни послезавтра, ни на следующей неделе, ни в следующем месяце.
- Дальше месяца загадывать боишься? – девушка хихикнула.
Ингвар не ответил. Сквозь плотно задернутые шторы пробивались первые лучи редкого гамбургского солнца. Фишер поцеловал спящую девушку в лоб и на самом пороге сна поймал себя на том, что впервые за долгое время глупо улыбается непонятно чему. Он решил подумать об этом, когда проснется, перевернулся на бок, обнял теплое женское тело и почти сразу заснул, не успев додумать без сомнения важную какую-то мысль. В этот раз ему впервые за долгие годы одиночества не снились кошмары.