Цепляя одно к другому

Валя защитила диплом. Ужас-ужас!

То есть, конечно, это замечательно. Диплом – венец длившихся целый год изысканий в области... «Валя, девочка моя, скажи, как звучит тема твоего диплома? – Ой, ну зачем тебе, ма, не парься, а? – Интересно! Скажи! – Гидрирование олефинов в двухфазных системах на основе воды или ионных жидкостей с использованием родий-содержащих катализаторов – М-м-музыка сфер. Каждое слово в отдельности понятно, а вот собранные вместе... – Говорю же, не парься. У нас есть что-нибудь вкусненькое?..» Венец Валиной борьбы с собственной ленью. С необоримым желанием раскинуть руки, как крылья, при этом чем меньше пространства вокруг, тем сильнее желание, шире размах крыльев – и падают-падают на кафельный пол пробирки и реторты, разбиваются вдрызг, брызжут во все стороны кислоты и щелочи (и олефины), если не выпить тут же как минимум литр молока, можно отравиться. Со злостью на урода, из-за которого стенки единственного в лаборатории автоклава оказались за... «Валя, ради бога, пощади мой слух! – Ха! ты еще не знаешь, как мы называем процесс изготовления вещества, хочешь, скажу?» ...каким-то ядреным реагентом – и две недели потом она билась головой о неразрешимое: отчего это у любимых ионных жидкостей такие странные свойства...

Концепция диплома вырисовалась в последние две недели. Долгое время апостериорные данные не подтверждали априорных предположений и, хуже того, не складывались ни в какую стройную картину – это как варишь-варишь борщ, потом, зажмурившись от предвкушения, пробуешь его… Фу, что за странный, где-то даже отвратительный вкус! Вся работа насмарку. Девочка готова уже была депресснуть по полной программе. «Босс» – научный руководитель, 37-летний доктор химических наук, очень нервный человек, из-за малейшей причины срывающийся на крик («но на меня, ма, ни разу не накричал, ручку в сердцах бросал, это было, но чтобы голос повысить – нет») – успокаивал: «Ничего, мы же прикинули, что должны получить, подгоним». Подгонять не пришлось. Когда писала обзор литературы, случайно обнаружила ключи для осмысления результатов под иным углом. Не до конца уверенная, что это действительно ключи, указала на них «боссу». Тот напряг могучий мозг (моск) и воскликнул: «О!». Диплом сросся.

Я поняла, что Валя блистала на защите, по необычно высокому – счастливому – тону ее голоса: сразу, как только «отстрелялась», она позвонила мне, мол, все закончилось и все хорошо.
Из десяти строгих членов комиссии «только одна тетечка» задала серьезный вопрос. «О сущности реакции. Она органичка и думала, что подковырнет меня, потому что каталитики – а я каталитичка («кто-кто, Валечка?») – как правило, слабо разбираются в реакциях. Х-ха! Не тут-то было!» Остальные придирались по мелочам.
«Босс» присутствовал – сидел в дальнем углу, отвернувшись и зажав уши ладонями. Понимаю его. Когда Валя пригласила меня на защиту, первый порыв был – «да!», но тут же я представила, как буду нервничать («помню-помню, как ты вела себя во время моих вступительных экзаменов!»), и решила остаться дома.

К слову, дочь у меня не только умная, но и красивая.

Но вернусь к ужасу.

Однажды (не могу в точности сказать, когда, – может, пару десятилетий назад, а может, и в детстве) я вообразила себе картинку: есть некая шкала, по ней от отметки «ноль» к… к крайней правой отметке не торопясь, но безостановочно скользит бегунок. Для большей художественности хорошо было бы его описать, сравнить с ржаным зернышком или жучком-козявкой. Но в подробностях я идею не разрабатывала, а выдумывать сейчас спешные метафоры не хочется.
Бегунок этот я.

Среди обыденности картинка вспоминается крайне редко, почти никогда. Она стянута в тугую точку и слабо пульсирует в анабиотической дремоте где-то среди складок коры правого полушария (именно справа меня всегда атакует мигрень). Но в моменты, фиксирующие окончание дочерью чего-нибудь официального – детсада-школы-университета, – точка лопается. А, черт! – в сравнении с предыдущим разом, когда я рассматривала эту шкалу, бегунок существенно продвинулся к ее правому краю!
А мне… мне хотелось бы обосноваться где-нибудь посередине: ни шагу вперед! И более того, если выпадет возможность, коротко дрейфануть в сторону нулевой риски. Расстояние в две пятых шкалы от начала меня бы вполне устроило.

Знаменательное в моей и Валиной жизни событие произошло 6 июня, в день рождения Пушкина – очень легко запомнить дату. А вот мой диплом ни к чему такому привязан не был, и какого именно февраля много лет назад я блистала, уже выскользнуло из памяти...

***

Пушкинский ДР российским телевидением никак не отмечался. Только по «Культуре» показали пару экранизаций, да программа «Вечер с Тиграном Кеосаяном» на Рен-ТВ была посвящена русскому языку.

В последней выступал... к сожалению, нет печатных знаков, которыми бы можно было передать восторженные придыхания ведущего... «писатель, литературовед, профессор МГУ Владимир Новиков». Писатель твердо заявил, что хотя сейчас громко, беспрерывно и разными голосами вопят об утрате нами великого и могучего, особенных причин для воплей нет. Язык жив, развивается. А если кому не любо, как в телевизоре изъясняются представители разного рода властей, так надо этих представителей поменять на других, которые говорят лучше, сам же телевизор снести на помойку. Прописные истины, поэтому отнесем первую половину речи Новикова к разряду чистой риторики.
Во второй половине он занялся классификацией. По-новиковски, русло современного русского языка делится на три основных рукава: благородный язык, богемный и плебейский.
Благородный – это, понятно, правильный литературный.
К богемному относится, например, кинематографический жаргон. «Вот скажите, как киношники… – Ой-ой-ой, кинематографисты ужас как не любят слова “киношники” (это Кеосаян причитает) – …ну хорошо-хорошо, и все же, как они называют процесс записи звукового сопровождения к фильму? – “Озвучание” или “озвучка” – Вот! Правильно! А норма – “озвучивание”!»
Плебейский язык – все остальное.

Писателя сменила ведущая передачи «Говорим по-русски» на «Эхе Москвы» Марина Королева. Первым делом она обозначила два рубежа, на которых будет отстреливаться до конца – «Дайте же мне скорее пистолет, пусть он будет хоть с резиновыми пулями, хоть газовый!».

Один рубеж – это... угадайте с трех раз – правильно!.. «ты мне позвОнишь?». Мне кажется, уже и младенцы знают, какой слог в этом слове следует ударять, просто к нужному произношению надо привыкнуть, вопрос времени. А вот о другой ошибке ревнители классической орфоэпии не упоминают никогда – интересно, почему, не режет слух? Львиная доля людей, в том числе и благородных, вместо «включИт, подключИт, заключИт» говорит... сами знаете что.

Второй рубеж – албанский.

О, кстати, читала на днях Чуковского «Живой как жизнь». Обнаружила интересный момент:
«Теперь даже трудно поверить, какие слова показались в ту пору, например, князю Вяземскому низкопробными, уличными. Слова эти: бездарность и талантливый. “Бездарность, талантливый, – возмущался князь Вяземский, – новые площадные выражения в нашем литературном языке. Дмитриев правду говорил, что “наши новые писатели учатся языку у лабазников”».
«Албанский» и «лабазники» очаровательно созвучны.

Заклеймив албанцев, Марина Королева в следующую минуту их простила. Мол, это великолепная языковая игра, которую придумали крутолобые лингвисты. Она, Марина, всегда с большим интересом и уважением относилась к подобным упражнениям, и ладно бы, и молодцы ребята, если бы все эти «превед, медведы» не попадались на глаза детям, которые, среди прочего, отличаются от взрослых неустоявшимися орфографическими навыками.

Еще она говорила, что в устной речи утрачивается классическая русская интонация – плавная, размеренная, с повышением тона к середине предложения и понижением – к концу. Люди все больше и больше говорят, интонируя по-американски, задирая голос к концу предложения. Ну а что, резонно.

Ладно, хватит о телевизоре. Я его уже три дня не видела и не особенно скучаю.

***

Немного об играх в буквы посредством айсикью.

C: парень в фулфейсе, все дела, прыгает по скамейкам, ездит по лестницам и т.д. (речь о маунтинбайкере. – АВ)
V: что такое фулфейс? шлем?
C: да
V: я догадалась!
C: афигенно сложно было :-D
V: так! срочно пристраивай мысленно такой же фулфейс к своей голове, потому что щас последует виртуальное «в глаз!»
C: не буду пристраивать, с бланшем похожу
V: интересно, почему бланш? ведь это слово означает белизну
C: видимо, синяки пудрили :-D
знаешь, мне кажется, англичане вряд ли смогут прочитать слово «мироощущение» или «вспоможествование», Кристина Райх (мать австрийского горнолыжного чемпиона Бенджамина Райха. – АВ), к примеру, не может выговорить имя Гена :-D
V: ой, подожди, на эту тему сегодня только читала
вот!
«Сорок лет назад, впервые поехав в Польшу, я с места в карьер стал учить польский. Он давался мне легко, но на самых головоломных словах я спотыкался. Как-то в гостях я безнадежно увяз в слове odziedziczyc (унаследовать), согласные которого различаются исключительно мягкостью/твердостью и звонкостью/глухостью: джь-джь-ч-чь. Эти признаки есть и в русском, но нет ни фонемы «дж», ни твердого «ч». Я в который раз пытался продраться сквозь этот фрикативный частокол, когда хозяйка сказала:
- А ты не старайся, ты так легонько, по верхам: odziedziczyc - понимаешь? - она повела ручкой и пошевелила пальчиками в знак полнейшего пренебрежения.
Я понял и, как под гипнозом, без запинки исполнил:
- Оджеджичычь.
В дальнейшем я неоднократно применял эту безмятежную технику и даже обучал ей американских студентов, не всегда справляющихся с богатым и широко востребованным словом environmentalism, достойным внимания культурных девушек типа Фимы Собак».
это Александр Жолковский в РЖ, статья "Коснуться до всего слегка".

9 июня 2007