Сентябрьские ночи. 3

Лежу, уткнувшись носом в подушку. На улице ночь. Она плачет весенним дождем. Горько плачет. Я плачу вместе с ней. Мне больно. Очень больно. И безумно одиноко. С каждой слезой меня покидают жизненные силы.  Та немногая часть сил, которая осталась. Я устала. Устала от потерь, от боли. Меня бьет мелкая дрожь. Я только что пришла с похорон…
***
Сижу дома. Мне пришлось уйти от подруги. Неделю назад, в три часа ночи, мне позвонила Аня. Она плакала. Сквозь слезы она рассказала, что беременна от Левы. Рассказала, что родители узнали об этом, что ее выгнали из дома. Что она стоит под дождем в ночной рубашке, босиком. И Что Лева ее бросил. Он испугался…
- Я хочу умереть, - всхлипывает, - что мне делать?
Успокаиваю, говорю, что сейчас приеду. Узнаю, где она – у нас во дворе. Кладу трубку. Быстро запрыгиваю в валяющиеся на полу джинсы, хватаю со стула футболку, одеваю ее. Подбегаю к столу, беру деньги и, одев шлепанцы, в дождь, бегу на дорогу ловить такси.
Приезжаю, вижу ее. Она сидит на асфальте. Мокрая, продрогшая. Обнимаю. Поднимаю с земли и мы идем к Лере, нашей общей знакомой. Я знаю, что она живет одна и сможет приютить Аню у себя.
Поднялись на третий этаж старой хрущевки, стучим в железную дверь.
Лера приняла ее, мы растерли Аню, напоили горячим чаем с лимоном. Она уснула.
- Аня поживет у тебя? Я боюсь, она сделает глупость, если рядом с ней никого не будет.
- Я работаю. Будем по очереди сидеть с ней. Я тебя буду предупреждать, когда выхожу, ты приезжать и сидеть с ней, пока я не вернусь.
Так мы и делали. Вроде бы в течение пяти дней Аня немного успокоилась. Она начала есть и даже разговаривать. В тот день мы смеялись, строили планы на будущее.
- Будем жить вместе, - говорила Лера, закуривая сигарету, - ты, Анечка, будешь сидеть дома. Убираться, готовить, ухаживать за нашим ребеночком. А мы будем работать. Зарабатывать на еду и одежду.
- Да, - кивала весело Аня, - буду ходить за продуктами. А малыша мы назовем Лешей. Будет нашим защитником. Станет великим человеком!
- Ньютоном! – восклицает Лера.
- Нет, Чайковским, - возражаю я.
Мы смеемся, чокаемся чашками с чаем.
Потом я иду домой. Мне не хочется уходить. Внутри засела злобная кошка. Она скребет, точит когти о мои внутренности. Жует мое сердце, вонзаясь в него острыми зубами. Но домой надо. Я успокаиваю себя: «Все хорошо. Анюта оклемалась, с ней Лера»…
В пять утра меня поднял телефонный звонок…
- Приезжай.
… Леру в тот вечер вызвали на работу. Аня уже спала. Решив мне не звонить, дать выспаться, Лера ушла.
- Я думала, - ревет, сидя на полу, - что может случиться? Ведь мы так хорошо сидели… все спланировали. Я думала, она смирилась, поняла…
Лера вернулась с работы тревожная. Ей всё казалось, когда она сидела на кухне в кафе, где работает, что Аня зовет ее… просит помощи… как и мне, когда я спала… она звала нас… я не проснулась, я не смогла проснуться, вырваться… А Лера просто не хотела верить…
Она зашла в ванную комнату и увидела Аню, лежащую под водой в одежде… под алой от крови водой… было слишком поздно…
***
Я вспоминаю это, вспоминаю похороны. Родители Ани смотрели на гроб с непонятным мне облегчением. Как будто избежали чего-то ужасного. Никакого намека на то, что они потеряли дочь. На них смотрю и понимаю, они рады, что позор обошел их стороной.
- Хорошо, что она умерла, - тихо сказал ее отец в коридоре мне вслед, когда я выходила в подъезд, чтобы покурить, - вы не виноваты в том, что случилось. Этого хотел Бог.