И он пришел...

  Откинув полы плаща, Джек присел на край крыльца рядом со мной. Холод осени сковывал движения. Он потер зябнущие руки.
  - Я оставил ее на заднем дворе. 
  - Ты болен – ответил гость.
  Я поднял глаза и посмотрел на уже холодное море. Его волны лизали песчаный берег грустно шелестя, будто осенние листья. В этом месте было что-то волшебное. Здесь исчезала повседневная суета, время успокаивало свой бег и даже мысли не могли сопротивляться пропитавшему все вокруг, холоду поздней осени.
  Детектив достал сигарету. В воздухе запахло дорогим табаком.
  - Она жива? – голос прозвучал как-то неправильно, будто он уже знал ответ.
  Я промолчал. Волны набегали одна на другую, гипнотизируя, унося мысли в прошлое на два месяца, когда все началось.
  В тот вечер, небо горело изливая алым, будто кто-то выплеснул из-за горизонта ведро краски. Город стал меняться. Сточные канавы зашумели грязной водой, люди посмурнели, стали неприветливыми, обросли плащами и куртками. Вооружились зонтами.
  Мир неожиданно заиграл новыми красками.
Дорожки в парках укрыл ковер из облетевших листьев. А в воздухе появился запах увядающей жизни.
  В тот вечер, пряча под своей тенью нечто страшное, в наш тихий город пришла осень.
На следующие утро дворник разгребавший метелкой грязь в центральном парке обнаружил труп молодой девушки. Эмма Берш. Как писали позднее газеты, она работала официанткой в  одном из ночных клубов. Вела распутный образ жизни. Эмма возвращалась в тот вечер домой… не дошла.
  Наверное, новость об убийстве подобной девушки, не сумела бы задержаться в головах людей, если бы, не одна любопытная деталь. У задушенной бедняжки руки заканчивались сразу же после локтей.
  Осенняя хандра рождала в умах людей тоскливые мысли о странном символизме подобной смерти.
  К нам в офис эту новость принес мой сосед по рабочему месту, безумно надоедливый юрист Штибер. Благодаря ему я до семи вечера слушал воодушевленные споры коллег. Они тихо посмеивались, расслабленно болтали, пока я разгребал кучи бумаг для шефа. Он требовал финансовый отчет  по всем делам связанным с новой компанией по грузоперевозкам.
  Следующий день продолжился не лучше. Головная боль, которая преследовала меня последние недели и отступившая только вчера, снова вернулась. Да еще эти лампы над головой. Они жужжали так, будто в эти стеклянные трубки поместили свору чокнутых жуков и заставили плясать.
  К обеденному перерыву моя голова превратилась в ватный ком. Глаза болели, словно кто-то с остервенелостью садиста давил на них изнутри.
  Нас было четверо за столиком для курящих. Третьем слева от двери ведущей в туалет.  Не смотря на близость с уборной, здесь было весьма уютно. Ты можешь наблюдать за всеми, оставаясь почти незаметным.   
  Приятели, как и в прошлый день продолжали обсуждения по теме убийства. Речь клерков разбавлял крепкий кофе и табачный дым. Уже тогда голоса стали более веселыми. Штибер позволил себе неосторожно пошутить над «бедной девочкой» потерявшей один из главных рабочих инструментов.
  Я оставался безучастным.
  Две сигареты и крепкий кофе без сахара немного пришибли сверчка, который скреб по моему черепу  где-то в центре башки. Боль поутихла.
  Но это не избавило от сотен назойливых цифр из так и не дописанного отчета. Еще на моем столе справа от пишущей машинке лежала извилистая башня из личных дел. К каждому из них прилагался приказ или записка с угловатым почерком шефа. Все это следовало привести в подобающий вид до конца месяца.  Сам шеф считал подобное поручение немалой честью, выражающей доверие.
  Как свободный гражданин нашей великой страны, в прошлом месяце я позволил себе с этим не согласиться. За что был лишен премии.
  Бумажные листы шумели, создавая должную атмосферу хмурому пейзажу осени за окном. Цифры кружили перед глазами, гипнотизировали, и мне порой казалось что я вот-вот сайду с ума.
  Два дня назад мне приснились грязные улицы. Два дня назад в наш город пришла осень.
Капли извилистыми дорожками скатывались по лобовому стеклу. Колеса машины разрезали скопившиеся на дороге лужи. Я впервые не спешил. Впервые в место того чтобы думать о жене, я прокручивал в голове все что слышал об убийстве. Представлял себе посиневшее тело на мокром асфальте, чуть прикрытое багровым покрывалом из опавших листьев.
  Запах гнилой листвы в воздухи был на удивление приятным.
  Спустя несколько дней разговоры об убийстве поутихли. Темы бесед плавно перетекли в русло бытовых проблем. И хотя местные газеты еще без малого неделю перепечатывали новые подробности минувшего события в колонке главных новостей, с комментариями пресслужбы полиции, люди все реже возвращались к нему.
  Люди быстро забывают. Страхи живут долго. Они протягивают свои корни сквозь время, врастают в саму его суть. Поэтому для людей важно тонуть в болоте рутины. Важно не видеть снов. Я вижу сны. Я вижу в них грязные улицы города.
  В конце недели, на исходе дня хмурую серость опалило лучами холодного солнца, прорвавшего завесу свинцовых облаков.
Осень напомнила о себе двух недельным дождем и новыми приступами головной боли. В окно непрерывно стучали капли дождя.
  Я снова видел сон. Грязные улицы.
Поздний рассвет, ранний вечер. Лампы над головой теперь горели на протяжение всего рабочего дня. Их жужжание просто вскрывало череп. Да и этот сверчок в моей голове, оживился не на шутку. Он продолжал бегать, скрести своими маленькими лапками по костям черепа и щелкать. Щелкать.
  Сигареты и кофе больше не помогали.
  24 сентября городскую грязь прикрыл первый снег. Это было красивое явление. На несколько минут город очистился. Его улицы стали ангельски белыми. К десяти утра бархатный костюм посерел, набух сырой тяжестью, а когда стрелки часов велели мне отправляться на обеденный перерыв, он и вовсе расползся, превратился в густую темную массу. Это город вернул себе истинный вид.
Вечером зарядил дождь.
  От дома к дому, пересекая улицы и переулки, проносясь по лестничным клеткам, тесным кухонькам многоэтажак, душным офисам и тесным курилкам, расползался боязливый шепот. Сидя под искусственным светом ламп, люди осторожно говорили о новом убийстве.
Сюзи Фрейд – секретарша шефа. Жена сказала мне, что ее нашли в сточной канаве. Среди мусора и талого снега смешанного с грязной водой. Ее безрукое тело лежало в сотне метрах от парка, где была обнаружена первая жертва. И в двадцати от станции метро, куда она и направлялась.
  Из трех лампочек в люстре, горело только две. Почему то это меня безумно разозлило. Даже больше чем присутствие Джека на моей кухне и отсутствие разогретого ужина!
Сара стояла прислонившись к плите. В руках она сжимала чашку с горячим чаем и напряженно смотрела на меня. В метре от нее, за кухонным столиком сидел Джек.
Я видел, как они переглянулись, прежде чем он спросил меня о Сюзи Фрейд.  Кто-то из коллег сообщил полиции, что вчера после работы она садилась в мою машину. Я не стал отрицать.
  Подвозил?
  Да. И что такого?
  Были ли мы знакомы?
  Нет. Я и имени то ее не знал до того вечера. Видел каждый день, но я не сторонник служебных романов.
  Почему подвез?
  Попросила. Не сумел отказать красивой девушки. К тому же мне было по пути. Я всегда возвращаюсь домой этим маршрутом. Минуя станцию метро на «речной», городской парк.
  Он задавал еще какие-то вопросы. А я только боялся того, что Сара могла ему рассказать. Боялся, что он мог заметить через неприкрытую дверь в ванную мой грязный костюм, замоченный в тазике. Еще я боялся того, что он может увидеть, если возьмется обыскать мою машину.
  Кофе кончилось вместе с вопросами. Джек сделал вид будто поверил мне. Попрощался, поцеловал Сару, пожал мне руку. Я слышал, как она затворил дверь за ним. Но только не сразу. Уходя, он что-то сказал ей. У них были секреты от меня.
  Сара ушла в комнату, а я еще долго оставался на кухне. Сверчок в голове тихо скреб.
Доктор сказал, что это мигрень. Дурак, даже я знаю, что дело не в этом.
Голова болела с самого утра. Лампы над головой, которые теперь представлялись мне колбами набитыми саранчой, жужжали с удвоенной силой. И сверчок в голове, он всё щелкал и щелкал. В какой-то момент мне захотелось схватить массивную стеклянную пепельницу со стола и вскрыть себе череп. Только для того чтобы убить этого ублюдка, растоптать…
После обеда пластиковая коробочка на моем  столе, которую я в шутку называл «глоткой боса» пикнула и раздраженный голос, пригласил меня к себе. Отчет так и не был готов.
Жирная скотина отчитала меня как ребенка. Разъяснил во всех подробностях, насколько я бесполезен на занимаемой должности.
  Через два дня его тело нашла старушка выносившая мусор. Конечности отыскали в мусорном контейнере через квартал.
  В прошлый вечер я задержался после работы. Домой вернулся поздно. Сара с истерикой требовала объяснений. Где я был?! Я сказал ей, чтобы она просто заткнулась.
В ту ночь мы спали отдельно. В ту ночь мне снова приснился грязный город. С неба падал снег. Жители города, как и он, красивы в падении. Их жизнь короткая вспышка. Истину открывает время. Неизменно каждый из них в итоге превратится в мерзкую жижу. Они гниют изнутри.
  Джек затушил окурок и поднялся с крыльца.
  - Я хочу увидеть тело – сказал он.
  В эту ночь мне снова приснился сон. О плохом полицейском.
  Как и подобает воспитанному хозяину, я пропустил гостя вперед. Мы не стали входить в дом, прошли через сад.
  Джек успел достать пистолет, не успел выстрелить. Я воспользовался ледорубом.
Дождь превратил дворик в бассейн грязи. Мой друг упал рядом с тем местом, где я закопал его любовницу. Могила Сары выделялась небольшой горкой свежей земли.
  Теперь нужно закопать Джека. Вернуться домой, вымыться, выстирать одежду. Завтра снова на работу. Потому что я выбран для того, чтобы судить вас. Я знаю ваши грехи. Я вижу грязь на улицах этого города.
               
                Александр Шилов 31  августа