Отчего горят леса

В Москве стояла аномальная жара, побивавшая все рекорды предыдущих показателей, а кризис температуры привел к кризису мышления в мозгах Ивана Петровича с такой чрезвычайностью, что он стал делать научные открытия. Но это потом он узнал, что научные, а тогда он рассуждал на основе фактов и ненависти к тем обстоятельствам быта, в которых очутился.
Его внучки в Отрадном приехали с дачи и перед отправкой в детский лагерь сидели одни дома, Иван Петрович посчитал своим долгом приехать к ним и развлечь. И вот он в Отрадном. Тридцатое июля как твердо помнит Иван Петрович. Пошли в кинотеатр «Байконур» на какой-то японский фильм. Лажа. Бесформенный как медуза в постановке вопроса что такое счастье. Не то что как в его детстве советские фильмы для детей такого уровня, что сейчас кажутся непостижимыми при стремлении к идеалам достичь счастья в жизни.
А после кино, буфета вышли в то, что должно было называться парком и несколько гектаров выжженной земли с редко рассаженными чахлыми деревцами кое-где, выжженной травой и аттракционом самого примитивного образца: горкой со ступеньками забраться на высоту человеческого роста и козырьком ширпотребной конструкции, качелей сидеть на досках, и стенки с деревянными стержнями.
В одном месте стояла установка накачивать шары и штат женщин надувать шары и продавать. Но вокруг ни души. И женщины держались за счет воды в баллоне, доставленном им и из которого то и дело опрыскивались.
Старшая внучка узнала в девчонке в этой компании подругу по школе, они с улыбкой поздоровались, с улыбкой пообщались, а после старшая обратилась к Ивану Петровичу: «Пойдемте домой».
И Иван Петрович с обеими внучками ретировались с театра представлений, а у Ивана Петровича было впечатление в том, что они бежали как с поля боя с места событий их похода с интересом получать впечатления от развлечений, а никакого чувства не осталось в душе, кроме ощущения грядущей, гнетущей жары с такой тяжестью давящей на мозг, что об остальном ни о чем не хотелось думать, как только попасть домой в спасительный холодок. С раздражением в душе иногда переходящем в откровенную злобу перед обстоятельствами.
Иван Петрович посоветовал внучкам помыться в холодном душе, а уже дома, когда слушал радиоканал РСН, то по нему выступали то Игорь Чубайс, то Митволь и проходились по коммунистам тем, что они расстреливали людей, занимались беспределом, вот оказывается кто виноват в жаре и что не поливают.
А когда Милосердов в диалоге с Митволем упомянул о точечных застройках в Москве и прочих делах Лужкова, то Митволь повысил тон и закричал на Милосердова: «Кончайте заниматься хамством!»
А Ивану Петровичу вспомнилась Москва при советской власти, как поливали улицы Москвы и доходило до абсурда, что в сюжете продергивалось в «Фитиле», что и во время дождя поливали.
А теперь воды нет, полить не только асфальт, но и траву, деревья. Все в этом городе происходило наоборот, Москва при советской власти благоустраивалась. Она строила не только дома, но и систему энергоснабжения Москвы, водоснабжения, строила фонтаны пережить жару в пекле лета и фонтанов в Москве пятьдесят. А взять фонтаны в Москве, Сокольниках, так такие, что рядом можно пережить любую жару.
А теперь воды не оказалось даже полить газон и деревья, и деревья погибнут и станут падать. Москва уже не благоустраивается, а разрушается. А почему? В Москве строится только элитное жилье, отмываются грязные деньги мафии, и Москва перенаселена до такой степени, что это уже не грозит, а является надвигающейся катастрофой на Москву.
Когда Иван Петрович бывал на Кутузовском проспекте и видел небоскребы долгостроя, то сердце его сжимала тоска оттого, что эти дома ему казались чудовищами, которые высосут все соки из Москвы и сделают жизнь в Москве невыносимой из-за смога, из-за пробок, из-за недостатка воды и электричества. Или нервы у него не в порядке.
Но Иван Петрович вспомнил как во время передачи один из выступавших круглого стола с доброй усмешкой заметил: «Прохаживаемся по товарищу Сталину, а ведь энергетика, водоснабжение только те, которые созданы под его руководством.»
Но до каких же пор в Москве как в городе дураков все события и диалоги о них будут иметь обратные значения смысла слов, как наоборот. Как в произведении Михалкова Сергея «Жил человек рассеянный с улицы Бассейной». Как это там у него:
«Стал натягивать гамаши, говорят ему: «Не ваши»,
Стал натягивать пальто, говорят ему: «Не то».
Как, например, эпитеты Игоря Чубайса и Митволя о коммунистах, когда при коммунистах мы были первой в мире космической державой, первыми запустили корабль в космос и много чего еще. А если кризис наступил в стране, то при Ельцине, Горбачеве, а они предали партию и уже стали не коммунистами, а демократами.
А Лужков? Он как раз представлял в сознании Ивана Петровича это значение наоборот с точки зрения его реформ, смысла восклицаний как патриота Отечества и того темного феодального содержания этих преобразований, какие они имели для Москвы и москвичей.
Иван Петрович как сейчас помнить как еще в начале девяностых Лужков, мелькая в кадрах, уверял: «Элитные дома будем строить в ограниченном количестве. Возводим один дом, анна вырученные деньги ломаем десять хрущевок, строим для москвичей современное жилье и переселяем их туда.»
А на самом деле строилось только элитное жилье, но не для трудящихся, а людей с деньгами и в подавляющем большинстве людей зарубежья и Москва перенаселена.
Иван Петрович хотел бы задать вопрос участникам круглого стола: «Но почему в Казани строится только социальное жилье, а как было восемьсот тысяч жителей, так и осталось? А семьсот улучшили свои жилищные условия.
А в Германии например этот вопрос возник в том веке в девяносто первом году в ГДР и часть домов поломали, построили высотные на их месте, а часть усилили в каркасах и достроили до восьмиэтажных.»
У нас считается то, что Россия просвещенная православная страна, но в то же время в науке познания у нас царит такое средневековое невежество, что ужас обуревал Ивана Петровича, когда одна женщина в интервью по радиоканалу РСН воскликнула по поводу цен на квартиры в Москве, что дороже, чем в Нью-Йорке: «Но ведь Москва это тоже великая держава, как Нью-Йорк».
Ужас. В Америке в Нью-Йорке зарплата трудящихся более, чем в десять раз больше, чем в Москве и безработный может снять себе сносное сосуществовать жилье. А в Москве средняя зарплата трудящегося пятнадцать тысяч рублей и даже если тот, кто честно трудится, не будет тратить зарплаты, то за год может накопить на два метра жилплощади. Это же рабовладельческие отношения.
И не спрос определяет предложение, а предложение – спрос. В Китае предложение сделать государство великим, улучшить жизнь трудящихся, а в Москве набить карман чиновников. Наоборот.
Но у нас часто восклицают по поводу успехов в экономике: «А вот в Китае!»
В Китае за экономические преступления расстреливают тут же или восклицают: «А что толку расстреливать, если на их месте и в Китае появляются новые».
Ивану Петровичу показалось, что жара стала невыносимой и ему захотелось, чтобы в Китае расстреливали негодяев в убыстренном порядке. Чтобы не успели появляться новые и Китай выдержал темпы развития.
И от жары Иван Петрович явственно услышал голос Вышинского: «Чубайса за его антинародную деятельность  в виде развала РАО ЕЭС, аварию на Саяно-Шушенской ГЭС и оклад своей величиной подрывающий мощь страны, расстрелять!»
Иван Петрович подумал, что переборщил, но представил ликование масс по этому поводу и вспомнил, что Рузвельт в Америке борясь с мафией, делал то же самое, когда учил полицейских: «Если надо, то стреляйте прямо в преступника, а девять предупредительных выстрелов по инструкции в воздух, потом».
И чем больше Митволь и Игорь Чубайс ругали коммунистов, тем Иван Петрович явственнее ощущал, что теперь эти демократы подонки, защищающие интересы олигархов, не достойны звания коммунистов, защищавших народ.
И Солженицына ненавидел. Его зэк охнул, так слышал весь мир. Шаламов троцкист написал строчку и оттого, что не сыт, книга вышла. А теперь в тюрьмах порядки как в гестапо, а кто там Шаламов или Иван Денисович – никто не разбирает.
Есть закон в философии единства и борьбы противоположностей. При противоположностях во мнениях и взглядах умных людей и дураков единство в государстве – это власть в той или иной степени совершенства, на той или иной ступени развития. Кто победит – умный или дурак. В Москве победил дурак, если судить по тем привилегиям чиновников, как феодалов набить карман, что ничто ни в счет, то, что Москва разрушается за счет их кармана. Это в 21 веке такое средневековье.
Эту нелепость отношений можно наблюдать воочию. Например, на Открытом шоссе. Оно было застроено хрущевками в той степени благоустройства, в какой существуют нормы расстояний между домами для комфортного проживания граждан.
И вот в конце шоссе прямо рядом с пятиэтажками, давя их, возводятся небоскребы, нарушая все санитарные нормы компактного проживания граждан. И вид шоссе стал нелепым.
Даже теперь после последствий аномальной жары в Москве, которую воспринимают как национальную катастрофу, по которой надо объявить траур, Лужков сотрясает воздух тем, что Миронов разрешил алкоголикам давать водку ночью, а он, Лужков, против. И думаю очухается ли народ, образумится, чтобы посмотреть на то, что сделали с его Москвой. А не на алкоголиков.
Когда же объявили о том, что Лужков бежал во время жары из Москвы и даже сказали куда – заниматься пчеловодством, то Иван Петрович сначала не поверил в такое заявление. Ведь над Жириновским насмехались как над неосновательным человеком, но тот оказался более серьезным человеком, чем Лужков, выступая по каналу РСН покашливал от дыма. Понимал ситуацию в Москве, что москвичам в испытаниях надо на кого-то опереться.
Он слышал голос женщины по каналу РСН: «Мне плохо от дыма и жары. Я не могу работать». А ведущая канала РСН посоветовала уйти с работы.
Иван Петрович вспоминает как по радиоканалу РСН то и дело раздавались восклицания о том, что народ не знал, что делать. Какая-то старушка прорывалась в эфир и причитала о том, что у них не отключены горячие трубы и температура не 40 градусов, как везде, а все 45. Также раздавались голоса о том, что морги переполнены трупами и их некуда девать. В голосах звонивших очень часто слышались панические нотки.
Иван Петрович помнил, как в теракте на станции «Автозаводская» погибло несколько человек, так сразу же усилилась милицейская постовая служба и создалась чрезвычайная обстановка такого накала, что через столько лет по этому дню объявляется траур и на место трагических событий приносят цветы. Нет, это правильно.
А здесь вся Москва в дыму с жарой так, что трудно дышать, тем более при всеобщей неясности, чем такая обстановка грозит здоровью, восклицаниях по каналу РСН, что в моргах уже пять тысяч скончавшихся, но на самом деле их больше, так как трупы некуда девать, что нет центров с кондиционерами, что марлевые повязки исчезли с прилавков аптек, а цены на повязки на улице подскочили в 20 раз, что нет кондиционеров и на машинах «Скорой помощи», что цены на вентиляторы подскочили в несколько раз и надо объявлять чрезвычайное положение, но в Москве как городе дураков как всегда власти действуют как и события развиваются наоборот. Наоборот. Наоборот. Наоборот.
Иван Петрович сознавал сейчас то, что ту ситуацию в Москве не важно в каком лице кто-то должен был взять под контроль и хотя бы давать советы как вести себя в сложившейся обстановке и эти особо медицинские советы помогли сохранить здоровье и жизнь сотням или даже тысячам граждан.
У него был собственный пример. Сначала при такой жаре думал, что надо меньше пить, но от такого действия у него резко заболел живот. А потом по каналу РСН он услышал голос одного врача радиослушателя, прорвавшегося в эфир о том, что надо наоборот больше пить и мыться в душе, последовал его советам и боли в животе прекратились и стало легче дышать, потому что, когда смывал пот в душе, то начинало дышать и тело.
А также полезны были инструкции о том. Что во время смога лучше закрывать окна квартиры, а при жаре наоборот.
В голову лезли события недавних лет, как Лужков на Украине прыгал вверх. Кричал о том, что Севастополь – русский город, чем обострял наши отношения с Украиной без повода, пока наконец здесь в России сверху его не предупредили, что этот вопрос не в его компетенции.
Москва – город дураков, в котором нет культуры, а оттого леса, торфяники горят. Возьмите Татарстан, так ни одного пожара, как и некоторые другие области. Возьмите Белоруссию. Ни одного пожара. Президент Лукашенко ехал по стране и в каком-то месте возник очаг возгорания, так Лукашенко сразу снял начальника лесного хозяйства. У них действует вертикаль власти, при которой посты занимают компетентные люди. Сверху донизу. Как в православном писании Бог дал трем рабам по таланту и того, кто принес прибыль, оставил, а дурака прогнал.
Иван Петрович помнит еще как при советской власти шел по городу по улице Горького в праздник молодежи и только и слышались голоса, кто кем хочет стать и кто кем: сталеваром ли, инженером, космонавтом, учителем.
Только и слышалось: «Но учителем будешь меньше зарабатывать».
А в ответ: «Зато работа интересная.» И девушки тянулись к таким парням, хотя пусть меньше зарабатывает, но верным, чистым. А потом шагнул во двор, а там охламоны с демократией в глазах.
И один из них с убежденностью шпаны проговорил: «Вот бы сейчас в этих чистеньких, вежливеньких бросить взрывпакет, панику создать».
Иван Петрович понимал то, что это исторический путь развития общества, когда негодяю противостоит положительный герой. У Фонвизина в комедии «Недоросль» благородный офицер Милорадович противостоял недорослю Митрофанушке. У Пушкина в повести «Капитанская дочка» достойный офицер Гринев противостоял подлецу офицеру Швабрину, а у Маяковского в произведениях рационализатор противопоставлялся бюрократу.
Залпы из орудий танков в девяносто третьем году власти по Верховному совету засевшему в Белом доме были как раз выстрелами тех, кто хотел теперь нажиться за счет общества и кому мешали его устои чести, дающие молодежи достойно существовать и раскрывать таланты.
Иван Петрович эти дни ходил в районе Белого дома, но попасть к нему не было возможности, так как он был оцеплен ОМОНом. А у метро «Краснопресненская» парень сидел на дереве и через подзорную трубу наблюдал, как в саду омоновцы били студентов, а после стреляли над ними и, если те пошевелились, то били еще. Много еще каких ужасов о расстрелах в Белом доме Иван Петрович услышал в эти дни. И когда Сванидзе в кадрах заявлял о том, что и хорошо то. Что сопротивляющихся депутатов в Белом доме постреляли, что это демократия, то, если бы дали возможность, Иван Петрович пристрелил Сванидзе. Наоборот. Ему в эту жару пришли в голову такие мысли.
И почему-то только сейчас в эти трагические дни Иван Петрович вспомнил расстрел Белого дома в девяносто третьем году и все его наоборот воплотилось водном слове наоборот, что надо было стрелять не в Белый дом, а в тех. Кто устроил это побоище.
Твердят, что при Сталине был авторитарный режим, а наоборот при Сталине государство действовало во имя народа, потому что Сталин умер с пятью рублями в кармане личных сбережений, а все силы отдавал служению Отечеству. А расстрел Белого дома был в интересах подавляющего меньшинства жить за счет ограбления государства и после смерти Сталина олигархи стали расти как грибы.
И Иван Петрович уже точно знал то, что в 17 году уничтожили класс господ и Родина стала великой, а теперь господа появились как привилегированные особы брать взятки как право их, и государство разрушается потому что опять возродились те же принципы в экономике: кому бублик, кому дырка от бублика или один с сошкой, семеро с ложкой.
Иван Петрович помнил притчу в труде «Новый завет» как Бог раздал рабам по таланту и тех, кто принес прибыль, оставил, а дурака прогнал, так это сам Бог занимался экономикой, а это значит, что в экономике должен присутствовать человеческий фактор как честь. А то, что говорили про экономику по средствам массовой информации, противно было слышать. Нет, экономику надо тянуть как невод и как тянуть инструкции правильные, но если в неводе дырки, то рыба уйдет через невод. И наша экономика потому не работает сейчас, потому что в нашем обществе не хватает чести. Оно безнравственно, без чести как без таланта никакие теории не спасут. Как друзья не садитесь, все в музыканты не годитесь. Жара поддерживала эти мысли. Не давала отступать.
И на первый план выступает товарищ Сталин как государственный деятель, в котором жесткость по отношению к ворам как признак чести и то. Что вор должен сидеть – это лозунг его эпохи. А те, кто критикуют Сталина, не достойны его и ведут общество в коррупцию, демографию, в средневековье общественных отношений, в котором существовали господа и холопы при них. А не товарищи и братья, как при Сталине.
И еще Иван Петрович вспомнил улицу горького молодежного праздника с молодым поколением с идеалами учиться, раскрывать таланты стремящихся в вузы и цеха, понял будто прощаясь, что оно немыслимо при этой демократии воров жить за счет других, понял, что они подлежат духовному уничтожению, потому что Гайдары рядом сними выглядят негодяями.
И то духовное состояние в душах молодых людей олигархи сверху уничтожают такими фильмами как «Школа», другими фильмами с черной порнографией, чтобы создать не рынок труда, как при советской власти, где на каждом углу висели стенды с объявлениями, что требуются, требуются рабочие, инженеры, ученые. А создать рынок на котором человек человеку волк. Иван Петрович впал почти в бред. Ему б  остановиться, но жара не давала.
Недаром Рейган американский президент сказал нашему представителю: «Вам уже никогда не воспитать такого молодого поколения, как при Сталине, и ваша страна обречена в будущем обитать на задворках».
А то на улице Горького шпана вышла из подворотни и как стала бросать взрывпакеты в молодежь с идеалами в воображении, так стало его уничтожать своим цинизмом как признаком силы. При помощи политики властей сверху. Цинизм олигархов сверху сомкнулся с беспринципностью шпаны снизу.
И народ у нас существует вообще. И живет он вообще. И во время аномальной жары в Москве мэр Лужков, отсутствуя в виду заботы о пчелах, заявлял о том, что в Москве смог, а это не его дело, так как смог от торфяников. Торфяники в Подмосковье, от них дым, а то, что люди дышат дымом, об этом не подумал. Он думает вообще.
Депутат Висляк в споре с оппонентом пускать ли жителей в лес, восклицал в диалоге по каналу РСН то, что это их право. А другой радиослушатель, прорвавшись в эфир, кричал о том, что в выходной поедут в лес жарить шашлыки. Он был полон оптимизма, и леса горели. Народ думал вообще.
В одном месте пожарные докладывали, что начинали тушить лес с одной стороны, он загорался с другой, что кто-то поджигал. А когда пробовали приостановить действия граждан, жаривших шашлыки, то их самих чуть не забрали в милицию из-за действий не по инструкции. А когда уже третьего сентября, когда в Москве шел дождь и казалось это немыслимым, то доложили по радио, что в Саратовской, Волгоградской областях возникли пожары и опять есть погибшие и сгоревшие дома. А радиослушатель говорил, что кто-то поразвлечься поджигал стерню в поле.
И только тут в дело вмешалась прокуратура и не до кого-то все не доходило, что не террористы, а сам народ, чтобы позабавиться над чистенькими, вежливенькими поджигает леса и уже нет таких как Павка Корчагин, кто бы пожертвовал собой во имя спасения общества.
А когда Иван Петрович второго сентября был на Чистых прудах. То увидел в начале сквера людей с плакатами о трагедии в школе Беслана, что война в Чечне бесчеловечна, что надо за это спросить с власти и его поразили ложь и подлость этих людей, не знаю от какой партии.
Иван Петрович понимал то, что события, которые произошли в Беслане, ужасные и день поминовения необходим, чтобы снова не повторились. Но ведь в России произошли не менее ужасные события и, например, в Москве по сведениям в дни аномальной жары погибло не менее пяти тысяч человек, а в эфир прорывались голоса, что больше, так как трупы некуда было девать. А потом сколько людей в Москве получивших урон здоровью в эти криминогенные дни погоды с последствиями на всю жизнь. И тем не менее в эти дни хотят праздновать день города. Это ничего. И в этих кто считал, что это ничего, захотелось стрелять. Мысли накалились.
Ивана Петровича поразило кощунство стремления праздновать день города, когда многие в Москве будут справлять поминки по погибшим. Но он понимал то, что это политическое решение, потому что в Белоруссии пожаров в лесах не было, в Татарстане не было, и в некоторых других каких соблюдался государственный порядок, а в Москве и в Подмосковье пожары бушевали.
Конечно, люди страшатся Бесланской трагедии в школе из-за того, что мирные люди оказались в руках террористов, но ведь и леса могли поджигать террористы. Понимают ли сверху или у кого-то калган не варит до того, что террорист мог приехать с Кавказа, поджечь лес так, что сгорела деревня и иже с нею. И никто б из террористов не пострадал. Например, один патриот хотел остановить людей, жаривших шашлык в лесу, и сам чуть не попал под статью. Такой у нас лесной кодекс.
У нас уже под конец пожара стали выявлять поджигателей и сажать: в одном месте бомж бегал и поджигал леса, в другом месте с дачного поселка может и случайно устроили пожар в лесу. Ужаснее же то, что об этом никто не догадывается: наш народ потенциальный террорист.
Первый террорист Солженицын. Его герой зэк Иван Денисович, который ненавидит власть, потому что у него волчья суть выжить и при раздаче обеда он суп с картофелиной поставил себе, а пустые супы прочим членам бригады. И эта книга подла, потому что не говорится о том, за что он сидел. А только ненависти к государству и то, что заключенные замуровали двух мастеров в бетон, преподносится как романтика. Но это уже борьба против государства. Он бы со злобы и лес поджег насолить государству. И в этот момент в него надо было стрелять, что при Сталине делали.
Нас опустили после образа Павки Корчагина, потому что тот ценой жизни с такими же как он проложил узкоколейку, спас город от холода. Но на канале «Эхо Москвы» только и слышится о том, что нам не надо Павок Корчагиных. Не надо. Так получите горящие леса.
У нас еще идет гражданская война, что воспитывает террористов разными слухами о том, что вот был Беломорканал, ГУЛАГ. Ну что ГУЛАГ? Русланова сидела за то, что с мужем вывезли после войны картины из Германии. Но потому-то при Сталине не было коррупции. И Беломорканал был построен, и леса не горели. А вы-то сами покажите пример, что построили. Одни свиные рожи.
Для меня Задорнов террорист, потому что у него герой дурак без принципов. Водители мигают фарами, предупреждая о постах ГАИ. А в одном монологе иностранцы ехали с новорусскими со скоростью двести километров в час, а когда те указали на ограничительный знак в сто двадцать, им ответили, что тот для велосипедистов.
А в зале взрыв хохота. Как и при монологах Петросяна, который он начинает с того, что наркомания такая ужасная вещь, а потом начинает описывать забавные вещи, которые происходили с наркоманом после принятия им соответствующего продукта и в зале опять восторженный смех.
И получается так, что обычная жизнь скучна, а вот принял наркотик и открывает горизонты. И у писателя Шукшина вор не сидит в тюрьме, а колобродит: с фомкой берет ларек, пьет из ковшика коньяк, прокурорше язвит, что дождется жениха в белых тапочках, смотря на город, восклицает, что внесет в него разврат.
Это когда умер Сталин, великая артистка Орлова воскликнула про него: «Сдох!»
А после как ни просила, не требовала у мужа режиссера Александрова написать сценарий достойный прежних фильмов как «Волга-Волга», «Весна», «Веселые ребята», или других подобных, тот не смог, потому что жизнь в стране потеряла высокий смысл, свое человеческое предназначение.
Мы теперь дошли до фильма «Школа», в котором проповедуется откровенный терроризм, начиная с того, как герои школьники обращаются с учителями государственными служащими. И умирают в нищете такие артисты как Демьяненко, Рыбников с парнем с Заречной улицы. Как ненужные.
Все в жизни выходит наоборот. Вызывает ненависть это наоборот. И бывший артист Евдокимов, теперь покойный, как он пил самогон, настоянный на портянке так, что дух его начальство сшибал. Как он с его бомжовской психологией с дружками связали и бросили рационализатора в воду и удивлялись, что тот ничего не придумает чтобы выплыть.
Или артист Ширвиндт, который при советской власти так умничал, что забивал при выступлении коллективы пролетарского происхождения с их стремлением к идеалам.
Но вот Ширвиндт победил и все эти умники демократы при каждой пакости скабрезности в своих анекдотах улыбаются над тем, кто честен, как более умные. Но вот мы уперлись в фильм «Школа», в котором одни подонки как скорпионы в банке готовы пожрать друг друга. От жары мысли Ивана Петровича стали ясными.
И юмор спет как в банке, ему не развернуться. А почему бы не пошутить над анекдотом про Ельцина, как он тронули при Колле переводчицу за попку, и в виду пикейной ситуации, чтобы остаться на высоте положения, подскочил к дирижеру оркестра, выхватил палочку и стал дирижировать музыку из песни «Калинушка».
Ведь сколько простора для юмора. Например, обыграть выражение о том, что Ельцин непредсказуем. Здесь это случилось несколько раз. Или как в Ирландии подкатили трап, а Ельцин не вылазит из самолета. Что-то такое съел.
Или как Ельцина травила газета «Завтра», что у него не тот цвет мочи, а Ельцин на симпозиуме в Испании кричал среди парламентариев: «Пусть соберутся лучшие ученые мира. Проверят».
Так и с Ширвиндтом. Молчит. Нельзя против пахана демократии, и его бы как скорпиона засунуть в объем банки фильма «Школа». Что бы такое ему сказать по-пролетарски. Ну, например, такое, что: «Нюхаешь? Чем пахнет?» - и сказать, чем. И им всем никуда не деться из этой банки.
Все в жизни выходит наоборот. В войне представляют народ великим, а он без Сталина стал террористом.
Москву сравнивают с красавицей, а из нее скоро побегут из-за пробок, что трещит по швам из-за стиснутых коробок точечных застроек, много чего еще.
День города. Надо бы траур объявить по погибшим, а они, те, кто наоборот, празднества устроили в день поминок.
Все наоборот как у дураков. Хотя Иван Петрович скромный человек, пришел к выводу.
С такими мыслями наоборот Иван Петрович ехал в трамвае наоборот. И это наоборот было теперь не только его духовной составляющей, но вышло и материально. Так что все наоборот было нетерпимым к понятиям чести как жить. И тут в трамвае увидел Гаврилова, с которым вместе учился в школе.
Он еще вспомнил, как в десятом классе познакомился с Машей и благоговел от ее присутствия: от прикосновения к ней, от взгляда на нее, и голова его слегка кружилась.
Но тут к нему подошел Гаврилов, посмотрел на Машу и спросил у Ивана Петровича: «Как телка, когда трахается?»
Все очарование от образа Маши пропало и на душе стало тяжело. Сколько прекрасных мгновений испортил ему этот подонок. И было желание дать ему по морде, но эта мальчишья солидарность по отношению к человеку, и эта идеология, что, хотя и подонок, но свой. Можно перевоспитать. Советская. Совковая.
Гаврилов и сейчас с подлой усмешкой посмотрел на Ивана Петровича и после приветствия сказал ему: «Как там Машка? Ты все думаешь то, что Машка честная, никому не дала. Да не бывает такого. Кому-то дала».
А у Ивана Петровича после пережитой аномальной жары произошел такой сдвиг в нем по фазе, что он, не раздумывая, что нет, все наоборот, двинул Гаврилова в челюсть и так, что Гаврилов отлетел в сторону, стукнулся головой о стенку водителя и заверещал: «Я тебя в милицию посажу!» - а потом вскочил и на остановке выскочил из трамвая.
А когда выскочил, к Ивану Петровичу подошел мужчина, сидевший рядом с лицом честного трудящегося и сказал: «Я свидетель, что этот тип сам к тебе полез, если заявит на тебя в милицию, то я свидетель против него,» - и протянул листок с записанным номером телефона.
И тут Иван Петрович подумал о том, что все-таки вышло не по-гавриловски, а наоборот. Как надо. И очень пожалел о том, что в школе не дал Гаврилову в морду. Тогда бы эти Гавриловы не пролезли в Думу, в директора предприятий, на чиновничьи должности, чтобы не служить Отечеству, а брать взятки. И с Машей складывались отношения так, что читал Пушкина, пока не смазал все хорошее в их отношениях этот Гаврилов.
Иван Петрович сказал мужчине, который дал ему листок с номером телефона: «Спасибо. Сам от себя не ожидал».
Но тот ему сказал: «Да ты правильно поступил, что хаму дал в морду. Нас все воспитывали на Высоцком, волке, что прыгнул за красные флажки. А знаешь, в чем настоящее мужество?»
Иван Петрович пожал плечами, а тот мужчина сказал: «Негодяю сказать то, что он негодяй. А то мы или молчим про то, кто он, или памятники им хотим ставить. Писать под них новую историю как господ. А они просто хамы».
Но тут трамвай остановился, Ивану Петровичу надо было сходить, и он уже на ходу, выходя из трамвая, крикнул этому мужчине: «Я вам позвоню!»