По волнам наших мыслей - работа 25

КРИСТА - ЧЕРНАЯ ПТИЦА

(16 361 знаков с пробелами)

В зале сидели двое. Отсветы огня, горящего в камине, четко очерчивали лица, делая их больше похожими на маски. Со стороны могло показаться, что это супружеская пара проводит один из многих вечеров в обществе друг друга и теплого уюта, который дарили старое вино и желтое пламя. Смотря со стороны, им можно было только позавидовать. Мужчина был красив, но красота эта не преодолевала барьер, за которым становилась неестественной и превращалась в женственность. Тонкие губы и высокие скулы, простые черты лица и тело без единого изъяна, скрытое под черными одеждами. И глаза, которые наверняка пленили не одно женское сердце. Черные, задумчивые, в глубине их, словно скрывалась какая-то тайна. Темные и слегка вьющиеся волосы доходили до плеч. Из-за них лицо мужчины казалось еще белее.
Сидящая рядом женщина точно чего-то ждала. Ее тело выдавало напряжение - вытянутая по струнке спина, плотно сжатые губы. Холодные глаза, в которых даже отсветы огня превращались в крошечные льдинки, были устремлены куда-то вдаль. Единственным послаблением был бокал с красным вином. Тонкие пальцы, на удивление лишенные всяких украшений, осторожно держали его за кромку.
Со стуком и дребезжанием стекла распахнулось окно. В зал тут же ворвался холодный воздух, принеся с собой запах палой листвы и свежести.
- Закрой окно, - бесстрастно произнесла женщина.
Мужчина скривил губы в подобии улыбки.
- Нет.
- Закрой его, - в голос женщины добавилось больше настойчивости.
- Ты все время забываешь. Я заключённый, а не твой личный раб.
- Не вижу разницы. Встань и закрой окно.
- Почему ты заставляёшь меня это делать? – скрестив руки на груди, произнёс мужчина.
- Тебе это не нравится.
- Но, возможно, закрывать окна для меня высшее блаженство, - он открыто усмехался.
- Я знаю о тебе достаточно. Я знаю, что выполнять чьи-то указы, как и сидеть по вечерам в этом зале для тебя ненавистно. Я знаю, что ты ненавидишь красное вино. И, - настала ее очередь ухмыляться,- черный цвет. Я знаю про тебя даже больше чем ты сам. Так что встань и закрой окно. Пока я тебя в самом деле не заставила.
Скривившись, мужчина поднялся из объятий кресла. Немного помедлив, подошел к распахнутому окну.
- Тюремщица... неужели, никогда ничего не изменится?.. Прошло почти двести лет с момента заключения. А твои ненависть и презрение ко мне все так же сильны.
- Бедный мальчик – женщина поставила бокал на столик, подошла к мужчине сзади, обняла за плечи. - Неужели ты думал, что со временем это изменится? Бедный, бедный мальчик, - на ухо прошептала она.
Их больше нельзя было принять за молодую семейную пару. Огонь в камине почти погас и по-зимнему холодный воздух унес с собой весь уют. Остались только тени и почти облетевший сад за окном.
Воздух в комнате дрогнул, словно марево жарким летним днём. Исчез камин, бордовые кресла, столик с бутылкой вина и бокалами. Растворился ковёр, осталась только узкая кровать, стол, придвинутый к одному из окон и стул. Пропали со стен картины и деревянная обшивка, обнажив серый холодный камень.
- На сегодня с тебя хватит, – женщина развернулась, придерживая подол юбки, направилась к выходу из комнаты.
- Прежде чем ты уйдёшь... Скажи, за окном тоже твоя иллюзия?
Женщина немного помедлила с ответом. На лице отразилась внутренняя борьба, и, в конце концов, она нехотя выдавила:
- Нет. Через неделю наступит зима.
Дверь бесшумно закрылась за ней. Мужчина остался в комнате один. Глубоко вздохнув, он опустился на пол, прислонившись спиной к шершавому и холодному камню стены. Обхватил голову руками, уставился в одну точку.
Где-то в углу послышался шорох. На середину комнаты выбежала крохотная мышка, привстала на задние лапки и повела черной бусинкой носа.
- А, вот и ты... – пошарив в кармане, мужчина кинул ей пару кусочков хлебного мякиша и чуть отстранённо принялся наблюдать, как она осторожно выбирает самые вкусные кусочки.
В открытое окно ворвался ветер, заставляя мужчину вздрогнуть от холода, а мышь настороженно замереть.
- Через полторы недели будет двести лет... – тихо, едва на грани слуха. Но мышь замерла, чуть наклонила голову. – Двести лет как я заточён здесь... Есть повод для праздника, – мужчина рассмеялся. Но смех вышел ненатуральным, натужным и чужим.
Мышь пискнула, чуть прищурилась и... растаяла. Чёрноволосый бессильно опустил голову и ухмыльнулся. Из глаз пропала жизнь. Могло показаться, что на полу сейчас сидел не человек, а сломанная кукла.
- Конечно. Здесь даже мух нет, - мужчина, не меняя выражения лица, пополз собирать крошки с пола. – Иллюзия. Всего лишь ещё одна иллюзия.
Подняв последнюю хлебную крошку, он медленно подошёл к окну. Не спеша, по чуть-чуть, стал высыпать их вниз, бездумно глядя на стену из красного кирпича, огораживающую сад и дом. Дальше, за стеной, начинался лес. Хотя возможно там мог быть и город, и чистое поле, и горы...
В его тюрьме не было решёток. Не было железных дверей и крепких замков. Да они бы и не помогли. Что значит решётка или дверь, перед Князем Тьмы, пускай и бывшим? Здесь не было искусных палачей, которые могли заставить любого испытывать муки всех кругов ада. Князь не боялся боли. Он мог вытерпеть любую пытку, переведя сознание на другой план бытия. И он был бы благодарен, если бы так оно и было. Но...
Его отдали в руки той, которая ненавидела Князя больше всего на свете. Той, что могла причинить муки, не прикасаясь к человеку даже пальцем.
Девушка с короткими тёмными волосами и холодными глазами обняла его в самый первый день, когда Князь только появился на пороге её дома, обмотанный цепями, аж светящимися от магии, и прошептала:
- Я ненавижу тебя. И всю вечность, что ты проведёшь в этом доме, ты будешь страдать.
Она не обманула. Тюремщицы никогда не врут.
Ветер срывал с деревьев последние листья и гнал по небу серые тучи. Старый сад был уже готов к приходу зимы. Мужчина, отряхнув с руки последние крошки, захлопнул окно.

...В первый день зимы Князь принёс в дом раненную ворону. Тюремщица, поджав губы, смотрела, как он раскладывает птицу на столе.
- Зачем ты притащил сюда эту дрянь?
Мгновение, и ворона оказалась лежащей на белоснежной скатерти. От этого она выглядела ещё более жалко и отвратительно.
- У неё перебито крыло. Ты можешь ненавидеть меня, но птица ни в чём не виновата. Позволь мне ухаживать за ней...
- У тебя неделя. – женщина исчезла, растворившись в воздухе.
Князь сжал зубы. Птица под его пальцами едва шевелилась. Она даже не сопротивлялась, пока ей бинтовали крыло.
Как только был затянут последний узел на бинте, в глазах у мужчины потемнело. Он вздохнул и еле удерживаясь на ногах, попытался опереться об стол. Руки ушли в пустоту и Князь рухнул на пол в своей комнате.
- Нет...
Он бросился к двери, дернул ручку, выскочил в коридор. В паре десятков метров с лестницы теплился свет. Мужчина побежал к нему. Пять метров, десять, ещё чуть-чуть... Спустя дюжину минут Князь остановился, и устало прислонился к стене. Он не приблизился к свету ни на сантиметр. Даже наоборот, столь желанная лестница стала дальше... Сжав кулак, мужчина со всей силы стукнул по стене. Просить, умалять, требовать было бесполезно. Оставалось только вернуться в комнату.

На следующее утро птица оказалась мертва. Ворона лежала на столе, смотря мутными глазами куда-то вдаль. Клюв был приоткрыт, из него вывалился черный язык.
- Жалко... Как жалко... – на скамейке, положив руки на колени, сидела тюремщица.
- Это ты убила её, – голос Князя был глухим.
- Нет. Я ничего с ней не делала. Ни-че-го... – проговаривая каждый слог, медленно, со вкусом, произнесла женщина.
Она не врала. Тюремщицы никогда не врут. Мужчина знал это, но всё равно внутри плескалась обида. Она не позволила ему взять птицу с собой... Да, она ничего не делала. Ничего...
- Я хочу похоронить её.
- С каких пор чужая жизнь стала ценна для тебя, а, Князь? – тюремщица бесстрастно смотрела на него. Только в глубине тёмных глаз можно было увидеть холодную ненависть и презрение. За двести лет так ничего и не изменилось. Все то же выражение.
- Разреши мне... Разреши мне ее похоронить.
- Все равно с ней надо что-то сделать, - женщина с отвращением посмотрела на труп вороны, повела плечами. – Во двор, – поднявшись, она накинула на себя иссиня-чёрный плащ с капюшоном.
Князь последовал за ней, бережно неся в руках птицу. Возле самой двери женщина остановилась, внимательно посмотрела на него.
- Только не так, - и щёлкнула пальцами.
Оставшись без рубашки, в одном только тонком плаще, мужчина шагнул вслед за ней во двор.

Зима наступила в этом году точно по календарю. В свой первый день она одарила землю тончайшим снежным покровом. Белая крупка лежала на заледеневших лужах, застревала в коре деревьев и в сплетении ветвей кустарников. Снег шел, то стихая на пару часов, так, что только редкие снежинки кружились в морозном воздухе, то стоял белой стеной, спеша укутать все в белоснежную шубу до наступления сильных холодов.
Мужчина вздрагивал от прикосновения ветра к голой коже. Хотелось завернуться в плащ или броситься бежать в тёплый уют дома, но он не шевелясь, стоял возле старой могилы. Плита уже начала крошиться, кое-где пошли трещины. Каменный крест оплела колючая лоза, сейчас голая и скрюченная.
- Чего ты ждёшь? – тюремщица стояла чуть поодаль, кутаясь в свой плащ.
Покачнувшись, мужчина сделал шаг в сторону могилы. Встал на колени, положил труп вороны на надгробную плиту, расправил птице крылья. Снег тут же налип на черные перья, подтаивая и делая их глянцевыми. Князь заботливо смахнул снежинки.
- Забавно. Ты без жалости убивал сотни людей. А возишься с какой-то дохлой птицей... Почему?
- Люди в большинстве своем заслужили быть убитыми. Птицы более безгрешны. Им дарованы крылья и возможность быть ближе к богам, - он аккуратно стирал с глянцево-блестящих перьев снежинки.
- А я? Меня ты тоже убьешь?
Князь дернулся, оглянулся. Не было больше могилы и заснеженного старого сада. Он стоял на коленях посреди огромного зала. Стены были увешаны зеркалами без рам, каждое в два три человеческих роста. Холод от черного со светлыми прожилками мрамора, покрывавшего пол, пробирался сквозь плотную ткань штанов.
- И меня ты убьешь?
Князь поднял глаза. Прямо перед ним, так и не поднявшимся с колен, стояла девочка. Длинные чуть вьющиеся русые волосы растрёпанным ореолом окружали личико. Два огромных золотисто-коричневых глаза открыто и добро смотрели на мужчину. Босые ноги высовывались из-под длиной белой ночнушки в мелкий цветочек.
-Возьми, - она протянула кинжал из белой стали. Рукоять была сделана из серебра и украшена россыпью чистейших бриллиантов.
-Возьми, - голос эхом пролетел по залу, так что казалось, будто говорят все девочки в бесчисленных отражениях. - Ты ведь меня убьешь, - гулкое эхо подхватило последнее слово.
- Или нет... ты уже меня убил... - светлая ночнушка окрасилась в красный. Кинжал торчал из груди девочки, красиво поблескивая драгоценными камнями. Она наклонила голову на бок, печально рассматривая оружие.
- Убил... – подхваченное эхом слово отразилось от стен, повторяясь снова и снова, так, что начало казаться будто его шепчут сотни людей.
- Убил, убил, убил... – твердили отражения. Нет, не маленькой девочки, в зеркалах стояли люди, старые, молодые. У каждого в груди торчал белый кинжал. Некоторые были похожи на тюремщицу – холодноглазые, черноволосые. Все они смотрели на Князя, повторяя только одно слово: - Убил...
- Прекрати... – мужчина зажал уши руками. – Прекрати!
Бесчисленные голоса продолжали звучать прямо в голове.
- Смотри, - Князь поднял глаза. Рядом стояла тюремщица, без всякого выражения разглядывая его. – Смотри. Это моя семья, – отражения в зеркалах дрогнули, остались только люди с холодными глазами. Подростки, женщины, молодые мужчины. – Они все служили тебе. Вознаграждением им стала смерть.
Князь опустил голову, скрипнул зубами.
- Зря ты не убил и меня вместе с ними. Зря.

Ветер кинул в лицо мужчине пригоршню снега, освежая мысли. Глубоко вздохнув, Князь обнаружил, что сжимает в руках крылья мертвой вороны. Тонкие косточки были сломаны, перья торчали во все стороны. Еле разжав закоченевшие пальцы, мужчина закрыл руками лицо.
- Тюремщица... Неужели твоя ненависть никогда не ослабнет?

Посреди зала стояло пятеро людей. Все как один одетые в коричневые плащи и шляпы. Князь исподлобья разглядывал их. Тюремщица не спеша спускалась по лестнице.
- Чем обязана господам Дознавателям?
- Недавно было очередное совещание Совета Тринадцати. Было принято решение. Дело Князя будет пересмотрено, так же как и приговор. Не против, если мы продолжим разговор в саду, на природе? – мужчина взялся за полу шляпы и кивнул в сторону двери.
- Конечно, - неожиданно резко поднялся Князь. – На природе.
Дверь распахнулась и Князь, подхватив на руки тюремщицу, бросился во двор. Ногой распахнул кованые ворота, и понесся, куда глаза глядят.
- Отпусти меня, - холодно произнесла женщина.
- Нам надо бежать. Ты не понимаешь...
- Нам? Нет, ТЕБЕ надо бежать, – насмешливо произнесла тюремщица. Мужчина не заметил, как лес вокруг дрогнул. Не успев затормозить, он влетел обратно во двор старого особняка. Тюремщица высвобождаясь из его рук. – Приговор пересмотрен. Теперь ты получишь то, что заслуживал.
- Совершенно верно, – тень от шляпы, надвинутой на глаза, скрывала лицо. Дознаватель держал руки в карманах и чуть горбился. - Теперь Князь Тьмы переводится под покровительство Совета. А в ваших услугах, миледи Наяна, мы больше не нуждаемся.
- Нет... – прошептала тюремщица.
Ветер подхватил ее плащ, сорвал с плеч и кинул на голый, почерневший куст. Женщина вздрогнула, обняла себя за плечи. Снег ложился на ее бледную горячую кожу и тут же таял, оставаясь крохотными прозрачными камельками.
Один из дознавателей достал пистоль.
- Вы освобождаетесь от своих обязанностей.
Выстрел прозвучал глухо.
Тюремщица с недоумением смотрела на Князя, оттолкнувшего ее. Мужчина стоял, зажимая бок. Кровь сочилась сквозь пальцы, окрашивая белоснежный снег.
- Слишком предсказуемо, – второй выстрел был подобен раскату грома.
В сторону отлетела золотая цепочка с подвеской в виде чёрной птицы. Женщина вздрогнула, и начала медленно оседать на землю. Князь подхватил ее. Он смотрел на тюремщицу глазами, за один взгляд которых любая отдала бы душу. А она ненавидела больше всего на свете.
- Почему? – прошептали бледнеющие губы.
- Я не сошёл с ума только потому, что ты была рядом. Каждый день, каждый час, я смотрел на тебя... Они думали, что если меня будет пытать та, что я люблю, то мои муки станут невыносимы. Но они ошиблись, только ты помогала мне пережить эти годы. Все твоя семья предала меня, только ты была слишком далека и чиста, ты бы не стала их поддерживать, мне пришлось, пришлось их убить, - шептал мужчина, - расскажи я тебе все, они бы убили тебя раньше, и у нас не было бы этих двухсот лет...
- Все равно я тебя ненавижу... – тихо проговорила тюремщица. – Потому... что ты... молчал...
Жизнь покинула последнюю тюремщицу по имени Наяна.
- Надеюсь, вы наговорились? – произнёс Дознаватель с пистолем.
Князь, опустив тело тюремщицы на снег, вытащил из снега медальон в виде чёрной птицы. Вздрогнул, чувствуя как сила колючей искрой пробежала по пальцам и заняла своё положенное место – теплым, пульсирующих комом, обосновалась глубоко в груди. Прикрыв глаза, мужчина чуть вздохнул.
- Власти решили заключить с вами договор. Нам нужна ваша сила. Вам же нужна свобод... – договорить дознаватель не успел договорить. Белый кинжал с серебряной рукоятью распорол ему горло, и мужчина, булькая и хрипя, упал на землю.
- Вы все равно не покинете этот двор! – испуганно крикнул бородатый дознаватель, лихорадочно пытаясь достать шпагу.
- Мне это и не нужно. - Следующий дознаватель расстался с половиной черепа.
Когда последний дознаватель упал на снег, захлёбываясь собственной кровью, Князь бережно взял тюремщицу на руки и направился вглубь сада...

В глубине старого сада царила тишина и покой. На старой и потрескавшейся плите древней могилы лежала бледная женщина с холодными глазами. Рядом сидел темноволосый мужчина в чёрных одеждах. Шёл снег, и крохотные льдинки застревали в волосах, оставались на белой коже, стирали красные капли.
Они не могли быть вместе в этой жизни. Слишком большая пропасть разделяла их, слишком разным идеалам они служили. Но всегда остаётся надежда на лучшее... Даже тогда, когда умирает вера и любовь кажется невозможной.

- Ты простишь меня?
- В этой жизни – да...

Снег почти полностью скрыл тела. Только яркой точкой выделялся красный, в цвет искупления, кинжал, торчащий у мужчины из груди...