Волос твоих, по ветру распушОных...

               "ПОДСНЕЖНИК ОПАЛЕННЫЙ"
                ОТРЫВОК

*
Боже! Как я соскучилась за тобой! Если бы ты только знал...
За тем светом,что окутывает с ног до головы, до самых кончиков волос, и разливает по всему телу волну желания видеть, чувствовать, слышать. И не только это. Горячая твоя волна захлестывает все сознание целиком, не оставляя пространства для самой маленькой тени, даже светло-серого пятнышка туманного. Это святое чувство глубокой нежности и ласки. Отчего оно возникает? Не знаю. Только рождается оно, без видимых на то, причин. Раньше я жила этим чувством, находясь в нем постоянно, как под крылом твоим. Мой Бог, живущий во мне...

А еще ты дарил мне чувство заботы. Именно заботы, а не тревоги. Мне хочется быть аккуратной и внимательной, чтобы твоя ножка, нечаянно не зацепилась за камешек на дорожке. Иначе, подвернув крошечную стопочку, обутую в красные сандалики, тебе станет больно. А от этого будет больнее мне в тысячу раз из-за того, что не уберегла. Что не досмотрела. Что я, тогда, за мама такая, когда малыш мой плачет?!

У меня детки не плакали. Даже по ночам. Хныкали конечно. Но только не плакали. Это страшно, когда малыш плачет, а я не знаю почему. Со мной такого не бывало. Может потому, что знала о необходимых для них вещах? Не знаю. Просто так было.

Ты не станешь плакать. Верно?! Потому, что ты уже подрос. А слезы взрослых - это не очень хорошо. Я тебе сегодня расскажу сразу две истории. Сначала я хотела их написать, как два отдельных рассказа, хоть и произошли они параллельно друг другу в одно и тоже время. Но темы, затронутые в них, пересекаются. Параллель. Которая пересекается...

Шли последние дни августа. День стоял такой замечательный, какой бывает только в воспоминаниях о чем-то чистом и теплом. Из детства. В этот день должны были привезти мою сестренку к нам. Я не видела ее два года. И очень боялась, чтобы не отправили ее в какой-нибудь другой город. Так было с очень многими ребятишками. Никто не спрашивал нас о том. Не понимаешь меня? Просто маленькие детки до школы находились в одном детском доме. Вырастая их отправляли во все концы нашей великой родины, туда, где были вакантные"места. Пароходами. Поездами. Как посылки... Наш директор, солидный мужчина, меня успокоил, сказав, что в списках моя сестра присутствует. Оставалось дождаться этого часа.

Только ждать надо было до вечера самого. Ну не стану я сидеть на солнцепеке в самом центре линейки". Площадка так называлась на которой каждое утро флаг поднимали по мачте. Вот и убежала скорее в спальный корпус за хлебушком. Почему в спальню? Просто с обеда, тот кусочек что давали, я не ела. Берегла. Потому, что Гнедко хлебушек очень любил! И всегда сунул свою огромную голову ко мне в фартушек. Я ему сто раз говорила: "Нет у меня больше. Завтра принесу!" - а он... никогда мне не верил. Толкался так смешно! И гривой своей тряс.

А глаза! Ты видел эти глаза? Ну хоть один разочек в своей жизни?! Какие они замечательные! И умные-приумные! Даже умнее, чем у людей некоторых. И понимают все-привсе! Лошади...

Это к нему, своему Гнедке, побежала я на конюшню. Сейчас так называю то строение. Никакая то не конюшня была. Самый обыкновенный домик. Только дверь входная огромная. Жил в том домишке наш сапожник. Величали его все с уважением Сапонныч.Занимал он у нас все должности мужские. И электрик, и сторож, и кузнец. В первой комнате жил Гнедко. У него был небольшой загон с дверкой, отпиленной как раз посередине. Половинка двери такая. Когда заходишь только - сразу видишь его огромную голову с большущими глазами. В этот день меня встретила пустота. Коня в загоне не было.

К моему удивлению Сапонныча тоже не оказалось на его излюбленной табуретке возле окна, на которой он сидел зачастую, чиня нашу обувку. Может уехал за бидонами с молоком? Но, нет. Молоко он привозил рано, еще перед самым завтраком. Я всегда прибегала в это время со столовой и дарила кусочек хлеба лошадке. Сейчас только подумала - ведь мне и в голову не приходило никогда называть его ( в мыслях даже )- конь. Он был мне другом. По-честному. Я села у кормушки. Свежей соломой были выстланы все полы. В углу - хорошая охапка душистого сена. Видно Сапонныч приготовил, а положить в кормушку не успел. Что-то его отвлекло. Но,что? Маленькой девочке тяжело было понять как это может происходить. Ведь все расписано по минутам! И Гнедко должен сейчас отдыхать!!

Долго сидела в углу. Смотрела сквозь проем двери и вспоминала теплые губы этого огромного животного. Шершавый его язык. И  теплое дыхание. Он был таким смешным,когда фыркал. Да еще головой подергивал при этом. Во дворе послышались шумные возгласы детворы. Наконец-то очнулась! Светку мою уже привезли,наверное, а я сижу здесь?! Вот дурочка! Как могла забыть?!

Она стояла среди других детишек и улыбалась. Глазищи по два блюдца таращила. И улыбалась. Так умела улыбаться только она! Любимая сестренка. Подбежала к ней. Обхватила, что было силенки... Долго мы так стояли. И не говорили ни слова. Только гладила она своими ручонками меня по спине. А я не могла надышаться запахом ее волос. Косы у нее были замечательные. Цвета спелого каштана. У висков светлые пряди. Летом бегала без панамочки. Вот они и выгорели". Надышаться было тяжело, сколь много воздуха ни набирала - все мало было. Таким далеким-далеким и таким родным, что от прикосновения одного, кожа куда-то исчезала. Ее не было вовсе! Одна кровь, соединяющая две плоти.
Родная. Поэтому, наверное. Не знаю.

Воспитательница позвала нас ужинать.И мне надо было отпустить этот чудо комочек в другую группу, где был другой воспитатель. Через два дня начнутся занятия. Как будет в них моя сестренка чувствовать, я не знала. И боялась за нее очень сильно. Все зависело от того как проявит она себя за первые несколько дней. Это время решало все. Или почти все. Вплоть до окончания школы.

После ужина сбегала к Светке. Поговорила с девочками из ее палаты. Попросила их не ссориться, расцеловала всех и удрала на черный двор". Забыла тебе сказать. Это за спальным и ученическим корпусами. А еще за кочегаркой, за крольчатником. Большой у нас крольчатник был. За сеткой стоял большущий автобус. Без колес совсем. И кроликов в нем было видимо-невидимо! Каких хочешь! Только я не хотела к кроликам. Взрослые ( старшеклассники ) за ними ухаживали. И на уроки их таскали. Потом на линейке" их ругали при всех. Только никому стыдно не было. Все хотели подержать за пазухой этих лопоухих котят. Смешили они нас в столовой, очень. Знаешь, когда им даешь кашу, как они презабавно шевелят щечками?! Быстро так.

Свет не был зажжен.Я замерла на пороге, боясь пошевелиться. Что-то темное и липкое начало окутывать все тело, от предчувствия чего-то страшного. Щелкнула выключателем. На сене лежал Сапонныч. Гнедого не было в загоне. Взгляд его остановился где-то на потолке. Подошла. Начала тормошить. Он только тяжело дышал. А в глазах не было сознания. Дикий какой-то взгляд был. И тоскливый. В нем была только боль. И все.

Долго еще рассказывать надо. На улице совсем темно стало, когда я прибежала к нашей дежурной нянечке и рассказала ей о Сапонныче. Скорая помощь приехала быстро. Только не захотели они заходить в конюшню". Нам с тетей Дусей стоило большого труда перетащить бедного старика во двор на одеяло, которое нянечка предусмотрительно расстелила во дворе для больного. Конечно. Я все понимала. У них белые халаты. Накрахмаленные. Они врачи. Я знала, как уставали наши прачки. Видела просто. И руки их. Красные, распухшие.

Доктора со "скорой" поколдовали над Сапоннычем. Сделали ему пару уколов. Сказали тете Дусе, чтобы завтра обязательно привели его к врачу и уехали, оставив больного на улице.

Что тебе еще рассказать? Перетащили мы его на постель в его комнату. Подождали, пока дыхание станет ровным. Надо было уходить. Полный детдом детей. Воспитатели передавали смену" дежурным няням. Сами уходили к себе домой. Не с нами же им жить все время! С нами жили только нянечки. Двое их было. Вторую звали бабуля. Я никогда не слышала ее имени. Она для всех была просто бабулей. Совсем старенькая. В тот день была смена тети Дуси. Парадная дверь закрывалась огромным ключом ровно в 21.30. В это же время звучала труба горниста - отбой. А, когда наступала пора школьных занятий - звучал звонок. В руках дежурного воспитателя.

До утра мы просидели в комнатке Сапонныча ( был и Санычем и Попоновичем одновременно. Вот почему две буквы "н"). Меняли компрессы для лба. Горел он сильно. Надо было бежать. Сестричку заплетать. Умыть ее. Заправить кроватку. Я-то уже взрослой была! В третий класс перешла. А это юность уже. Почти. Светка возилась с одеванием. Заплетать ее пришли девочки постарше. Вожатые. Только никому не разрешила я этого делать. Моя сестра! Значит сама должна ее заплести! Те спорить не стали. Конечно смотрели на меня с завистью. У многих были братики и сестрички. Только где они - никто из них не знал. Да и волос таких, какие были у Светы не было больше ни у кого в детдоме. Очень густые, тяжелые волны спадали ниже попки. Она вертелась и все время хохотала, разговаривая со своими новыми подружками. Мешала мне. И я чуть сердилась. Но старалась. Это точно.

Прошло два дня. Гнедого не было. В больнице лежал Сапонныч. А нас построили" на торжественную линейку. Первое сентября. Улыбки. И тд. Именно на линейке, впервые, я увидела ее. Молодую учительницу своей сестры. Каким бы развитым не оказался твой Мир - представить ту, действительную красоту, какой наградила ее природа, не сможешь. Она сошла с картины каких-то мифических героев. Высокая. Стройная. Темноволосая. Стрижка, правда, была у нее. И голос красивый. Что-то напрягало меня в ней. Не могла понять что именно. Только когда стала новая учительница разговаривать с учениками, знакомясь с ними, я заставила себя успокоиться.
- Все хорошо.Все будет хорошо!По другому быть не может!

Время текло. Первая неделя показала, что сестренка, не перетруждаясь здорово, материал усваивает. По утрам я прибегала ее расчесывать и заплетать.Все переменки мы были вместе. Только вечерами, укачав ее спать ( а вместе с ней и всю ее палату ) я уходила к Гнедке. Вернули его. Ноги изранены были сильно. Домашние дети угнали. Покатались и бросили. Я мазала его больные ноги. А он стоял тихо и только хвостом шлейфа своих конских волос дергал. Сапонныч слаб был после болезни. Он разрешал мне чистить Гнедого. С моей руки, конечно, скребок соскакивал постоянно, хоть и был застегнут на самую первую дырочку. Какое это удовольствие - видеть, тобой вычесанное животное. Шкура вдруг переставала быть просто шкурой. На ней играли такие оттенки, всего лишь одного! цвета, что я не могла налюбоваться на те изменения, которые происходят этой игрой полутонов.

- Ты его сильно любишь. Так нельзя. Потом будет очень больно,- говорил мне постоянно Сапонныч, прицокивая в свою желтую от махорки бородку.
- Ты сам его любишь не меньше!
- Я большой. Мне можно. Слажу с собой как-нибудь. А ты мала еще!
- Давно сам-то вырос? Забыл, что это я и тетя Дуся с тобой возились, как с дитем малым?! А со мной никто не возится. Справлюсь тоже!

После выписки старика с больницы, как то само собой получилось, я перешла на "ты" с Сапоннычем. Он не звал меня по имени. Отчество было ему заменой. Смешно? Наверное. Только это осталось до самого окончания мною школы. Маленькое отчество взрослого человека. И большое имя - маленького человека.

В ту ночь я уснуть опять не могла. На меня все время смотрели глаза Гнедого. И видела я в них боль от ран, что были на ногах его. Утро принесло удар, который перевернул этот мир еще раз. Уже не к верху дном, а куда-то в другое направление Вселенной...

Забежав в Светкину спальню, чтобы, как обычно, заплести ее - увидела перепуганные лица девчонок. Сестра смеялась от радости какой то. Или от чего? Я сразу не поняла, что это такое. Просто медленно все тело мое начало остывать. За долю секунды!оно стало ледяным, от ужаса, какой предстал перед моим взором.

Светка обернулась ко мне своим затылком.
Волос не было.
Даже не так. Грубыми ступенями искромсанными до самой кожи, а местами до крови, косы моей маленькой и глупой еще совсем сестренки были срезаны. Только прядь, выбеленная солнцем, чуть оттопыриваясь вихром, свисала за ухом. Она ее поправила. Улыбнулась мне ангельской улыбкой и стала сама расчесывать то,что осталось от того великолепия, которое совсем недавно сводило с ума весь детский мир детдома.
Оказалось-не только детский...

Остригла так варварски Свету ее первая учительница, которой Бог дал все, кроме таких волос. Через неделю она пришла на уроки в шиньоне. Белая прядь очень эффектно смотрелась на голове этой элегантной, высокообразованной молодой женщины.

Я зашла в класс к сестре на перемене.
Посмотрела в ее глаза.Сказала ей тихо:
- Никогда не поздороваюсь с вами. Вы услышали? Никогда.
И... вышла. В коридоре стояли одноклассники и ребята детдома, которые испугались за меня. В кулаках старшеклассников были зажаты камни. Я не знаю каким образом этот муравейник, который вечно расползался по всем мыслимым и нет, закоулкам - вдруг, оказался одним целым. И силу эту ощущали даже стены школьных коридоров. Они начинали гудеть. То ли от гула, доносившегося с первых этажей. Толи еще отчего...

Я шла к своему Гнедому и вспоминала, как однажды, когда Сапонныч разрешил мне поехать на лиман с ними купаться - я видела! Видела, летящего в свободном беге своем сильного скакуна, со всадником на спине.
Не было седла под седоком! Не было узды у коня!
Только летели они одним единым ветром парящим, не касаюсь земли, как-будто.
И... только брызги серебром рассыпались в воздухе, повисая иногда на конском хвосте волос, волнами ниспадающему к воде.

Гнедого увели через месяц. Молоко стали возить из города на грузовике. Сапонныч из больницы больше не вернулся.
Сжав скулы, я волком выла у порога пустой конюшни, держа в руках кусочек хлеба. Ругала старика, в молчаливом своем крике, обращалась к нему много лет подряд!
- Эх, ты, малыш, малыш! Ты ведь обещал справиться с собою! А сам...?! 
Не смог. А мне, что делать теперь? Если нет Гнедки даже. Так было. Кажется совсем недавно. И этот взгляд, наполненный болью человеческих страданий...у животного.

И жестокость рук человеческих. Женских рук. Нести, которые должны тепло и нежность свою в мир холодных пустынь...

Простишь ли ты меня мой ребенок, за ту боль, что причинила тебе я своим уходом?
Об этом надо писать! Надо помнить о том, что пока сердце стучит, не можем мы просто проходить мимо, задыхающегося от этого адского воздуха грозных дней обыденности жестокой.

Я люблю жизнь!
Все те красоты, все те оттенки, какие заполняют полнокровные реки берегов жизненных. В них все. Чистота и грязь, смысл и хаос, стремления и алчность.
Устоять мало! Просто задержаться, схватившись за корягу, чтобы выплыть - мало!
Борись малыш! Со всем Миром борись, если есть в тебе, хоть капля Души незамутненной!
И,прежде всего - с самим собой!
Именно внутри каждого из нас тот родник, которым можно напоить Души и тела людей.

Твоя мама даровала тебе твою жизнь. Не всегда ее личная жизнь была сказкой.
Все те мечты, что не смогла она воплотить - заложены в тебе! Как та картинка...
Хрустального башмачка и сосуда, наполненного водой.
Как продолжение и начало одновременно.
Две параллели пересекаются.
В Боге, живущем в тебе самом!
*

                Нелли Вилде
                Весна
                2010г.