Камин

               Осенний день. Светит солнышко, ласково и нежно. Его лучики не греют, проникают сквозь тело внутрь и освещают душу изнутри небесным светом, сея  покой и уют. В машине открыты два окошка, чтобы ветер-озорник шевелил кудри и обдувал лицо. Песня, на душе песня. Три дня отдыха, позднее пробуждение, долгое лежание в кроватке, сладкое потягивание…Потом кофе, неторопливо смакуя каждый глоток и пирог с творогом. Моя тетя печет изумительные пироги, они тают во рту и на столе. Она знает, что я еду и сейчас в переднике возится с духовкой, чтобы успеть к моему приезду и накормить меня всласть…
               Колеса вращают под собой асфальт, мимо окон протекают ленты из разноцветных листьев. Как же хорошо на трассе осенью. Не хочется мчаться, не хочется лететь, комфортная скорость 90 км в час, не ниже, не выше. Играет музыка, Паганини, люблю его, скрипка и гитара. Скрипка плачет навзрыд, а гитара ее успокаивает. Разговор двух живых душ, все как в жизни. На какой-то момент даже время остановилось, я и машина одно целое, это не она меня везет, а я несусь ветром над дорогой под неспешную беседу скрипки и гитары.
               Поворот, теперь дорога похуже, через 10 минут я буду уже дома. Что может быть лучше ожидания тихого счастья, когда знаешь, что это случится сейчас, но еще не случилось. Ворота, бросаю машину, вхожу. Калитка скрипит, напоминая чем-то слова из песни которую я только что слушал. Захожу, иду по саду. Дорожка украшена листьями, желтыми, ярко-красными, бордовыми. Над головой кроны старых деревьев. Осень раскрашивает в желтые и алые тона листья, небрежными мазками, потом как художник недовольный своей работой, срывает раскрашенные холсты-листья и бросает их под ноги, начиная творить вновь.  Сад очень старый, деревья возвышаются над дорожкой громадными исполинами и смотрят снисходительно вниз. Дом обвитый плющом,  почти без листьев, как будто его поймал в сети огромный паук, обмотал паутиной и забыв про свою добычу, куда-то пропал. Огромный, двухэтажный, из камня. Сейчас уже так не строят. Летом в нем прохладно, а зимой тепло. Тетя рассказывала, что в нем останавливался генерал Корнилов со своей свитой. Много комнат, и огромный зал с камином, который к моему приезду тетя должна подготовить. Она им редко пользуется, слишком дорого, я же его обожаю. Каждый вечер я буду сидеть в удобном кресле с бокалом вина в руке, и смотреть на огонь.
                Тетя, милая тетя. Мы обнимаемся, я смотрю в твои глаза. Они улыбаются и искрятся. Не дав толком тебя рассмотреть, ты сажаешь меня за стол, достаешь замотанный кухонным полотенцем пирог, начинаешь  скороговоркой рассказывать о своей жизни, что тебе привезли не тот уголь, что соседу Ивановичу опять было плохо с сердцем,  цены на продукты растут как дрожжи. Я смотрю, как ты наливаешь мне кофе и не могу сдержать довольную улыбку. Как же сильно я за тобой соскучился.
                Насытивши свой живот пирогами, а глаза тобою, я достаю из спортивной сумки гостинцы не забыв, конечно же, про твоего соседа Ивановича. Мы много говорим, о тебе, обо мне, о наших родственниках и друзьях. Незаметно за окном смеркается, мы переходим в зал, я разжигаю камин. Открываю заслонку, на решетку кладу небольшим холмиком тонкие лучины из сосны. Потом на них с небольшим наклоном в сторону комнаты поленья из клёна. Комкаю газету колобками и осторожно просовываю комочки между решеткой и золой. Оставшийся кусок газеты выпрямляю и сворачиваю в трубу. Это будет мой факел. Спичкой аккуратно его поджигаю и прислоняю к газетным колобкам.
Постепенно, желтые язычки охватывают лучины и начинают лизать поленья. Закрываю экран, наливаю себе в бокал красного вина и сажусь в кресло.
                Ты прощаешься со мной до утра и неслышно покидаешь комнату. Свет от огня метается нервно по залу, теряясь в дальних его уголках. Поленья о чем  то спорят с огнем, приводя аргументы в споре искрами и треском, огонь не слушает их, ему вкусно, он хочет есть. Вино растворяясь во рту поднимается туманом в голову. Как же мне хорошо…