Дар

Жаров спрыгнул в подпол, опустился на колени и осмотрелся, держа фонарик на уровне груди. Луч света выхватил из темноты деревянные опоры дома и утоптанную землю. Такая не хранит никаких следов, но Жарова вели не следы. Он продвигался расчетливо и неторопливо. Пригнув голову и с трудом протиснувшись под поперечной балкой, он снова напряг внутрений слух и закусил губу. Ощущение чужого присутствия не усиливалось. Может, не здесь? Но нет, он не ошибся. Луч фонарика внезапно уперся в стену. А под стеной, чуть в стороне, угадывался темный провал.
Жаров замер. Мелькнуло и пропало желание вернуться. Он справится, нужно лишь как следует сосредоточиться. Выключив фонарь, Жаров несколько минут подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Еще минута ушла на то, чтобы темнота вокруг ожила, отозвалась миллионом разных шорохов. Неясный шум над головой – все в порядке, это ребята обыскивают дом. За стеной, снаружи – не шорох, не скрип, а лишь неуловимое движение – мягко ступает кошка. Она тоже ощущает его присутствие и держится настороже. Где-то за стеной зашуршали коготки – крыса или мышь. Совершенно не умеет прятаться. Усы Жарова шевельнулись в улыбке. Эх, будь я котом… Но сейчас его ждала добыча покрупнее.
Как был, на четвереньках, он скользнул в провал. Тренированное тело беззвучно коснулось земли. Здесь мрак был не серым, как в подполе, а вязким, непроницаемым, подземным. Большое помещение. Не тайный ход, а, скорее, погреб. Сырая, влажная земля липла к пальцам. Он по-прежнему ощущал чье-то далекое присутствие, но кроме него – что-то еще, какой-то зазор. Что-то было неправильно в происходящем. У Макса на мгновение закружилась голова, словно все органы чувств вдруг переругались между собой. Он застыл на месте, закрыл глаза и постарался разобраться в происходящем. И облился холодным потом: где-то совсем рядом, буквально в двух шагах, отчетливо слышалось человеческое дыхание. Но такого просто не могло быть!
Не успев даже задуматься, ведомый скорей инстинктом самосохранения, чем расчетом, Макс врубил фонарь. И покачнулся, едва не сбитый с ног волной чужих эмоций. Перед ним, сжавшись в комок, словно пытаясь таким образом стать невидимой, сидела девчонка. Совсем девчонка, чумазая и дрожащая. Макс с удивлением понял, что все это время она неумело – и, видимо, неосознанно, не ожидая опасности с этой стороны – пыталась закрыться от него. Вот почему он ощутил себя так странно: шестое – действительно шестое – чувство утверждало, что рядом никого нет, а слух сигнализировал об обратном.
Луч света испугал девчонку почти до крика, теперь она вся была как на ладони, и Макс, несмотря на весь свой опыт, не удержался – ухнул всем существом в ее отчаянье, в ее страх, услышал ее невольную мольбу о пощаде. Мольбу, которую она ни за что – он знал и это – не произнесла бы вслух. У нее не было надежды на спасение, но не было и ненависти, скорее – усталость, крайняя усталость. Макс знал – до такой степени выматывает только ожидание, причем ожидание чего-то плохого.
Погреб был довольно просторный. Жаров выпрямился в полный рост, продолжая смотреть на девчонку и вспоминая оперативную сводку. Сколько народу должно здесь скрываться, никто толком не знал. “Эти чертовы дикари плодятся словно кошки!” – Жаров словно воочию услышал голос принца. Когда стремительный летучий отряд обрушился на деревню, немало “чертовых дикарей” бросилось в лес, чтобы попасть прямо в руки охотников. Но и загонщикам хватило работы. Остановившись возле крайнего дома, Макс услышал, как зачпокали выстрелы.
В его задачу не входило стрелять по безоружным. Он и отправился-то на эту вылазку исключительно по личной просьбе Савельева. “Я же знаю, Макс, мимо тебя и муравей не проскочит. Просто пройдешься, осмотришь окрестности”. Осмотрел.
Макс понимал – медлить нельзя. Задержка и так выглядит подозрительной. И кто-нибудь вполне может залезть сюда еще раз – на всякий случай, проверить и перепроверить. На такой риск Жаров пойти не мог. Схватив девчонку за руку, он рывком поднял ее и подтолкнул к узкому лазу. Когда-то здесь, возможно, были и лесенка, и люк, но сейчас земля и труха сыпалась сверху от малейшего прикосновения. Макс подсадил девчонку и выбрался сам, проклиная про себя нелепость положения. Девчонка молчала. От нее по-прежнему исходили страх и обреченность. Но она даже не попыталась сбежать, первой оказавшись в подполе, словно понимала – бесполезно.
Сквозь щели в деревянном полу пробивался свет, и Макс выключил фонарь.
– Тихо, – прошептал он, стараясь передать ей хоть немного спокойствия, которого сам не ощущал.
Вот та стена, за которой ходила кошка. Там, на заднем дворе, скособоченный сарай и заросли кустарника.
– Здесь тебя найдут. Могут найти, – поправился он. – В лес тоже нельзя. Это твой дом? Ты в нем жила?
Кивок. Он не увидел, а скорее почувствовал его.
– Хорошо. Значит, все здесь знаешь. Если придут проверять, окружить дом не догадаются. Сможешь перемещаться, не показываясь на глаза? Чтобы они обошли все, но нигде тебя не нашли?
Еще один кивок. Только не спрашивай меня не о чем, мысленно взмолился он, и тут же спохватился – она же поймет! Девчонка поняла, но не сказала ни слова. Даже “спасибо”. Двигаясь почти неслышно, она оползла за деревянную тумбу-подпорку и снова закрылась от него, на этот раз непроницаемой завесой. Макс шепотом ругнулся – ощущение одиночества внезапно оглушило его – и пополз к широкой полосе света на месте поднятой половицы.

***

Настя искала его четыре дня – человека, который ее отпустил. Она не разглядела его лица в темноте подвала, но знала, что обязательно узнает, если подойдет достаточно близко. Она легко разбиралась в чувствах людей, а иногда это почти тоже самое, что заглядывать в душу. Тот человек был ловок и умен. Но он не умел убивать детей, и никогда не встречал подобных себе – Настя помнила его изумление. Если бы она знала… знала, что среди людей есть похожие на нее, она закрылась бы получше, она бы смогла. Но тогда, возможно, ее нашли бы без всякого нюха, просто прочесывая каждый уголок.
Троих, что пришли осматривать дом, она играючи обвела вокруг пальца. Они особо и не усердствовали, вяло переговаривались между собой, автоматы расслаблено болтались на шеях. Настя на секунду представила себе, как прыгает сверху, перехватывает оружие… Но увы, о подобном оставалось лишь мечтать. Вот он, он бы, наверное, так смог. А она всего лишь девчонка.
Благополучно выбравшись из леса, она побрела к городу, избегая дорог. Теперь у нее не было ни дома, ни родных, а каждый встречный смело мог считаться врагом. Счастье, что она полукровка. С первого взгляда и не распознаешь ненавистную дикарку: никаких белесых бровей, бесцветных, блеклых глаз, и даже волосы вполне человеческие, русые...
…Они давно ждали чего-то подобного. С людьми уже сто лет не получалось настоящей войны – но трудно было представить более худого мира. А нынешний принц и вовсе не скрывал своих намерений. Два года назад глашатаи прокричали на всех углах, что эта земля принадлежит только людям. Многие после этого снялись с насиженных мест и ушли дальше на север, испугавшись угроз. Ее родители остались. Как она устала слышать одно и тоже: “Здесь наш дом, и если надо, мы примем здесь смерть”. Теперь она осталась одна – а родителей закопали в лесу, в общей могиле.
Наверное, лучше бы и ей лежать там же. Потому что идти некуда. Только в город, попрошайничать на улицах и ждать, когда кто-нибудь приглядится повнимательнее к чуть неправильному строению кистей рук, к форме ушей. Но она шла: искать человека, который мог, как она, слышать чужие чувства.

***

Макс Жаров задумчиво вертел в пальцах гладкую блестящую монетку. Мыслей не было. Савельев сидел напротив, в его стакане плескалась мутное пойло. Савельев был расслаблен и пьян. Макс ощущал его удовлетворение как далекий, ровный гул.
– О чем задумался, Жаров? Заказывай полынную, как я. Пробирает до костей, особенного после бурного дня.
– Что-то не хочется, – Макс наконец уронил монетку на стойку и накрыл ладонью. Выпить как раз хотелось. Очень хотелось. И это настораживало.
Жаров считал свой дар уникальным, и до сих пор у него не было случая убедиться в обратном. Он скрывал свои способности всю сознательную жизнь, даже от собственных родителей, и мама частенько качала головой, удивляясь чуткости сыночка. Не успеешь подумать о том, чтобы спустить с него портки и выпороть от души, а его и след простыл, и искать бесполезно. Прятаться Макс тоже умел с самого детства – причем надежно. А потому легко научился находить… Пять лет он работал спасателем на приисках – и стал почти легендой. Он находил людей под такими завалами и так точно определял место, что ему всякий раз казалось – вот сейчас кто-нибудь догадается, скажет: “Этого не может быть! Наверное, он телепат”. Но если такое и говорили, то по пьянке, невсерьез, а его успехи объясняли интуицией – невероятной, немыслимой, но все же понятной.
Никто и не подозревал, насколько хорошо Макс Жаров знает своих друзей. И своих врагов.
И вот теперь – эта девчонка. Дикарка. Нелюдь. Макс прекрасно знал, что генетически аборигены ничем не отличаются от людей, но с врожденной, впитанной с молоком матери ксенофобией справиться было не так просто. Он не любил их – как все или почти все. И однако отчаянно жалел сейчас, что согласился участвовать в этом рейде. Испугался, что его отказ прозвучит странно? А все-таки следовало послать Савельева к черту, свербила мысль, и плевать на последствия. А вдруг, они все такие, дикари? Как он? Макса передернуло от какого-то странного, нового чувства – заныло в груди.

***

Несколько ночей, проведенных под открытым небом, действительно сделали Настю похожей на нищенку. Распустив волосы и старательно пряча руки в лохмотьях, она старалась казаться незаметнее. Смеркалось. Прошел еще один пустой, бесполезный день, а она по-прежнему брела по городской улице, брела в никуда. Эмоции людей протекали через нее, как неторопливый, ровный поток. Лишь изредка она чувствовала всплески на его поверхности: вот здесь, за стеной, маленький ребенок очень боится темноты. Здесь женщине больно – мигрень. А вот этого бледного юношу мучает зависть. Чему и кому он завидует, Насте было узнать не дано, да и не слишком интересно.
Сначала Настя не могла понять, зачем ей этот человек. Один раз он пожалел ее, но он – враг. И все же… все же… ближе у нее нет никого на свете. Даже родители не были – просто не могли – быть ей так близки ей, как он.
Послышался шум и бряцанье оружия: приближался патруль. Настя отступила в густую тень древесных крон и затаилась, машинально закрываясь от внешнего воздействия. Вдруг среди людей эмпаты – норма? Эта мысль почему-то испугала ее. Но нет, эти, во всяком случае, ничего не могли почувствовать даже в двух шагах. Они болтали между собой, даже не прислушиваясь.
– Вот как у него это получатся, а? – говорил высокий молодой голос. – В прошлом году, помнишь, когда наемник из соседнего княжества пытался застрелить принца из самострела с крыши? Никто еще и услышать ничего не успел, а Жаров уже Их Сиятельство  в пыли валяет.
–  Да, это он может, – хмыкнул второй. – Ребята знаешь, что делают? На спор к нему подбираются. Ну, аккуратно, конечно, чтоб не пристрелил ненароком. Днем, в людном месте, просто по плечу сзади похлопать. И никому пока не удалось.
– Говорят, чутье у него…
Голоса удалились, и Настя вновь начала дышать. Вот оно, значит, как. Жаров. Личная охрана принца.

***

Макс весь день ощущал какое-то странное беспокойство. Все, казалось, должно уже пройти и забыться, но – не проходило. Он привычно расставлял охрану, проверял посты, чутко обозревал внутренним взором каждый уголок “дворца”, но полностью сосредоточиться на делах не получалось.
Наконец принц позвал его к себе – поболтать. Макс не возражал. Он воспринимал принца как Объект и знал его так же хорошо, как самого себя. И точно так же, как к себе, давно не мог относиться к Властителю объективно. Мысли принца были ему недоступны, но иногда казалось, что тот и не утруждает себя мыслями. Для того, чтобы думать, существовали советники. А для того, чтоб спокойно спать, существовал Макс Жаров.
Принц расслаблено полулежал в кресле. Он приветствовал Макса взмахом руки и похлопал по сиденью соседнего кресла – садись, мол.
– Добрый вечер, мой принц, – Макс склонил голову.
– Ну, раз ты так считаешь, – засмеялся принц, – значит, и вправду добрый. Как дела? Я слышал, ты ходил в рейд?
“Ты хотел сказать “Мне доложили”? – усмехнулся про себя Макс.
– Да, мой принц. Впрочем, я им не пригодился.
– Действительно? Что ж, тем лучше. Наконец-то эта земля полностью принадлежит нам, не так ли, Жаров?
– Почти так, мой принц. Но не забывайте о беспорядках на границах.
“И о шпионах, которые каждый месяц приходят за твоей головой”. Макс знал, что следует держать при себе, а что произносить вслух, когда говоришь с принцем.
– С беспорядками мы разберемся в свое время, мой дорогой капитан, – принц и вправду был сегодня счастлив, как мальчишка. – Ты готов выступить в поход?
– Когда, мой принц? – дежурное выражение “всегда готов” еще не сошло с лица Жарова, но в душу вдруг запала тревога. Неясная тревога, необъяснимая, словно кто-то шепнул “не ходи”. Но Жаров не умел читать мысли. Да и не было в мире живого существа, который мог попросить его остаться.
– Еще не скоро, расслабься, – принц хохотнул. – Но ты будешь мне нужен. Считай, я сболтнул тебе лишнее. Но я тебе доверяю, Жаров, ты знаешь. И я хочу, чтобы ты был готов прикрывать меня в бою, если понадобится.
Мысленно Макс покачал головой. Его способности отлично срабатывали в случае со шпионами и наемными убийцами, но в открытом бою, когда пули летят отовсюду, а эмоции врагов похожи на слаженный хор, они были бесполезны. Принц, похоже, считал своего личного телохранителя чем-то вроде талисмана, оберега, отводящего оружие. Пару раз Жаров действительно прикрывал принца собой – когда не оставалось выбора. Обычно это происходило помимо воли, на рефлексах – отработанных годами рефлексах сторожевого пса. Страху в такие моменты просто не оставалось места. А потом его поднимали с земли, шумно восхищались, а тайком косились испуганно или с завистью. Рядом вязали или уже добивали очередного неудачливого убийцу, а принц хватал Макса за руку и побелевшими губами спрашивал: “Жаров! Жаров! Ты цел?”, но боялся в этот момент только на себя.
– Я сделаю все, что могу, – спокойно ответил он. – Не волнуйтесь, мой принц.

***

Он шел домой по темным улицам, то и дело наступая в вязкие лужи, и уже думал, как расставить людей для охраны, если принц и впрямь решится выступить в поход. Жаров не сомневался: Властитель достаточно умен, чтобы не лезть на передовую. Но ему, начальнику личной охраны, и впрямь полезно быть всегда готовым.
Продолжая размышлять, Макс толкнул дверь и шагнул в дом. И остановился, автоматически подаваясь назад и опуская руку на кобуру. В комнате кто-то был. Проклиная себя за отсутствие фонарика, он уже приготовился одним прыжком выскочить во двор. Но в этот момент Настя позволила ему услышать себя, и у него снова, как тогда в погребе, закружилась голова. Он прислонился к стене и медленно сполз на пол.
Вспыхнул свет – Настя зажгла настольную лампу. Она куталась в какой-то бесформенный плащ и пристально смотрела на Жарова. Ему ничего не оставалось, как разглядывать ее в ответ. Разглядывать – и погружаться с головой в неведомое прежде состояние.
Других людей он читал, как книги: мог пролистать и небрежно отложить, мог заинтересоваться и иногда возвращался вновь к любимым страницам. Сейчас все было иначе. Он находился внутри некоего особого, незримого пространства. Оно обволакивало, затягивало в себя, и там он ощущал себя… целым. И это состояние обессиливало его, отнимало какой-то внутренний стержень, с которым он привык существовать. Это было страшно, как прыжок в неизвестность, и упоительно, как свободное падение.
И только потом он сообразил, ЧЕМ грозит ему ее появление. Не рассуждая, как всегда в минуту опасности, он вскочил и отшвырнул Настю в угол, подальше от окна. Задернул шторы и лишь тогда обернулся к ней. Увидел ее лицо, волосы. И спросил, не сумев скрыть отчаянную надежду:
 – Ты что – не дикарка?
Настя закусила губу и медленно покачала головой, топча эту надежду. Откинула прядь волос, обнажая ухо.
– Я полукровка, – сказала она тихо. – Мой отец был человеком.
Макс стиснул зубы. Только что, на какой-то миг, ему померещилось счастье. Он успел поверить, что это какая-то нелепая, но поправимая ошибка судьбы – обычная девчонка, каким-то образом попавшая в дикарский погреб.
Но никакой ошибки не было. Где-то на небесах хищно улыбнулись все известные боги.
С губ сам собой сорвался уже ненужный вопрос:
– Зачем ты пришла?
Настя не знала, как ответить, но он понял и так. Легко выделил из водоворота ее чувств причину необъяснимого стремления. Она воспринимала его как брата… нет, как часть самой себя, часть, которой ей до сих пор недоставало. Она пришла, потому что не могла не прийти. Так бабочки летят на свет, потому что не могут иначе.
Бабочки, свет… Он протянул руку и осторожно стянул с нее плащ. Она не противилась. Он больше не злился, скорее, готов был заплакать от боли – так она чувствовала это. Еще секунда – и он обнял ее, вряд ли понимая, что делает, обнял и осторожно прижал к груди. Прежнего мира больше не существовало, не было ни принца, ни дикарей, ни всех прочих людей, никого не было, кроме них двоих, на целой планете. 
Он не знал, как долго они так стояли. Потом она шевельнулась, выскользнула из кольца его рук и попыталась закрыться от него – совсем немного. Он дернулся, хотел сказать: “Не надо”, и тут же понял: так лучше. Она была рядом, он чувствовал ее, но больше не растворялся в ней. И мог рассуждать – о том, что теперь будет с ними.
Она села на пол у стены – силы оставили ее. Он опустился рядом, обхватил голову руками, прижал ладони к глазам. Захотелось поверить, что все обойдется, выход образуется сам собой, и не придется ничего изобретать. Он отнял руки от лица и спросил:
– Как тебя зовут?
– Настя, – сказала она.
– Я – Макс.
– Я знаю.   
– Откуда? – он вскинул голову.
– Ты – личность известная. – Она чуть заметно улыбнулась. - Нельзя пойти по улице и не услышать о тебе.
– Вот как? Ты давно в городе?
– Два дня. Я искала… на ощупь… – она коснулась виска. – Потом услышала, как стража на улицах говорит о тебе… что тебя нельзя застать врасплох… и сразу поняла, что нашла.
Макс покачал головой.
– Ты знаешь, что они  на пари подкрадываются к тебе? – спросила она.
– Нет, – он взглянул на нее и засмеялся, на миг забыв о напряженности момента. – А я-то думал, чего это они все время вьются рядом. Мальчишки… Надо было хоть раз позволить им подойти со спины, меньше бы  судачили.
– Они… не знают, да?
– Никто не знает, – он сразу стал серьезен. – Ни одна живая душа. Кроме тебя.
– Мои родители знали, – тихо сказала она. – Они считали, что это дар богов.
– Постой, – он коснулся ее руки, – Значит, не все ди... вы такие?
- Нет, - она качнула головой. - Я никогда не встречала никого, кто мог так... Кроме тебя.
- Но... если ты полукровка… Там, в лесу, мы что – убили… человека? – Макс едва смог закончить фразу, сообразив, как она прозвучит для Насти. Но она лишь покачала головой.
– Не бойся. Вы убили только дикарей. Мой родной отец зачал меня и исчез.
Мкс кивнул. Такое иногда случалось, и он не помнил, чтобы хоть один человек рискнул потом признаться в связи с дикаркой.
– Может, ты хочешь есть? Переодеться? – он спрашивал, а мозг продолжал просчитывать варианты. Уйти, сбежать вместе с ней? Но Макс не собирался жить среди дикарей, они вовсе не стали ему симпатичны. Эта девочка была для него не дикаркой и не человеком. Она просто была, единственная в целом мире.
Остаться в городе? Невозможно. Настя и не подозревала, насколько опасно ей было здесь находиться, иначе не пришла бы сюда даже за ним. Найти город, где дикарей еще терпят? Принц не отпустит его, отчетливо понял он, принц расценит это как предательство. Властитель живет в кольце врагов, какую границу не перейди, перейдешь на сторону противника. Да и есть ли ему куда уходить, легендарному начальнику личной охраны принца? Скольких убийц и шпионов из соседних стран он успел за эти восемь лет разоблачить? Достаточно, чтоб его ждала скорая казнь, в какую бы сторону он не пошел. Проклятье! Он ударил кулаком в пол.
– Тебе плохо из-за меня? – тихо спросила она.
– Мне страшно, – честно ответил он. – Тебе грозит смерть. А мне – тюрьма, если тебя найдут здесь. А может, и не только тюрьма. Ты не знаешь приказа… Все дикари на территории княжества подлежат немедленному уничтожению. Я слышал, на их поиски специально натаскивают собак. Собаки вас чувствуют, ты знаешь?
– Знаю, – прошептала она. – Но мне, кажется, уже все равно. Я так устала, Макс.
– Останешься пока здесь, – он наконец решился,  и сразу стало легко. – Против собак мы бессильны, но люди, надеюсь, тебя не обнаружат. Будь начеку, слушай всех, и я тоже буду, хорошо? Вон там, за ширмой, кровать. Захочешь переодеться – возьми что-нибудь из одежды в шкафу. Я принесу тебе поесть. Пора гасить свет, в это время я давно сплю.
– За тобой что, следят?
– Не замечал, – Макс усмехнулся. – Разве что издалека. Но люди любопытны, а я – личность известная, сама сказала. Лучше не давать повода. Ну, иди! – он помог ей встать, подтолкнул ее в нужном направлении и, шагнув к столу, погасил лампу.

***

– Вы уверены?
– Да, мой принц, – маленький сутулый человек склонился в полупоклоне. – Собака взяла след, но потом сбилась. Кто-то прятался в подвале – в том самом подвале, который проверял Жаров – а когда кончилась облава, ушел в лес.
– Откуда вы знаете? – раздраженно спросил принц. – Кто-то прятался в подвале, и что с того? Макс спугнул его, тот бросился в лес и нарвался на пули встречного отряда. Разве так не могло быть?
– Нет, мой принц. След вывел нас за линию осады.
– Вы хотите сказать, Макс упустил его?
– Упустил. Или – отпустил.
– Не порите чушь! Я знаю его восемь лет,  и все это время он был мне предан!
– Жаров – хороший воин, мой принц. Но он не каратель. Он мог… дрогнуть.
– Жаров – дрогнуть? – принц покачал головой. – Даже если и так. Одну ошибку я могу ему простить.
– Возможно, это и ошибка, мой принц. Но этот дикарь повернул к городу, мой принц. Вы понимаете, чем это грозит вам?
Принц слегка побледнел.
– Думаете, мне следует опасаться? Месть за свой народ и все такое? Но Жаров…
– Забудьте о Жарове, мой принц! Теперь ему нельзя доверять. Однажды  он уже отпустил дикаря, и мы не знаем, почему. Возможно, это была не просто слабость. А значит, нельзя исключать, что в следующий раз он позволит ему... приблизиться к вам.
- Молчи! Ты понимаешь, что говоришь? Если Жаров - предатель, кому мне тогда доверять? - принц закусил губу. - Ты знаешь, сколько раз он закрывал меня собой? Да и зачем, скажи, ему переходить на сторону кого - дикарей! Если бы ты пришел с вестью, что его подкупило соседнее княжество, я бы еще мог в это поверить.
- Многое пока неясно, мой принц. Но мы не бездействуем. Охрана дворца усилена, за домом Жарова следят. Мой человек со специально обученной собакой сейчас прочесывает город.  Что касается мотивов Жарова... Этот дикарь - наверняка только орудие. Без соседнего княжества тут не обошлось, уверяю вас.
- Может быть, его арестовать?
- Не спешите, принц. Операция только начинается, и пока выгоднее держать его на свободе. Но обстоятельства могут измениться в любой момент.
- Но ведь он завтра придет сюда! Охранять меня! Что если он сам... Если вы говорите мне правду, конечно... - принц совсем смешался и сник.
- Не волнуйтесь, мы не спустим с него глаз, мой принц. Я могу идти?
- Идите.
Человек поклонился и исчез.
- Но как он мог? - с тоской пробормотал принц в пустоту.
Вопрос остался без ответа.

***

Макс проснулся за несколько минут до рассвета. Орали птицы, а в мире людей еще  царила тишина. Макс любил в это время, свободное от чужих эмоций, время, когда он мог привести в порядок мысли. Сейчас мысли были невеселыми. Он спустил ноги с кровати и взъерошил волосы. Наверное, спать и вовсе не следовало. Но устала не только Настя. Оказывается, за эти дни страшно устал и он сам, и возможности расслабиться не предвиделось.
Он осторожно взглянул на Настю: она спала, отвернувшись в стене и натянув одеяло до самого подбородка. Ночью он еще долго сидел в темноте за столом, не думая ни о чем, слушал, как она шебуршится в углу, погружаясь по очереди в ее облегчение-тревогу-надежду. Потом она уснула, а он все сидел, смотря в одну точку, пока не стала клониться голова. Кровать в доме была только одна. Он неслышно прокрался за ширму, больше всего опасаясь ее испугать, и, не раздеваясь, пристроился рядом.
Он подошел к окну, чуть раздвинул штору... Густой туман добрался до самого подоконника, в двух шагах терялись очертания деревьев. Что теперь, думал он? Оставить ее в доме и уйти во дворец? Макс не сомневался, что она сумеет укрыться от посторонних взглядов. Но если ее найдут здесь... Нет, не так, одернул он себя. Если ее просто НАЙДУТ... Ты ведь не можешь этого допустить? И не можешь отпустить ее одну, ведь так? Значит, остается готовить собственное бегство, а потом полжизни или больше скрываться от всего мира. Хочется тебе этого? "А что, есть выбор?" - холодно спросил Макс не столько у себя, сколько у небес. Небеса молчали.
Она проснулась - его будто обдало теплой волной.
- Макс?
- Тс-с... Я здесь, - он шагнул за ширму, сел рядом и стиснул протянутую ему ледяную ладонь. - Замерзла?
- Нет, все хорошо. Я просто боюсь. Все плохо, да?
Он кивнул.
- Да, все плохо. Но мы должны справиться, иначе... - он вздрогнул, представив себе, как будет выглядеть это иначе. Взглянул на Настю - она понимала его, понимала без слов. И, словно зеркало, отразила его чувства. Страх потери умножился на два и обоим причинил боль. Они обнялись. - Мы справимся, - повторил он. - Но нам нужно уйти сегодня.
- Но не сейчас?
- Нет. Слишком рано. Слишком заметны мы будем. И потом... Придется уходить по одному. Черт бы побрал мою известность! Для принца я что-нибудь придумаю, но и горожане не должны видеть нас вместе.
- Ты хочешь пойти во дворец? - ее голос предательски дрогнул.
- Я должен, Настя. Если я не приду, придут за мной. Принц сейчас как на иголках, собственной тени боится, а еще на войну собрался, дурак. Без начальника службы безопасности, стоящего в изголовье, и спать-то не ложится.
- Разве начальник - не ты?
- Я отвечаю за охрану. Безопасность Их Сиятельства обеспечивают люди не чета мне, - он усмехнулся чему-то своему.
- А почему ты ночуешь не во дворце? Если должен все время охранять его?
- Обычно ночую. Тебе повезло, что я вчера пришел домой. Принц даровал мне эту милость, поскольку как раз ожидал Мистера Безопасность. И потом, я ведь все время слушаю дворец и его самого. Это как дежурный режим, привычка...
- Да? И что сейчас чувствует принц?
- Сейчас он спит. А вот вчера вечером он был чем-то сильно расстроен и немного испуган. Тем более нужно узнать новости. Но ты не бойся. Вставай. Сейчас мы сообразим что-нибудь на завтрак и заодно придумаем какой-нибудь хороший план...
Настя вылезла из-под одеяла. Она была в его старых, потертых джинсах и рубашке почти до колен, и в таком наряде казалась совсем ребенком. Босые ноги прошлепали к умывальнику. Макс очнулся и понял, что неотрывно смотрит ей вслед.
Это не любовь, сказал он себе. Это обреченность. Я обречен на нее, а она на меня. Вот так. Он встал, чтоб заняться завтраком, и тут же понял, что они уже не одни, кто бодрствует в столь ранний час на тихой улице. К дому приближались несколько человек, и намерения их были недобрыми. Макс ощутил чужое напряжение и словно ощетинился в ответ.
- Макс! - Настя уже держала его за руку. - С ними собака, собака! Они идут сюда!
Она была права. Теперь он поймал и собаку. Собака делала свою работу и была счастлива, что наконец-то взяла след. Цель была близко. Макс понял, что у них остаются считанные секунды.
- Настя, сюда! - он бросился в дальний угол, коснулся невидимого рычажка и сильно  толкнул: в стене приоткрылась узкая ниша. - Прячься, быстро!
- Но собака... - она попыталась сопротивляться, но он едва ли не силой втолкнул ее в нишу.
- Не думай об этом. Здесь тебя не найдут, проверено. Чтобы выйти, коснешься вот здесь, - он взял ее пальцы и приложил к углублению с внутренней стороны стены. - Все, я пошел.
- А ты, Макс? - пискнула она.
- Обо мне тоже не думай. И сразу уходи из города. Сразу, поняла? Вот, держи, - он еще успел метнуться в спальню и схватить одежду, в которой она вчера пришла. - Теперь все. Они рядом. Удачи.
Щелкнул замок механизма. Времени уже не было ни на что. Он не стал даже делать вид, что его застали врасплох. У него, черт возьми, чутье! Он вынул пистолет и спрятался за косяком. Дверь вылетела с первого удара, в комнате сразу стало тесно. Он  узнал нескольких мужчин - безопасность, очень интересно - и опустил пистолет.
- В чем дело, господа? - спросил он, доигрывая роль до конца.
- Максим Жаров, вы арестованы! Оружие на пол!
- Вот как? За что же? - он прощупывал почву, уже понимая: собака привела их сюда по Настиному следу, а значит, ему вряд ли удастся отвертеться. Да, собака... Она растерянно бегала по дому, надолго задержалась в спальне, но теперь ничего не могла понять. След, такой хороший, свежий след, куда-то пропал. Макс живо ощущал ее растерянность.
Он сделал хороший тайник - его нельзя было ни нащупать, ни простучать, ни даже учуять.
- Опустите оружие, Макс, - в комнату вошел тот, кого Макс пару минут назад легкомысленно называл мистером Безопасность. - И не вздумайте поминать принца. У нас с ним вчера состоялась весьма содержательная беседа. Скоро мы побеседуем и с вами. Вы удивитесь, как многое нам известно. Вот, например, эта собачка. Тихо, тихо, Стелла, сидеть. Потеряла след? Здесь никого нет? Хорошо, хорошо, ты не виновата... Она пришла сюда по следу дикаря, уважаемый господин Жаров. Что в вашем доме делать дикарю, вы не знаете, а?
- Может, он хотел устроить на меня засаду? - Макс демонстративно пожал плечами, но пистолета не опустил.
- Да нет, зачем же. Он ведь должен быть вам весьма благодарен. Как же это вы пропустили его в подвале? Отказало хваленое чутье? Зато у наших собак оно никогда не отказывает. Берите его, ребята!
Макс успел даже выстрелить и, кажется, попал, но его тут же задавили числом. При этом они боялись его, он это чувствовал и все никак не мог поверить в серьезность происходящего. Но когда его прижали к полу и пребольно заломили руки назад, поверить пришлось. Кто-то сел на ноги, в голову уперся ствол пистолета.
- Не советую дергаться, - сказал Качалин, начальник отдела безопасности принца. Вот он не боялся, он торжествовал и предвкушал удовольствие. - Так где дикарь?
- Не знаю, о чем вы. А-а!
Стон вырвался скорее от неожиданности - Жаров не намеревался доставлять радость этому садисту. Но когда ломают плечо, очень больно.  На лбу сразу выступил пот. Закрыться от Насти, запоздало подумал он, она же все чувствует. И понял, что просто не сможет. Боль, так же как и внезапный испуг, легко срывала мысленную завесу. Сделай это сама, взмолился он. Не надо ТАК мне помогать! Но кто-то вновь выкрутил ему руку, и он перестал думать об этом.
- Я жду ответа, - напомнил Качалин. Жертва извивалась на полу, но внятных криков не издавала. Это было плохо. Никого еще не хотелось ему так унизить за всю свою карьеру, как этого спокойного, всегда молчаливого и абсолютно, колдовски неуязвимого Жарова. Но и Жаров, оказывается, чувствовал боль. Качалин ухмыльнулся и пообещал: - Будет хуже.
- Я... не знаю... о чем ты, - сквозь зубы ответил Жаров. - Когда я пришел... здесь никого не было. Спроси... собаку... с-сука...
- Хочешь, он тебе руку сломает? - почти ласково сказал Качалин. - Так сломает, что ты даже ложку держать не сможешь, не то что оружие?
- Валяй, - прошипел Жаров. - Ответ... тот же.
И тут же завозился на полу, изо всех сил стараясь не закричать. Ему случалось ломать кости, но никогда это "удовольствие" не растягивалось на несколько секунд. Мгновения казались долгими, как века.  Ну давай, ломайся же, быстрее...
- Прекратите! - рявкнул от двери неожиданно тонкий, но от этого не менее властный голос принца.
Доморощенный палач от неожиданности отпустил руку, и она безвольно упала. Макс даже не пытался ей шевельнуть - связки были потянуты намертво.
- Поднимите его, - приказал принц.
- Но, позвольте, мой принц, он опасен. - Качалин едва не скрежетал зубами от досады. - Тот дикарь был здесь, вот собака, видите...
- Я все вижу, - брезгливо сказал принц. - У вас есть наручники? Так воспользуйтесь ими, если боитесь.
Максу сковали руки за спиной и подняли на ноги. Он встретился глазами с принцем,  привычно заглянул ему в душу и невольно отшатнулся, пораженный. Принц страдал, страдал отчаянно, чуть ли не слез, из-за его, Жарова, предательства. Максим вгляделся в бледное лицо и словно впервые увидел, что насколько принц молод для Властителя. Сейчас это было заметно, как никогда - на осунувшемся за ночь лице отчетливо проступили веснушки, нижняя губа вздрагивала, словно Их Сиятельство собирались заплакать.
Ему только двадцать пять, вспомнил Макс. И совсем недавно он действительно был мальчишкой.
- Зачем ты это сделал, Макс? - спросил принц. - Зачем? Когда мне доложили, я не хотел верить. Отпустить дикаря... Кто тебе заплатил, Макс?
- Мне никто не платил.
- Тогда почему?
- Потому что я не убиваю детей, - сквозь зубы ответил Макс. - Там был ребенок. И я дал ему уйти. - Он забыл добавить "мой принц", и пустота на месте этих слов повисла в воздухе.
- Не лги мне! - принц почти взвизгнул. - Этот "ребенок" пришел из леса в город, к тебе! Зачем?
Макс молчал, не в силах отвести глаз от лица принца, обжигаемый волнами его растерянности и боли, и чувствуя все сразу, плохое и хорошее: присутствие Насти - как теплый ветер, ноющую боль в руке, злость Качалина, а где-то далеко - просыпающийся город.
- Не стоит самому допрашивать его, мой князь, - Качалин был тут как тут. - Вы же видите, он не собирается раскаиваться. А способ развязать язык всегда найдется, вы же знаете.
- Молчи! - принц дернул плечом. - Начнешь говорить, когда я разрешу. Жаров, послушай меня. Я верю тебе. Давай забудем этот инцидент. Ты нужен мне, Жаров! - принц поежился, словно убийцы уже окружали его. - Просто скажи, где этот дикарь, кто бы он не был, и я прикажу тебя отпустить! И все будет как раньше, Жаров!
Макс медленно покачал головой. Ничего уже не будет как раньше, подумал он. И Настю я вам не отдам - не смогу.
- Он был здесь, - сказал он. Изменив мимоходом пол дикаря, Макс надеялся, что увеличивает Настины шансы. - Просил о помощи. Я дал ему немного денег, и он ушел. Я не знаю, где он сейчас. Вы это хотели услышать, мой принц?
- Я бы не стал ему верить, - предостерег Властителя Качалин. - Вы же не можете в самом деле отпустить его, принц? Ребенок - это сказки, поверьте моим следопытам. Следы принадлежали взрослому. В крайнем случае, подростку. Кроме того, некоторые признаки говорят, что это была женщина. (Макс невольно вздрогнул.) Он вам врет, мой принц. Но я смогу его разговорить.
На этот раз принц выслушал Качалина до конца, не перебивая. Потом медленно кивнул - скорее, не ему, а собственным мыслям.
- Как ты мог меня предать, Жаров? - спросил он тихо. Ответа он не ждал, и Макс не стал отвечать. - Тебя будут за это судить, а потом казнят. Ты это понимаешь?
"И что будет со мной?". Их Сиятельство, конечно, не сказал этого вслух, но Макс ясно он представлял себе чувства своего подопечного.
- Жаль, коли так. Ты сам виноват, - уронил принц, отворачиваясь от Жарова. Властитель тренировал в себе твердость.
- Только не калечить, - сказал он, останавливаясь перед Качалиным. - Запомнил? Забудешь - с самого шкуру спущу.
Дверь хлопнула. Качалин потер руки.
- Все, что знаешь, расскажешь, - пообещал он Максу.

***

Макс чувствовал - Настя где-то рядом, и не просто рядом - она делит с ним его боль, причем примерно пополам. Но даже половина его боли была слишком для пятнадцатилетней девчонки - особенно иногда, когда Качалин приходил сам.
Все допросы пока что заходили в тупик. Безоговорочный приказ принца - не калечить - сильно стеснял фантазию палачей. А Макс упрямо твердил: все, что знал, уже рассказал, а больше, увы, не знаю, не знаю, не зна-а-аю, сволочи!
Ее незримое присутствие помогало не сдаться и не сойти с ума, и он никак не мог совсем закрыться от нее. Понимал, что так будет ПРАВИЛЬНО, твердил себе, что она не должна страдать из-за него, страдать вместе с ним, ей нужно бежать, ее ищут – и все равно не мог. 
А Настя... Настя жила под стенами тюрьмы. По счастливой случайности, совсем рядом был шумный рынок, просто рассадник всяческих нищих и попрошаек. На девчонку в мужской одежде, которая постоянно куталась в платок, очень быстро перестали обращать внимание, окрестив Припадочной. Время от времени она бледнела до синевы и опускалась на землю, ее пальцы судорожно сжимались, губы шевелились. Рыночные завсегдатаи только качали головами, и иногда ей даже перепадал кусок хлеба.
Она сделала все, что могла, чтобы собаки не смогли снова взять ее след, избавилась от всех вещей, могущих связать ее с тем подвалом и вообще с лесом. Теперь оставалось только надеяться, что ее, полукровку, собаки не учуят.
Ее план вполне удался, хоть она и не знала об этом - теперь она пахла просто нищенкой, и соглядатаи с собаками зря рыскали по городу. Они по-прежнему не знали точно ни пола, ни возраста разыскиваемого дикаря. Жаров молчал. Принц заперся в покоях  и никого не принимал. Качалин чувствовал, что теряет контроль над ситуацией.
– Он молчит, мой принц, – говорил он, стоя под дверью. – То есть, он повторяет то же, что сказал вам. Поймите меня, мой принц, я поверил бы ему, но… Те методы, которые вы нам разрешили… Их недостаточно для полной уверенности, вот в чем дело. Такое давление выдержать легче легкого, если есть сила или упрямство. Жарову не занимать ни того, ни другого, вы же знаете. Он не мальчик, чтобы бояться порки.
Дверь резко распахнулась. 
– А как же раскаленное железо? Не помогает? – с издевкой в голосе спросил бледный принц, внезапно появляясь в проеме. Качалин вздрогнул от неожиданности и поспешно поклонился.
– Не помогает, мой принц.
– И вы полагаете, что дыбой или “испанским сапогом” сумеете его сломать?
– Очень трудно солгать, когда дробятся кости, мой принц.
– А если он и на дыбе будет твердить все то же? Кому вы скорее поверите: ему или вашим хваленым собакам?
– В этом лучае я готов признать свою ошибку, мой принц. Так вы… согласны?
– Нет! Не знаю. Я сам поговорю с ним. Прямо сейчас.

***

Принц шагал по коридорам тюрьмы так быстро, что Качалин едва успевал за ним. Они спустились по темной лестнице в подвал. Принц нервно огляделся, его губы вздрагивали, словно он пытался что-то сказать, но еще не придумал, что. Наконец у него получились слова:
– Приведите его.
– Присядьте, мой принц, – Качалин услужливо подвинул принцу кресло.
– Не нужно, оставьте!
Качалин засуетился, раздавая приказания молчаливым подручным. Заскрипели цепи, захлопали двери. Наконец раздались шаги. Принц, казалось, их узнал. Он весь подобрался и придал лицу непроницаемое выражение.
Макс сразу понял, зачем приехал Властитель. Он давно перестал наблюдать за чувствами принца и его дворцом, посчитав, что никаких обязательств между ними больше не существует. Но привычка брала свое, а эмоции принца были слишком навязчивыми – он, казалось, знал, что Жаров способен их улавливать, и мысленно уговаривал недавнего верного слугу доказать свою лояльность и вернуться. Раньше люди были для принца мусором, и кому, как ни Жарову, было знать об этом. Но теперь все менялось, и принц плакал по ночам, потому что впервые в жизни желал спасти, а не казнить – но был бессилен. 
И вот теперь он приехал не требовать – умолять. Спускаясь по лестнице в подвал, Макс с горечью думал, что отдал бы полжизни за возможность уступить этой мольбе. Но он сильно сомневался, что условия принца ему подойдут. Судьба не собиралась оставлять Максу Жарову лазейку.
Его поставили на колени, заковали в цепи – принц молчал. Жаров мысленно поставил бывшему подопечному высший балл за владение собой: лицо Властителя было непроницаемо.
– Ты плохо выглядишь, – медленно произнес принц. – Тебя хорошо кормят? – принц подошел поближе, заглянул Максу в глаза, скользнул взглядом по пятнам крови на рубашке и вымолвил:
 – Зачем ты обрек себя на это, Жаров? Дался тебе этот дикарь! Ведь они проверяли тебя! Проверяли! Как же ты не понял?
– И вы позволили ему, мой принц? – слова вырвались невольно.
– Я… я был уверен в тебе, Жаров. – голос принца упал до неверного шепота, он склонился к самому лицу Макса.
– А я и не предавал, – также тихо ответил Макс. - Я нанимался к вам охранником, солдатом, может быть. Но не убийцей.
Принц отшатнулся.
– Ты знаешь, зачем я здесь, Жаров, – сказал он после минутного молчания. – Качалин не верит тебе. Он ждет приказа пытать тебя по-настоящему. Ты хочешь, чтобы я отдал такой приказ?
Макс молчал.
– Но ты вынуждаешь меня отдать его! – почти выкрикнул Властитель. – К чему это  упрямство, Жаров? Ты же губишь себя!
“Себя и меня, ты это хотел сказать, мой принц?” – подумал Макс, а вслух спросил:
– Что я должен сделать, чтобы вы мне поверили? Признать свою вину?
– Найди этого дикаря! У тебя же чутье, Жаров. Мы прочесали весь город, но все без толку! Найди его, и никакой Качалин не посмеет назвать тебя изменником. Ты будешь свободен, я верну тебе должность! Отвечай же! – принц едва не сорвался на крик, и Максу вдруг стало его жаль. Он снова вспомнил, что Властитель еще мальчишка, не в меру амбициозный, жестокий, но на удивление беспомощный мальчишка, который знает – без Жарова он останется беззащитным.
– Я не буду помогать вам, мой принц, – тихо ответил он. –  Я уже сказал – я не убийца. Можете считать это изменой.
Качалин, стоящий за спиной принца, аж подпрыгнул на месте, не в силах скрыть своей радости.
– Вы слышите, он признался! Отдайте его мне, принц, и я узнаю, где искать дикаря!
– Нет, – принц медленно отошел на несколько шагов, разглядывая Макса так, словно впервые увидел. – Нет, Качалин, ты его не получишь. – Принц стремительно развернулся к начальнику службы безопасности. – Ты ведь добился своего, не так ли? Максим Жаров признался в измене и будет казнен. Ты не можешь найти дикаря без его показаний? Это твои проблемы, Качалин, – с каждым словом Властитель делал шаг вперед, оттесняя Качалина к стене.  – Ведь это теперь твоя обязанность – ловить преступников и защищать меня от врагов. Надеюсь, ты с этой задачей справишься! – Выкрикнул в лицо Качалину последние слова, принц дернул дверь и выскочил из подвала.
Качалин с перекошенным от злости лицом медленно приблизился к Максу. Жаров только и успел, что зажмурить глаза: удар по лицу отшвырнул его назад. Обливаясь кровью, он повис на цепях.
– В камеру его, – бросил Качалин.

***

Настя жила как в полусне, мало что замечая вокруг. Жарова оставили в покое, его больше не мучили, и это было так, словно они наконец остались вдвоем.
Она знала: у них нет ни малейшей надежды. Не слишком разбираясь в местных законах, она прекрасно понимала – измены Максу не простят, будь он хоть трижды начальником охраны и любимчиком принца. Но страх потери не терзал ее. Она уже прошла вместе с Жаровым и унижение, и боль, и собиралась идти до конца.
Макс лежал на грязном матрасе, отвернувшись к стене, и ждал приговора, ничуть не сомневаясь, каким он будет, и незримое присутствие Насти спасало его от страха смерти. Он каждый миг помнил, что все чувства они делят на двоих,  и сделал все, чтобы она не ощущала его обреченности. Это значило не позволять себе не ненависти, ни отчаянья, ни паники, не страха, и он принял это как данность: нельзя – значит, нельзя. Значит, я просто не буду думать об этом – просто буду воспринимать как подарок судьбы каждый следующий день.
Принц пришел еще раз – в день суда.
– У тебя еще есть шанс передумать, – небрежно сказал он. Но в душе у него был ад, и Макс снова пожалел его.
– Я не могу передумать, – спокойно ответил он.
Принц ушел, взбешенный., но сквозь бешенство проглядывала растерянность.
Суд был коротким и беспощадным. Слушая показания Качалина, Макс лишь качал головой. Для него, конечно, не было тайной, какую бесконечную ненависть испытывает к нему “мистер Безопасность”, но, право же, он и подумать не мог, что тот способен перейти к действиям, да еще к таким стремительным и подлым. “Если бы я знал, что это ловушка, то сбежал бы с ней прямо из подвала”, – думал он. Во всяком случае, ему хотелось думать именно так.
Судилище было публичным – в зал набилось немало народу. Настя была где-то рядом, и он, вопреки здравому смыслу, искал ее взглядом. Ему так хотелось увидеть ее, что он почти прослушал длинный список своих преступлений и очнулся, лишь когда судья обратился к нему:
- Подсудимый, вам есть что сказать в свою защиту?
Макс поднялся на ноги и оглядел зал. Здесь было много знакомых лиц, но не в одном из них Жаров не увидел сочувствия. Все эти люди считали его предателем, хотя он восемь лет закрывал грудью их принца. Максу стало противно.
- Мне нечего сказать, - ответил он. - В этом долбанном княжестве виновен каждый, кто не согласен стать палачом.
- Заткните ему рот! - крикнул кто-то из зала. Голоса остальных слились в возмущенный гул.
- Тихо! - сказал судья, поднял молоток и взглянул на Властителя. Тот сидел на самом почетном месте, прикрыв глаза, с лицом, похожим на маску. Наконец его губы шевельнулись и бесстрастно вымолвили:
- Виновен.
- Виновен! - громко объявил судья, с облегчением опуская молоток на звонкое дерево стола. - Виновен!

***

Но Настя и Макс все равно обманули всех охранников, судей, принцев и палачей. Никто не мог разлучить их в ночь перед казнью. Ни принц, который неизвестно зачем приехал в тюрьму и с минуту стоял на пороге камеры, сверля глазами бывшего начальника своей охраны. Ни священник, который явился под утро и стал бормотать что-то про раскаяние.
- Я же сказал, что виновен! С чего мне раскаиваться? - гаркнул Макс ему в лицо.
Священник испуганно выкатился за дверь, и Жаров с Настей вновь остались вдвоем.
Она сидела под самой стеной тюрьмы до самого рассвета. Никто не нашел ее здесь, не поймал, не прогнал. Она знала – Макс близко, она почти слышала его дыхание. Он тоже ощущал ее близость – стоял, прижимаясь лбом к холодному камню, и мучительно жалел, что не может ее обнять. И они без слов понимали друг друга."Я умру с тобой". "Не вздумай, ты должна жить". "Тогда  я умру без тебя". "Нет, живи". "Но я не смогу. Ты бы смог без меня?". "Нет. Не смог бы. Прости". "Нет, это ты прости, прости меня"...
Макс не заметил, как наступило утро, и вздрогнул, когда открылась дверь. Твердость на миг изменила ему, и охранникам пришлось чуть ли не силой отрывать его от стены. Он едва не начал умолять об отсрочке, о возможности еще минуту, еще секундочку побыть здесь. Но в дверях появился Карелин, и его злобное торжество обожгло Макса не хуже плети. Страх сразу ушел, осталась лишь злость.
Качалин усмехался. Подождав, когда Максу сковали руки за спиной, он подошел ближе.
- Ну разве не обидно? - с издевательским сочувствием промолвил он. - Еще недавно был самым крутым в стране, а через полчаса умрешь.
- Хотел бы я знать, сколько осталось жить принцу? - по какому-то наитию спросил Жаров.
И тут же скорчился, получив удар по почкам.
- Молчи, изменник, - прошипел Качалин ему в лицо. - Не о принце думай, а о себе. Разве тебе не страшно, а, Жаров? Еще немного, и бац – тебя нет.
Макс смотрел Качалину в глаза, но уже без ненависти, а лишь с удивлением. Как хотел этот человек насладиться его страхом! Но Макс Жаров не молил о пощаде, не ползал у всесильного мистера Безопасность в ногах. Макс и бледнеть-то умел только от злости. И бедный Качалин, глухой к эмоциям, как и все, никак не мог ощутить его страха.
- Пошел ты, - бросил ему Макс почти брезгливо, и рефлекторно сжался в ожидании очередного удара.
Но Качалин лишь плюнул себе под ноги и рявкнул:
- Ведите!
На площади собралась изрядная толпа. В центре возвышался деревянный помост – там топтался палач. Еще один помост, рядом, был предназначен для принца и свиты. Властитель сидел, небрежно уронив руки на подлокотники парчового кресла, его лицо по-прежнему ничего не выражало, а от фигуры зримо веяло холодом.
Стараясь не спотыкаться, Жаров поднялся на эшафот. Море лиц плескалось внизу, но  него уже не доносилось ничьих эмоций: все тонуло в пелене липкого страха. Секретарь суда начал читать приговор; Макс не улавливал ни слова. Он почти забыл о Насте, не ощущал больше ни смятения принца, ни торжества Качалина, ни циничного любопытства этой безликой толпы. Думал он только об одном: "Я должен держаться, держаться. Все, что я могу – не показать им своего страха".
- Начинайте, - негромко произнес принц.
Макса заставили опуститься на колени, двое помощников палача крепко схватили его за плечи, не давая увильнуть от вороненого ствола. Холодное дуло коснулось затылка. Жаров, сам того не замечая, зажмурил глаза.
Настя стояла в толпе, кутаясь в платок, и даже не пыталась укрыться от его чувств. Когда убивали ее семью, она не умерла лишь потому, что полностью отделилась от всех, отгородилась, спасаясь, от всего мира. Теперь она собиралась поступить наоборот. Она тоже ощущала затылком холод ствола, точно так же жмурила глаза и хотела лишь одного – не выдать своего страха.
По затишью, наступившему вокруг, и по ставшему вдруг болезненным, как укол, вниманию толпы Макс понял, что держаться осталось недолго, буквально секунды. "Ну же, давайте" – не замечая, шептал он.
"Бам!" - звонко ударил гонг.
"Ну же..."
"Бам!"
"Давайте..."
"Бам!"
Палач передернул затвор, и в этот миг Макс перестал контролировать себя. Чувство опасности, то самое, которое столько раз спасало жизнь и ему, и принцу, захлестнуло его с головой, дало телу команду спасаться. Жаров рванулся из рук палачей, пытаясь уклониться, убежать, укрыться от безжалостной пули...

***

Принц вскочил с кресла.

***

Ахнул выстрел. По площади прокатилось эхо. А следом обрушилась оглушающая тишина.
Никто не заметил, как упала на землю маленькая нищенка в задних рядах. Обморок. Бывает. Но зато все увидели, как, покачнувшись, рухнул в свое кресло Властитель. Толпа загудела и подалась вперед, предвкушая новое шоу – тем более что на эшафоте уже не на что было смотреть. Но праздной публике не удалось насладиться зрелищем вельможной слабости – принца тут же заслонили спины охранников. Качалин, протолкавшись сквозь них, склонился над Властителем, похлопал его по щекам, потряс за плечи. "Очнитесь, очнитесь, мой принц", - почтительно бормотал он.
И принц очнулся. Коротким жестом он отстранил начальника службы безопасности, но открывать глаза и вставать почему-то не спешил.
Это потом, чуть позже, он все-таки поднялся (Качалин отшатнулся от его взгляда), шагнул не эшафот и еще долго стоял над телом, прикрытым рогожей, кусая губы и бормоча что-то неслышное.
А потом, еще позже, он выслушал доклад о найденном на площади теле девочки-полудикарки, и криво усмехнулся.
Еще позже он отдал приказ похоронить Жарова как начальника стражи, словно не было ни суда, ни приговора, ни позорной смерти от выстрела в затылок. А спустя пару месяцев казнил Качалина, притянув за уши обвинение в измене.
И Империя, Великая Империя, тоже была потом.
А пока принц сидел, прижатый к креслу оглушающими эмоциями толпы, и не смел пошевелиться.

Москва, ноябрь 2002, декабрь 2007.