Алихан букейхан

Много было чингизидов в прошлые времена. Каждый бай-торе, становясь султаном и управляя своими кочевьями, брал в жены девушек почти изо всех родов своего улуса. Иногда младшим доставались жены старших братьев, если те погибали или рано умирали. И всегда у них было помногу детей.
Правда, ближе к 19-20 векам рождаемость в семьях чингизидов поуменьшилась, так как все меньше земли оставалось в распоряжении кочевников. После аншлюса – присоединения к России – царская администрация потихоньку прибирала к своим рукам лучшие угодья.
К тому же в конце в первой половине 19 века ханский титул потихоньку упразднили. Стало спокойнее в Степи – чингизиды стали выслуживать себе богатство, русские дворянские титулы, чины, звания и медали. Мало кто из них хотел послужить своему народу. Один из них – Жангиров – стал полным генералом (4 звезды), служил министром почт Российской империи.
Возможно, это были не только Чокан Валиханов и Алихан Букейхан. Но оба они прожили яркую жизнь и выполнили самую важную миссию – подвижников в борьбе за самоопределение казахов. Любопытно, что в разное время разные люди в Санкт-Петербурге присвоили им неофициальный титул «степного принца».
Они не вооружали отряды сарбазов, не учиняли разгром в аулах непокорных родичей, не участвовали в грызне за власть и влияние, не делили земли и имущество. Их оружием были перо и слово, их средствами были острый ум ученого и доброе сердце высококультурного человека.
Алихан Букейхан мог носить и другую фамилию – Нурмухаммедов или Муканов по имени отца, Батыров по имени деда. Но в их родовой ветви было принято имя хана Букея. Этим подчеркивалось более знатное, чем у других чингизидов, происхождение. Линия родства восходила к Чингисхану через печально известного Барака Седогривого.
Чокан и Алихан никогда не встретились – первого унесла в могилу чахотка за пять лет до рождения второго. Зато не раз виделся Алихан с его другом Кургереем – Григорием Потаниным, жадно выспрашивал о Чокане, учился у мастера ведению записей по истории, этнографии и фольклору.
Осознание близости к людям значительным заставило Алихана Букейхана с малых лет искать в своей судьбе пути, связанные с преодолением духовных высот, поиском поприща своего в сферах общественной и культурной. Не дело выбрало его, но он сам выбрал свое дело.
Букейхан мог эмигрировать, когда большевики не дали укрепиться созданной им Алаш-Орде. Но остался и сотрудничал с ними на ниве науки и просвещения, продолжал неутомимо исследовать историю и культуру родного народа. Его труды получили широкое признание в Европе.
Он мог скрыться в любой глуши, когда началась травля всех сторонников Алаш-Орды и когда их всех объявили врагами народа. Но Букейхан остался верен себе, встретил личную беду спокойно и мужественно вел себя вплоть до гибели в 1937 году.
Как видный общественный и политический деятель, Алихан Букейхан занимает видное и особое  место в истории Казахстана. Он, по существу, замыкает собой галерею тех лидеров Степи, которые составляли ядро улусно-ордынского строя, привнесенного татаро-монголами в родоплеменную структуру кочевников Дешт-и-Кипчака.
Ему ненадолго удалось то, к чему все века стремились властолюбивые и строптивые потомки Чингисхана (они же – его, Алихана, предки). Но все они, в том числе Баракхан Кокжал-Седогривый, были эпигонами, слабыми подобиями своих прадедов.
Букейхану удалось то, чего они тщетно добивались – создать проект унитарного государства и попробовать его реализацию на практике. Пример Финляндии, которая сумела использовать право на самоопределение, вдохновлял партию Алаша.
Но в Совнаркоме быстро поняли, к чему приведет желание бывших национальных окраин выйти из состава бывшей Российской империи и постарались принять меры к сохранению прежних границ. Кто знает, к каким высотам пришел бы Казахстан к началу третьего тысячелетия, если бы Алаш-Орде предоставили бы самостоятельность…
Историки, перечисляя личные статусы Алихана Букейхана, изумляются широте его кругозора, многогранности и спектру интересов, диапазонам деятельности. В нем одном совместились ученый и писатель, политик и государственник, законовед и партийный лидер.
А началась блестящая карьера Букейхана с простенького медресе в его родном Каркаралинске. Недовольный качеством и уровнем обучения, девятилетний Алихан самовольно перешел в русско-казахскую мужскую школу. Через семь лет он получил аттестат и заодно (чингизид!) освоил сапожное ремесло.
В Омске он закончил техническое училище и получил специальность техника-строителя железных дорог. Этого образования Букейхану было мало, и он обратился с просьбой о продолжении учебы.
От имени объединения Киргизских обществ ему выделили стипендию в размере 200 рублей, и Алихан уехал в Санкт-Петербург. Там он закончил Лесной институт. Осваивая науки, студент Букейханов не остался в стороне от бурной общественной жизни, сразу примкнул к молодежным левым движениям.
За участие в кружках, студенческих сходках, демонстрациях протеста потомок Чингисхана был внесен в списки политически неблагонадежных. Но так как после окончания университета ему все равно предстояло выехать в Сибирь, то полиция его не беспокоила.
С дипломом лесовода Алихан вернулся домой, а потом обосновался в Омске. Здесь он жил и работал четырнадцать лет, с1894 по 1908 год. На берегах Иртыша расцвели его таланты, которым так удивляются биографы, сравнивая Алихана Букейхана с Чоканом Валихановым.
Преподавание, статистика, журналистика, фольклористика, животноводство. Заботу о сохранении исторического наследия и развитии культуры родного народа Алихан сочетал с программой охраны природных богатств Казахстана, в особенности фауны и флоры. Стало быть, он еще и первый эколог.
Самое привычное для него расположение в пространстве – вне дома. Букейхан постоянно в пути, вся работа связана с разъездами. Поездки, командировки, экспедиции, особенно после организации ООМОСХ – Омского отделения Московского сельскохозяйственного общества.
Настоящим университетом ученого-практика стало для Алихана участие в двух экспедициях. Первая - под руководством Ф.Щербины, которая проводила всестороннее, обследование уездов и волостей Северного и Восточного Казахстана.
Вторая – во главе с С.Швецовым, собиравшая статистические материалы о жизни городов и поселков, расположенных вдоль железной дороги от Челябинска до Томска.
Первый и очень значительный плод этих поездок – монография о казахской овце и народном опыте ее разведения. Параллельно Алихан собирал и накапливал для публикаций фольклорные материалы.
Постоянное изучение повседневной жизни казахов сформировало в нем убежденного сторонника национально-освободительной идеи, которую необходимо было реализовать мирными и политическими, вполне легитимными методами, в соответствии со складывающимися обстоятельствами.
Поэтому Букейхан примыкает к партии КаДэ – конституционных демократов (кадетов), которая играла ключевую роль в общественно-политической жизни Российской империи и народов, живших в ее границах. Эта партия была единственной оппозицией, которую признавал и с которой считался император.
В некоторых вопросах (понятно, каких) Алихан, конечно, расходился со своими единомышленниками. Даже с казахскими интеллигентами из числа кадетов приходилось много спорить, а их к концу 19 века было немало, - троицкие, оренбургские, курганские, тюменские, омские и томские. (И почти все, как правило, чингизиды).
Но все кадеты были единодушны в том, что народам нужны конституция и демократия. Если это будет привито в российском обществе, будет передано всем нациям и народностям империи, то прогресс наступит скорее. Все остальное, что требуют социал-демократы и другие партии, приложится само собой.
Такая позиция не позволяла Алихану оставаться пассивным наблюдателем и созерцателем жизни, каким вынужден был быть Чокан Валиханов. Но в середине 19 века идеи парламентаризма не допускались в умы, а народники и разночинцы тянули общество в разные стороны.
В начале же 20 века отношения в геополитике резко изменились. И отставание от хода истории грозило народам, особенно малым, исчезновением. Это уже наблюдалось в Африке, Южной Америке, Юго-Восточной Азии и Океании. Неутолимое исследовательское внимание Букейхана поглощало все, перенося все новые факты и знания на судьбу казахов.
Но большинство товарищей по партии не утруждали себя глубоким проникновением в проблемы с национальной и этнической подоплекой. На текущий момент самой актуальной задачей была демократизация общества и всех слоев населения.
С этим Алихан Букейхан по прозвищу «Степной принц» (а иногда и «герцог–башмачник») был согласен полностью и принимал в выполнении этой задачи самое деятельное участие. Трибуном не был, предпочитал задушевный разговор, обмен мнениями.
Он писал статьи, редактировал газеты, пропагандировал казахский фольклор, внедрял садоводство, огородничество и бахчеводство в аулах, популяризировал и распространял положительный опыт земледельцев и скотоводов. И постоянно беседовал с людьми везде, где бывал, внушая новые идеи.
Особенно много работы выпало на долю Алихана в годы первой русской революции 1905-1907 годов. Николай Второй под давлением либеральной и умеренной оппозиции пошел на уступки и издал свой знаменитый Манифест о даровании свобод.
Это еще не была Конституция, но кадеты вместе с другими партиями могли считать манифест своей маленькой победой. И сразу же разослали во все губернии местным отделениям и группам КаДэ задания по распространению и разъяснению монаршего документа среди населения, без различия званий и сословий.
Вторая уступка была не менее значимой. Царь милостиво соизволил повелеть, чтобы в следующем, 1906 году, была созвана первая Государственная Дума. И Алихана предупредили, обращаясь к нему на русский манер: «Александр Николаевич, вас будут выдвигать депутатом от киргизских общин».
Что такое выборы в Степи, Букейхану было известно не понаслышке. Много раз и отец, и его братья пересказывали истории об этом. Ничего, кроме междоусобиц и распрей, выборы не приносили. От смены ханов и султанов ни режим управления, ни жизнь народа лучше не становились.
И Алихан включился в работу с царским манифестом одновременно с подготовкой выборов. Жизнь на местах необычайно активизировалась, забурлила. Важно было, чтобы в доходчивых и простых словах, доступных пониманию неграмотных, но здравомыслящих степняков, людям были растолкованы демократические свободы.
На дворе стояла осень 1905 года. Мятежный и волнующий октябрь разносил на своих ветрах благовест свободы. Немногие понимали, что объявление свобод было всего лишь спускным клапаном. Требовалось снять напряжение, прекратить стачки, забастовки, бои между рабочими и полицией в столицах и промышленных центрах.
В Степи напряжение возникало из-за притока переселенцев на якобы свободные земли. У скотоводов отнимали пастбища и передавали крестьянам, приезжающим из России, Украины, Белоруссии, Молдавии. Поэтому горячка новых митингов и собраний захватила всех.
На них оглашали текст Манифеста, высказывались по поводу различных проблем. В Омске казахские интеллигенты под цензурой вице-губернатора перевели на родной язык царскую волю, напечатали в акмолинской типографии десять тысяч экземпляров прокламаций, разослали их по волостям и аулам и отправились следом.
Не очень-то верил Букейхан в решение царя перейти к конституционному правлению. Но Манифест – не пустая бумажка, и в Европе он был шумно одобрен. Радовались и соплеменники. С особенным восторгом были восприняты обещания свобод совести, слова, собраний, вероисповедания, неприкосновенности личности.
Для Алихана во всей этой суете сквозила слабая надежда на то, что степнякам дадут гордо поднять головы, распрямить придавленные вечной нуждой плечи. И станут вновь родные просторы благодатной, плодородной и обильной землей после приложенных к ней трудов и знаний.
Сомнения сомнениями, но работать надо. Какая ни есть воля царя, но это не с паршивой овцы шерсти клок… Со скоростью огня, пожирающего в степи сухостой и прошлогоднюю траву, разлетелись по краю известия о дарованных свободах и листки с текстом. Ожидания лучшей жизни были дороги всем, и в толпах были едины представители разных народов и сословий.
Как только закончились хлопоты с распространением Манифеста и подготовкой пропагандистских мер, Алихан снова собрался в дальний путь, на этот раз в Москву. Его послали делегатом от казахов на съезд земских и городских деятелей России.
В числе других вопросов повестки дня его волновала проблема свободного употребления родного языка. И когда ему дали слово, Букейхан с высокой трибуны съезда заявил:
«Я являюсь представителем четырехмиллионного народа, более тысячи лет живущего на огромной территории между Уралом и Алтаем, Омском и линией Сибирской железной дороги. … И я присоединяюсь к требованиям об отмене ограничений в правах местных языков»
Со съезда, как с корабля на бал, Алихан поехал прямо в Семипалатинск для ведения своей кураторской работы с ораторами по Манифесту и подготовки к выборам. Передав свою речь в редакцию «Семипалатинского листка», он снова углубился в прерии Прииртышья и теснины горно-лесных островов среди необъятных степных просторов.
Первым на пути был Павлодар, откуда Букейхан должен был начать свое агитационно-пропагандистское турне. Здесь кипела и волновалась толпа, собравшаяся на базарной площади. Обсуждение Манифеста было в самом разгаре и шло не один день.
Получился многодневный малый съезд. Люди приезжали изо всех аулов, шумели, угощались, радовались встречам и новостям, слушали местного оратора, отставного мирового судью Якуба Акпаева.  Тот взбирался на большой штабель бревен, говорил, а слушатели подбадривали его возгласами: «Пеле! Пеле! Беудегенай!»
Был момент, когда вдруг наступила полная тишина. Это кто-то обнаружил в толпе местного полицейского пристава и вытолкал его на видное место. «Силовик» выполнял свои служебные обязанности – отслеживал самых активных. Собрание грозно потребовало, чтобы он ушел, и пристав, которого раньше все боялись, ушел.
Местные власти применили свой обычный недозволенный прием – послали генерал-губернатору донос о том, о том что казахи и русская беднота организуют вооруженные отряды и собираются идти походом на Омск. Оттуда начальство послало жандармского офицера и помощника прокурора.
И опять уездный начальник К. вывернул все наизнанку – довел до сведения павлодарцев, что едет карательная экспедиция. Все это грозило вылиться в кровопролитные столкновения. Всеми способами власти препятствовали обсуждению царского манифеста, - указы, видите ли, нужно только читать.
Букейхан прямо из Павлодара срочно разослал во все ближайшие газеты телеграмму от митингующих с опровержением чиновничьей лжи. Не состоялись ни мятеж, ни расправа, выдуманные ретивым служакой.
Наказаны лишь были мелкие чиновники и священники, принявшие участие в митингах и посмевшие высказать свои восторги и мнения, - кого отставили от должностей, кого перевели на места похуже, в самую глушь с беспросветной нищетой.
Алихан и Якуб Акпаев отправились дальше, до Каркаралинска и продолжили свое турне. Отставной мировой судья разъяснял конституционные положения манифеста, степной принц-сапожник, он же ученый лесовод, инструктировал свой электорат – будущих избирателей в Государственную Думу.
 Потом Омск, Акмола, опять Павлодар. Наступил уже год 1906, бесславный для российской военщины, фактически проигравшей войну с Японией из-за форпостов Порт-Артура. Армию надо было содержать, и это разорительным бременем ложилось на все народы империи.
Выборы в Госдуму нужно было ускорять. Введение этой парламентской формы могло смягчить напряженность в международных отношениях, укрепить дарованные царем демократические свободы, начать устройство общественной жизни по конституционным нормам.
Но везде с этим тянули. Стали назначать бесчисленные собрания выборщиков, назначать и отменять кандидатуры будущих депутатов, изводить проволочками, стравливать их и науськивать друг на друга. Велись бесконечные уговоры в традиционной для степняков манере «культыр-мультыр»
В начале года было назначено собрание выборщиков в Семипалатинске, Букейхан снова набил всеми необходимыми причиндалами свой верный дорожный портфель и опять поехал по вдоль и поперек изученному тракту.
Прихватил с собой  и несколько рукописей с текстами «Назиданий» Абая, которые готовил к публикации. Уже несколько раз вычитанные, эти шедевры для Алихана были бесценнее золотых слитков.
И вдруг как гром среди ясного неба: в Ямышеве его вежливо остановили местные жандармы. Они специально поджидали Алихана здесь, чтобы тихо и деликатно, подальше от людских глаз задержать самого авторитетного лидера степняков. Велено было препроводить его в павлодарскую пересыльную тюрьму для дальнейшего выяснения личности и обстоятельств. Хотя прекрасно знали, кто он и чем занимается.
Дознание проводил лично уездный начальник. Господина Алихана Букейхана он тоже знал прекрасно, но приказ есть приказ, он всего лишь подчиняется воле высшего начальства. Имя, отчество, фамилия, дата  и место рождения, нация или народность, вероисповедание, род занятий, по какой надобности…
В общем, все как полагается, даже – что имеете сообщить о текущих событиях, о людях, проявляющих неподобающее отношение к политике царствующего дома. В ответ, естественно, должны поступить соответствующие сведения. И более ничего. О причине задержания сказать не сразу, а лучше вообще не сообщать.
В телеграмме от жандармского управления из Омска значилось: «Задержать в порядке охраны как руководителя киргизского политического движения, литературы и казахской прессы». Не больше и не меньше. Велено охранять – будем охранять Букейхана от толпы, толпу от Букейхана.
Алихан угадал сразу причину ареста – во что бы то ни стало не допустить его, как кандидата в депутаты Госдумы, к разговорам и беседам со степняками. Власти уже заметили: стоит появиться Букейхану среди казахов, как среди них начинается оживление и брожение, без конца болтают о свободе.
На вопросы золотопогонного дознавателя Алихан ответил произвольно. В первую очередь потребовал, чтобы запросили из Омска и переслали в Семипалатинск потерявшуяся в столах жандармской конторы паспортную книжку.. Оттуда можно списать все личные анкетные данные.
О себе Букейхан напомнил с тем юмором, который понимали только близкие ему по духу люди: «Со слов можете записать, что по-русски Александр Николаевич, по-казахски Алихан Нурмухаммедович Букейханов. Происхожу по прямой линии от Чингисхана через родство с ханами Аблаем, Абылкаиром и султаном Бараком Кокжал-Седогривым. Заметьте, что все чингизиды записаны в особой книге Министерства двора его императорского величества и находятся под непосредственной опекой и протекцией государя».
Уездный начальник как бы слегка увял. О чингизидах он был достаточно наслышан, имел дело с местной уездной казахской знатью во главе с полковником Шормановым, которого за глаза звали ханом Баянаульской орды. У всех этих байтуров есть специальные грамоты, все вопросы решаются особым образом. Однако есть предписание начальства…
Все равно и повод есть. В бумагах Букейхана была телеграмма подозрительного содержания. Начальник показал ее Алихану и зачитал текст: «Съезд партии КаДэ (конституционная демократия) назначен четвертого января повестка почтой Корнилов». Что за КаДэ такое?
Жандарм явно ломал комедию. И задерживать было бессмысленно, и отпускать до особого распоряжения нельзя. Букейхан терпеливо объяснил, что так кратко обозначается и произносится название партии, которую поддерживает сам император, что после выборов в Госдуму она станет правящей и станет решать судьбы всей страны и отдельных людей.
И неважно, будет он, Букейхан депутатом или нет. Как один из лидеров партии КаДэ в Сибири и Казахстане, он также сможет влиять на жизнь общества и многих персон. Начальник намек понял и чуть-чуть заерзал. Все обойдется, учтивейше сказал он, не ему решать, он лишь исполняет приказ, и прочее…
Полюбопытствовал  он также, кто этот господин Корнилов – уж не генерал Лавр Георгиевич. Нет, ответил Алихан, но его земляк и сосед по Каркаралинску очень симпатизирует ему лично и партии КаДэ.
И если он узнает… Письмо из Ямышева ему было послано… А человек он о-очч-чень влиятельный… Жандарм сделал жалобное лицо и обещал принять все меры к скорейшему освобождению. Букейхан напомнил, чтобы портфель как можно скорее отдали – в нем рукопись стоимостью в пять тысяч рублей – произведения великого Абая.
Уездный начальник вздохнул, - судьбу не перелукавишь, не заметишь, как место потеряешь. И отдал распоряжения тюремному начальству: подготовить лучшую просторную камеру со всеми удобствами, какие только могут быть в убогой провинциальной пересылке. Первый этаж, несколько окон, печь, ежедневная уборка и мытье пола, кипяток весь день. Даже нужник отдельный.
Вот и дождался почета. Удостоен, так сказать, быть в одном ряду с господами Плехановым, Бакуниным, Ульяновым и другими предводителями борцов за всемирное братство и равенство. Они тоже все по тюрьмам и ссылкам, а то и в эмиграции, из-за кордона руководят своими партиями.
Ну, им-то изоляция и поделом – разжигание страстей, беспокойства в массах не дает такого эффекта, как дебаты, виртуозная логика и компромиссы. Все мы люди и человеки, и пока не проникнется каждый необходимостью перемен сверху вниз и снизу вверх…
А ему, Букейхану за какие доблести такие почести? И гадать нечего, сам же недавно сообразил – местные интриги. Сибирское начальство старается не пропустить на выборы демократа, а Шормановы, особенно Садуакас, ратуют за своего родственника старого врача-казаха А. Они его в Госдуму, он им табун благ на аркане приведет
Пальцы здесь, рычажки в Омске, Павлодаре. Что ж, поиграем – все на одного, один против всех. Впрочем, Алихан не один – за стенами пересылки друзья, они уже начали хлопотать. На баянаульских князьков грех обижаться – чингизиды во все века себе не изменяют, на пути к власти они друг другу не родня. Он, Букейхан, белая ворона среди них.
По существу же на начало 20 века он – потомок самой старшей ветви, и него больше прав на то, чтобы взяться за решение проблем выживания всего казахского народа. Добиваться нужно на текущий момент хотя бы относительного статуса культурной автономии, чтобы не превратиться в совсем малую народность.
Необходимо возрождать утрачиваемое и развивать новое в жизни степняков. А все младшие по родословию отпрыски чингизидов все еще мечтают о ханских титулах и безраздельной власти. Статус хана стал анахронизмом, Он был силен, пока за ним стояло богатство родовых правителей. Теперь оно распределяется между растущим числом наследников на меньшей территории.
Казахи уже примеряют одежду европейского покроя, пользуются утварью и мебелью, несвойственной для юрты, постепенно обживают пятистенные избы. Что там быт и хозяйствование – привычны стали к пароходам и поездам, научились работать за жалование или зарплату в конторах, в ремонтных мастерских. Даже скот все больше стали пасти не по старинке.
Букейхан даже немного обрадовался своему временному заключению. Теперь есть немного времени привести в порядок мысли и записи, поработать над «Назиданиями» Абая. К чести жандармов, портфель они вернули со всем содержимым. Вот уж истинно ирония на деле: теперь они оба в настоящей безопасности.
Алихан припомнил, как в тесноте и толчее митинга на павлодарской базарной площади он стоял возле груды бревен и почувствовал сильный нажим. Оглянулся – а это какой-то мужичонка весьма подлого вида тянет к себе его портфель. Но тут как раз толпа смолкла, увидев полицейского пристава. Пока его выпроваживали, воришка с гнусной рожей отстал и исчез.
Стук подкованных сапог в коридоре и звяканье ключей в дверном замке прервали раздумья Алихана. Снова появился Спиридон с кружкой кипятка. Дойдя до печи, он что-то уронил на нее и вышел, отвернув лицо. Букейхан подобрал бумажку – это была записка от друзей.
Они сообщили, что пишутся письма и рассылаются телеграммы, что из-за него вступили в перепалку два министерства – юстиции и внутренних дел. Стало быть, потянется волокита, как дорожка жужелицы вокруг юрты. То, что тюремный надзиратель Спиридон оказался верным человеком, сочувствующим партии КаДэ, прекрасно.
Алихан сжег бумажку и написал свой ответ. Вечером записку забрал Спиридон, и так повелось у них до самой весны, пока длилось разбирательство между двумя ведомствами и могущественной на тот период партии. День за днем тянулись, Букейхан писал, общался со своей охраной.
Он даже стал читать солдатам свои книги. Особенно понравилась этим крестьянам в шинелях пьеса Шекспира «Кориолан». Простодушные и малограмотные, они мало чем отличались от казахов, жили такими же интересами, заботили их похожие проблемы, мало чем отличались они по здравомыслию.
И впервые тут, в павлодарской тюрьме, после бесед с ними зашевелились в уме Алихана сомнения в честности и справедливости программы конституционной демократии. Конечно, она учитывала интересы всех людей.
На словах был все гладко: у всех равные возможности, права, свободы. Однако экономическая зависимость остается. А если правы марксисты, и каждый должен иметь все блага по своей отдаче и трудовому участию? Они это не придумали, а определили путем анализа всех явлений политэкономии.
Об этом можно будет или неизбежно придется подискутировать с товарищами после выхода из пересылки. Как еще сообщили друзья, съезд в Семипалатинске отложен до тех пор, пока не разрешится недоразумение, устроенное жандармами и местными богатеями-интриганами.
Так что к началу выборов он успеет. Надо подготовиться к словесным баталиям. Не все единомышленники-соплеменники понимали, зачем казахи должны помогать русским устанавливать какую-то конституционную демократию, вводить ее в степи.
Особенно недоумевали исламисты, ориентированные на Стамбул, Бухару и Хиву. Одно дело –Россия, и совсем другое – тюрки. Можно идти в одном направлении, но лучше каждый по своей дороге. От этих-то полуфанатиков и страдало общее дело, вечно от них исходили напряженность и экстремизм.
Подчиняться пока что приходилось российским государственным порядкам. Для полиции все смутьяны, кто на подозрении или нарушает общественный покой. Благодаря разным баламутам досталось теперь и Букейхану. Сидит он теперь, как Сервантес, и улучшает свое литературное мастерство.
Нет, Алихан должен только поблагодарить жандармов и стоящую за ними карательную систему. Удалось бы ему осуществить проект казахского демократического государства… Многие мысли об этом он записал за эти зимние месяцы, сидя взаперти.
Не раз мелькало соображение на грани озорства: а вдруг его, Букейхана, арестовали и не хотят допустить к баллотировке из-за происхождения? Как выберут в Госдуму, так вся Степь поднимется и изберет его ханом. Последняя, Букеевская Орда, развалилась как раз сто лет назад. Вдруг возникнет вторая…
Между тем на Иртыше был уже ледоход, и слышно, было как гулко взрывается ледяной панцирь реки. Начало выборов  в Госдуму уже официально объявили. В газетах появился казахский перевод программы кадетской партии. По всему выходило, что она будет правящей.
Букейхан оказался единственным, кого – хочешь, не хочешь – надо было выбирать. Старый врач А., ставленник Шормановых и их клики, мог лишь подстегнуть интерес выборщиков к Алихану.
Друзья передавали, что агитаторы прекрасно поняли все уловки и создавали должный настрой в пользу Букейхана. Так что ничего у губернатора и его администрации не вышло.
Освобождение было все ближе. Прошла православная пасха, и случился в ее дни казус: доброхоты нанесли арестантам угощения, куличей и яиц. Тюремный староста прятал все это под замком в большой ларь.
В одну ночь гостинцы исчезли. Арестанты потребовали от надзирателей свободного выхода в город, и те не посмели отказать людям в их праве отправлять их религиозную потребность. Погуляв две недели, они вернулись и отдали охране ключи от камер.
Выпустили Букейхана из пересылки к первому мая. К этому дню степняки утвердили его своим кандидатом, и губернатор Галкин вынужден был подчиниться закону, прекратить преследование.
Шормановы попытались склонить Алихана к отказу. Но известный акын Кайранбай благословил его фетвой, и это решило исход выборов. Букейхан стал депутатом первой Госдумы России.