Предвестие

       Вот оно – утро. С белесой дымкой талой ночной прохлады и прорезями лучей сквозь флер облаков. С надеждой, что день будет особым, не таким, как другие. Что именно он принесет с собой счастье, ведь имя ему – «сегодня». Не подзабытое вчера и не эфемерное завтра, которое, по сути,  никогда не наступит...

       Лера открыла глаза.
       Улыбнулась легко, словно задетая крылом бабочки. В груди защемило – так долго ждала она этот день, эту встречу. Поднялась, подошла к окну. Замерла.

      В утреннем задумчивом свете город просыпался лениво и томно. После невыносимой летней жары наполнял свои легкие умытой дождями прохладой.

      Осень. Лера осторожно прокрутила пленку собственной жизни назад…

       Так уж повелось, что всё важное случалось с ней осенью.
       С тех самых пор, как солнечным октябрьским утром открыла она затуманенные неведением этого мира глазки, вздохнула впервые и крикнула, что есть мочи:
       – Я пришла!
       Никто особо не прислушивался. Пришла себе и пришла – помыли, взвесили и отнесли к таким же маленьким орущим существам, которым вскорости предстояло стать людьми. Лишь один человек – мама – услышала в этом крике восхищение и страх, счастье и ужас перед неизвестностью. Услышала, чтобы понять и защитить. Это был первый Лерин день.

       А первый класс?
       В белоснежном накрахмаленном переднике и с огромными гофрированными бантами на тощих косичках. Цветы, первый звонок и мама, такая еще молодая, но почему-то в слезах… Восторженная близость новой «взрослой» жизни и неизменная Осень с горчичным привкусом паленой листвы.
      Взрослая жизнь наступит нескоро, но разве догадывалась об этом маленькая Лера, складывая карандаши в ранец и отпихивая мамину руку:
       – Я уже большая!
       – Конечно большая,  – смеялась мама, – но первый раз всё не просто.
       – А мне просто, – Лера упрямо сжимала кулачки. Она не верила маме.

      Первая Лерина любовь была какой-то нескладно-угловатой и тоже осенней. У любви было странное имя Марат и молчаливый характер. Марат часто болел, но даже перемотанный вязаным шарфом, упорно нес Лерин портфель до самого дома.
       – Я всегда буду рядом, – смешно шмыгал носом. – Я сумею защитить тебя ото всех.
       Она смеялась, но верила. Они часами бродили по старым улочкам города, говорили обо всем на свете и были откровенно счастливы.

      «Сколько воды утекло с тех пор... Где ты, Марат?» – Лера улыбнулась.

      Первая любовь ушла, чтобы привести однажды ту самую – настоящую. Уже во взрослую жизнь.
      Музыка лилась отовсюду. Она заполняла собой весь мир… Он кружился в пестром осеннем вальсе, и казалось – не будет сил уместить в себе такое огромное всепоглощающее чувство. Осень ликовала вместе с Лерой, убаюкивала надеждой на вечность. Но…

      Холодные ноябрьские дожди смыли трепетное счастье. Зачеркнули его белым листком с надписью: «Лера, прости». И стучала кровь в висках колесами каренинского поезда, и надо было кричать, рвать на себе волосы и рыдать.
      Не могла. Молча смотрела на голые мокрые ветви березы под окном. В груди выжженная пустошь, даже слез не осталось. Вместо них – уродливая фистула обиды и стыд. Стыд за свою нелепую женскую долю с именем «как у всех». Со временем как-то улеглось, забылось. Но это было потом.

       А однажды… Когда же это было? Точно и не вспомнить. «Почему-то детство в последнее время становится все ближе и четче, а вчерашний день уходит вдаль?» – Лера усмехнулась.

       В памяти о том дне остался хрусткий гобелен листьев под ногами и кадмиевое, в оранжевых брызгах листвы небо. Тонкие паутинки пронзали прозрачность вечера и летели по своим неотложным делам. Она сидела в сквере, нежилась в топленых лучах осеннего солнца, думала о какой-то ерунде, как вдруг:
       – Простите великодушно, – маленькая старушка подошла к скамейке. – Не против, если я присяду?
       – Конечно-конечно, – Лера подвинулась, освобождая место.
       Старушка была удивительной: жесткий стержень спины под архаичным плащом, ясная речь и насмешливый взгляд. Разговорились. Вечер незаметно гас.
       – Я пойду… Ждут меня мои домашние, – Лера поднялась, оправила пальто. – Забыла спросить, звать-то вас как?
       – Старость я, – женщина улыбнулась. – Обыкновенная старость. Мы теперь часто будем встречаться.
       «Что за чушь! Я еще молодая совсем!» –  Лера отвернулась, заспешила прочь. Это потом они стали подругами.

       Лера отдернула тонкий гипюр занавески. Облака уже спрятались за соседний лес, милостиво позволив солнцу осветить маковку колокольни. Резной крест отозвался золотом.

       Как-то врач сказал, поправляя смешную белую шапочку:
       – Ваш диагноз не приговор, а стиль жизни. Это же не рак. Сумеете договориться – проживете долго и счастливо.
       – Договориться с кем? – Лера боялась моргнуть.
       – С жизнью, с собой…
       Она договорилась с Осенью: «Я буду тебя встречать и провожать, а потом снова встречать. Знаю, ты меня не подведешь!» С тех пор прошло пять удивительных лет, прожитых от осени к осени.

       Распахнула окно.
       Вдохнула промозгло-свежий воздух. Улыбнулась листве, такой хрупкой в свежем налете ржавчины, заглянула в звонкую утреннюю синь и выдохнула: «Ну, здравствуй, Осень. Вот и встретились!» Начался новый отсчет.