Зачем она приходит? Рок-диалог. Для чтения и поста

                Вадим УСЛАНОВ

              ЗАЧЕМ    ОНА   ПРИХОДИТ?

                рок  -  диалог

                ДЕЙСТВУЩИЕ ЛИЦА


О н
          }  - молодые люди лет 25. Девушку звать Вика, юношу – Виктор
О н а


                РЕВЕРАНС
                перед молодым режиссером

   Честно скажу, все вышло помимо моей воли. Собирался потрафить тебе. Зная твое отношение к авторским рекомендациям, твою тягу к эпатажу, с самого начала решил дать тебе насладиться свободой  выбора. Отказался от «указующих» ремарок в тексте и даже от канонических «Действий», «Картин», «Явлений». Голый текст, голый диалог. Лишь «паузами» подсказывал об изменении места действия.
   Но вот два режиссера вернули мне пьесу, в общем-то, без комментариев. Пожимали плечами: и ругать вроде не за что, и ставить нельзя. И я понял простую вещь. Многие из вас, не скажу «все», любят переиначивать, переделывать что-то, а вот создавать свое на пустом месте, увы… Это сродни поэту-пародисту, который может создавать свои стихи, лишь издеваясь над чужими. Им нужен исходный материал.
   И тогда я решил дать пищу для твоих творческих поисков. Для этого ступил своими лаптями на зеленое поле режиссера: ввел в пьесу, почти как действующее лицо, техническое средство – проекционный телевизор. Экран без декораций подсказывал место действия и то, как эти действия разворачиваются. При этом полагал, что тебе самому совершенно необязательно использовать сей спорный прием.
   Однако, когда новый вариант пьесы был уже написан, готов был к передаче «в суд», написались в уме еще две сцены, которые дополняет пару недостающих мазков к характеру героев. Но вот беда: одна из этих сцен не может быть показана без сопровождения, без показа самого текста на экране, потому что, убежден, зритель не воспримет его на слух – такой уж текст.
   Получается, что с чем боролся, на то и напоролся.
   Поэтому мне ничего не остается, как предложить тебе поработать совместно над предлагаемым материалом. Как ты на это смотришь?

                Автор.

                КАРТИНА  ПЕРВАЯ
               
   На экране – слабоосвещенный зал «провинциального» клуба. Под негромко звучащую ритмичную музыку танцуют молодые люди.   О н а  стоит у стены среди других девушек, ожидающих приглашения. О н оценивающе проходит мимо них, останавливается около Н е е.   О н а  недовольно, исподлобья смотрит на танцующих, не сразу замечает  Е г о .

   Н а сцене – О н  и  О н а  время от времени поглядывают на экран.

О н.  Танцуете?
О н а.  Что? Не поняла.
О н.  Танцуете?
О н а.  Простите, задумалась. Да, танцую. То есть, нет.
О н.  Как это?
О н а.  Мысленно. Мысленно танцую.
О н.  Да? Н у, и как? Получается?
О н а.  В каком-то смысле, да. Видите, я даже не заметила, как вы ко мне подошли.
О н.  Ясно. Не приглашают?
О н а.  Не приглашают.
О н.  Считайте, что я вас пригласил.
О н а.  Да? (С сомнением) Не знаю даже, что на это сказать.
О н.  Вот как? Что же вас смущает?

                Пауза

О н.  Затрудняетесь с ответом?  Отказать мешает привилегия королев?
О н а.  Какая еще привилегия?
О н.  Вежливость.
О н а.  А-а. Нет. Я не королева. Я просто сомневаюсь. Не хотелось бы подвергать вас опасности.
О н.  Я чем-то рискую?
О н а.  Рискуете.
О н.  Это интересно. Чем же?
О н а.  Интересно?
О н.  Да.
О н а.  Точно?
О н.  Сколько загадочности?! Интрига…
О н а.   … привилегия королев?
О н.  Не привилегия, - приколы женщин вообще. Так, чем же я рискую? Меня встретят на улице и поколотят?
О н а.  А вы, разумеется, не боитесь?
О н.  Почему же? Кто знает, чем это может закончиться?
О н а.  Я думала, вы скажете, что не боитесь. Вообще ничего.
О н.  Ну да. Я, например, высоты еще боюсь, особенно если там внизу - море.
О н а.  Откуда вы знаете? Вам приходилось летать над морем?
О н.  В общем, да.
О н а.  Мне тоже приходилось.
О н.  На пассажирском? Это совсем другое дело.
О н а.  Нет, я во сне летала. А вы что имели ввиду, какие летательные аппараты?
О н.  Во сне я почему-то коров боюсь, хотя родился в деревне, рос и пас этих самых коров.
О н а.  А я не знаю, боюсь я их или нет. Не приходилось жить в деревне.
О н.  Но мы отвлеклись. Чем же я все-таки рискую?
О н а.  Все банально просто:  оттопчу вам ноги.
О н.  Это беда – не беда.
О н а.  Что ж, тогда пошли.

Пауза.
       
На экране -  О н  и О н а танцуют вальс.
.
О н.  Я, кажется, понял. Вы боялись не того что, оттопчите мне ноги.  Вы просто боитесь показать, что неважно танцуете.
О н а.  Я могла бы поблагодарить вас за комплимент. Вы мне льстите. «Неважно» - не то слово. Я вообще не умею танцевать..
О н.  Ну, это перебор. Что-то же у нас получается?
О н а.  Спасибо.
О н.  Н е за что. На ногу вы мне пока еще не наступили.
О н а.  Наступлю.
О н.  Не беда. Мне будет даже приятно.
О н а.  Комплимент из вежливости я еще принимаю. Но вот обмана не терплю.
О н.  Понял.  Хорошо. Обманывать больше не буду. Сам не люблю ложь.
О н а.  Стоп. Давайте будем более осторожны в своих выражениях.
О н.  Не понял. Что же я такого сказал, по неосторожности?
О н а.  Вы сказали, что обманывать больше не будете?
О н.  Сказал. Н у и что?
О н а.  Как это понимать?
О н.  Как, как? Так и понимать. Не буду, значит, не буду.
О н а.  Глагол «буду, не буду» означает какое время?
О н.  Какое?
О н а.  Будущее.
О н.  Будущее. Ну и что?
О н а.  Вы собираетесь танцевать со мной, общаться и дальше?
О н.  Не только. Я еще собираюсь проводить вас до дому.
О н а.  Да?
О н.  Да.
О н а.  Странно?
О н.  Что тут странного? Вы против?

                Пауза

О н.  Одно замечание я вам все-таки сделал бы.
О н а. Какое?
О н.  Не обидитесь?
О н а.  Я же не обиделась, когда вы сказали, что неважно танцую.
О н.  Ваша основная беда в том, что вы в танце не чувствуете партнера. С запозданием воспринимаете его намерения. Не…
О н а (перебивает).  Я еще неважно целуюсь.
О н.  Во как! А это еще к чему?
О н а.  К тому.
О н.  Вот ты и обиделась.
О н а.  Вам не кажется, что вы несколько форсируете события.
О н.  Не понял. Я как будто никуда не тороплюсь?

                Музыка закончилась. О н  и  О н а  подошли к стене.

О н.  Что значит «форсируете»?
О н а.  С какой стати вы решили перейти на «ты»?
О н.  Ни с какой. Так, вышло само собой. Извините. Нет проблем, буду «выкать» и дальше.
О н а.  Хорошо.
О н.  Не знаю, хорошо ли. Вы собирались со мной целоваться?
О н а.  Если бы собиралась или хотела этого, никогда не призналась бы, не говорила ничего такого.
О н.  Тогда, зачем сказала? Сказали…
О н а.  Так…

                Вновь зазвучала музыка в темпе «ламбады».

О н.  Пойдем?
О н а.  Нет.
О н.  Почему?
О н а.  Не умею. И не хочу.
О н.  Учиться?
О н а.  Задом вертеть.
О н.  Мне это нравится.
О н а.  Задом вертеть?
О н.  Нет. Хорошо, что вы этого не любите.
О н а.  Правда?
О н.  Правда.
О н а.  Ладно, давай перейдем на «ты». Мне тоже трудно «выкать».
О н.  Хорошо.

                Пауза

О н.  Зачем ты это сказала?
О н а.  Что именно?
О н.  Что неважно целуешься.
О н а.  Лучше об этом сказать самой и первой, чем... в общем, лучше предупредить.
О н.  Чтобы у меня на этот счет не было никаких иллюзий?
О н а.  Да.
О н.  Но откуда ты знаешь, что неважно целуешься?
О н а.  Мне дали понять. Точнее, дал понять один человек, знающий в этом толк.
О н.  Кто?
О н а.  Неважно, кто. Ты же его все равно не знаешь.
О н.  Ну, мало ли. Но дело не в этом.
О н а.  Почему тогда интересуешься? Кого-то подозреваешь?
О н.  Нет, мне все равно, кто конкретно был он, Ваня или Петя, или Иван Петрович.
О н а.  Я тебя не понимаю.
О н.  Ты меня просто не дослушала. Я хотел спросить чисто риторически, кто мог быть тот идиот, кому могла не понравиться девушка, которая плохо танцует и не умеет целоваться. Это же такая редкость сегодня. Встретить такую уникальную девушку! И…
О н а.  Хи-хи...
О н.  Что это значит?
О н а.  Что именно?
О н.  Эти твои «хи-хи». Не вижу ничего смешного.
О н а.  Я и не смеюсь.
О н.  Всего лишь посмеиваешься? Надо мной?
О н а.  С чего ты взял?
О н.  Ну как же? Не успел познакомиться и уже выводы сделал: встретил уникальную девушку, никем не тронутую. А она…
О н а.  Что она?..
О н.  Всего лишь водит тебя за нос, темнит.
О н а.  В чем в чем, а в этом меня не упрекнешь, не грешна. Не в моих правилах водить за нос, тем более, темнить.
О н.  Да?
О н а.  Представь.

                Ритмичная музыка сменилась медленным танцем. О н  протягивает Е й                руку, приглашая танцевать. О н а  молча соглашается. Танцуют.

О н.  Их было много?
О н а.  Кого?
О н.  Идиотов, знающих толк в поцелуях.
О н а. Говорю же, был всего лишь один и далеко не идиот.
О н.  А что же другие, помалкивали?
О н а.  Другие?.. Тут мне хвалиться особенно нечем.
О н.  Ты так скромна!
О н а.  Скорее, правдива.
О н.  Это не интересно, говорить всегда правду.
О н а.  Зато не попадаешь впросак.
О н.  Это верно. А почему ты неважно целуешься? Почему все же, как ты считаешь?
О н а.  Наверное, все же потому, что не приходилось.
О н.  И впрямь не было практики?
О н а.  Да. Хочешь верь, хочешь не верь.
О н.  Клянусь говорить правду и только правду? Да?
О н а.  На сей раз я предпочла бы обмануть.
О н.  Но почему?
О н а.  Предпочла бы обман?
О н.  Нет. Почему не было практики?
О н а.  А-а, наверное, потому что не приглашали танцевать.
О н.  Ерунда.
О н а.  Возможно.
О н.  Хочешь, я буду сегодня танцевать только с тобой?
О н а.  А потом пойдешь меня провожать? Ты уже это говорил.
О н.  Говорил. Ну, так как?
О н а.  Надо подумать.
О н.  Ты любишь думать?
О н а.  Конечно. Особенно когда тебе, то есть мне делают предложение.
О н.  Погоди. Я пока только предложил тебе танцевать со мной. Другого предложения я  не делал.
О н а.  А проводить?
О н.  И проводить.
О н а.  А я о другом и не помышляла.. Хотя не возражала бы подумать и над другим более интересным предложением.
О н.  Все иронизируешь. Ты меня ни с кем не путаешь?
О н а.  Может быть, сначала познакомимся? Тебя как звать?
О н.  Виктор.
О н а (смеется).  Я так и знала.
О н.  Опять смеешься?
О н а.  Если я скажу, как меня зовут, ты тоже будешь смеяться.
О н.  Ну, так скажи. Вместе посмеемся.
О н а.  Потом.

Пауза.

О н а.  В этом месте все меня обычно покидали.
О н.  Именно здесь, на дискотеке? И кто тебя бросал?
О н а.  Я же сказала, все. Все, кто собирался танцевать со мной и дальше. А слово «место» я, наверное, не совсем удачно применила. Не точно выразилась. Лучше бы я сказала «момент». И это звучало бы так: в тот момент, когда я объясняла, почему мне надо подумать, все оставляли меня в центре танцевального зала, толчее или во внешнем кругу… в зависимости от того, кто где любил дефилировать.
О н.  А ты все-таки меня за дурака держишь.
О н а. С чего ты взял?
О н.  С того. Ладно, пусть будет так.  Ты мне свой адрес оставишь?
О н а.  «Оставишь»… Не поняла. Какой адрес?
О н.  Почтовый.
О н а.  Зачем?
О н.  Я хочу тебе писать.
О н а.  Писать? Как интересно! Но зачем? Мы могли бы… (пауза).
О н .  Ты хотела сказать «могли бы встречаться»?
О н а.  Это от меня не зависит.
О н.  От меня тоже.
О н а.  Понятно. У тебя есть девушка. Или жена.
О н.  Была девушка. Понимаешь…
О н а.  Все вы так говорите.
О н.  Не все. Послушай… как тебя звать. Скажи, наконец.
О н а.  Вика.
О н.  Послушай, Вика, я завтра уезжаю.
О н а.  Уезжаешь? Куда? Далеко? Хотя, что это я спрашиваю? Мне-то какое дело?
О н.  Мне было бы приятней, если бы тебе было не все равно, почему и куда я уезжаю.
О н а.  Да?
О н.  Да.
О н а.  Ну, и куда же ты уезжаешь?
О н.  Куда уезжают обычно мужчины?
О н а (иронично).  Настоящие мужчины обычно уезжают на войну.
О н.  Правильно.
О н а.  Не смеши меня, я же пошутила.
О н. А я нет. Такими вещами не шутят.
О н а.  Ты...  уезжаешь туда?..
О н.  Давай не будем вслух говорить, куда именно.
О н а.  С ума сойти. Впервые в жизни меня не покидает кавалер после первого же танца  и... на тебе. А ты вернешься?
О н.  А ты уже подумала?
О н а.  О чем? Над чем?
О н.  Согласишься ли танцевать со мной и дальше.
О н а.  Да, подумала. Соглашусь.
О н.  Тогда вернусь.
О н а.  Знаешь что?
О н.  Ты хочешь что-то предложить?
О н а.  Да. Пойдем отсюда?
О н .  Но ты только что согласилась танцевать со мной весь вечер.
О н а.  Все равно не научусь. Одного вечера для этого слишком мало.
О н.  Спорный тезис. Одному танцу можно научиться  в течение одного тура. А сейчас здесь и везде танцуют только два: танго и помесь шейка, рока и негра с мотоциклом. Танго ты уже прилично танцуешь...
О н а.  А учиться помеси у меня желания нет.
О н.  Хорошо, пусть будет по-твоему. Пойдем.
О н а.  Пошли.

                Уходят

                КАРТИНА ВТОРАЯ

        На экране -  улица ночного города. Горят уличные фонари, окна домов. Время от времени проезжают автомобили с зажженными подфарниками. О н  и  О н а  подходят к углу большого дома, зябко поеживаются.

     На сцене  -  появляются О н  и  О н а.

О н.  Пришли?
О н а.  Ага.
О н.  Родители дома?
О н а.  Где же им быть в столь поздний час?
О н.  Жаль.
О н а.  Ты это о чем?
О н.  Так. Познакомиться хотел.
О н а.  Ну да… познакомиться… Надеялся, что приглашу тебя… на чай?
О н.  Если честно, я ни на что не рассчитывал.
О н а.  Да?
О н.  Представь себе. Что ты не из тех, я понял еще до того, как к тебе подошел там, на дискотеке.
О н а.  Вот как? По каким, интересно, признакам ты это определил?
О н.  По неуловимым.
О н а.  У тебя такой богатый опыт? Зачем тогда подошел?
О н.  Не знаю.
О н а.  Азарт охотника?
О н.  Может быть. Ты лучше скажи: зачем сама туда пошла? Познакомиться, найти себе спутника жизни, будущего мужа. Но туда будущие мужья не ходят. Туда ходят те, кто хочет просто побалдеть, весело провести время…
О н а (подыгрывая)   … подцепить телочку на час…
О н.  … уколоться. Вот видишь, тебе самой это хорошо известно. Однако пошла, одна. У тебя нет подруг?
О н а.  Почему же. Я была не одна, с подругами. Они видели тебя.
О н.  Не подошли, чтобы не мешать? Понятно. И все-таки…
О н а.  А ты не допускаешь мысли, что моя кажущаяся неприступность – это всего лишь маска. Может быть, на таких тихонь охотников находится больше. А?
О н.  Может быть. Но ты почему-то заторопилась домой, где спят родители.
О н а.  Родители тут не при чем. Они вообще живут не здесь. В другом городе.
О н.  Вот как!  У тебя здесь своя квартира? Или съемная?
О н а.  Съемная.
О н.  Место для свиданий. Платных?
О н а.  Хочешь, чтобы я дала тебе пощечину?
О н.  Нет. Хочу горячего чая.

                Пауза.

О н а.  Здесь мы живем с девчонками, однокурсницами в двухкомнатной квартире. Их четверо. Я пятая?
О н.  Они там, остались на дискотеке?
О н и.  Нет. Они дома, завтра у них экзамен. Зубрят
О н.  А ты что же?
О н а.  Я уже сдала. Досрочно.
О н.  Отличница?
О н а.  Меня это не оскорбляло даже в школе.
О н.  Я и не думал… Знаешь, все же вы, женщины, девушки слишком большое значение придаете словам.
О н а.  Не слишком. Словом можно убить человека.
О н.  Мнительного. С кем, с какими подругами ты была там, на танцах?
О н а.  Тебе не все равно?
О н.  Друзей много не бывает. И не должно быть.
О н а.  Я была там одна. Ушла на дискотеку, чтобы не мешать девчонкам.
О н.  Понятно.

                Пауза.

О н.  Впятером, значит, в одной квартире. Малинник.
О н а. Шиповник.
О н.  Целебное растение. Подлечиться  бы.
О н а.  Теперь хочешь с ними познакомиться?
О н.  А что? Боишься?
О н а.  Чего?
О н .  Мало ли. Уведут.
О н а.  Тебя? Ха-ха. Мне пока нечего бояться.
О н.  Замерз что-то. Я, пожалуй, потопаю к себе, в казарму.
О н а (пожала плечами).  Что ж…

                Пауза.

О н а.  Нельзя.
О н.  Не понял.
О н а.  Говорю же тебе, дело не в том, что в доме кто-то есть.
О н.  Понятно. Как можно? Не успели познакомиться и сразу вести к себе домой.
О н а.  Хочешь сказать, что я не современная девушка?
О н.  Тебя это обижает?
О н а.  Ничуть.
О н.  Ладно Будем учиться здесь?
О н а.  Чему?
О н.  Азбуке... общения (пытается прижать ее к себе).
О н а (отталкивает его от себя).  Нет.
О н.  Почему?
О н а.  Боюсь оставить плохое о себе впечатление. Я же тебе сказала, что целоваться не умею. Ты уедешь, и у меня не будет возможности это впечатление как-то поправить. Я тебя провожу? Можно? Ты поездом или самолетом?
О н.  Где ты учишься?
О н а.  В педагогическом.
О н. Учихалкой будешь?
О н а.  Ага. Но ты не ответил на мой вопрос. Проводить тебя можно? Или ты меня обманул и тебе не надо уезжать?
О н.  А чего бы ты хотела в данном случае? Обмана или правды?
О н а.  Искренности.
О н.  Правды, значит?! Тебе хочется, чтобы я уехал?! На войну?!
О н а.  Хочу, чтобы ты не обманывал. И, признаюсь честно, мне почему-то правда хочется, чтобы ты уезжал на войну.
О н.  Странно.
О н а.  Странно, да, но в этом что-то есть. Представляешь, ты или кто-то другой…
О н.  Почему кто-то?
О н а.  Не придирайся. Я фантазирую. Пусть будешь ты.
О н.  Я и только я.
О н а.  Ладно, так и быть.  Поезд отходит, ты высовываешься из тамбура вагона, машешь мне рукой. А я бегу за вагоном, вытираю слезы платком, как в кино.
О н.  Романтично. А что было до этого?
О н а.  До чего до этого?
О н.  До отхода поезда? Мы целовались?
О н а.  На это у меня фантазии не хватило.
О н.  Жаль.
О н а.  А, главное, чего я хочу. Чтобы ты непременно вернулся живым и невредимым.
О н.  Многого хочешь.
О н а.  Да. Мне всегда хотелось или все, или ничего. Потому никогда ничего не имела. И не имею.
О н.  И никого?
О н а.  Ты снова об этом. Никого.
О н.  Свежо предание.
О н а.  Вернешься - проверишь.
О н.  Ловлю на слове.
О н а.  Нелепо и смешно ловить на слове.
О н.  Но так часто говорят, иносказательно. 
О н а. А я почему-то понимаю это буквально. Когда я слышу «ловлю на слове», передо мной всякий раз почему-то предстает такая картина: читальный зал, много-много столов и людей, все читают, что-то пишут и вдруг... открывается дверь, появляется рыжий мальчишка с озорными глазами, говорит «Ку-ку» и убегает. Все бросаются  ловить его.
О н.  Забавно.
О н а.  Ловить птиц или еще кого-либо - последнее дело, а человека тем более. Ловить, значит, схватить и удерживать. Я бы хотела оставаться свободной, от обязательств в том числе. Сказала «проверишь», значит, проверишь.
О н.  Я уже тебя почти люблю.
О н а.  Быстрый какой! Но ты так и не ответил на мой вопрос.
О н.  Я не люблю, когда меня провожают. Честно. Мне почему-то кажется, что в самый последний момент я не выдержу и заплачу.
О н а.  Тебя когда-нибудь провожали?
О н.  Д а. Мама провожала в пионерский лагерь.
О н а.  Ты плакал?
О н.  Нет.
О н а.  Чего же тогда ты боишься?
О н.  Я в кино плачу, когда люди прощаются. И когда неожиданно встречаются, смеются и плачут от счастья.
О н а.  Что ты при этом думаешь? Ты им сочувствуешь?
О н.  Не знаю. Я думаю, как хорошо, что в зале темно, и никто не видит моих слез. Еще я думаю, что скорее бы высыхали слезинки. Я их никогда не вытираю.
О н а. Я тоже, кажется, тебя люблю.
О н.  Но здесь же темно. Мы не видим друг друга.
О н а.  Это неважно. Зато я тебя понимаю.
О н.  Ты кем будешь? Русачкой, математичкой.
О н а.  Биологичкой. Я люблю с насекомыми возиться, с жучками разными.
О н.  Это хорошо. Значит, ты меня тоже будешь любить.
О н а.  Почему?
О н.  Меня математик в школе Жуком называл.
О н а.  Интересно.
О н.  Я почти никогда не брал в руки учебник математики. Мне вполне хватало занятий на уроке. И когда он вызывал меня к доске, я доказывал теорему не так, как она доказывалась в учебнике, а исходя из собственных соображений, он говорил: «Ну и жук! Ну и жук». Но на пятерки не скупился.   
О н а.  Ты хвастун?
О н. Есть маленько. А ты змея подколодная?
О н а.  Хочешь поругаться?
О н.  Нет.
О н а.  Я у девчонок научилась подначивать. Им на язычок лучше не попадаться. Я не зря говорила тебе о шиповнике.
О н. Тогда это не шиповник.
О н а.  А что?
О н.  Террариум. И я, пожалуй, к вам не пойду, если даже ты меня позовешь.
О н а .  Пожалуй, лучше на этом поставить точку, а то мы с тобой договоримся до чего-нибудь такого, что нам вовсе и не нужно. И времени уже много. Пока?
О н.  До встречи. Подожди. А адрес?
О н а.  Сейчас напишу. У тебя ручка есть? Нет, не надо. Нашла. (Пауза). А ты обидчивый.
О н.  Я не обидчивый, я легко ранимый.
О н а.  Это одно и то же.
О н.  Как ты догадалась?
О н а.  Почувствовала. Ты весь ощетинился, когда я спросила, хвастун ли ты.
О н.  Да, я не бываю в восторге от подначек, особенно, когда они попадают в точку, как соль на рану. Это ведь все равно, что бить лежачего.
О н а.  Прости.
О н.  Хорошо. Прости и ты меня. Я ведь тебе тоже нагрубил.
О н а.  Разреши, я тебя поцелую, как сумею. (Пауза). Вот так.
О н. Мамально. Для первого раза сойдет.
О н а.  Как ты сказал? Мамально?
О н.  Так племянник мой говорит... мамально. Ему уже три года, башковитый, все понимает как есть, а говорит плохо. Как ты думаешь, что такое алёль?
О н а.  Не знаю.  Телефон?
О н.  Молодчина. У тебя тоже племянники есть?
О н а.  У меня есть дочь.
О н.  Да? Мамально. Сколько ей лет?
О н а.  Семь.
О н.  Сколько!?
О н а.  Месяцев. Семь месяцев.
О н.  А-а. Мамально.
О н а.  Пошутила я. Племяннице моей семь месяцев. Мамально?
О н.  Даже хорошо. Здорово. С людьми, у которых с юмором все в порядке, легче общаться.
О н а.  Согласна. Вот мой адрес. Ну что, пока?
О н.  Пока. Тебя звать Викторией. Победой.
О н а.  Да, а что?
О н.  У нас с тобой почти одинаковые имена. Меня звать Виктором.
О н а.  Я знаю, ты говорил. Пиши.
О н.  Хорошо. Постараюсь.
О н а.  Подожди. Вернись на минутку.
О н.  Да. Рад стараться.
О н а.  А телевизор как ты смотришь?
О н.  Обыкновенно, как все.
О н а.  Но там же светло.
О н.  А-а, ты о моих слезах, слабых нервах?
О н а.  Я о твоей повышенной эмоциональности, если хочешь, о твоей чуткости.
О н.  По телевизору я стараюсь фильмы не смотреть. Правда, по другой причине.
О н а.  Какой же?
О н.  Не хочу быть привинченным к стулу или креслу, вообще, к чему бы то ни было. Предпочитаю общаться с друзьями. Вживую, как говорят. На этой почве у меня могут быть конфликты с женой.
О н а.  Понятно. Ну, пока.
О н.  Пока. (Пауза). Подожди. А ты чем занимаешься в свободное время?
О н а.  Ожиданием. Я все свободное время жду тебя.
О н.  Я серьезно.
О н а.  И я серьезно. Я хожу в областную библиотеку, в читальный зал и там делаю вид, будто занимаюсь, грызу гранит науки. А сама только и думаю о том, как мы с тобой встретимся.
О н.  Ну и как, по сценарию вышло?
О н а.  Нет. О танцах я никогда не мечтала - правда, потому что здесь мне блеснуть нечем.
О н.  Ты хочешь блистать?
О н а.  Я хочу нравиться. А ты?
О н.  Я? Я хочу удивлять.
О н а.  Например, своей откровенностью?
О н.  Ей тоже. Мне все равно чем.
О н а.  Что ты еще скажешь?
О н.  У меня в заначке, пожалуй, найдется что сказать, но для этого надо, чтобы собеседник не спрашивал, что ты еще скажешь.
О н а.  А что он может или должен спрашивать?
О н.  По-возможности вообще ничего не спрашивать, а поддерживать разговор, подпитывать, помогать собеседнику выходить на новую тему.
О н а.  А как поддерживать, как подпитывать, если люди еще не знают друг друга, если у них пока еще нет ничего общего, но хочется найти.
О н.  Извини. Я опять задел твое самолюбие?
О н а.  Ничего, не бери в голову. Я понимаю, ты все жалеешь о потерянном времени.
О н. Что ты имеешь ввиду?
О н а.  Ты, наверное, все же надеялся. Как никак, завтра уезжаешь на войну и еще не известно, чем она для тебя кончится. Все парни в таких случаях хотят оставить памятную зарубку на «гражданке». Верно?
О н.  Да. Впрочем, не могу за всех ручаться.
О н а.  Да, ладно, все так думают. Но, пойми и не обижайся, я против гамбита.
О н.  Против чего?
О н а. Против гамбита. Я не та пешка, которую отдают в жертву, чтобы взять ферзя, то есть королеву. Тут уж ничего не поделаешь.
О н. Ты играешь в шахматы?
О н а.  Увлекаюсь. А ты?
О н.  Не увлекаюсь и не играю.
О н а.  Совершенно?
О н.  Не знаю даже, что такое е2 - е4. Но меня это мало волнует. С некоторых пор я даже стал козырять тем, что не играю в шахматы.
О н а.  С каких пор?
О н.  Однажды, я читал об этом в каком-то журнале, одна журналистка спросила молодого доктора наук, математика, играет ли он в шахматы. Она была уверена, что шахматы и математика суть две параллельные линии, не столь близки, чтобы слиться, но и не расходятся далеко друг от друга. Ученый ошарашил ее своим ответом. Сказал: «Играть в шахматы? Что вы?! Терять время да еще думать».
О н а.  Интересно.
О н. Главное, правильно. В точку. Иногда бывает полезно знать мнение других людей. Отдельные высказывания приходятся иной раз как нельзя кстати - снимают сомнения, а иногда даже  становятся, как бы это сказать, твоим кредо, что ли, руководствуешься им, да.
О н а.  Ты часто берешь на вооружения чужие мнения?
О н.  Опять подкалываешь? Да, случается, что и беру.
О н а.  Например?..
О н.  Например? Сходу так, пожалуй, и не скажешь. Ну, вот такой пример,  не самый, правда, подходящий. Это я вычитал у Назыма Хикмета. Один из героев его книги сказал: «Лучше десять раз быть плохим пловцом, чем хоть один раз утопленником».
О н а.  Ты еще и плавать не умеешь?
О н.  Нет, плавать я умею и довольно прилично. Во всяком случае, на воде держусь вполне уверенно. Но я никогда не плаваю на другой берег реки или озера.
О н а.  Почему?
О н.  Там вода точно такая, не лучше и не хуже.
О н а.  А я подумала, ты скажешь, что не хочешь искушать судьбу. Опять же, помнится, не далее как сегодня, ты говорил, что боишься смотреть на воду сверху.
О н.  Я летаю на «вертушках».
О н а.  Ты летчик.
О н.  Штурман.
О н а.  Ты же боишься высоты. Ты же сам сказал. И пошел в летное училище.
О н.  Так получилось.
О н а.  Мне это трудно понять.
О н.  Все очень просто. В школе у меня был друг, который бредил авиацией. В десятом классе он надумал поступить учиться в аэроклуб на летчика. Уговаривал и меня. Я не хотел, разумеется. Однако за компанию пошел с ним на медкомиссию. Я был уверен, что не пройду. Он был лучшим спортсменом в школе по многим видам спорта, а я лишь хорошим зрителем и болельщиком, слабаком в общем. Но вышло так, что его признали негодным из-за скрытого косоглазия, а меня зачислили. Закончил сначала аэроклуб, а потом и летное училище.
О н а.  Судьба.
О н.  Да, с судьбой не поспоришь, и в прятки с ней играть тоже не стоит.
О н а.  Ты – о войне?
О н.  О ней. Не стоит дразнить гусей, особенно когда это не имеет смысла, хотя и не знаешь, во имя чего она, эта война.
О н а.  Тем не менее, ты туда едешь, на чужую территорию, будешь рисковать жизнью, ради удовлетворения чьих-то амбиций. Наверняка, добровольцем. Добровольцем?
О н.  Формально добровольцем.
О н а.  Понятно. Кстати, а почему ты в гражданской одежде?
О н.  Честно скажу, я не собирался говорить об отправке на фронт и не надел военную форму, потому что не хотел, чтобы девушка стала моей из-за жалости ко мне. Я, между прочим, офицер, лейтенант. Опять скажешь, хвастун?
О н а.  Нет, не скажу. Ладно, была не была, пойдем. (Пауза). Пойдем же.
О н.  Не часто попадаются на пути королевы. Не пойду. Пока.
О н а.  Пойдем. Иногда и пешки проходят в королевы.
О н.  Если ими не жертвуют. Пока.
О н а.  Что ж, пока. Адрес не потеряй. Ладно?
О н.  Ладно. Пока. До встречи.
О н а.  Кстати...
О н.  Да...
О н а.  У Хикмета есть еще одно любопытное выражение. Его можно было бы назвать рецептом. Помнишь, что он говорил о близорукости.
О н.  Нет, напомни.
О н а. Он сказал, что лучшее средство от близорукости - морковка.
О н.  Потому что  никто никогда не видел кроликов в очках?
О н а.  А говоришь, не помнишь. (Пауза). Мы так с тобой до утра не разойдемся.
О н.  Скажи, к чему ты сказала о морковке? Хотела козырнуть своей начитанностью или намекаешь на мою близорукость?
О н а.  Ни то и не другое. Это был повод задержать тебя. Ты близорук?
О н. Напротив, у меня ястребиное зрение.
О н а.  Хвалишься. Почему тогда носишь очки?
О н.  Они без диоптрий. Помогают скрыть мой взгляд, который иногда бывает чересчур откровенный, злой.
О н а.  Откуда ты это знаешь?
О н. Знаю.
О н а.  Но откуда? В зеркало смотришься?
О н.  Знаю и все. И хватит об этом.
О н а.  Жаль, что здесь темно, а то бы проверила. Сейчас как раз ты сердишься.
О н.  Ладно, все. Я ухожу, не прощаясь.
О н а. Да, так, пожалуй, лучше. (Пауза). Виктор!..
О н.  А?
О н а. Ты... заметил?.. Ты... понял, почему я плохо танцую? Нет? Я должна тебе сказать: у меня одна нога немного короче другой.
О н.  Это почти не заметно.
О н а.  Значит, заметил.
О н.  Ты не должна об этом думать.
О н а.  Тебе легко говорить. Но как это сделать?
О н.  Н е обидишься, если скажу честно?
О н а.  Скажу тоже честно: не могу сказать «нет».
О н.  Уже хорошо.
О н а.  Говори. Если обижусь, постараюсь виду не подать.
О н.  Ты не должна задумываться над тем, что у тебя одна нога короче другой. Заметить это может, точно тебе говорю, лишь человек, у которого глаз - ватерпас. Ты лучше задумайся над другим, над  тем, почему тебя не приглашают танцевать. Постарайся понять, почему других девчонок, которые многое бы отдали, чтобы иметь такую внешность, такую фигуру, как у тебя, почему их приглашают, а тебя нет.
О н а.  Я думала над этим, но так ни к чему и не пришла. Может быть, ты скажешь, почему? Кстати, спасибо тебе за комплимент. Скажешь?
О н.  Скажу. Ты неприступная, прости, как Брестская крепость. Стоишь и смотришь на людей не то со страхом, не то с пренебрежением, замороженная какая-то. Наверное, зацикливаешься на своей ноге, а этого не надо делать, ни в коем случае. Забудь о ней. Знай, ты нормальная во всех отношениях девушка и, главное, не глупая. Смотри на мир веселей, и все будет хорошо.
О н а.  Если бы ты знал, как я тебе благодарна! Честное слово. Можно я тебя еще раз поцелую? (Пауза). Пойдешь?
О н.  Пойду. Домой. Я тебе напишу сразу, как доберусь до места

                Уходит, прощально машет рукой.

О н а (машет рукой в ответ).  Буду ждать.
О н (кричит из-за кулис).  Точно?
О н а (кивает головой, закрывает лицо руками, не торопясь, уходит).

                КАРТИНА ТРЕТЬЯ

                «Явление» 1

   На экране – горы, лишенные какой-либо растительности. Над ущельем барражирует вертолет. На уступе скалы, на голом валуне сидит  О н  в рабочей спецодежде военного летчика.  На коленях  О н  держит планшет, что-то пишет.
   
   На сцене  -  О н  стоит, смотрит на экран, читает.

О н.  «Здравствуй, Вика!
   Как и обещал, пишу тебе почти сразу по прибытии на место. Не знаю, ждала ли ты моего письма. Если ждала, то, наверное, уже и разуверилась его получить. Прошло несколько месяцев с момента нашего расставания. Да, так вышло по независящим от меня обстоятельствам. На учебном предприятии меня долго обучали премудростям профессионального мастерства.
   Еще когда был на «учебке», собирался тебе написать. Но сначала думал, что вот-вот отправят на место и тогда уж будет что сообщить. Потом стал сомневаться, что вообще окажусь там. Не все навыки мне легко давались. Мог завалить экзамены. А это бы означало, как минимум, что я оказался бы перед тобой болтуном. Мне и тебе это надо?
   Слава богу, учеба позади. На месте устроился нормально, получил место в общежитии, перезнакомился с коллегами, успел даже отработать одну смену. Работа оказалась даже чуть легче, чем учеба.
   Вот, собственно, и все, что мне хотелось тебе сказать, чтобы обозначить свой адрес. Очень надеюсь, что ты мне все-таки напишешь.
   До свидания.
                Виктор».

                «Явление» 2

    На экране – картины сменяют одна другую. Вот  О н а  в домашней обстановке сидит за письменным столом, что-то пишет. Вот  О н а  - в аудитории института с другими сокурсниками слушает лекцию. Вот – в кругу друзей улыбается, что-то пытается им объяснить. Далее – О н а и ее друзья едут куда-то сначала на поезде, потом на автобусе. Они выглядывают из окон и видят: сибирские дали, таежные места, перелески, поселки, городские кварталы Красноярска, знаменитый мост через Енисей, плотину Красноярской ГЭС, не менее знаменитые Красноярские столбы.

   На сцене  -   О н а   стоит, смотрит на экран, читает.

О н а. «Здравствуй, Виктор! Получила наконец от тебя письмо. Короткое, но я ему так рада! О себе ты почти ничего не говоришь. Подозреваю, что это не первое письмо от тебя. Первое, видимо, до меня не дошло, успел кто-то его перехватить. Девчонки – народ любопытный. Потому я так и не знаю, как ты доехал, как устроился на месте. Пишешь: «Здесь частенько моросит дождь, бывают и грозы». Я поняла, какой дождь моросит в горной пустыне, какой гром, какие молнии ниспосылает вам некто в обличье карателя. Я рада, что ты не унываешь, но и не пытаешься обмануть меня или цензора - не рисуешь в пастельных тонах эту «пустяковую прогулку» с зонтиками.
     Виктор, если бы ты знал, как ждала я  твоего письма! Я не спала ночами, и была счастлива тем, что никто не видит ни моих улыбок, ни моих слез. Да, я смеялась и плакала, вспоминая в деталях нашу единственную с тобой встречу. Я понимала, что она дает лишь слабую надежду на то, что может возгореться первая большая девичья... боюсь произнести это слово всуе. Прости, я скажу о ней в стихах, которые пришли ко мне сами, я их не ждала, потому что никогда не писала.

Я вся в ожидании,
Что что-то случится,
Быть может, любовь
В мое сердце стучится.

Я вся в ожидании
Томительной встречи,
Услышать в молчании
Сердец красноречье.

Я вся в ожидании,
В тревожном томленьи,
Души ликованья
Без тени сомненья.

Я вся в ожидании
Ночного свидания,
Любви без прощанья,
Любви продолженья.

Я вся в ожидании,
Тому подтвержденье
Открыта в признаньи,
Ночи наважденья.

Я вся в ожидании,
Я знаю, - свершится,
Любви без желанья
Не быть, не родиться.

    Очень даже может быть, что мои стихи тебе покажутся никудышными. Ну и ладно. Я и не претендую на высокую поэзию. Зато, не краснея, смогла написать то, что сказать была  б не в силах.
    До свидания, мой хороший человек. Пиши, не ленись, Бога ради.
                Виктория».

О н (появляется на сцене, смотрит на экран, читает).  «Здравствуй, моя Виктория, моя Победа!
   Как я счастлив тем, что встретил тебя тогда. Я ведь мог не заметить тебя, не подойти. Мог вообще не пойти на дискотеку. Ты моя судьба. Теперь я в это верю, как верю и в то, что вернусь. Я не могу, не имею права обмануть твои ожидания, предать и свои устремления.
    О твоих стихах. Я их вырезал из письма, чтобы не выдать его таинство, выучил наизусть, прочитал своим «одноклубникам». Они, как и я, не Бог весть какие ценители, но всем понравилась их искренность и мелодичность. Котька Байбаков, гитарист, сочинил музыку на них, и теперь весь «отряд пионеров», с которыми мы делим и кров и стол, поет твою песню под моросящим дождем в укрытии.
     Мои письма будут короче, ты не обижайся. Но от тебя я жду их каждый день и толщиной в тетрадь, не меньше. Знаешь, как дорога здесь каждая весточка с Родины, от любимого человека.
    До свидания, целую.
                Твой Виктор».

Пауза.

О н а.  «Здравствуй, мой Виктор!
    Почему ты не пишешь? Вот уже четыре месяца не получаю от тебя ничего. Это меня очень беспокоит. Обидно и горько, я не хочу в это верить, но так может случится, что я никогда не узнаю, если с тобой произойдет что-нибудь нехорошее. Я могла бы побеспокоить твоих родителей, расспросить их, но кто они и где живут, ты мне не сказал. Извини, тебе это может не понравится, но я не выдержала и сходила в комиссариат. Меня там спросили: «А кто вы ему будете?»  Я хотела сказать, что жена, - с какой стати они станут выдавать сведения неизвестно кому, но не решилась. Лишь пожала плечами, они мне ответили тем же. Так и ушла ни с чем.
    Я не хочу думать о плохом, поэтому буду писать, будто этих четырех томительных месяцев с момента получения первой от тебя весточки и не было. Ты просишь меня, чтобы я писала как можно больше  и чаше. Витя, понимаешь, это не так-то просто. О чем писать, право, не знаю. Вся моя жизнь умещается в три слова: университет, читальный зал и диван, на котором сплю. Подруг моих ты не знаешь. Рассказывать о них? Тебе вряд ли будет интересно. О том, что готовимся к госам, я уже писала. К счастью, сегодня мне есть что тебе сообщить. К сожалению, в основном сообщить, а не рассказать подробно, как рассчитывала в начале, когда собиралась туда поехать. Дело в том, что нашему курсу, не всем - некоторым, представилась возможность побывать на Красноярских столбах. Когда мне предложили, я с радостью согласилась, думала, поделюсь с тобой своими впечатлениями. Но мне не повезло, меня выбрали, точнее сказать, назначили старшей, и я практически ничего или почти ничего не видела.
   За билетами бегала, списки составляла, потом считала по головам, все ли на месте, не отстал ли кто от поезда. В Красноярске улаживала дела с турфирмой, с гостиницей. А когда на автобусе добрались до места, то оказалось, что кому-то надо готовить на костре обед. Кому? В общем, все пошли пешком к столбам, а мы с водителем автобуса жгли костер, чистили картошку. Но все равно было хорошо и весело, особенно когда ехали в поезде и автобусе, пели песни, шутили. Что мне удалось посмотреть, так это на Красноярскую ГЭС. Это такое грандиозное сооружение, я не могла даже себе вообразить. Мы стояли на левом берегу Енисея. С него лучше видно плотину и краешек Дивногорска. Берег такой высокий - голова кружится! Плотина высотой сто с лишним метров над Енисеем и еще столько же, если не больше, до того места, где мы стояли. Гул  от водопада стоял невероятный. Казалось вот-вот все разрушится и мы полетим в пучину. Наши спускались по лестнице вниз, я побоялась. И еще, что меня поразило. Вода, падая вниз, разбивалась на мелкие-мелкие капельки и поднималась ввысь а потом в виде моросящего дождя осаждалась. Представляешь, светит солнце и дождь. Я вспомнила дождь в горной пустыне.
   Местные знатоки сказали, что нам повезло. На гидростанции сбрасывали какую-то нагрузку, потому вода падала напрямую, мимо лопаток турбин. Оттого такой грохот и «дождь».
   Вот видишь, письмо получилось длинное. До свидания. Пиши, я очень и очень беспокоюсь за тебя.
                Виктория».

                «Явление» 3

   На экране – больничная палата. Молодые парни, кто лежит, кто ходит, у кого-то перебинтована голова, у кого-то руки. О н  сидит у прикроватной тумбочки, старательно пишет левой рукой.

О н.  «Здравствуй, Вика!
    Не писал тебе, потому что этой возможности у меня не было. Теперь она есть. Уже не имеет смысла скрывать и ждать - чуда не будет. Пишу левой рукой. Правой... нельзя сказать, что ее совсем нет, она есть, но кисть руки, пальцы мне не подчиняются, перебиты какие-то нервные окончания.
     Сначала, около двух месяцев я лежал в Ростове-на-Дону, теперь в Подмосковье. Обрати внимание на адрес, он изменился. Что еще? Спасибо за длинное письмо. Оно шло до меня долго. Ты, вероятно, уже сдала госы и получила направление на работу. Куда тебя направили, напиши.
    Одно место в твоем письме, не буду скрывать, мне не понравилось. Ты намекаешь о женитьбе. Зачем? Я не люблю намеки, особенно те, которые влияют на мой выбор, и особенно тогда, когда выбора-то и нет. Оставим слова «я вся в ожидании» песне. Я не знаю, что меня ждет, и мне трудно говорить об этом. Поверь, я долго думал, как поступить, тешить себя иллюзорными надеждами или поставить на этом точку раз и навсегда, и решил, что уж лучше сказать сразу и прямо, чем томить тебя и себя обманывать. Извини. Наши пути разошлись. Так, видимо, угодно судьбе. Однако это не значит, что мы не можем оставаться просто друзьями. Не скрою, я по-прежнему хочу получать от тебя письма, но понимаю, что не могу на это рассчитывать.
    До свидания, милая Вика.
                Виктор».

                «Явление» 4.

   На экране – типичный деревенский пейзаж: излучина неширокой реки, почерневшие от времени рубленные дома, стайки, другие строения, огороды с покосившимся забором, деревенская живность -  куры, гуси, коровы, собаки, кошки.

  На сцене  - О н  смотрит на экран, читает.

О н.  «Здравствуй, Виктория! Пишу тебе из деревни, из отчего дома. Пишу без надежды на то, что ты получишь мое письмо. С квартиры на Мичурина - 50, куда я писал  тебе раньше и пишу теперь, ты, должно быть, уже съехала, отдыхаешь после окончания вуза где-нибудь дома у своих стариков или устраиваешь свое гнездо на новом месте. Мне приходится уповать на тот лишь случай, что ты оставила новый свой адрес хозяйке, приютившей тебя и твоих подруг - студенток, и попросила ее переправлять письма, поступающие на твое имя. Надежды на это, конечно, очень и очень мало. А что делать, выхода другого все равно нет.
    Ты на меня в обиде, я знаю. Иначе, оно и не должно было быть. Поделом мне. И нет мне оправданья. Так зацикливаться на собственных горестях, видеть лишь себя в них и не думать о том, какие страдания приносишь при этом близкому человеку, нельзя. И я не буду оправдываться, чтобы вымаливать прощения. Я должен получить по заслугам. И уже «плачу по счетам» - пишу после долгой и трудной борьбы с самим собой, ломки  личной заскорузлой гордыни.
    Скажу немного о себе. Меня выписали из госпиталя с месяц назад. Из армии комиссовали подчистую. Пока отдыхаю, сижу на шее стариков. Учу левую руку писать карандашом, пером и кистью. В детстве и юности я увлекался рисованием и живописью, в школе и военном училище оформлял стенгазеты, на уроках и теоретических занятиях от нечего делать рисовал портреты преподавателей, учеников и курсантов. Был даже такой период, когда с одним довольно известным художником, который жил в нашей деревне, правда, наездами, ходил на этюды, писал маслом картины. Он меня подхваливал, но я всерьез не воспринимал его комплименты, полагая, что он делал это небескорыстно, ему нужна была компания. И я никогда не мечтал стать профессиональным художником, вообще не строил никаких планов на этот счет, и летчиком стал, как ты знаешь, чисто случайно. Но теперь, похоже,  придется зарабатывать кусок хлеба иным путем, вспомнить былое увлеченье. Другого применения своей единственной руке я пока не нахожу.
    Ну, вот и все, дорогая Вика. Я бы попросил тебя ответить, если ты все же получила мое письмо, но не знаю, как ты к этому отнесешься. Поступай, как знаешь, как подсказывает тебе твое сердце.
   До свидания.
                Виктор».

                КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

                «Явление» 1

   На экране крупным планом – часть деревенского дома с крылечком. У входной двери стоит  О н а.

О н а (стучится в открытую дверь, кричит).  Скажите, Виктор Савельев здесь живет?..  (пауза) Он дома?.. (пауза) Кто его спрашивает?.. ((пауза) Виктория.

   На крыльце появляется Виктор, на нем свободного покроя, серого цвета рубаха с длинными рукавами, спущена до колен.

О н.  Вика?! Ты меня нашла?
О н а.  Как видишь.
О н.  Бог мой! Глазам своим не верю. (Кричит в открытую дверь) Мам! Батя! Вика приехала, Виктория! (Обращается к Н е й) Проходи, не стесняйся.
О н а.  Я не стесняюсь. Сумку возьми.
О н.  О, конечно! Они тебя знают, проходи. Вернее, о тебе все знают. Извини, я сейчас, рубашку надену.
О н а.  Не надо, не уходи. Витя! Не уходи.
О н.  Да? Почему?
О н а.  Так. Не знаю. Здравствуйте.

   На экране появляются женщина и мужчина средних лет.

О н (знакомит).  Мама - Александра Григорьевна.
О н а.  Очень приятно, Виктория.
О н.  А это батя - Всеволод Васильевич, между прочим, тоже школьный учитель. Преподает все подряд: и русский язык, и географию, и историю, и физкультуру, и даже пение. Школьники его любят, но зовут Сивый лоб Васильевич.
О н а.  Очень приятно. Рада знакомству, рада видеть папу и маму Виктора. А меня зовут Виктория Дмитриевна.
   
   Мужчина и женщина, улыбаясь, вежливо раскланиваются, уходят в дом.

О н.  Ты как сюда добиралась? Автобусом?
О н а.  Двумя. До райцентра одним и сюда другим.
О н.  Проголодалась?
О н а.  Как курица.
О н.  (Кричит) Мам! Она голодна. (Тихо Е й) Почему как курица?
О н а.  Она вечно что-нибудь клюет.
О н.  Верно. Но она привередлива.
О н а.  Да? Почему ты так считаешь?
О н.  Она все отшвыривает от себя, роется, роется, все что-то ищет.
О н а.  Да? Тогда я не курица. Я ем все подряд.
О н.  Даже картошку в мундире.
О н а.  Запросто.
О н.  (Кричит) Мам! Подавай картошку печеную. (Тихо, Е й) Я все же переоденусь.
О н а.  Не надо. Дай мне эту руку (показывает на правую руку, которая плетью висит вдоль туловища…Пауза). Она теплая.    
О н.  А почему она должна быть холодной?
О н а.  Не знаю. Извини.
О н.  Мама зовет к столу. Пойдем?
О н а.  Где можно умыться?
О н.  Пошли во двор, к колодцу, я тебе полью.
О н а.  Из ведра?
О н.  Можно и из ведра. (Смеясь, уходят).

                «Явление» 2

   На экране – тот же двор, тот же дом. На крыльце появляются О н и О н а в легкой спортивной одежде.

О н. На речку пойдем? Искупаемся?
О н а.  С удовольствием. И погуляем? Да?
О н.  Да. Я покажу тебе одно местечко, куда я ухожу, когда мне бывает грустно.
О н а.  В твоей комнате я видела много картин, рисунков. Твоей работы?
О н.  Моей.
О н а.  Почему они лежат, где придется? Почему на стены не повесишь?
О н.  Когда смогу самостоятельно, без посторонней помощи забить гвозди, тогда…
О н а.  Ты когда их писал, тогда, в школьные годы? Или...
О н.  Тогда.
О н а.  А-а... А сейчас, пишешь? Можешь показать что-нибудь?
О н.  Не могу. Самую последнюю работу я никому не показываю, даже отцу.   
О н а.  Стесняешься?
О н. Есть более точное выражение - стыжусь. Знаешь, я ведь не только обучаю руку. Мне приходится повышать и свой образовательный уровень, я имею ввиду все, что касается искусства живописи, графики и прочих художественных жанров.
О н а. У тебя много специальной литературы, я видела. Столько красочных альбомов, буклетов, репродукций! Ты так разоришь своих родителей.
О н.  Нет, это все друзья, родственники заботятся обо мне. Можно сказать, вся деревня взяла надо мной шефство.
О н а.  Ваш дом на самом берегу реки. Даже отсюда, со двора видны ее берега. Как здесь красиво! Вон тихая заводь, ивы над ней косы опустили, плачут. А вот и песочек на солнышке греется.
О н.  А на том берегу сосновый бор. Потому и деревня называется Сосновка. Пойдем искупнемся?
О н а.  Я не взяла с собой купальник. Пошли, просто посидим на бережку?
О н.  Хорошо. Так даже лучше.
О н а.  Почему?
О н.  Потому. Надеюсь, когда-нибудь, может быть, даже скоро узнаешь.
О н а.  Поняла. Следы войны? Стесняешься своих ран?
О н.  Нет. Говорят, раны украшают мужчину. Боюсь другого - начнешь жалеть, охать. Я этого не хочу. Вот ты говоришь, у меня много специальной литературы. Это хорошо, но не совсем.
О н а.  Не поняла. Почему не совсем?
О н.  Оказывается, я так мало знаю, почти ничего. Столько школ, направлений, имен! Голова кругом. Но самое печальное, что мое самообразование практически ничего мне не дает. Я забываю все почти сразу, как только закрываю книгу.
О н а.  Это естественно. Любые новые знания закрепляются только тогда, когда им находится практическое применение. Тебе нужна соответствующая среда - круг общения, где бы ты мог говорить о прочитанном, слушать и слышать других, спорить. А так ты варишься в собственном соку... Но не все же ты забываешь, кое-что, наверное,  остается в твоей памяти.
О н.  Совсем немного.
О н а.  Вот и поделись со мной тем немногим, что знаешь.
О н.  Да? Может быть, ты и права. Говорят, если услышишь смешной анекдот и сам вскоре никому не расскажешь, то потом захочешь его вспомнить - не получится. Но я не знаю ничего такого, о чем мог бы тебе рассказать.
О н а.  Я тебе помогу. Что ты читал вчера, сегодня.
О н.  Я знакомился с Государственным Русским музеем в Питере.
О н а.  И что, ничего не помнишь?
О н.  Кое-что помню, но к живописи это никакого отношения не имеет.
О н а.  Может быть, имеет. Тебе только кажется, что не имеет.
О н.  Это имеет отношение к войне, Отечественной. Оказывается, скульптуру Растрелли «Анна Иоановна с арапчонком» в 1941 году закопали в землю, чтобы уберечь ее от бомб и снарядов, а многотонный памятник «Александр III» Трубецкого, который закопать было невозможно, обложили бревнами и засыпали песком. И что интересно, в этот искусственный холм попал-таки снаряд, но памятник не пострадал.
О н а.  Да, выборочная у тебя память - все больше о войне. Но даже тут ты кое-что почерпнул, запомнил имена знаменитых скульпторов - Растрелли, Трубецкого...
О н.  Я о них знал и раньше.
О н а.  Подожди, давай порассуждаем. Насколько мне известно, Русский музей был создан исключительно для того, что бы представлять национальное искусство, искусство российских художников, скульпторов. Так?
О н.  Еще народных умельцев.
О н а. Да, наверное, но нас интересует живопись, так да?
О н. Ну, да, положим.
О н а.  Конечно же, ты обратил внимание, как с годами менялись направления в живописи, течения. На смену романтизму приходил...
О н.  Вика, мне не хочется сейчас говорить на эту тему.
О н а.  Почему?
О н.  Давай оставим этот разговор до другого раза.
О н а.  Тебе скучно говорить о живописи? Твоем увлечении?
О н.  Я так ждал этой встрече с тобой.
О н а.  И я. Я, как узнала из твоего письма, чем ты сегодня увлечен, чем живешь, специально пошла в библиотеку, порылась в литературе о художниках... Конечно, этого недостаточно для глубокого профессионального разговора, я понимаю, но мне так хочется быть тебе полезной! Хоть чуть-чуть!
О н.  Спасибо, Вика. Однако, знаешь, я сейчас в таком состоянии, что готов все кисти, краски, книги бросить в печку!
О н а.  Рука не слушается?
О н.  Не слушается.
О н а.  Я это чувствовала. Но тебе нельзя отчаиваться, все пройдет, все будет хорошо. И, чем труднее сегодня что-то достается, тем прочнее и надежнее оно будет завтра. По себе знаю. Вот взять хотя бы иностранный язык. Ты знаешь, как мы его изучали в школе, потом в институте - через пень колоду. Но на втором курсе мне вдруг захотелось освоить немецкий основательно. Захотела и взялась. По совету преподавательницы, чтобы выучит как можно больше слов, стала готовить специальные карточки: на одной стороне картонки пишу русское слово, на обратной - его перевод. Представляешь, да?
О н.  Представляю. Потасуешь карты и переводишь: сначала с одного языка, потом – с другого.
О н а.  Правильно. Выучила десять слов, добавляю еще десять и т.д. Но вот однажды пришлось записать одно слово, которое мне никак не удавалось запомнить ни в переводе на немецкий, ни, наоборот, с немецкого на русский. Все слова от зубов отскакивали, а как дойду до этой карточки, - тупик. Потом я вообще выкинула его из колоды. И что? Прошли годы, почти все слова, которые я тогда заучивала, позабыла, а то злосчастное не выходит из головы.
О н.  И что это за слово?
О н а.  «Чрезвычайно». А по-немецки оно звучит так: «Аусерродентлих».
О н.  Аусер... язык поломать можно.
О н а.  А вот подишь ты - запомнила на всю жизнь.
О н.  Да-а.
О н а.  Ты не отчаивайся, Виктор. Все будет нормально, вот увидишь. 
О н. Знаешь, Вика, меня не только рука беспокоит. Понимаешь, я боюсь, что все мои старания добиться послушания руки, ничего в конечном итоге не дадут.
О н а.  Почему ты так решил?
О н. А вот представь себе: на эту мысль меня наводят репродукции картин, некоторых картин, из Русского музея.
О н а.  Как это? Не понимаю.
О н.  Супрематизмы Казимира Малевича, которые там представлены, я могу написать и не тренируя руку. О «Черном квадрате» его и говорить нечего. Или взять этих, как их там, все забываю...
О н а.  Ты имеешь ввиду художников из «Бубнового валета» и «Голубой розы»?
О н.  Во-во! Придем домой, я покажу тебе репродукции их гениальных творений, достойных национального музея.
О н а.  Если ты напишешь, скажем, «Серый квадрат», то тебя ни на одну выставку не примут, не то что в музей.
О н.  Вот именно, даже если эту картину  назову «Бой в Крыму», в том смысле, что все в дыму, ни фига не видно.
О н а.  Тебя это беспокоит?
О н. Меня это бесит. Ты только взгляни на «Портрет Ивана Клюна», кстати, все того же Казимира Малевича. Там нет человека вообще, не говоря уж о каком-то Клюне. Какие-то квадратики, кружочки, треугольнички. Глядя на этот «портрет», мама так и сказала: «Ни кожи, ни рожи».
О н а.  А если художник видит таким Ивана Клюну?
О н.  Во-во! Чуть что, они так и говорят: «А я так вижу!» Возьми его после этого за рубль двадцать. Попробуй докажи, что он врет. Я понимаю, ты повторяешь их любимую отговорку, чтобы посмотреть, как я на нее среагирую. А реакция у меня будет такой: мне очень бы хотелось посмотреть, из каких тарелок, какими ложками и вилками  и что едят эти Малевичи, Филоновы, Фальки, Кончаловские. И как едят? Не промахиваются? Не суют ли колбасу из отрубей себе в глаз? Или все же тарелки и ложки они видят такими, какие они и есть, и колбасу предпочитают натуральную? Интересно, как ест сам Иван Клюн, между прочим, тоже художник, видимо, друг Малевича.
О н а.  Ну, вот. А ты говоришь.
О н.  Что я говорю?
О н а.  Говоришь, что ничего не помнишь, не знаешь.
О н.  Лучше бы этого не знать.
О н а.  Ты категоричен. Так нельзя, Витя. Кому-то нравятся декаденты, кому-то импрессионисты, а кто-то признает только экспрессионистов. Ну и что?
О н.  Да ради Бога, мне-то что?
О н а.  Тогда я тебя не понимаю.
О н.  Мне не нравятся те, кто, умиляясь мазней, начисто отвергает реализм, ругает Репина и Шилова.
О н а.  Боже мой! Пусть себе не любят реализм, что из того?
О н.  Пусть. Пусть! Пусть обходят стороной Шишкина, Сурикова, Левитана, Лактионова, Нестерова, закрывают глаза, когда случается видеть им работы этих больших мастеров. Но и пусть не поливают их помоями.
О н а.  Ты же возмущаешься портретом Ивана Клюны, почему им нельзя возмущаться «Пупсиками в сосновом бору»?
О н.  Какими пупсиками? А-а... ты имеешь ввиду «Утро в сосновом бору», медведей Шишкина? Возмущение возмущению рознь. Я же портрет ругаю, художника, а не тех, кто этой работой восхищается. Нравится тебе «Черный квадрат»? Ну, и любуйся им сколько твоей душе угодно. Не нравятся «пупсики»? Не смотри. Но не смей утверждать, что, если я не люблю Кандинского, Филонова, то я вообще в искусстве ни черта не  смыслю, что я чуть ли не полный идиот. Они же...
О н а.  О! О! Раскипятился! Покраснел, хоть прикуривай. Между прочим, на одном из Лондонских аукционов «Черный квадрат» Малевича был продан за 300 тысяч фунтов стерлингов.
О н.  В сумасшедшем доме и не то делают.
О н а.  В сумасшедшем доме не была - не знаю, что там делают. Однако не думаю, чтобы сумасшедший мог заработать такие деньги и выбросить их на ветер - он ведь сам мог черный квадрат изобразить. В чем тут дело? Как ты думаешь?
О н.  Это игра! Всего лишь игра. Тот, кто купил картину, покупал не ее, не произведение искусства, а престиж, общественное мнение - смотрите, мол, какой я есть богатый человек, могу позволить себе что угодно, даже оплатить чей-то бред, как ты говоришь, выкинуть деньги на ветер.
О н а.  Демонстрировать свое богатство можно гораздо проще и эффективней. Например, в казино. Здесь и аудитория больше.
О н.  Я вижу, у тебя на сей счет есть собственное мнение. Что же тогда, по-твоему, за этими причудами кроется?
О н а.  Эти люди на ветер деньги не бросают.
О н.  Перепродают картины? Находят другого дурачка или такого же коммерсанта?
О н а.  Наверное, есть и такие. Но я не о них. Есть люди, которые больны властью. Им мало обладать материальным богатством, им хочется управлять человеком, манипулировать его сознанием. Способов для этого множество. В нашем случае эти люди, покупая сомнительные по своим достоинствам картины, выражают таким образом свое как бы восхищение ими, на самом же деле сеют в таких, как мы с тобой, сомнение.
О н.  Не дураки ли мы?
О н а.  Ага.
О н.  Так ведь и я тебе о том же говорю.
О н а.  Ты не говоришь - ты кричишь. Нервничаешь. Зачем? Злой человек ничего хорошего в жизни создать не может, художник - тем более. Я понимаю, - война. Своей печатью она каждого солдата ударила по темечку. Кое-кто вернулся вообще психом. Слава Богу, тебя она, кажется, еще пощадила. Ты вернулся домой. Но ты еще не вернулся к себе самому. Надо возвращаться, Витя. Надо! Не обижайся, но провожала я тебя другого - спокойного, выдержанного, интеллигентного и даже более остроумного. Нам придется поработать над собой, чтобы...
О н.  Нам?
О н а.  А ты против?
О н.  Нет, что ты?! (Пауза). Знаешь, Вика, за что я тебе благодарен?
О н а.  Скажешь, - узнаю.
О н.  За то, что ты не вспоминаешь то мое дурацкое письмо, не высказываешь своей обиды.
О н а.  Рано радуешься. Я еще припомню.
О н.  Тогда давай сейчас объяснимся и покончим с этим раз и навсегда.
О н а.  Ишь прыткий какой!
О н.  Я серьезно. Я не хочу, чтобы между нами были какие-то недомолвки.
О н а.  Хорошо. Я с тобой согласна. Не держать камень за пазухой - самый надежный способ сохранить дружбу и уважение. Не буду скрывать, я ждала этого момента и готовилась к нему. Как видишь, кое-что о художниках почитала. Да. Горькую пилюлю проглотила я тогда. Но я не стану мораль тебе читать, я стихи прочитаю. Они чувства лучше выражают.
О н.  Да, ты это говорила.
О н а.  Писала. Вот послушай.
О н.  Давай не здесь. Пошли на речку.
О н а.  Та прав. Стихи – это речь богов. Речь, речка… Пошли.

                Уходят.

                КАРТИНА ПЯТАЯ

                «Явление» 1

   На экране  - песочный пляж реки, над которым склонились плакучие ветки густого кустарника. О н  и  О н а  садятся на песок.

   На сцене – О н  и  О н а  время от времени поглядывают на экран.

О н а.  Красота! И почему люди так рвутся в город? Я имею ввиду сельскую молодежь.
О н.  Им здесь скучно.
О н а.  Скуку и веселье, люди создают себе сами.
О н.  Созидают творцы. Потребители ждут, когда кто-то создаст им условия. Для веселья и радости.
О н а.  Культмассовики - затейники?
О н.  Если бы. Культмассовик тоже хочет, чтобы ему кто-то создал условия.
О н а.  Но все же не могут быть творцами.
О н.  Могут, когда окажутся в критической ситуации.
О н а.  На войне, например. Да?
О н.  Что ж, в качестве примера можно привести и ее. Там нянек нет. Хочешь выжить, думай сам, как это сделать, не прячась за спины товарищей. И не хнычь. Слишком часто и много мы говорим сейчас о создании условий. Это порождает и развращает потребителей.
О н а.  Нашли о чем говорить на лоне природы.
О н.  Действительно. Ну ее к дьяволу эту политику. Ты собиралась прочитать стихи.
О н а.  Собиралась.
О н.  Теперь не хочешь?
О н а.  Как тебе сказать? Давай немного помолчим.
О н.  Давай.

                Пауза.

О н а.  Как тихо! Покойно. Птички поют.
О н  (зло).  Петухи кукарекают, коровы мычат. Ты сюда переехала бы? Жить.

                Пауза.

О н.  Понятно.
О н а.  А мне вот нет, непонятно. Тебе нужно время, Виктор.
О н.  Какое время? Зачем?
О н а.  Чтобы вернуться?
О н.  Вернуться? Куда?
О н а.  Вернуться к себе. В себя.
О н.  Ты это уже говорила.
О н а.  Нервный ты стал, Витя. Но это пройдет со временем. Все уляжется, забудется.
О н (машет головой).  Нет, мне этого не забыть. Никогда.
О н а.  Ладно, оставим пока этот разговор. Вот послушай.


Чтоб стать мужчиной, мало им родиться,
Чтоб стать железом, мало быть рудой,   
Ты должен переплавиться, разбиться
И, как руда, пожертвовать собой.
Какую бурю душу захлестнули!
Но ты солдат и все сумей принять:
От поцелуя женского до пули,
И научись в бою не отступать,
Готовность к смерти - тоже ведь оружие,
И ты его однажды примени...
Мужчины умирают, если нужно,
И потому живут в веках они.

О н.  Спасибо. Твои?
О н а.  Стихи? Нет, Михаила Львова. Меня муза больше не посещала.
О н.  Жаль.
О н а.  Обними меня. (Пауза). Я дрожу, да?  (Пауза). Ну, что же ты? Боишься, увидят?
О н.  Я другого боюсь.
О н а.  Испортить первый блин?
О н.  Да.
О н а.  Но ведь никому еще не удавалось начинать сразу со второго. У тебя тоже коленки вздрагивают. (Пауза).

   На экране – одна картина плавно сменяет другую: гладь реки, крутой берег, обросший сосновым лесом, голубое небо с редкими кучевыми облаками.

О н а.  Витя, милый... я тебе по...могу. (Пауза). У меня па..льцы не слуш...аются. (Пауза). Ой!
О н.  Что? Тебе больно?
О н а.  Ничего. Так и должно быть. Уже почти не больно. Мне... мне хорошо. Витя, миленький...
О н.  Но ты плачешь?!
О н а.  Помолчи. (Пауза). Мой ты... мой.

Пауза.

О н а.  Ну вот, убедился? Помнишь, что я тебе говорила?
О н.  Говорила, что будешь ждать, что ты не с кем?.. Помню. А я и не сомневался. Послушай:

Давным - давно, еще до появленья,
Я знал тебя, любил тебя и ждал.
Я выдумал тебя, мое стремленье,
Моя печаль, мой верный идеал.

О н а.  Ярослав Смеляков?
О н.  Он. Давай я тебя в речку отнесу. У нас вода чистая.
О н а.  Попозже. Сейчас пока нельзя. Не смотри. (Пауза). У тебя кто-нибудь был... до меня? (Пауза). Что молчишь?
О н.  Давай не будем об этом.
О н а.  Значит, кто-то был. (Пауза). Молчание - знак согласия?
О н.  Ты хотела, что бы я там был святым?
О н а.  Нет, но все же... Я ведь тебя ждала. Ты хоть представляешь, каково в наше время оставаться…
О н.  Девственной? Представляю.
О н а.  Вряд ли. Иначе так легко не сказал, «не сомневался».
О н.  С желанием, инстинктом бороться трудно.
О н а.  Трудно, не стану скрывать. Но это гораздо легче, чем бороться с давлением окружающих. Девчонки меня замордовали. Говорили: «Эй ты, старая дева, все ждешь своего лейтенантика? А не вернется он, что тогда? Или другую найдет. Так в девках и останешься?» Когда тебе раз сказали это, - ладно. Два сказали – ничего, можно терпеть, но когда напоминают практически ежедневно…
О н.  Сволочи твои подружки.
О н а.  Не говори так. Нормальные девчонки. Да и где других-то найдешь?
О н.  Говорят, у вас в городе все школьницы, студентки курят. Это правда?
О н а.  Практически да. А у вас не все?
О н.  Пока не курит никто.
О н а.  Скоро закурят.
О н.  К сожалению, сомневаться не приходится.
О н а.  А ты куришь?
О н.  Там курил. В госпитале бросил. Обезьяны.
О н а.  Кто обезьяны?
О н.  Да эти… Василий Шукшин их прошмандовками называл. Насмотрелись, как по телевизору та же Яковлева смачно курит, и туда же, за ней. Крутую из себя строят.
О н а.  Опять.
О н.  Что опять?
О н а.  Злишься.
О н.  Я же не на всех.
О н а.  Какая разница? А сам?
О н. Что сам?
О н а.  Говоришь же, что не был там святым.
О н.  Я не был святым еще до нашей первой с тобой встречи. (Пауза). Сейчас скажешь: все вы , мужики, одинаковы.
О н а.  Да, все мужики одинаковы, но ты у меня особенный. У тебя столько шрамов на спине!
О н.  Откуда ты знаешь?
О н а.  Я же тебя обнимала. Это все от пуль?
О н.  Осколки.
О н а.  Пожалуй, схожу на речку. Ты отвернись.

                «Явление» 2

   На экране -  тот же пейзаж. О н  и  О н а  сидят одетые на песке.

О н а.  Витя, мне надо уезжать.
О н.  Когда? Зачем? Разве тебе плохо у нас?
О н а.  Мне у вас хорошо. Очень хорошо.
О н.  В чем же дело? Ты очень понравилась моим родителям.
О н а.  Я знаю. Но мне надо выходить на работу. Кстати, ты даже не спрашиваешь, куда меня направили, где и кем я собираюсь работать. Тебе не интересно?
О н.  Я боюсь даже думать об этом. Мне так хорошо с тобой здесь. Я понимаю, пережидать, надеяться на что-то - это обманывать себя, но...
О н а.  Да, держать голову в песке удобно, но небезопасно. Давай поговорим?
О н.  О том, как нам быть дальше? О будущем?
О н а.  О нем. В город поедешь?
О н.  В город? О чем ты говоришь? Кому я там нужен, инвалид?
О н а.  А здесь ты кому нужен? (Пауза). Прости, я не то хотела сказать. Я имела ввиду, что заниматься самообразованием неплохо, конечно, но процесс этот не может продолжаться бесконечно. Ты это, надеюсь, понимаешь. Понимаешь и то, что если ты собираешься посвятить себя творчеству, то тебе нужно у кого-то учиться, нужна иная среда.
О н.  Я понимаю другое. Мне нужно зарабатывать на жизнь. Это главное. Но как зарабатывать, если я ничего не умею делать, кроме как пилотировать вертолет и стрелять, а теперь уже и этого не могу. 
О н а.  Но и прозябать здесь тоже смерти подобно. Надо искать выход.
О н.  У тебя есть предложение?
О н а.  Есть. Для начала поехали ко мне.
О н.  В качестве кого, интересно?
О н а.  Как это в качестве кого? В качестве жениха.
О н.  Очень хорошо! Приеду, познакомлюсь с родителями, погощу пару дней. Что дальше? Переквалифицироваться в нахлебники?
О н а.  Зачем в нахлебники? Пойдешь работать.
О н.  Вика, я тебя умоляю, не будь такой жестокой. Не трави душу. Я даже в дворники не гожусь.
О н а.  А в аппаратчики годишься.
О н.  Куда гожусь?
О н а.  Я разговаривала с папой, он у меня начальником цеха на химическом предприятии работает. Так вот, он говорит, что на некоторых производствах можно работать аппаратчиком и с одной рукой. Кнопки нажимать можно и одной левой, в прямом и переносном смысле.
О н.  Ты это серьезно?
О н а.  Я это выдаю шутя, а папа говорит вполне серьезно. Он уже с кем надо переговорил. Так что, тебя уже ждут.
О н.  Ну, ты даешь?!
О н а.  Походишь месяца три в учениках, а там и разряд получишь. А творчество твое никуда не денется.
О н.  Это-то я понимаю.
О н а.  Ну что, едем?
О н.  Не знаю. Это так неожиданно. Надо подумать.
О н а.  Понимаю. А тебя никто и не торопит. Пойдем домой?
О н.  Пошли. 

                Поднимаются, уходят.

                КАРТИНА ПЯТАЯ

                «Явление» 1

   На экране  - обычная жилая комната малогабаритной квартиры с обычной мебелью: диван, кресло, шкаф для одежды, в углу у окна телевизор.
   О н а. и  Он входят в комнату, в руках у них поклажа. О н а  берет трубку со стенного телефона, набирает номер.

О н а.  Здравствуй, мама. Мы приехали… Как кто? Я и Виктор… Да, тот самый. Мы поженились… Ты меня так поздравляешь?.. Хорошо, этот вопрос мы обсудим у вас.  Вечером мы к вам придем… Договорились….

   О н  ставит вещи на пол, собирается уйти.  О н а удерживает его за рукав.

О н а.  …Для Виктора это тоже новость… Да, он только что узнал, что мы с ним поженились… Что ж, тем лучше, вместе будете удивляться. А папа на работе? Ему не звони и ничего пока не говори… сообщим вечером, за столом. Пока (кладет трубку).
О н.  Что это за шутки? Ты в какое положение меня ставишь?
О н а.  Сумки поставил? Осталось раздеться. (Пауза). Как ты мне говорил? «Проходи, не стесняйся»? Я не стеснялась, теперь твой черед. Вот это наша с тобой комната. В ней всего шестнадцать квадратных метров, но, думаю, нам на первых порах  хватит. Верно? (Пауза). Ты чем-то недоволен? Что молчишь? Понимаю. Наверное, думаешь, не слишком ли резво я вторгаюсь в твою личную жизнь. Если ты против, так и скажи. Ты против?
О н.  Я оглушен.
О н а.  Еще бы! Женщина без спросу женит на себе мужчину, которого видит второй раз в жизни.
О н.  В третий.
О н а.  Тем более. Что, не по правилам? А как надо? Как бы ты хотел? Постепенно, своим чередом. Да? Подождем, пока ты станешь на ноги, устроишься на работу, получишь квартиру... Да? А ты прикинь, сколько годиков на это уйдет. Да ты споткнешься на первом же шагу, на прописке. Без нее тебя на работу-то не примут. Кто, какой умник рискнет тебя прописать?
О н.  Но...
О н а.  Помолчи. Допустим, коль скоро я тебя сюда привезла, то и взяла на себя заботу о прописке, уговорила родителей, они тебя прописали, допустим. Что дальше? Дальше, пока ты сам себе не докажешь, что можешь взять на себя ответственность за содержание семьи, мы же такие гордые, ты даже не подумаешь сделать мне предложение. Ведь так? А, может,  лучше разделить эту ответственность пополам на двоих? Ты прекрасно понимаешь, что так оно действительно лучше. Но тебе, мужчине, согласись, не совсем удобно перекладывать часть ноши на женские плечи. Так что, я думаю, не стоит меня сильно уж ругать за мою чересчур смелую инициативу.          
О н.  Виктория!..
О н а.  Погоди. Я что такого крамольного сделала? Ты мне в любви объяснился? Объяснился. Сказал, что я твой идеал? Сказал. Правда, стихами Смолякова, но какая разница, сказал же. А я в своей верности к тебе поклялась почти два года тому назад. Что еще нужно? Проверки временем? А оно у нас есть? Или тебе мешают шоры общепринятых правил,  по которым лишь мужчинам дается право решать, быть или не быть семье, делать предложение или не делать? А с какой, собственно, стати? Чем мы, женщины, хуже мужчин? Ты мне можешь ответить на этот вопрос?
О н.  Я поеду домой, Вика.
О н а.  Что?
О н.  Поеду, говорю, домой.
О н а.  Поезжай. Никто тебя не держит.
О н.  Где моя сумка?   
О н а.  Погоди. Тебя, может быть, задевает то, что я не спросила твоего согласия раньше, там у тебя в деревне? Не посчиталась с твоим мнением? Может быть, ты думаешь, что мне наплевать на твое мнение, потому что с мнением инвалида можно не считаться? Да?
О н.  До свидания, Вика.
О н а.  Ну и уходи. 

                О н  уходит.

                «Явление» 2

   На экране – вид жилого дома со стороны двора. О н  выходит из подъезда, вскоре за ним выбегает О н а.

О н а.  Виктор! Виктор! Подожди. Остановись на секунду. Мне нужно кое-что тебе сказать.
О н.  Что? Говори, Виктория, я слушаю.
О н а.  Ты не сможешь сейчас уехать. Посмотри, время уже восьмой час. Автобусы не ходят. Останься до завтра. Завтра рано утром и уедешь. Останься.
О н.  На попутных доберусь.
О н а.  Где ты их будешь ловить, на трассе? Кто тебя посадит? Сейчас все боятся попутчиков брать - убивают и угоняют машины.
О н.  На автовокзале заночую.
О н а.  С бомжами? Не говори глупостей. Витя, прости меня. А? Прости. Я думала, тебе наоборот понравится моя решительность. Суперменку разыграла из себя, дура. Прости. (Пауза). Вить, пойдем домой, а? Мы же все равно не сможем жить друг без друга. Все равно кто-нибудь из нас не сегодня, так завтра, не завтра, так через месяц, все равно приползет - или я к тебе, или ты ко мне. Пойдем. Мама расстроится, когда узнает, что ты уехал. Она мне ремнем врежет по заднице.
О н.  Ремнем?
О н а.  Не веришь? Давай покажу синяк. Прямо здесь, при всех. Хочешь?
О н.  Какой еще синяк?
О н а.  Это она меня отправляла к тебе в деревню.
О н.  Так ты не по своей воле?
О н а.  Я хотела сначала письмо написать. Ну, так показать?
О н.  Глупости.
О н а.  Покажу. А потом встану перед тобой на колени с голой попой. Хочешь? Я это сделаю, вот увидишь. Сейчас я на любую выходку способна, потому что не хочу, чтобы ты уходил, не хочу. Понимаешь?
О н.  Что ты делаешь со мной, Вика?
О н а.  Что я делаю?
О н.  Веревки вьешь, вот что.
О н а.  Не говори глупости. «Веревки» из него вью. А как ты хотел? Привыкай к семейной жизни. Канатом станешь.
О н.  Кем стану?
О н а.  Виктором Всеволодовичем. Не надо, Витя. Не делай глупости, пошли домой. А?
О н.   Я все-таки идиот.
О н а (смеется).  Кто бы сомневался?
О н.  Ладно уж, пошли домой.

                Уходят.

                «Явление» 3

   На экране – просторная комната-гостиная с двумя большими зашторенными окнами, поздний вечер - горит настольная лампа. О н сидит в кресле. О н а ходит по комнате, заглядывает в шкафы, поправляет картины на стенах, словом, не находит как бы себе место.

О н.  Уютно здесь. Твои родители купили эту квартиру или давно здесь живут?
О н а.  Давно.
О н.  Потолки высокие. Непривычно как-то. Раньше лучше строили. Для людей.
О н а.  Да. Однако этот дом почему-то сталинским называют.
О н.  Это понятно. Дом строился при его жизни. Твоему папе я, кажется, не понравился.
О н а.  Не выдумывай. Ты просто моего папу не знаешь. Он всегда такой, молчаливый.
О н.  И угрюмый?
О н а.  Это только с виду. Ну что, пора спать?
О н.  Пожалуй. А ты где ляжешь?
О н а.  Чудак, с тобой, конечно. Где же мне еще спать?
О н.  Но...
О н а.  Что «но»?
О н.  Мы  же объявили о помолвке только. Ни свадьбы, ни...
О н а.  О! Когда это еще будет? Или ты все сомневаешься?
О н.  Почему?
О н а.  Тогда в чем дело? (Стеллит постель на диване). Давай ложись.
О н.  Не смогу.
О н а.  Вот еще?! Не мудри давай..
О н.  Слушай, Вика, неудобно.
О н а.  Неудобно? Еще как удобно. Смотри, какая мягкая постель, подушки пуховые, одеяло атласное! Гаси свет. (Пауза). Вот так-то лучше. Какой ты тепленький! А у меня руки холодные. Да?
О н.  Нормальные.
О н а.  Мамальные?
О н.  Ага, мамальные. (Пауза). Тебе когда на работу и где ты?..
О н а.  Наконец заинтересовался. Пока нет у меня никакой работы.
О н.  А говорила...
О н а.  Ничего я не договорила. Ты же не спрашивал.
О н.  И все же?
О н а.  И все же? Все же так. Мне дали направление в одну глухую деревеньку. Я там была. Прошлась в белых туфельках по грязи, она у них там вечная, как мерзлота в тундре, не просыхает, насмешила кур и деревенских баб и... уехала назад. Зашла в районо и все рассказала. Меня поняли, попросили написать заявление, я написала. И все. Отпустили на все четыре стороны.
О н.  Интересно. Что же ты им такое рассказала, что они тебя отпустили?
О н а.  Что? Я им сказала, что я фактически замужем, только еще не расписана. Не успели расписаться. Мужа направили… потом поправилась,  сказала, что он был в загранкомандировке. Сейчас находится в Подмосковье, в госпитале на излечении после тяжелой операции. Как только вернется, мы сразу оформим свои отношения. Я им еще копию заявления в ЗАГС показала. Заверенное нотариусом, все честь по чести.
О н.  Заявление?
О н а.  Да. Показать?
О н.  Покажи.
О н а.  Сейчас. Вставать не охота, пригрелась. Фу, как бы не зацепиться. (Пауза, достает из сумки бумагу). Вот, смотри.
О н.  А это подпись моя?
О н а.  А чья ж еще?
О н.  Не похоже.
О н а.  Так, ведь ты левой рукой расписывался.
О н.  Я и забыл. (Пауза). Теперь я понимаю, почему ты выскочила на улицу за мной, собиралась синяк показать на интересном месте. Ты его тоже придумала?
О н а.  Синяк? Синяк правдишный. Показать?
О н.  Покажи.
О н а.  На, смотри. Видишь?
О н.  И правда. Только...
О н а.  Что «только»?
О н.  Не симметрично, - на одной половинке, как на картине Казимира Малевича. Надо поправить. Получай! (Изображает удар ладонью).
О н а.  Бессовестный! Вот возьму и обижусь. (Пауза). Вить, а Вить!
О н.  Что?
О н а.  Что-что... Не понимаешь что ли?
О н.  Ты совсем сошла с ума или притворяешься? Услышат же. Мать вон и не ложилась даже, на кухне возится.
О н а.  А мы тихонько.
О н.  Тихонько нельзя - может не получиться.
О н а.  Тогда пусть слышат.
О н.  Вика!
О н а.  Что?
О н.  Что-что. Я же не железный.
О н а.  Это хорошо...

                КАРТИНА ШЕСТАЯ

                «Явление» 1

   На экране – знакомая однокомнатная квартира. О н а  сидит в халате, укутавшись пледом. О н  входит.

О н а.  Где был?
О н.  В худфонде.
О н а.  Так долго? Ты выпил?
О н.  Самую малость. Неудобно было отказываться.
О н а.  Тебя уже принимают как своего? Как художника?
О н.  Скорее, как натурщика. Пишут портрет с всамделишнего фронтовика.
О н а.  Бывшего.
О н.  Да, бывшего. Ну и что?
О н а.  Ничего. На фронтовика ты уже не похож.
О н. А на кого я похож? На аппаратчика химического предприятия?
О н а.  На аппаратчика ты еще не похож.
О н.  Кто же я тогда? Никто?
О н а (шутливо).  На алкаша похож.
О н.  И то ладно. Все же лучше, чем никто.
О н а.  Шутки шутками, Витя, а все начинается с малого. Сегодня немножко выпил, завтра – чуть-чуть, и пошло – поехало. Богема! Вдохновению нужен допинг.
О н.  Знаешь, Вика, замыкаться в себе тоже не выход. Сама же говорила, что мне нужна соответствующая среда .
О н а.  Да, общение с профессионалами дорогого стоит. Но и голову терять не надо.
О н.  Я и не теряю.
О н а.  Вижу.
О н.  Ладно, я молчу. Женщины всегда оставляют за собой последнее слово. Лучше им не перечить.
О н а.  То-то же.

                Пауза.

О н.  Слышь, Вика, художники, оказывается, народ простой, незаносчивый, компанейский. Иронии, правда, лишка немного, любят подкалывать друг друга, но мне это даже нравится. С ними легко, и я им как будто не мешаю. Выпить, правда, не дураки. Это верно. Рады любому поводу.
О н а.  А художницы там есть.
О н. Есть. А почему тебя это интересует?
О н а.  Они тоже пьют?
О н.  Нет, иногда. Да и художники не все увлекаются. Те, что в возрасте, вообще в рот не берут.
О н а.  Ужинать будешь? Разогревать?
О н.  На ночь я не ем, ты же знаешь.
О н а.  Тогда ложись спать.
О н.  Я еще почитаю, «Маяк» послушаю.
О н а.  Как знаешь. (Пауза). Виктор!
О н.  Что?
О н а.  Сделай потише, я не могу уснуть. И погаси в комнате люстру.
О н.  Вика, ты не можешь уснуть, потому что сейчас всего-навсего половина десятого. Кто спит в такую пору?
О н а.  Я сплю. Вчера почти совсем не спала. Проснулась среди ночи и до утра маялась.
О н.  Ничего удивительного. С вечера выспишься...
О н а.  Перестань. Мне надоели твои нравоучения. (Пауза). Придется вставать, весь сон мне перебил. Ты больше так не делай.
О н.  Как?
О н а.  Возвращайся с работы вовремя. Кстати, как у тебя с работой? На разряд сдал?
О н.  Ви-ика!..
О н а.  Ах, да, я забыла. Ты же у нас недавно большую получку получил.
О н.   Почему ты говоришь это таким тоном?
О н а.  Каким это таким? Обыкновенно говорю, констатирую факт получения тобой большой получки. Ты хочешь со мной поругаться? (Пауза). Что молчишь?
О н.  Боюсь, все сказанное обернется против меня.
О н а.  А ты хочешь, чтобы все оборачивалось против меня?
О н.  Ничего я не хочу. Я уже хочу спать.
О н а. Так рано? Десяти еще нет. Почитай, телевизор посмотри.
О н.  Хорошо, я так и сделаю. (Пауза). Нас приглашает на день рождения Зевакин.
О н а.  Это тот самый художник, который летом живет в твоей деревне.
О н.  Да.
О н а.  И что же мы будем там делать с пенсионерами. «Орленка» петь?
О н.  Какого «орленка»?
О н а.  Который хочет летать выше солнца.
О н.  Там будет много молодежи.
О н а.  И ты будешь танцевать с молодыми художницами?
О н.  Почему бы и нет? Не выглядывать же «Забавой» из-под торшера.
О н а.  Какой «забавой»?
О н.  Кислое мороженное так называется.
О н а.  Намекаешь на то, как в ту новогоднюю ночь прижимался к девочкам, а я сидела у торшера, как дура?
О н.  Да. И смотрела на всех с замороженным лицом народного судьи.
О н а.  Вот так?! Благодарю за комплимент.
О н.  Не стоит благодарности. (Пауза). Так, мы пойдем или нет?
О н а.  Я не понимаю, почему тебя куда-то тянет из дома. Тебе со мной плохо? Если плохо, так и скажи.
О н.  Однажды ты заметила, что стихами лучше выразить сокровенное.
О н а.  Хочешь обратиться к стихам? Любопытно.
О н.  Любопытно? Тогда слушай:

Я жаден до людей. Всегда толпою
вокруг меня шумят мои друзья -
не потому, что скучно мне с тобою,
а потому, что мне без них нельзя.

Мне не утратить к людям интереса,
и я, надеюсь, им необходим.
Что я один! Я - как кусок железа -
звеню тогда, когда столкнусь с другим.

О н а.  Твой любимый Смеляков?
О н.  Представь себе, нет. Грузинский поэт Михаил Квивлидзе.
О н а.  Растешь!
О н.  Разве меня не интересовала литература и раньше?
О н а.  Литература, но не поэзия. Помнится, ты даже пытался обосновать это, приводил в пример Льва Толстого, который будто бы сказал, что писать стихи, все равно что сеять цветочки после плуга.
О н.  Запомнила.
О н а.  А как же? Ты говорил это в наш медовый месяц, когда я была так счастлива, что готова была написать еще одно свое стихотворение, у меня даже родились первые строчки, но ты меня осадил.
О н.  Вика, дурочка моя милая, прости, если это было так на самом деле.
О н а.  Ты сомневаешься?
О н.  Нет, я тебе верю. (Пауза). Извини, я снова о птичках. Мы идем или не идем на день рождения?
О н а.  Витя, дорогой, мне не в чем пойти.
О н.  Как не в чем?
О н а.  Так, не в чем. С тех пор, как мы с тобой поженились, родители вычеркнули меня из расходной части своего бюджета. Все внимание они сосредоточили на своей любимой внучке, которая растет без отца. А все деньги, которые мы с тобой зарабатываем, и твоя пенсия уходят, сам знаешь, куда - на тазики, веники, горшки разные, простыни, пододеяльники  и питание, разумеется. Часть денег я откладываю на мебель. На себя, на нас с тобой ничего не остается.
О н. Ты не сказала, сколько уходит на краски, кисти, подрамники, рамки...
О н а.  Не сказала, но подумала, уж извини.
О н.  К черту краски, к черту мебель, пойдем купим тебе что-нибудь.
О н а.  Не получится. Мне сегодня слишком много надо, Виктор. Весь мой гардероб безнадежно устарел. Туфли тоже вышли из моды.
О н.  Бог мой, я как-то об этом совершенно не думал. Как же ты ходишь в школу, на работу?
О н а. Так и хожу. Мои ученицы одеваются лучше меня. Я колготки штопаю, можешь себе это представить? И юбку надеваю подлиннее, чтобы не видно было швов. (Пауза). Да ты не опускай голову, сильно-то не переживай. Перебьемся как-нибудь. Со второго полугодия мне добавят часы, тебе разряд повысят. Переживем. (Пауза). Тебе художники... 
О н.  Что «художники»?
О н а.  Не платят?
О н.  За что?
О н а.  За то, что ты... это, натурщиком у них...
О н.  Ви-ика, о чем ты говоришь? Как, вообще, могла об этом подумать? Это я должен им -  за консультации, помощь, а не они мне.
О н а.  Ладно, Виктор, извини. Я это так просто, мало ли что может придти в голову женщины с  досады.
О н.  Не знаю. Досада, конечно, - не лучший советчик, и все же надо прежде думать...
О н а.  Перестань. Я пошла спать.
О н.  Почему ты так болезненно реагируешь на мои замечания?
О н а.  Потому что ты вечно стараешься меня унизить всячески, будто я дура какая.
О н.  Это неправда.
О н а.  Неправда? Тогда помолчи. (Пауза). Света говорила...(пауза).
О н.  Договаривай. Что говорила Света?
О н а.  В детском садике, куда она водит Леночку, племянницу мою, освободилось место сторожа.
О н.  Хорошо, я завтра же туда схожу.
О н а.  Ты только не дуйся на меня, Вить. Ладно?
О н.  Ладно.
О н а.  Пошли спать.
О н.  Я еще почитаю.
О н а.  А я пойду. Радио потише сделай. (Пауза). Витя! А в джинсах на день рождения пойти можно?
О н.  И в грубом свитере. Там другую одежду и не признают.
О н а.  Что же ты мне раньше не сказал? Тогда я пойду. Еще потише сделай.
О н.  Куда еще тише? Так нормально?
О н а.  Мамально.
О н.  Еще бы! Я совсем выключил.
О н а.  Сердишься? А зря. Я так устаю от шума в школе! Ложишься спать?
О н.  А что еще остается делать?
О н а.  Опять я виновата.
О н.  Успокойся, никто тебя не винит. Спокойной ночи.   

                «Явление» 2

   На экране – типичный выставочный зал Дома художников. На стенах висят картины, натюрморты, графические работы. Кое-где у стен стоят мольберты, подрамники.
   Приглушенно слышится музыка. Кто-то из присутствующих, а их в зале немало, танцует, кто-то кому-то что-то рассказывает. О н  и  О н а стоят поодаль, наблюдают за происходящим. В руках у  Н е е   свернутая в рулон газета.

О н.  Пойдем потанцуем? (Пауза). Молчишь?
О н а.  А что я тебе должна сказать? Что не умею? Ты это знаешь. Иди танцуй. Вон сколько девочек хорошеньких на тебя поглядывает.
О н.  Нет уж, уволь. Однажды натанцневался с девочкой, на всю оставшуюся жизнь.
О н а.  Перестань. Не прижимай к себе партнершу так, как прижимал тогда Мусияку, у которой глаза аж закатились от вожделения, и все будет нормально. Никто тебе сцен устраивать не станет. Иди, приглашай.
О н.  Не пойду.
О н а.  Зачем тогда ордена нацепил?
О н.  Послушай, Вика…
О н а.  Ну, слушаю, внимательно.
О н.  Скажи, почему ты именно на каких-то торжествах, праздниках ведешь себя так?
О н а.  Как я себя веду?
О н.  Будто специально провоцируешь скандал. Я ведь действительно могу взорваться.
О н а.  Как ты меня напугал?! Чем же я тебя провоцирую?
О н.  Своим тоном, и потом, скажи, почему я должен стесняться своих орденов?
О н а.  Зачем же стесняться? Ты....
О н.  Почему я должен отталкивать от себе женщину, которая прижимается ко мне, во время танца. Или я красная девица? Или я задираю ей подол?
О н а.  Не надо...
О н.  Почему я вообще должен делать только то, что надо тебе?
О н а.  Кричи громче. Покажи всем, как ты можешь со мной обращаться. Покажи.
О н.  Пошли домой. Я устал.
О н а.  Чтобы ты потом меня упрекал? Не пойду. (Пауза). Ты точно собираешься завтра идти в детский сад устраиваться сторожем?    
О н.  Собираюсь. А что?
О н а.  Так, ничего. Может, не стоит?
О н.  Почему?
О н а.  Пока ты выходил покурить с ребятами в коридор, ко мне подходил Зевакин. Он сказал, что из тебя может получиться большой художник.
О н.  Если я перестану увлекаться одними пейзажами и выйду на свою манеру письма? Так? Он мне это говорил.
О н а.  Почему бы тебе его не послушать?
О н.  Будешь всех слушать, самим собой никогда не станешь. А вон тот лысый с рыжей бородой, трубку который в зубах держит для фасону, но талантливый черт, Филин его фамилия, тот вообще считает, что я заблудился, что мне надо забыть про кисти и краски. Кого мне слушать?
О н а.  Этот Филин, правда, тебе такое сказал?
О н .  Правда.
О н а.  Это который?
О н.  Говорю же тебе, лысый, с трубкой, вон, вон руками размахивает.
О н а.  Ах, этот пигмей с трубкой? Сейчас пойду приглашу его на белый танец, оттопчу ему крабовые палочки и, вообще, разберусь с ним. Какой самонадеянный, однако?! Пусти-ка.
О н.  Не надо, Вика. Он все равно тебя не поймет.
О н а.  Пусти!
О н.  Пригласи лучше меня.
О н а. Нужен ты мне?! А-а, пошли. Что я тут сижу? Будто сроду газет в руках не держала.

   О н  и  О н а  вышли в круг, танцуют.
 
О н.  Вот и я говорю.
О н а.  А ты помолчи.
О н.  Опять помолчи. Ох-хо-хо!
О н а.  Помнишь наш разговор на речке, когда я к тебе первый раз приехала? Помнишь?
О н.  Мы о многом говорили. Что ты имеешь ввиду?
О н а.  Ты тогда ополчился на этих... авангардистов.
О н.  Я и сейчас их не больно-то жалую.
О н а.  А знаешь, что сказал Константин Паустовский об импрессионистах?
О н.  Что?
О н а.  Я недавно его перечитывала, и одна фраза, точнее сказать, его мысль просто врезалась мне в память. Погоди-ка, сейчас повторю слово в слово: «Импрессионизм принадлежит нам, как и все остальное наследие прошлого. Отказываться от него - значит сознательно толкать себя к ограниченности». Он имел ввиду не только Матисса, Ван-Гога и Гогена, и не только собственно импрессионизм, но и других художников прошлого, и другие направления.
О н.  Насколько я помню, я и тогда говорил, что ничего не имею против лично того же Пикассо, Лотрека или, скажем, против сюрреализма Сальвадора Дали. И я не хочу повторять. Я напомню тебе другую мысль все того же Паустовского. Он сказал: «Хороший вкус - это прежде всего чувство меры». И вот это чувство движет и сегодня  настоящих художников. Ты видела работы Зевакина или моего врага Филина?
О н а.  Видела.
О н.  Что-то они не пошли по стопам Малевича и Кандинского.
О н а.  Попробовал бы Зевакин написать портрет шорской девушки в стиле «Портрета Ивана Клюны», вся Горная Шория поднялась бы на дыбы.
О н.  То-то и оно.
О н а.  Слушай, я ужасно устала. А ты, ты не устал танцевать с коротконожкой?
О н.  Вика?!
О н а.  Ладно, не буду. Пошли домой.
О н.  Пошли. (Уходят)

                «Явление» 3

   На экране – улицы ночного города. Идет снег. О н  и  О н а  идут не спеша.

О н а.  Давай не будем ждать автобуса. Пошли пешком? Погода хорошая, снег хлопьями. Я любила в детстве в такую погоду на каток ходить. Идем?
О н.  Пошли.
О н а.  И все же меня зацепил этот Зевакин. Почему в самом деле ты рисуешь только березки, лужицы, траву?
О н.  Не рисую, а пишу.
О н а.  Ну, пишешь, не все ли равно. Почему - лужицы и траву?
О н.  Знаешь, что сказал о пейзажах Дмитрий Менделеев?
О н а.  Менделеев? Ученый, химик - о пейзажах?
О н.  Да, я тоже поразился, когда прочитал. Готовился сдавать экзамен на разряд, знакомился с трудами знаменитого химика, и неожиданно напоролся на высказывание о художниках. Я расценил это как своего рода знак. Потому и запомнил.
О н а.  Разумеется, как же мог ты расценить это иначе. И что же тебе ученый сказал?
О н.  Я обойду твою иронию стороной. Хорошо?
О н а.  Обойди.
О н.  Он сказал: «... быть может, придет время, когда наш век будет считаться эпохой естествознания в философии и ландшафта в живописи». Но дело не в Менделееве.
О н а.  А в чем? Или в ком?
О н.  И в том и в другом. Я пишу березки и лужицы, но рисую солнце.
О н а.  Солнце?
О н.  Да. Зевакин пока один понял, что я хочу отразить в своих работах.  Он мне и сказал: помести в свои картины людей, и солнце заиграет отчетливей. На лицах людей, на складках их одежды солнце бликует ярче. Но он не все понял, да я и не стремлюсь к всеобщему пониманию. И даже не хочу.
О н а.  Но почему?
О н.  Солнце - это все! Это мой Бог! А Бога нельзя видеть.
О н а.  Как высоко! С чего бы это?
О н.  Да  уж, есть одна причина. (Пауза). Когда я умирал под обломками вертолета,..
О н а.  Умирал?
О н.  Да, случается иногда такое с мужиками, на войне.
О н а.  Извини, ирония моя здесь не уместна. Но я уже привыкла, что про войну ты не любишь рассказывать. И сейчас я не врубилась. Продолжай. Я не буду перебивать.
О н.  Я лежал под обломками вертолета и уже ничего не чувствовал, ничего не видел, но еще слышал: стоны ребят и свой  предсмертный храп. Я хотел кричать, сообщить живым, что я здесь, что умираю, но уже не мог. Глаза мои, видимо, закатились, потому что  видел лишь розовую пелену перед собой, которая то и дело закрывалась каким-то темным пятном, тенью. Я догадывался, что это солнце смотрит на меня с небес, которому кто-то мешает, то ли дым, то ли кто еще. Но оно все равно прорывалось и шептало женским голосом: «Не умирай, крепись».
О н а.  Жуть. Мистика.
О н.  Я сам до сих пор сомневаюсь, что так оно и было. Позднее, в полевом госпитале мне рассказали, что под несгоревшим листом обшивки нас обнаружили двоих. Наташа лежала рядом, в руках у нее был шприц, рядом валялись ампулы с адреналином и камфарой. Наташу спасти не удалось. С тех пор я пытаюсь написать эту картину.
О н а.  Что-то не понимаю. Какая тут связь: разбитый вертолет, Наташа и  трава в росе?
О н. Я пишу солнце, о присутствии которого можно только догадываться. Я рисую Наташу с косой, Костю Байбакова с гитарой, Славу Иволгина, Мишу Матвеева, о новом явлении их миру земному. Но об этом, кроме меня, вряд ли кто когда-нибудь узнает, к сожалению. Я вижу их в кривой плакучей березке,  в одиноком кустике  пожухлой жимолости, в густой траве с капельками  росы  на ладони лопуха и в чистой лужице. Они плачут, мои боевые друзья, им меня жалко.
О н а. Жалко тебя, но почему? Ведь ты живой.
О н.  Не знаю. Мне так кажется.
О н а.  Ты просто сам себя жалеешь. В этом все дело.
О н.  Может быть. Спорить не буду.

                «Явление» 4

   На экране – знакомая однокомнатная квартира.

О н а.  Хорошо, что пришли, а то бы у меня сосульки на ресницах повисли от слез жалости к тебе. Что стоишь, художник? Не в гостях, поди... раздевайся. (Пауза). А мне у нас нравится. Просторно. Воздух - наша главная мебель.
О н. Зато чисто.
О н а.  Да, благодаря тебе. Грешна, не люблю мыть посуду и натирать полы. Есть будешь?
О н.  А у нас что-нибудь есть?
О н а.  Я думала, ты откажешься. В гостях как-никак был.
О н.  В гостях я никогда не наедаюсь.
О н а.  Потому что там не бывает картошки в мундирах?
О н.  И лука.
О н а.  Тогда проблем нет. Сейчас сварю.
О н.  Не надо. Пойдем лучше спать.
О н а.  Пойдем. Только ты ко мне не приставай.
О н.  М-да. (Пауза). Вика, я хочу понянчить девочку, дочку.
О н а.  Сына тебе уже не надо.
О н.  Надо и сына, мне все равно кого, лишь бы мы были не одни. Почему у нас нет детей?
О н а.  Сходи к врачу и узнай.
О н.  Мне не надо узнавать.
О н а.  Не надо? Ты за себя уверен?
О н.  Уверен.
О н а.  О! Так, у тебя есть дети? Где же они? Что-то не пишут, денег не просят.
О н.  У меня мог быть сын. Наташа была беременна.
О н а.  Что?! (Пауза). Не значит ли это, что когда ты писал мне письма, ты уже...
О н.  Значит.
О н а.  Да?! Ты меня обманывал? Водил за нос? Так вот почему ты надолго исчез, перестал мне писать?.. А я-то  дура... уши развесила. Во-он! Умирал он под обшивкой вертолета! Вон из моего дома.
О н.  Послушай, Вика.
О н а.  Не хочу ничего слышать. Наслушалась сказок. Вдоволь. Вон.
О н.  Я уйду, не беспокойся, но прежде выслушай. Поплачь и послушай.
О н а.  Не хочу, не хочу. Жить не хочу.
О н.  Вика, пойми, мог ли я рассчитывать на какие-то серьезные отношения наши с тобой? Была всего лишь одна романтическая встреча. Мы, прости за грубое слово, выкобенивались друг перед другом, умничали и все. И все! Ты сама в стихах писала, что еще не любишь меня, только ждешь, живешь ожиданием любви. И это правда. Как мы могли полюбить друг друга, если виделись всего несколько минут и то в основном в темноте. Нам нравился наш откровенный разговор. И только. Но он потому и был откровенным, что ни к чему нас не обязывал. Мы оба не рассчитывали, что когда-нибудь вновь встретимся, и нам не придется краснеть за свою откровенность. Ведь так?
О н а.  Ничего не хочу слушать.
О н.  Наташа, тихая спокойная девушка была рядом. Между нами не было никакой романтики, не было воздушных замков божественной любви. Нам было хорошо друг  подле друга, покойно. А это лучшая основа для семейной жизни, воспитания детей. Я, может быть, и ошибаюсь, но я думал так, так думаю и сейчас. В наших с тобой отношениях слишком много нервозности, накала. Я хочу и не хочу жить с тобой...
О н а. Не хочешь?
О н.  Подожди, не перебивай. Я никогда не говорил этого, боялся. Теперь, раз уж начал... Когда я сказал «не хочу», я имел ввиду лишь мимолетные настроения, которые иногда появляются, но быстро проходят. Они сменяются бурной и какой-то, я бы сказал, сокрушительной радостью, наполняющей всю душу целиком. Наверное, это и есть любовь, которой не дано равновесие, при которой в обнимку идут и счастье, и страданье. И надо только радоваться, что она есть. Что же касается покоя семейной жизни, то нам его пока не видать, мы еще не переболели любовью. Она приутихнет, когда появится ребенок. Мне так кажется.
О н а.  Приутихнет, говоришь? От меня ты этого не дождешься. Витька, черт бы тебя побрал, почему ты такой и почему я такая? Почему не могу на тебя долго злиться? Почему, когда ты на меня накричишь, мне хочется тебе отдаться? Я рабыня, да? Ладно, погоди,  пойду умоюсь. (Пауза). И все же скажи, почему ты, живя с ней, писал однако и мне? Держал в резерве?
О н.  Если я скажу, что не знаю, тебя такой ответ устроит?
О н а.  Нет, конечно.
О н.  Тем не менее, ничего другого сказать не могу. Я ждал твои письма, читал и перечитывал. Отвечал, когда было время. Меня тянуло к тебе, правда, не знаю почему. Они были для меня как бы той тоненькой ниточкой, что связывало меня с прежней жизнью без смерти и страданий, с Родиной, напоминало о ней.
О н а.  Наташа видела мои письма? Читала?
О н.  Видеть видела, но не читала.
О н а.  Я бы тоже не читала, но порвала бы в клочья и бросила тебе в лицо.
О н.  Это как пить дать, я знаю.
О н а. Ой, ой, можно подумать, знахарь нашелся. Как она вообще относилась к нашей переписке?
О н.  Совершенно спокойно. Больше того, она не поверила бы, если бы я ей сказал, что у меня нет девушки. Мой обман ей не понравился бы.
О н а.  Знаешь, мне стало ее немножко жаль. Что ты читаешь?
О н.  «Огонек».   
О н а.  Дай, я посмотрю. (Пауза). Слышь, Вить!
О н.  Да.
О н а.  Смотри, что пишут. Оказывается, кожаные перчатки не следует натягивать вот так, скрещивать пальцы и с силой давить.
О н.  Почему?
О н а.  Быстро порвутся.
О н.  В городе Стратфорд, где родился Уильям Шекспир, советом старейшин был заведен такой порядок: строптивых женщин для охлаждения их пыла окунали в реке Эйвон.
О н а.  Ты это к чему?
О н.  Так, ни к чему. Просто ты мне напомнила, что отец у драматурга Шекспира Джон Шекспир был перчаточником.
О н а.  Да? Ты меня опять за дуру держишь? Думаешь, я не поняла, куда ты клонишь? Хочешь сказать, что я строптивая, и меня не худо бы в проруби купать? Да?
О н.  Нет, ты не дура.
О н а.  А кто?
О н.  Ты законченная мнительная дура.
О н а.  Вить, не надо так. Ты же знаешь, что даже шутки такого рода я не выношу. Зачем ты меня обижаешь?
О н.  Ладно, не буду.
О н а.  И чего они добились?
О н. Кто?
О н а.  Твои старейшины из Стратфорда.
О н.  Кое-чего добились.
О н а.  Да? Например?
О н.  Когда умер Черчиль, у его вдовы спросили: «Как могли вы столько лет терпеть этого капризного своенравного зануду»? Она ответила: «Я никогда не давала ему советы».
О н а.  Врешь ведь все, чтобы мне досадить.
О н.  Вика, я уже не знаю, как с тобой разговаривать. Что бы я ни сказал, ты в моих словах находишь какие-то обидные для тебя умыслы. Поверь, мне стало все трудней и трудней к тебе приспосабливаться.
О н а.  Конечно, я понимаю, тебе нужна такая, как Наташа, спокойная девушка, которая заглядывала бы тебе в рот и восхищалась твоими талантами. Я плохая, знаю. Тебе хочется избавиться от меня.
О н.  Перестань.
О н а.  И ты еще после этого смеешь утверждать, что я затыкаю тебе рот. Это ты запрещаешь мне говорить. Ты, а не я. Он, видите ли, не знает, как со мной разговаривать. Помалкивает в основном. Не надо, не прибедняйся. Язык-то, небось, плесенью не покрылся еще, вон какой розовенький. Это у меня от молчания губы ссыхаются. (Пауза). Я пришла из ванной с хорошим, можно сказать, настроением, собиралась поговорить с ним без всяких там колкостей и подначек, так нет, он приплел тут в пример каких-то средневековых варваров, чтобы намекнуть, что и на меня неплохо бы надеть смирительную рубашку. Скажешь не так?
О н. Скажу. Я могу сказать, почему вспомнил Шекспира.
О н а.  Скажи. Я вся внимание.
О н. Я боялся сказать то, что думал сказать.
О н а.  Что же ты думал сказать? Скажи, скажи.
О н.  И скажу. Я хотел... мне противно смотреть и слушать, как ты  восхищаешься чьим-то мнением, дурацким советом, как вот, скажем, в данном случае с перчатками. Хотел заметить, что не худо бы иногда доверять собственной голове, которая тоже может подсказать, как быть, поступать в простых житейских  обстоятельствах, как носить те же перчатки.
О н а.  Что же ты не заметил?
О н.  Я знал, какая последовала бы за этим реакция с твоей стороны.
О н а.  Какая же?
О н.  Какая? Ты сама ее сейчас продемонстрируешь.
О н а.  Ты прав, как всегда. Я продемонстрирую, потому что дура, клюю на любую твою приманку. Я знаю, давно догадываюсь, что тебе даже не неинтересно со мной, а противно. И ладно. Пусть будет так. А коли так, зачем притворяться, терпеть меня? Словом, не смею удерживать и задерживать. Твоя  свобода вон за теми железными дверями. Можешь идти на все четыре стороны. Короче, долой дебаты. Убирайся.      
О н.  Гонишь из моей собственной квартиры?
О н а.  Твоей собственной? Вот как ты заговорил?! Да, кто бы тебе дал эту квартиру, если бы не моя мама?! Мало инвалидов со своими правами на жилье маются без крыши над головой и работы? Или тебе это не известно? Говори «спасибо» мне, что... Уходишь? Иди, иди, за фалды держать не стану.
О н.  Что ж... (уходит).

                «Явление»  5

    На экране – оставшись одна, О н а нервно ходит по квартире, подходит к окну и смотрит в окно.

 О н а. Ушел. Ничего вернется, никуда не денется. Каков а? Собственник! О квартире заговорил! Надо же?! Ишь, лифт вызвал... Поехал... Интересно, куда он пойдет? К кому? К Мусияке? Та его примет! Примет! Та еще штучка! С ручкой! Нет, к ней он не пойдет. Не в его она вкусе. К Клавдии? Господи, о чем ты говоришь? Ни к кому он не пойдет, разве что к Зевакину. А к нему опять же неудобно. Успокойся, никуда он не пойдет. Глянь-ка в окно... Запотело, ничего не видно... Нет, вон он, к остановке направился. Не оборачивается, гордый... Пойти вернуть?.. Сейчас! Сколько можно бегать за ним? А вдруг он к родителям поедет? Не поедет. На работе неприятности будут, уволят за прогулы. Ничего, вернется. Померзнет немного и вернется. Не знает, как со мной разговаривать. Очень просто со мной разговаривать. Не унижать меня, и все, больше ничего не надо. Чуть что, вздыхает, будто я какую глупость говорю. Дуру нашел. Пусть умную поищет. И красивую. И верную. И чтобы танцевала хорошо. И целовала. И стирала. И по магазинам бегала. И выворачивалась наизнанку, выдумывая, чтобы такое вкусненькое сварить, из ничего... И в старье, как Золушка, ходила, старые платья перешивала, старые кофты перематывала на пряжу и вязала из нее новые. Еще и у родителей на даче морковку полола. Нашел Изауру... Господи, а кому это все делать? Кому?.. Пойти вернуть его? Поздно. Уже уехал куда-нибудь на автобусе. Вернется. Верне-ется! Где он еще такую дуру найдет? Не найдет. Сам-то он куда без тебя? Хоть одной руки нет, но ведь нет же ее. А куда с одной-то?.. Господи, Вика, о чем ты говоришь? Ты же любишь его! Любишь? А любишь ли? Не знаешь? А вот и узнаешь, ежели он уйдет и не вернется. Так что, пусть не возвращается, пусть!   

                «Явление» 6

   На экране -  О н а  бесцельно ходит по комнате, не зная куда себя девать, включает телевизор, выключает. Вдруг садится за компьютер, включает его. На большом экране высвечивается «рабочий стол» компьютера. После некоторых манипуляций с «мышкой» на экране появляются файлы «документов». На один из них  О н а обращает внимание.
   Крупным планом высвечивается файл  «МОИ ДУМЫ».

О н а.  О! У нас появились свои думы. Какие мы «задумчивые» однако?! О чем же мы думаем? Не иначе, как о судьбе России и многострадального народа. Еще один Герцен в «эмиграции»! Ну-ну, посмотрим, что ты тут «надумал».
 
   На экране появляется текст, «отпечатанный» крупным шрифтом. Достаточно крупным, чтобы его можно было легко прочитать, сидя в зрительном зале.

О н а (озвучивает текст).  «Человек не может не думать - факт бесспорный. Насколько же он «отличительный», в том смысле, что в нем заключается главное отличие человека от других представителей животного мира, как считают зоологи, последователи физиолога Павлова, - это еще вопрос.  Откуда нам знать, размышляют ли, скажем, приматы или пресмыкающиеся о своем житье-бытье, согласовывают ли свои действия стая волков при нападении на обреченных, раскаиваются ли в ошибках травоядные, настигнутые хищниками врасплох, или «разумные» действия их всего лишь «запрограммированные» условные рефлексы». (Себе) Во, дает! (Читает дальше)
   «Я так думаю», - сказал герой фильма Георгия Данелия «Мимино». Он знал, что говорил, потому что в тот момент действительно думал и именно «так». Да, человек мыслит  всегда, без перерыва на отдых и даже сон. Завладевают им думы самые разные: важные и несущественные, сокровенные или так себе, личные или общественно значимые, легкие и радостные или тяжелые и горькие. В этом беспрерывной сумятице раздумий таится, теплится, бурлит все: и его человеческое счастье, и тягомотина будней, и проклятие. Все зависит от того, что именно пробуждает в нем эти думы: вспыхнувшая ли вдруг любовь к женщине, слабая улыбка вернувшегося с того света пациента, последний ли выстраданный мазок кистью на холсте, «эврика» научного открытия или, напротив. затянувшееся однообразие личной жизни, застойная ситуация в обществе, неуправляемая злоба и ненависть, вспыхнувшие вдруг при виде результатов действий провокаторов, интриганов, предателей разных мастей или просто несправедливое замечание начальника, сказанное в резкой форме». (Себе, удивленно) Однако! (Читает дальше).
   «В самом продуктивном состоянии, с точки зрения творческого резона и смысла, человек находится тогда, когда ему как бы не о чем думать – не терзают его какие-либо внешние раздражители. Словом, реальная отдача от мыслительного процесса в неспокойной голове его происходит в тот самый как раз период «затянувшегося однообразия жизни». Он не отключается от мелочей будней целиком и полностью, нет, вспоминает о них мимоходом, но, как ни странно, именно они дают толчок   к размышлению об общих понятиях и закономерностях философии бытия, о добрых традициях и частных пороках, о том, что нужно сделать, чтобы искоренить эти пороки. В принципе, наверное, все люди способны абстрактно мыслить, но не каждому этого хочется, потому что сие означает оставаться наедине с самим собой,  а, значит, скучать. И бежит такой «непоседа» навстречу к таким же неуверенным в себе другу или подруге, в компанию балаболок и собутыльников, не утруждающих себя мыслью о том, что тратят драгоценное время понапрасну, а нередко во вред себе и другим.
   Далеко не всегда и творческие размышления приводят к реальным практическим результатам. Я бы оговорился, - к сиюминутным результатам. Потому что рано или поздно они приносят свои плоды. Человек делится своими выводами письменно или устно с читателями или слушателями. И непременно на кого-то они оказывают благотворное влияние.
   Недавно я рылся в своем ящике, где хранил высохшие тюбики, поломанные мастихины, кисти, кусочки углей и столярного клея, словом, прочую мелочь «завзятого» художника, которую давно бы надо было выкинуть, но не поднималась рука. Почему-то валялся здесь и старый дневник, который начал вести еще в летном училище. Полистал, почитал. В дневнике я не описывал все события, которые происходили со мной. Так, делал кое-какие пометки на память. Это были наброски каких-то мыслей, которые появлялись сами по себе, или становились своеобразным откликом на внешние раздражители. Зачем это делал? Трудно сказать. Наверное, мне льстило находить в своем сознании нечто такое, что не слышал от других или не читал.
   Меня заинтересовали эти «мысли», я углубился в чтение, но записи были сделаны столь неряшливо,  столь «закодированы» своей краткостью, что расшифровать их было очень сложно. С большим сожалением я переходил от одной неразгаданной заметки к другой, будто прощально «перелистывал» годы юности.
   Одну запись мне все же удалось расшифровать. Она была самой короткой. Вот она: «Мысль – материальна». Вначале подумалось: «Ну, и что нового ты хотел тут сказать? О материальности мысли уже столько сказано и пересказано». Но я знал, что раз уж  сделал эту запись, значит, имел ввиду нечто такое, о чем еще не было сказано раньше или, по крайней мере, мною читано. Что? Вспомнил далеко не сразу, но вспомнил. И решил, что надо расшифровать эту запись, и вообще оставить свои попытки «делать пометки на полях», не лениться, «доверять» свои мысли в законченном варианте компьютеру. Благо, он у меня наконец появился. Глядишь, где-нибудь когда-нибудь они и «выстрелят».

О н а.  Выстрелят, выстрелят. Обязательно выстрелят. Только в кого. Вот в чем вопрос (читает дальше)

                « МЫСЛЬ – МАТЕРИАЛЬНА

   Что значит материальна? Разумеется, речь не о конкретных вещах, предметах, нас окружающих, каких-то технических конструкциях, произведениях искусства, которые прежде чем появится им на свет, рождаются в головах людей, в творческих муках. Да, в этом плане мысль действительно имеет вполне определенное материальное завершение. Но речь не об этом.
   Мысли меняют самого человека, «конструируют» облик его, его внешний вид. Причем,  если в упомянутых выше случаях человек осознанно инициирует создание материальных ценностей, то в нашем, рассматриваемом варианте его мысли формируют его самого,  как личность, без ведома и согласия самой личности.
   Рассмотрим на конкретных примерах. Представим лица ученого, писателя, музыканта, рабочего, торгового работника, заключенного. Чувствуете разницу? Даже музыканты, те, что занимаются классической музыкой, и те, что участвуют в эстрадном шоу, резко отличаются друг от друга. Скажете, они «косят» под окружающих, искусственно поддерживают имидж своей «тусовки». Да, в одежде, прическе они действительно стараются соответствовать своей когорте. Но лица, выражения глаз… Их не может изменить ни один макияж. Поставьте рядом Хворостовского и Преснякова, Стравинского и Крутого, Чехова и Жванецкого – небо и земля.
   А возьмите вора – профессионала и патологического изверга, убийцу. Посмотрите на их глаза. У одного бегающий, я бы сказал, рыскающий взгляд трусливого зверька, который боится упустить свою добычу и оказаться пойманным на месте преступления. Убийца ненавидит все и вся. Тот тоже боится. Но боится, что его перестанут бояться. И мысли его соответствующие – подавлять каждого психологически. При встрече с ним вы чувствуете, что не хотели бы иметь с ним дело, встречаться на узкой дорожке.
   Есть мнение, что профессия накладывает свой отпечаток на облике человека. Так-то оно вроде так, но только не совсем и даже совсем не так. Потому что сама по себе профессия, без того, что связана с ее практической реализацией, то есть мыслительного процесса профессионала, постоянно думающего над тем, как выполнить свою работу,  ничто – всего лишь техническая классификация, обозначающая название профессии. Профессионал приобретает устоявшийся в общественном сознании образ лишь после соответствующего умственного «вклада» в реализацию своих обязанностей.
    Как-то мне довелось побывать на утреннике в детском саду. Супруга попросила отвести туда ее племянницу». (Себе) Надо же! Обо мне вспомнил! Было такое «мероприятие»: Света лежала в больнице, я была на работе, а папа и мама отдыхали в Белокурихе. (Читает дальше)
   «Собрались родители, деды и бабушки воспитанников, работники детского сада. Мне  было поручено также переговорить с директором детсада по поводу непонятного поведения нашей девочки. Дома она весела, активна, а в детсаде скована, боится даже участвовать в общих играх. Возможно, строгая воспитательница на нее так действует? Директора раньше, разумеется, я в глаза не видел. Но узнать, никого не спрашивая, кто из собравшихся директор, прямо скажу, не представляло большого труда. Внешне она никак себя не проявляла, не вмешивалась в игры ребятишек и действия затейников, скромно сидела вместе с другими зрителями, но ее лицо, глаза, особенно глаза выдавали, кто хозяин этого некоммерческого заведения. Во взгляде еще теплилась доброта, ласковость любящего детей воспитателя, но больше в нем было твердой самоуверенности обеспеченного коммерсанта, познавшего и меру своей личной ответственности за здоровье детей, и цену продуктам питания, капризам контролирующих организаций и унизительным просьбам родителей.
    Возникает вопрос, думала ли бывшая воспитательница об изменении своего внешнего облика, причем, далеко не в лучшую сторону, когда ей предложили стать директором? Скорее всего, нет, не думала. Ее заботили престиж, карьера и более высокий заработок. Впрочем, вполне возможно, что и вид бизнес-леди ее вполне устраивал.
    Всем известно устоявшееся суждение: «Надо быть самим собой». То есть выглядеть достаточно оригинальным, чтобы не быть на кого-то похожим – суждение, которое можно смело отнести к разряду заблуждений. Погоня за модой, рьяное стремление от нее не отстать тому подтверждение.
   Опять же хорошо говорить: «Надо быть самим собой». Однако наши заблуждения в этом вопросе в том и заключаются, что, стремясь подчеркнуть свою «индивидуальность», мы всякий раз при этом кому-то подражаем, в самом примитивном дурном вкусе. «Панки», «хиппи» - один их  образ жизни, гласный вызов всему цивилизованному обществу чего стоит?! А прическа, одежда? Они этим самым свою индивидуальность подчеркивают? Отнюдь. Подражают опять же друг другу.
   Быть самим собой – значит, мыслить самостоятельно, не вторить бездумно авторитетам, когда получаешь от них полезную, поучительную информацию, не страшиться собственных выводов, если даже они идут вразрез с общепринятым мнением. Но эта аксиома, это правило станет пустым звуком, если в практической жизни будешь заниматься, чем ни попадя, без разбору хвататься то за одно дело, то за другое. Найти себя, значит, совершенствоваться в деле, коим с интересом занимаешься в данный момент. И если при этом ты будешь на кого-то похож, - не беда. Это всего лишь значит, что ты соответствуешь своему предназначению, то есть соответствуешь самому себе».

О н а (себе).  Когда же ты это писал? По ночам? Скрытно от меня. А думал когда? И что думал при этом о себе? Что еще не нашел себя? Приходится зарабатывать на хлеб насущный, занимаясь нелюбимым делом? Но как иначе? Как жить, если сама жизнь преподнесла тебе такие испытания? Сам-то ты думаешь, кто ты: летчик, художник, аппаратчик химического производства? А, может, философ? Доморощенный…

   На экране большими буквами появляются слова

                О ПОТРЕБНОСТЯХ  И  СМЫСЛЕ  ЖИЗНИ          

О н а (себе). О смысле жизни заговорил. Эту тему ты со мной не обсуждал. Боялся увидеть во мне достойного оппонента? Ну-ну, нашел универсальный ответ на этот извечный вопрос? Посмотрим, какой же. (Читает вслед за бегущим на экране текстом).
   «У разных людей и потребности разные. Одни о бутылке водки мечтают. Другим и власти над человечеством мало.
   Мало. Человеку всегда чего-нибудь не хватает. Как в песне: «А мне всегда чего-то не хватает: зимою – лета, зимою – лета, зимою – лета, осенью – весны». Хорошо это или плохо? Может быть, плохо? Ведь говорят еще так: «Ненасытная тварь –  человек».
   Думается, - это нормально, это хорошо, когда человек не довольствуется тем, что имеет, когда стремится достичь  чего-то еще. И вполне заслуженно радуется приобретению навыков профессии или нового автомобиля, очередной ступеньки в служебной карьере или присвоении звания «Народный артист», научному открытию или рождению второго ребенка. Не должен человек останавливаться на достигнутом. В движении вперед – жизнь. Сама жизнь – это движение.
      Смысл жизни? Зачем живет человек? Мы часто задаемся этими вопросами. И чаще всего ответа на них не находим. Потому что думаем, что смысл  - понятие глобальное,  и такие частные проявления нашей жизни, как продолжение рода, воспитание детей –  всего лишь функциональная задача, поставленная перед нами природой, а каждый лично тут не при чем. Вся беда в нашем тупиковом вопросе: зачем на свет появился именно «Я»? И потому заблуждаемся, считая, что вопрос «смысла» хоть и носит общий характер, ответ на него должен быть для каждого персональный. Слова «смысл» и «зачем» далеко не синонимичные. Думать о своем предназначении надо, хотя бы для того, чтобы «не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы», но при этом не следует пытаться находить решение во  всеобъемлющей, все объясняющей формуле жизни. Нет ее. И ладно.
   Смысл жизни – в самой жизни, в удовлетворении сиюминутной потребности, которая бок о бок идет с нуждой. Надо добыть пищу или заработать деньги на нее. Надо накормить ребенка, обуть его, одеть, сходить на родительское собрание. Надо помочь ему встать на ноги. Неважно, когда это было надо: сегодня, вчера,  годом, пятью годами раньше. Важно, что всякий раз это являлось  «сиюминутной» потребностью. И не только это. Потребностью было получение образования, освоение профессии. Да мало ли чего еще? Добиться расположения к себе любимой женщины, к примеру, было потребностью даже более желанной.  И на все требовалось и требуется приложить усилия, порой немалые, чтобы оказаться на высоте, то есть выше той цели, которую ставит перед тобой жизнь.
   Повторю: смысл жизни – в удовлетворении потребности, то есть получении  желаемого конечного результата. Но это не главное. Главное все же, -  в желании самого удовлетворения. Тот, кто хочет, может и добиться. Тот, кто не хочет, не делает и попытки, а это холостые «обороты».  Такой ничего не сделает для себя, тем более, для других. Смысл жизни - в стремлении двигаться дальше. В хотении жить, в…

Она (себе). Не дописал. Не досказал. Не вспомнил даже и не попытался обосновать свое любимое выражение: «Жизнь теряет всякий смысл, если ты никому не нужен».

   Крупными буквами на экране появляются слова

                ОБ  ИНТУИЦИИ

О н а (читает вслед за текстом). «Это случилось в июле. Стояла тридцатиградусная жара. В доме не было горячей воды. Как обычно, в это время коммунальные службы ремонтировали тепловые сети. А мы, плательщики, смывали, точнее сказать, вытирали  пот мокрым полотенцем, который замачивали под краном холодной водой.
   В один из этих малоприятных дней я обратил внимание на графин. Он стоял на подоконнике пустой. Подумалось: наполнить бы его. Чего доброго, случится авария, исчезнет еще и холодная вода. Причем, подумал так не раз. Пустой графин напоминал мне о себе в течение всего дня. Под вечер пропала и холодная вода. Ни ее, ни горячей не было потом двое суток. Это было ужасно: в комнатах – пекло, в туалете – вонь.
   Вот тогда я впервые стал несколько иначе воспринимать интуицию. Раньше думалось, не без сомнения, правда, что интуиция – одно из проявлений человеческой психики. Человек мог чувствовать приближение беды, скажем, смерти близких? Почему бы нет. На уроках в школе учащийся, как правило, знает, когда его вызовут к доске. И подобных примеров немало. Но каждый из них в большинстве своем касался человеческих отношений, их связей друг с другом на расстоянии, энергетических, как полагают ученые, связей. А тут: человек и графин, человек и вода. Связь с неодушевленным предметом? Возможно ли такое?
   Вот тогда-то и мелькнула мысль о существовании реальной связи человека с НИМ. ОН может наказывать, но может и помогать, когда это необходимо, – предупреждает о приближении беды и даже «подсказывает», что надо делать». И снова вопрос: если это ОН, то кто? Иисус Христос, Мухаммед, Кришна, Будда? Никому из них я не выказывал свое расположение: не молился в церкви, не падал ниц в мечети, не целовал руки Шиве, в глаза не видел и живого шамана … Кто тогда обратил на меня внимание?
   А КТО обратил внимание на слонов и обезьян в Таиланде? КТО подсказал им уходить в горы за два дня до цунами, которое унесло сотни человеческих жизней? Верующие из самых разных конфессий погибли, а «неверующие» животные, птицы и даже змеи остались живы. КТО наказывал людей? Наказывает и теперь землетрясениями, наводнениями, пожарами, болезнями, о которых раньше и не слыхали. И за что? Не за предательство ли ЕГО?
   Отец рассказывал об одном любопытном случае, который произошел в Ташкенте много лет назад и о котором писали газеты. За минуту до землетрясения, сравнявшего город с землей, собака вбежала в дом своих хозяев, вытащила из люльки ребенка и убежала с ним на улицу, родители и старики бросились за собакой. И… остались живы. Дом рухнул на их глазах. «Интуиция» подсказала собаке сделать это?
   Замечено также, что на авиарейс, который заканчивался авиакатастрофой, опоздавших всякий раз бывало почему-то всегда больше, чем обычно. Интуиция тут явно не причем. Хотя некоторые говорят, что накануне ощущали какую-то тревогу. Их уберег случай? Не слишком ли много случайностей? Ну, тогда КТО вмешался в судьбу пассажиров?"

Она (себе). К Богу потянуло, а сам в сомнении, не знаешь, кто ОН? Я, между прочим,  тогда тоже обратила внимание на пустой графин, но особого значения этому не придала. Ну, пустой графин, надо бы наполнить, ну и что? Заурядная ситуация. Причем здесь интуиция, тем более чьи-то происки?
   Больше всего угнетала меня тогда грязная посуда. Воду мы покупали в магазине, чтобы приготовить что-то на завтрак и ужин. Тратить ее на посуду было жалко.
   Виктор впервые иначе посмотрел на интуицию, а я впервые по-другому посмотрела на самого Виктора. Я не любила и не люблю до сих пор мыть посуду. Раньше это делала мама, а, когда вышла замуж, эту обязанность взял на себя Виктор. Вышло это как-то само собой. Он принялся мыть посуду, чуть ли не с первого нашего совместного обеда. Я бросила тарелки, вилки, ложки в раковину, чтобы вымыть их потом, когда появится настроение. Но он не стал ждать «вдохновения», начал ловко орудовать своей негнущейся рукой. Я пробовала его отговорить, но он меня не послушал, сказал, что беспорядок действует ему на нервы. Так потом и повелось. Я готовила, собирала на стол, он мыл посуду.
   Почему я так говорю, будто не сама с собой разговариваю, а объясняю кому-то. Кому?
   Кстати, о том, что было потом, когда дали воду, холодную и горячую, он почему-то не написал. В ванну мы залезли с ним вместе. Это было восхитительно.

   На экране появляется новая запись

                О  ТВОРЦЕ

О н а (себе).  Ну, естественно, - заикнулся о НЕМ, почему бы попутно не порассуждать и о Боге? Вечная тема для «философа». (Читает вслед за бегущим текстом на экране).

   «Эта тема всеобъемлюща и многогранна! Нечего и стараться кратко высказать все, передуманное о Боге за годы жизни. 
   В разные ее периоды о Боге думалось по-разному. Вот даже сейчас после всего пережитого, перечитанного, передуманного у меня хоть и сложилось более или менее четкое мнение на сей счет, однако я не могу с полной уверенностью утверждать, что завтра оно не изменится.
   Наверное, это и правильно, то есть так оно и должно быть. Человек не может и не должен все знать о Боге. Истинном Боге – Всевышнем Творце, Созидателе. Зато он вправе иметь представление о мифических богах, придуманных мошенниками, злато- и властолюбцами. Чтобы не на слово верить кому-то, а хотя бы что-то знать самому, и этого «что-то» было бы достаточно, чтобы бездумно не покланяться идолам в позолоченном окладе или каменным истуканам в чистом поле, и не быть наказанными  Творцом за непочтение Родителя. Не должны мы забывать и о печальных исторических уроках. Я имею ввиду эпидемии холеры, чумы, тифа, оспы, которые уносили миллионы человеческих жизней. Кстати, задумывался ли кто, почему именно во время войны вши становились буквально национальным бедствием?
   «Фабрика по производству богов находится на Земле». Так высказался Валентин Пикуль, известный русский писатель в одной из своих книг. Ему вторит американский журналист и писатель Д. Браун. В его книге «Код Да Винчи» есть такие строки: «… всякая вера на этой земле основана на фабрикации». Не могу сказать, что согласен с ними целиком и полностью, потому хотя бы, что критиковать легко, куда сложнее дать ясный исчерпывающий ответ на извечный вопрос, а как все создавалось в этом Мире, или на простейший: кто появился вперед, - курица или яйцо.
   Понимание истинной роли Христа, Мухаммеда помогло мне знакомство с религиозной литературой, в том числе с Библией и Кораном. Интуитивно я догадывался, что космический Мир, Земля наша, Солнце созданы кем-то. Но каким образом и кем? Из ничего ничего не бывает, говорил Ломоносов. И как понимать бесконечность Пространства и бесконечность Времени. Об этом люди обычно не думают. Что толку ломать себе голову, если ученые мужи не могут придти к единому мнению. Я не ученый, но почему-то не могу не думать обо все этом
   Мысли о Боге – это и мысли о многом другом, связанном с ним напрямую или косвенно. Попробую высказать их по порядку.

                О вере,  чудесах  и  Боге

    «Чудес на Свете не бывает». Этот афоризм мы довольно часто повторяем! Случается, высказываемся так всуе, риторически походя, иногда просто не к месту, но чаще же, когда не сбываются наши ожидания, надежды и мечты. При этом, вздыхая, не обманываем сами себя, не кривим душой, о чудесах думаем как о чем-то нереальном, пустом, недостойном внимания.
   И все же… не будь чудес, не было бы и афоризма. Разве не есть чудо уже то, что мы с вами есть, живем, видим, слышим друг друга. И как не верить, если очень хочется верить, особенно в маловероятное, тем более что ОНО, загадочное и желанное, пусть очень редко, но к нашему удивлению и радости счастливчиков все же случалось. С кем-то, не с нами, но случалось на самом деле, а не виртуально, не в больном воображении.
   Нет большего чуда, чем сама вера в чудо. Это уже мой, придуманный мной афоризм. Сомнительный? Возможно. Но в нем главная суть моей мысли «О вере, чудесах и Боге».
   Один прохиндей по имени Виссарион сумел внушить группе людей, что он есть Мессия, на первых порах скромничал, не объявлял себя Христом. На деньги поверивших ему людей начал строить под Красноярском город Благодати – «город Солнца». Люди потянулись к нему, даже телевидение предоставило ему свою трибуну. Дальше не имело смысла скромничать. У Мессии появилось имя – разумеется, Христос, что в переводе и означает мессию.
   У другого мошенника Грабового терпения было поменьше. Он сразу объявил себя Христом. И, чтобы заявление это прозвучало как можно громче, пообещал воскресить всех детей, погибших в Беслане от рук террористов. Не странно, а страшно даже, что многие поверили ему, не только убитые горем матери и отцы погибших.
   Как можно верить в то, чего быть не может?! Приведенные выше примеры снимают всякие сомнения на сей счет. Могут люди верить в небылицы. Еще как могут.
   Эту особенность человеческого характера с успехом использовали наши давние предки,  «подарившие» миру человекоподобных богов - Будду, Кришну, Саваофа (Яхве), Христа, Мухаммеда. Проповедники были хорошими психологами. Впрочем, если сравнивать сегодняшних высокообразованных людей, широко использующих в своей повседневной жизни научные достижения – радио, телевидение, мобильную связь и пр., с темными суеверными язычниками, то задача обратить в свою веру последних у святых апостолов и прочих пропагандистов была не столь уж сложной. Сложнее было подмять под себя власть имущих, королей, императоров, которые, разумеется, не хотели отказываться от привилегий вождя, от своего влияния на подданных. Они-то понимали, на что рассчитывали, чем руководствовались проповедники новых религий – тем же самым, чем  руководствуются сегодняшние «мессии», разумеется, жаждой славы, денег и власти».

О н а (себе).  Бедный Витя! Может быть, ты и прав. Но зачем тебе все это? Ну, поделился ты своими раздумьями с компьютером? Ну, и что? Что изменилось? Стоит ли тратить силы и время на это бессмысленное философствование?
   
   На экране появляется запись

                Верить или знать?

   За ней с отступом другая
               
                Пространство и Время

О н а (себе).  Все. Кажется, все. На эти вопросы он пока еще не высказал свое «гениальное» мнение. Но раз пометил их, значит, уже имеет и мнение. Посидит ночку и выскажется.

                «Явление» 6

   На экране – О н  стоит в дверях, смотрит на  Н е е.  О н а  спиной к нему продолжает сидеть за компьютером. Но вот оборачивается, замечает его, бросается к нему, обнимает..

О н а.  Витя, милый! Как хорошо, что ты не ушел! Боже мой! Как ты меня напугал! Дура я, дура! Прости.
О н .  Вика! Не унижай меня больше. Ладно?
О н а.  Ладно, ладно! И ты меня.
О н.  И я тебя.
О н а.  Ты меня любишь? Скажи. Ты меня любишь?
О н.  Нет.
О н а.  Нет?
О н.  Дурочка! Я без тебя жить не могу.
О н а.  И я… и я. Раздевайся. Ну, что же… Как бедный родственник.
О н.  Я и есть бедный родственник.
О н а.  Перестань. Не напоминай. А то снова… Раздевайся. Выпить хочешь?
О н.  У нас есть что выпить?
О н а.  Есть. С Нового Года осталось. Полбутылочки.
О н.  Приберегла? Здорово. Пойдем на кухню?

   На экране – типичная кухня малогабаритной квартиры: раковина, газовая плита, холодильник, шкафы, стол. О н  садится за стол,  О н а достает из холодильника початую бутылку, колбасу, сыр, из шкафчика – рюмки, вилки. Наливает водку, выпивают.

О н.  Читала?
О н а.  Читала.
О н.  Ну и…
О н а.  Ты когда все это?..
О н.  Что именно?
О н а.  Думал над всем этим, набирал на компьютере.
О н.  Думал давно. Набирал, можно сказать, недавно.
О н а.  Ночью?
О н.  По ночам.
О н а.  И мне ничего не говорил. Скрывал. Почему?
О н.  Не знаю. Боялся.
О н а.  Чего?
О н.  Смеяться будешь.
О н а.  Мне не смешно.
О н.  Тебе понравилось?
О н а.  Слушай, Виктор, зачем тебе все это надо?
О н.  Понятно.
О н а.  Что тебе понятно?
О н.  Что не понравилось. Не приносят эти мои занятия деньги в дом.
О н а.  Да не приносят. Но не все.
О н.  И не главное?
О н а.  Они могут отнять и то, что мы имеем.
О н.  Каким это образом?
О н а.  Ты с кем вздумал бороться? С вековыми традициями? С бугаями в золоченых сутанах или с бабками, которым сказали, что в мае наступит конец света, и они в землю зарылись?
О н.  Не собираюсь я с бабками бороться, напротив…
О н а  (перебивает).  Ну да, ты скажешь им, что Бога нет, и они гуртом пойдут за тобой.
О н.  А я не утверждаю, что его нет. И причем здесь какие-то глупые бабки? По-твоему они обозлятся и отнимут у нас то, что мы имеем?
О н а.  Не ерничай. Тебе объяснить или сам догадаешься, что я имела ввиду, когда говорила о потерях. Налить еще?
О н.  Не надо. Объясни.
О н а.  Сколько лет ты ходишь в свой бомонд?
О н.  В Союз художников?
О н а.  Лет шесть, семь?
О н.  И что?
О н а.  А ты не задумывался, почему твои работы, хотя бы одну не принимают на выставки, самые захудалые?
О н.  Я не все свои работы показывал.
О н а.  Не показывал, потому что знал, никто их и смотреть не станет.
О н.  Вика, это удар ниже пояса.
О н а.  Почему тебя они не принимают в свой Союз?
О н.  За художника не считают?
О н а.  Если бы только это?
О н.  Что же еще?
О н а.  Там, в этом Союзе есть, вообще, бездари полные, а губернаторскую «стипендию» получают. Почему? Потому что молчат в тряпочку, не критикуют современное искусство, как ты, сами малюют квадратики, кружочки.
О н.  Зевакин не малюет.
О н а.  Так он давно пробился в мэтры. Успел. А тебя они не пустят в свой круг никогда. Запомни. Христа он вздумал снять с небес?! Чего захотел? Да если местная мафия, которая кормится на строительстве церквей, мечетей, костелов, узнает, что ты подкладываешь динамит под их кормушку, они знаешь, что с тобой сделают?
О н.  Что?
О н а.  Для начала ветеранской пенсии лишат, потом и с аппаратчиков турнут, - найдут причину. (Пауза). Витя!
О н.  Мне уйти?
О н а.  Ничего ты не понял. Пошли спать.
О н.  Не от обезьяны мы произошли. От пресмыкающихся.
О н а (смеется).  Да, я произошла от лягушки.
О н.  Скажешь еще, от Елены Прекрасной.
О н а.  А что? Очень даже может быть.
О н.  А мне вот не хочется пресмыкаться.
О н а.  Ну, разумеется. Ты у нас один орлиного племени. Сокол ясный. С подбитым крылом.
О н.  Смеешься?
О н а.  Не сердись! Это я не со зла. Просто с языка сорвалось. Пошли спать.
О н.  Я не усну.

                Пауза.

О н а.  Ты собираешься как-то обнародовать свои… «думы»?
О н.  Я видел отрезанные головы моих друзей.
О н а.  Ты отклонился от ответа.
О н.  Я не отклонился от ответа. Ты меня не дослушала.
О н а.  Хорошо. Слушаю тебя внимательно.
О н.  Я с ними так разговариваю. Я хочу, чтобы они знали, что думаю о них, помню все.
О н а.  Ты веришь в свой медиум?
О н.  Я верю в мысль, она материальна. И надеюсь, когда-нибудь она принесет свои плоды. Опомнятся и те, кто посылает людей на бойню. И это произойдет обязательно. Надо, чтобы подобные мысли зародились в головах многих. Для этого я и медитирую.
О н а.  Извини, Виктор, но мне кажется, бредни все это – твои рассуждения по поводу материальности мысли.
О н.  Ты сомневаешься, что мысли человека влияют и на формирование его облика?.
О н а.  Я не сомневаюсь, я не верю. Я больше склонна думать, что профессия накладывает свой отпечаток на внешность человека.
О н.  Хорошо. Тогда что ты скажешь по поводу такого факта, факта влияния коллективной мысли на облик индивида? Ты разве не замечала, как любовь зрителей к некрасивому актеру или актрисе превращают его в секс символ, а ее – в первую красавицу. Привести примеры?
О н а.  Не надо. Вопрос спорный, но я не могу пока привести аргументы против. Меня  в данный момент другое беспокоит, я не вижу логики в твоих рассуждениях: говоришь, что думаешь о погибших, а пишешь о глобальном. О боге и материальности мысли вообще. Ты не запутался в своих «думах»?
О н.   Я не все еще изложил письменно. Не сказал всего, что могло бы привести к пониманию главного.
О н а.  И что же для тебя является главным?
О н.  А главное и есть неразрывность связи частного с общим: память о нелепой гибели друга  лежит в плоскости  понимания того, что может произойти не только с ним, но и со всеми нами.
О н а (иронично).  С человечеством.
О н.  Пусть будет так. Для меня важно, чтобы люди, оплакивая гибель близких, не только проникались злобой к скрытым тайной виновникам трагедии, а задумались и пытались разобраться в простой и очевидной несуразице: а зачем столько религий, если Всевышний один? Кому это надо? И зачем? Не затем ли, чтобы разделять и властвовать.
О н а.  Но религии зарождались не вдруг, они появлялись и видоизменялись по мере развития человечества.
О н.  И по мере понимания, какую выгоду можно извлечь из создания новой религии. Тебе известно, что Иисус и Мухаммед вознеслись на Небо с одного «полигона», одной стартовой площадки, размером с футбольное поле?
О н а.  М-м…
О н.  Разница лишь в том, что Мухаммед покинул Землю через четыреста лет после Христа, то есть через семьдесят пять лет, после того, как христианство наконец завоевало Европу, и Христос официально был провозглашен, иначе говоря, назначен Богом в 325 году на вселенском соборе.
О н а.  Ну, и что?
О н.  А то, что Иисус и Мухаммед родственники по отцовской линии, Авраам их общий предок, тебе это ни о чем не говорит?
О н а.  Что я могу думать, впервые узнав об этом?
О н.  Тем более странным тебе может показаться, почему сегодня в мире провоцируется противостояние мусульман и христиан. Ведь тот, кто выпустил ракету в мой вертолет, думал, что выполняет волю Аллаха и пророка Мухаммеда, убивает «неверного», но не сводного пра-пра-пра... брата
О н а.  А ты, ты зачем садился в вертолет? Чтобы убивать антихристов?
О н.  Я так не думал, я выполнял приказ, но сути дела не меняет. Нас продолжают натравливать на мусульман, особенно прозападная пресса, под маркой борьбы с терроризмом.
О н а.  Долго же тебе придется ждать.
О н.  Чего.
О н а.  Когда твои мысли дойдут до сознания многих.
О н.  Я знаю, что не дождусь.
О н а.  Зачем же тогда копья ломать?
О н.  Просто не могу поступать иначе.
О н а.  Какой ты еще ребенок. Наивный ребенок. Пошли спать.

   На экране – О н  и  О н а  поднимаются и, обнявшись, направляются  к выходу

О н а.  А если не получится?
О н.  Что именно?
О н а.  Не поймут или не захотят доискиваться до причин локальных трагедий.
О н.  Логично предположить, что это разочарует Творца, и ОН захочет исправить свою ошибку.
О н а.  И человечеству каюк?
О н.  Его, скорее всего, постигнет участь пресмыкающихся.


                КАРТИНА  СЕДЬМАЯ

                «Явление»  1

   На экране – летний день на садовом участке. О н а. пропалывает грядку морковки. О н  сидит на складном стульчике. Перед ним – этюдник на треноге. Рядом, на земле стеклянная банка, из которой торчат кисти. Время от времени О н  берет одну из них левой рукой, мешает краски на палитре, которая лежит в этюднике. Сам этюд пришпилен к крышке

О н а (кричит).  Виктор!
О н.  Да, Вика.
О н а.  Ну, что же ты?
О н.  Что?
О н а.  Иди помоги мне.
О н.  А до вечера подождать нельзя?
О н а.  Опять чего-то ждать?
О н.  Понимаешь… солнце уйдет. Мне хочется…
О н а.  Ему «хочется». Мне тоже хочется, чтобы ты помог мне. Мне же тяжело.
О н.  Хорошо, я сейчас.

                Пауза.

О н а.  Виктор!
О н.  Все. Иду, иду. (Зажимая коленями тряпку, вытирает о нее кисти). Мне бы вот тоже помощь не помешала бы.
О н а.  Ага, сейчас все брошу и буду ему кисти мыть.
О н.  Услыхала. Я же это не тебе сказал.
О н а.  А кому? Здесь же никого нет.
О н.  Себе сказал, себе (подходит к ней, присаживается, начинает полоть грядку).
О н а.  Не ворчи.
О н.  Молчу.
О н а.  Ну, и молчи.

                Пауза.

О н а.  Я знаю, о чем ты сейчас думаешь?
О н.  Хорошо.
О н а.  Что «хорошо»?
О н.  Хорошо, что знаешь.
О н а.  А тебе это не интересно?
О н.  В смысле, интересно ли мне знать самому, о чем я думаю.
О н а.  Придираешься? Тебе должно быть интересно, угадала ли я твои мысли, или нет?
О н.  Хорошо. Так о чем же я думаю?
О н а.  Думал.
О н.  Хорошо, думал.
О н а.  Ты думал: «Лучше помолчать. Эти бабы все равно оставят за собой последнее слово». Так?
О н.  Я об этом не думал. Но сама по себе мысль верная.
О н а.  Ты несносен.
О н.  Вика, я устал.
О н а.  Устал? Я тебе надоела?
О н.  Я устал полоть. Ты же знаешь, у меня спина…
О н а.  Да, да, я забыла. Эхо войны. Раны дают о себе знать.
О н.  Вика!
О н а.  Что Вика?
О н.  Не надо.
О н а.  Что не надо? Не надо избегать меня.
О н.  Я не избегаю. С чего ты взяла?
О н а.  А кто вчера пришел чуть ли не в двенадцать часов ночи.
О н.  Ты же знаешь, был коллективный выезд на автобусе в деревню, к Зевакину.
О н а.  У которого юбилей… Знаю. К нему поехали его друзья, художники, областное начальство. А ты тут при чем?
О н.  Он меня пригласил.
О н а.  Как художника?
О н.  Не обязательно. Он знает хорошо моих родителей. Предложил воспользоваться оказией.
О н а (иронично).  «Необязательно». Свежо предание. Зевакин не тот человек, чтобы делить людей по уровню и статусу, указывать сверчку на его шесток.
О н.  И что это значит? Что он признал меня как художника?
О н а.  Похоже, ты уже сам себя в их число записал. Это значит, всего лишь, что он тебя просто пожалел.
О н.  И то ладно. Впрочем, мне кажется, ты сама себе противоречишь.
О н а.  Ничуть.
О н.  Ладно, забыли. Оставим этот разговор.
О н а.  Не нравится?
О н.  Работать мешает.
О н а.  А мне ничего. Смотри, сколько я уже пропахала.

                Пауза.

О н.  Зря ты не поехала.
О н а.  Что, весело было?
О н.  Нормально.
О н а.  «Мамально». Ясное дело. Она там была?
О н.  Кто?
О н а.  О-о… Он не знает, «кто». Не прикидывайся овечкой. Томилина, секс-кляча там была?
О н.  Томилина была. Секс-клячи не было. Что ты на нее взъелась? Нормальная женщина, неплохой художник, контактная с людьми.
О н а.  Вот это ты в точку – «контактная». Что-что, а это от нее не отнимешь. Хорошо поет, еще лучше танцует. И подставки у неё что надо.
О н.  Какие подставки?
О н а.  Ножки у нее красивые.
О н.  Ничего. Спорить не стану.
О н а.  Танцевал?
О н.  Я с ней? Нет. Я вообще ни с кем не танцевал. Я к родителям ушел, когда они начались.
О н а.  Скачки? Вот уж не поверю.
О н.  Как знаешь. Может, хватит на сегодня? Полоть. У меня, правда, спина болит.
О н а.  Что-то за столом она у тебя не болит.
О н.  Много ем?
О н а.  Не передергивай.
О н.  И за столом, бывает, болит. Я пошел.
О н а.  Куда пошел?
О н.  Руки помою.
О н а.  А я думала, опять в свою деревню собрался. В который уже раз.
О н.  Ты меня снова выдавливаешь?
О н а.  Никто тебя не выдавливает. Ты сам, чуть что, - намыливаешься. Тебе не привыкать.
О н.  Ты права.
О н а.  Забыл добавить: «как всегда»
О н.  Права как всегда. Надо отвыкать.

    На экране –  О н  поднимается, идет к умывальнику, моет руки, заходит в дом. Вскоре возвращается в «цивильной» одежде, подходит к этюднику, собирает этюдник, краски. О н а  в это время, не глядя на него, продолжает полоть.

О н.  До свидания, Вика.
О н а (поднимает голову).  Пошел народ смешить? Опять? Пока.
О н (пожимает плечами).  Пока  (уходит).

                КАРТИНА ВОСЬМАЯ

                «Явление»  1

   На экране – знакомая однокомнатная квартира. О н а  сидит за столом, пишет.

О н а (читает).  «Здравствуй Виктор!
   Пишу на адрес твоих родителей в надежде на то, что ты живешь у них. От папы я узнала, что ты уволился. Значит, подумала я, не просто уехал к родителям, ты ушел от меня. Совсем ушел. Бросил.
   Виктор! Я много думала после твоего ухода там на даче. И поняла главное: случилось непоправимое, ты меня покинул. Почему поняла? Потому что на сей раз с твоей стороны не было ко мне упреков, пошел как бы покурить. И не вернулся. И еще поняла: ты, пожалуй, действительно устал, устал от меня. Я на многое, на себя главным образом,  посмотрела другими глазами, со стороны и вот что выяснила: можно найти оправдание моему поведению, отдельным моим выходкам, но в главном я не права, я не должна была так вызывающе вести себя с тобой. Я спровоцировала разрыв, прости меня. Да, вздорная я баба, бываю не в меру резкой. Но попробуй понять и меня. Я боюсь потерять тебя, да, очень боюсь, поэтому так же сильно переживаю каждое недоброе твое слово, замечание, даже взгляд. Начинаю подозревать, что ты перестал меня любить, и думаешь, какая я нехорошая, не умею делать то, не могу это. Но, признаюсь, это недовольство собой не мешает мне осуждать, скажу больше, подталкивает меня к осуждению тебя. Почему ты, думаю, так плохо относишься ко мне? Неужели нет во мне ничего хорошего? Ведь, наверное, есть. Во всяком случае, я не хуже некоторых, тех, кто ни в грош не ставят своих мужей, позорит их всячески перед подружками и первым встречным, даже на работу ходит с жалобами, не хуже тех, кто пьет, изменяет, требует цветы, наряды и кофе в постель. Словом, я стараюсь делать все, чтобы у нас была хорошая крепкая семья. А ты как будто не хочешь этого замечать.
   Короче говоря, в такие минуты меня разрывают на части всякие добрые и недобрые мысли и, я срываюсь. Попробуй это понять и простить. Я люблю тебя, Виктор. Никого другого мне не надо. Никого! Сегодня это для меня стало яснее ясного. Знай и ты.
   До свидания, мой дорогой и любимый.
                Вика, надеюсь, все еще твоя»



                «Явление»  2

   На экране  - знакомое крыльцо родительского дома Виктора. О н  сидит на нижней ступеньке крыльца. Листы бумаги лежат на верхней ступеньке. О н  пишет левой рукой, старательно выводя буквы.

О н (читает).  «Здравствуй, Виктория!
   Получил от тебя письмо, благодарю. Признаюсь, первой моей мыслью было сделать вид, что я никакого письма не получал, а раз не получал, то и не надо отвечать тебе. Почему? Попробую объяснить. Видишь ли, то, что ты сказала в своем письме, для меня не ново. Я тоже много думал и многое понял еще до того, как ушел от тебя. Оно, это понимание, собственно, и удерживало меня от резких выходок с моей стороны. Оно помогает, но оно и мешает. Парадоксально, но это так. Ты цельная натура, Вика. Цельная в своей вздорности, невыдержанности, привязанности и любви. Ты искренна и естественна, когда любишь, искренна и естественна, когда негодуешь. Я, к сожалению, совсем не такой. Я не могу быть искренним и естественным, потому что я слабый по натуре человек, вата. Из меня - плохая опора, точнее сказать, вообще никакая. Я один, как мне кажется, пока это понимаю и по - силе возможности стараюсь создавать вид крепкого духом человека. Весь мой видимый облик, характер - показные, придуманы  мной. Чтобы казаться таким, мне приходится постоянно бороться с собой. Я боролся со страхом, когда садился за штурвал вертолета, боролся с брезгливостью, когда перетаскивал трупы. Но там было проще, там все боролись с подобными чувствами.      Куда сложнее жить на гражданке, лепить из себя выдержанного спокойного человека, когда хочется рвать и метать. Куда сложнее молчать, когда нестерпимо хочется покрыть кого-то матом и наорать. Куда сложнее улыбаться, когда хочется броситься с кулаками и бить, бить... Куда сложнее быть непринужденным и веселым, когда хочется выть волком или просто поплакать. Понимаешь, Вика, бесконечно это продолжаться не может. Я знаю, почти уверен, что когда-нибудь сорвусь и наломаю дров. И ты, скорее всего ты, попадешь под горячую руку. Потом я раскаюсь, буду ползать перед тобой на коленях. Ни того, ни другого я не хочу, ибо это не что иное, как проявление слабости, то есть моей сути. А я хочу казаться сильным.
    Я ничего не говорю о своей инвалидности. Но, согласись, могу и я относить твои выпады против меня к нежеланию иметь дело с калекой. Могу, но не отношу, потому что принуждаю опять же себя не думать об этом. А ведь думается, черт побери.
    Есть еще причины, которые мешают нам соединиться, но о них я говорить не хочу, да и не получится - слишком много бумаги и чернил потребуется, чтобы доходчиво все объяснить и чтобы ты не усмотрела в этом стремление унизить тебя, потому что без замечаний тут не обойтись.
    До свидания, Вика. 
                Виктор»

                КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

                «Явление»  1

   На экране – гостиная родительского дома Виктора. На стук О н  идет к входной двери. Н а пороге появляется  О н а.

О н.  Виктория?!
О н а.  Не ждал?
О н.  Проходи. Давай сумку. Раздевайся. У тебя усталый вид. Есть хочешь?
О н а.  Печеную картошку? Не откажусь. Как твое здоровье?
О н.  Знаешь, тьфу-тьфу, грех жаловаться. Даже пальцы на правой начинают немного шевелиться. Вот посмотри...
О н а.  Я рада за тебя. (Оглядывается) Сколько этюдов! И картины есть. Работаешь?
О н.  Да, в школе рисование преподаю. Часов, правда, маловато, но с пенсией ничего получается, хватает. Молоко, мясо свое.
О н а.  А родители где?
О н.  В райцентр поехали, на масленицу.
О н а.  А-а, понятно. Можно я посмотрю твои картины, на Наташу...
О н.  Вика!..
О н а.  Я без иронии, Витя. Я серьезно. Меня здесь нет?
О н.  Ты же живая, но есть и ты.
О н а.  Правда? Где?
О н.  Попробуй найти.
О н а.  Вот! Вот я! Я на лугу, в цветах. Вот мои глаза, косы, х-ха... губы! Я улыбаюсь. Вить! Я улыбаюсь! Ты видишь?
О н. Еще бы?! Садись, картошка еще не остыла.
О н а.  Подожди минутку. Значит, ты можешь и портреты писать?
О н.  Могу, но не хочу.
О н а.  Я знаю. Ты мне это говорил.

С какою ревностью бежим мы зреть картины,
На коих плавный скат, простертые долины
Иль изобильный ток глубокие реки
Живописала кисть художничьи руки.

О н. Стариной попахивает,
О н а.  Да, я даже не знаю имени поэта. Пойдем на улицу.
О н.  Зачем?
О н а.  Польешь мне на руки, как тогда. Помнишь?
О н.  Тогда было тепло.
О н а. И сейчас тепло, весна. И солнце пригревает!
О н.  Меня оно греет. Всегда.
О н а.  Я забыла. Ладно, я здесь руки помою. (Пауза, на экране - садится за стол ест картошку). Как вкусно! (Пауза). Вить!
О н.  Да.
О н а.  Ты же понимаешь, догадываешься, зачем я приехала.
О н.  За мной?
О н а.  Да.
О н.  Не получится, Вика.
О н а.  Почему?
О н.  Ты лучше меня знаешь, почему.
О н а.  Я знаю одно: я скверная баба, я не должна была, не имела и права выгонять тебя из дома. Но, понимаешь, я не думала, что ты воспримешь это всерьез. Я надеялась на тебя, на твой разум, рассчитывала, что ты отнесешься к моей болтовне, как к очередной выходке взбалмошной дуры.
О н.  Вика, ты об этом уже писала. Зачем повторять?
О н а. Да, писала, и ты писал, что понимаешь это без моих россказней. Но я буду говорить. Да, буду.
О н.  Ну, хорошо.
О н а. Я не прошу у тебя прощения, потому что уже не раз извинялась, клялась и божилась. Ты мне все равно не поверишь и правильно сделаешь. Я сама на себя не надеюсь. Как можешь ты надеяться на меня? Я просто тебя прошу принять меня такую, какая я есть, и жить дальше этой сумасбродной дерганной жизнью. Другой она все равно не будет, разве что ребенок внесет какие-то коррективы. Я проверилась - могу быть матерью. Просто мне не всегда хотелось этого. (Пауза). Я не знаю, что еще сказать. Когда ехала сюда, говорила, говорила с тобой, а приехала и говорить вроде бы уже нечего. Да и ты меня опять одергиваешь. (Пауза). Ты все молчишь.
О н.  Я слушаю.
О н а.  Хорошо, послушай и мое молчание. Надумаешь что, скажешь.
О н.  Вика, понимаешь, я ведь не из-за квартиры уехал, не из-за морковки, которой ты меня попрекала и которую я должен был полоть, когда мне нужно было отразить блики солнца на бочке с водой, не из-за того, что ты меня то и дело отталкивала от себя. Не хочу повторяться, но я действительно не воспринимал всерьез твою эмоциональную болтовню.
О н а.  Тогда в чем дело? Объясни, если можешь. Я хочу это знать.
О н.  Вика, я же тебе писал...
О н а.  Да, писал, и сокрушался, что всего не можешь написать. Ведь так? Или я что-то сочиняю?
О н. Не сочиняешь. Повторяю, я уехал не от тебя... как бы тебе это объяснить? Я мог вполне смириться с тем, что происходило тогда между нами. Муж с женой ссорятся - обычное дело. Ссорятся - мирятся, это как времена года, зима - лето, весна - осень, как переменчивая погода. Если не нагнетать трагизма, эти ссоры можно было бы нейтрализовать.
О н а.  Выходит, не все потеряно?
О н.  Как сказать. Есть причины...
О н а.  Что замолчал? Продолжай.
О н.  Понимаешь, уходя, я уклонялся еще от нашего с тобой будущего.
О н а.  Не поняла. Поясни.
О н. Хорошо. Только не перебивай, потому что я буду говорить о мелочах, которые сами по себе могут ничего не значить, как один мазок кистью. Понимаешь?
О н а.  Постараюсь понять.
О н.  И еще, постарайся с пониманием отнестись к моим замечаниям в твой адрес. Без них ничего объяснить не удастся.
О н а.  Хорошо. Будем считать, что ты их будешь высказывать не для того, чтобы унизить меня, а понимания ради.
О н.  Умница.
О н а.  Разумеется. Я слушаю.
О н.  Давай представим, что мы с тобой рисуем картину.
О н а.  Давай.
О н.  Перед нами чистое полотно, и мы делаем первое прикосновение к полотну. Что будет впереди, мы пока еще не знаем. Итак, начали. Будет ли мне разрешено слушать «Маяк» по вечерам в ближайшие год, два, пять лет, двадцать? Стоп! Мы договорились, что ты не будешь перебивать.
О н а.  Хорошо.
О н.  Не будет. Потому что с годами усталость у тебя будет накапливаться и лишние шумы тебя будут раздражать. Мазок второй. Будет ли мне позволено встречаться с моими друзьями, задерживаться допоздна? Не будет. Тут тысячи объективных причин, от простой обиды за недостаточное внимание к жене до подозрений измены. Говорить и даже упоминать о возможности проведения праздничных вечеров с танцами вообще не имеет смысла. Смогу ли я посвятить всего себя любимому делу - творчеству? Нет. Потому что надо зарабатывать на хлеб, масло, колготки, люстры, гарнитуры и прочее. Запросы, как известно, растут, и дополнительной ролью сторожа в детском саду тут не отделаешься. Далее…
О н а.  Ты не устал?
О н.  Что?
О н а.  Я спрашиваю: ты не устал? Говорить.
О н.  Я устал молчать.
О н а.  Да? Тогда говори.
О н.  Спасибо. Какова вероятность того, что мне не станут затыкать рот, когда я захочу высказать свое мнение? Никакой. Потому что любое мое замечание оскорбляет достоинство безгрешной жены. Реакция бывает и будет еще более болезненной, когда эти замечания каким-то образом коснутся струн личной ущербности. Сразу оговорюсь, что я прекрасно понимаю, все эти примеры, запреты в твоих глазах не стоят и выеденного яйца, эгоистичны, отвергают твои пожелания. Но дело все в том, что я уже поступаю, вернее, поступал так, как хочется тебе одной, вопреки моим желаниям, это во-первых. А, во-вторых, уходя от тебя, я не покушаюсь на твое право распоряжаться собственной жизнью. Я понимаю и учитываю, ты тоже человек, у тебя тоже есть свои привычки, свои запросы, тебе, как и мне, дана одна единственная жизнь и отдавать ее на откуп чьим-то желаниям вряд ли оправданно. Но, я потому и говорю, что я не от тебя ушел, я отказался от не устраивающей меня перспективы, не стремясь при этом одновременно подавить и твои устремления. Право выбора остается и у тебя.    Помнишь, однажды в письме к тебе я распинался, расписываясь в своей слабости. Помнишь?
О н а.  Да, конечно. Я тогда еще подумала: себя бы не обманывал. Ведь не искренним был, умиляясь своей слабостью.
О н.  Напрасно ты так думаешь. Осознание своей слабости пришло ко мне, когда я обнаружил, что не могу противостоять твоим требованиям не делать то, не делать это. Все мои попытки как-то отстоять свое мнение заканчивались, как правило, скандалом. Ты с этим не согласна?
О н а. Конечно. (Пауза). Витя, у меня мастит.
О н.  Что у тебя?
О н а.  Мастит.   
О н.  М-да, хорошего мало. Но что я могу поделать, Виктория? Я не врач.
О н а.  Мне нужен не врач, мне нужен мужчина.
О н.  Вот сейчас ты затронула тот вопрос, который я должен был затронуть, но не решился, духу не хватило. Скажи, когда мы с тобой целовались в последний раз?
О н а.  Не помню.
О н.  Это было в ванной, когда нам дали горячую и холодную воду. Мы тогда долго держали друг друга в объятиях. Больше...
О н а.  Но я не умею, не люблю целоваться.
О н.  Дело не в умении, а в желании, и если уж на то пошло, в искренности порыва.
О н а.  Ты опять меня унижаешь?
О н.  Ошибаешься.
О н а.  Не надо.
О н.  Ну вот, опять не надо. Попробуй все же поверить, в моем замечании нет желания унизить, а, напротив, есть намерение убедить тебя в том, что мы могли и должны были бы приподняться над ограничениями надуманных условностей. К сожалению, и ты, надеюсь, это признаешь, наши интимные отношения стали чем-то вроде диетпитания по расписанию бабьего часа.
О н а.  А ты хотел бы удовлетворять свои физиологические потребности, когда тебе приспичит?
О н.  Почему бы и нет?
О н а.  А если мне в это время не хочется?
О н.  А я разве тебя когда-нибудь принуждал?
О н а.  Нет. И зря, пожалуй.
О н.  Вот видишь, сама признаешь, что мы искусственно создаем преграды, мешающие взаимопониманию, а потом удивляемся, почему у нас так нескладно все идет. Не надо подминать друг друга, покорять, надо завоевывать. Есть еще одна опасность в ограничениях, в несвободе и очень серьезная. Зависимый человек меняется духовно, перестает быть самим собой. Приспосабливаясь, играя чужую роль, он становится неестественным в отношениях с людьми. Он уже не может органично вписываться в их общество. И общество отторгает его, превращая в изгоя. Впрочем, эта мысль пришла мне на ум только что. Когда уходил, я рассуждал гораздо проще. Меня волновали более приземленные интересы. Понимаешь, Вика, я, когда представил, что меня ожидает в перспективе, что всю оставшуюся жизнь, надеюсь, достаточно продолжительную, буду жить ожиданием твоего высочайшего позволения  обнимать тебя и целовать, мне стало жаль и тебя, и себя. Ни к чему хорошему это не привело бы. В лучшем случае тебя - к маститу, а меня - к простатиту.
О н а.  Мастит я уже получила.
О н. Кто мешает тебе завести любовника?..
О н а (На экране – кинула в него картошку).  Дурак.
О н.   Зачем же кидаться картошкой, Могла бы просто пощечину дать.
О н а.  Не дотянусь. Витя, давай не будем больше говорить об этом. У меня грудь горит и голова идет кругом. Пойдем... в твою комнату... мы же еще пока не разведены...

   На экране – О н а  выскакивает из-за стола, протягивает к нему руки, О н  бросается к Н е й, поднимает Е ё, уносит в другую комнату. Оттуда как бы доносится:

О н.  А говоришь, не умеешь целоваться.
О н а.  Ага, тебе бы столько ждать! Ты тут, небось, без меня подкручивал? Скажи. (Пауза). Молчишь? Понятно, врать не хочешь.
О н. А ты все ждешь, что у меня крылышки из-под лопаток вырастут?
О н а.  Жениться, поди, обещал?
О н.  Два раза на одни и те же грабли я не наступаю.
О н а.  Что ж, и на том спасибо. Нет, нет, Виктор, я тебя не виню. Сама виновата. На обиженных воду возят. Скажи только, когда вернешься?
О н.  Не вернусь я, Вика. Не обижайся.
О н а.  Почему?
О н.  Зачем снова долдонить одно и тоже?
О н а.  А ты не долдонь, скажи коротко и ясно: не люблю. И весь разговор.
О н.  Ага, лежит мужик с бабой на кровати и говорит: не люблю. Сил моих нет.
О н а.  Куда же ты их, сердешный, подевал? Всю в меня выплеснул?
О н.  Ну, началось...
О н а.  Неправда, у меня, к примеру, кончилось.
О н.  И ты еще хочешь, чтобы я серьезно отвечал на твой непростой вопрос?
О н а.  Ответь шуткой.
О н.  Хорошо. Шутка будет такая. Не брошу я своих учеников.
О н а.  До конца учебного года?
О н.  Пусть будет так: до конца учебного года.
О н а.  Меня это вполне устраивает.
О н.  Меня тоже, на первых порах.
О н а. Договорились. Пойдем доедать картошку?
О н.  Пойдем.
О н а.  У вас тут вода мягкая. (Пауза). Слышь, Виктор, вот этот луг с цветами я возьму с собой?
О н.  Нет.
О н а.  Почему? Жалко?
О н.  Я на него смотрю.
О н а.  Ты хотел сказать, смотришь на меня?
О н.  Может быть. Что тут плохого?
О н а.  Очень много... хорошего. Просто замечательно! Пусть остается. Ты меня до автобуса не проводишь?
О н. Не могу. Мне в школу надо. Я уже опаздываю
О н а.  Но сегодня воскресенье.
О н.  Мы с ребятишками подвал от мусора расчищаем. Собираемся тир устроить.
О н а.  Они без тебя не могут?
О н.  Могут, но я обещал... Слушай, автобус уже ушел, последний. Оставайся. Мама и батя тебя хотели видеть. Они скоро приедут.
О н а.  Да? Я тоже о них соскучилась. Но мне завтра в школу.
О н.  Странно. Получается, что я тебя уговариваю.
О н а.  Да, такой грех на душу принял! Вон образа - покайся.
О н.  Начинается.
О н а.  Не переживай, кончается. Я пошла.
О н.  На чем же ты поедешь?
О н а.  На своей машине. Мне папа подарил. Предлагал Свете сначала, но она отказалась - боится сидеть за рулем.
О н.  Что тогда скромничаешь?
О н а.  Еще подумаешь, что я хочу тебя машиной заманить.
О н.  Это ты правильно рассудила. Что ж, тогда подвези меня до школы, позлим местных солдаток.
О н а.  О! Это с удовольствием! Пошли?
О н.  Пошли. Только не вздумай меня в город увезти, на ходу выпрыгну.
О н а.  Ты стал много о себе мнить.

   На экране  - О н  и  О н а  появляются сначала в гостиной, выходят на крыльцо, потом  через калитку на улицу, садятся в машину, уезжают.

                «Явление»  2

   На  экране – знакомая однокомнатная квартира. О н а  сидит за столом, пишет.

О н а (читает).  «Здравствуй, Виктор!
  Впервые пожалела, что у тебя нет телефона. Мне надо-то сообщить одну маленькую неприятную новость. Мне сделали операцию по поводу рака молочной железы, вырезали правую грудь. Теперь мы с тобой инвалиды на одну сторону. Сейчас прохожу химиотерапию. После второго укола я чуть было не умерла. Врач «немного» ошиблась с нулями и увеличила мне дозу в десять раз. Не знаю, как перенесу еще четыре сеанса.
    Зачем я это тебе пишу? А вот зачем. У двух женщин из нашей палаты мужья как узнали об операции, так сразу бросили их и ушли. В больнице не появлялись ни разу. Еще к двум мужья ходят, но женщины говорят, что они за них не уверены. Мне проще. Я сразу сказала, что мужа у меня нет. Собственно, только это я и хочу тебе сказать. Что поделать, Виктор? Судьба нас развела не мытьем так катаньем. Не переживай за меня, в голову не бери. Больше скажу, если в тебе всколыхнется благородный порыв, и ты захочешь вернуться ко мне, не делай этого. Мимолетные настроения, эмоциональные всплески никогда ни к чему хорошему не приводили. Мой тебе совет (я ведь не жена Черчилля): не спеши принимать решение. Как бы оно потом не стало нашим проклятьем. Ты знаешь, я болезненно реагирую на все, что намекает на мою ущербность - укороченную ногу, неумение танцевать, целоваться и т.д. А тут такое! Да я всякий раз, при каждом неосторожном твоем слове буду вяньгать, упрекать тебя в нежелании жить с калекой. От такой жизни ты в петлю полезешь. А я этого не перенесу.
    Ну вот и все. Хотела два слова сказать, а получилось на полторы страницы. Да, забыла сказать о квартире. Мы можем ее разменять на две «гостинки». Я согласна.
    Передай привет маме Шуре и папе Севе. Пусть они останутся для меня мамой и папой. Это единственное, что я прошу у меня не отнимать.
    До свидания.
                Виктория».


                «Явление»  3

   Н а экране -  кабинет директора сельской школы. О н  порывисто входит в кабинет, хватает телефонную трубку, набирает номер, напряженно ждет.

О н а.  Алло. Слушаю.
О н.   Алло. Вика! Вика! Это ты? Ты дома?
О н а.  Да, Виктор. Ты какие-то странные вопросы задаешь?
О н.  Слава богу! Да, понимаю, - дурацкие вопросы.
О н а.  Виктор! Что случилось? Почему ты звонишь?
О н.  Как почему? Это у тебя случилось. Я получил твое письмо. Как ты себя чувствуешь?
О н а.  Как? Как может чувствовать себя одинокая женщина? Плохо себя чувствую.
О н.  Я о болезни спрашиваю. (Пауза) Алло, что молчишь?
О н а.  О ней говорить по телефону… я думаю, не стоит, Витя.
О н.  Слушай, Вика! Приезжай к нам, сюда.
О н а.  К вам?  Зачем?
О н.  Как зачем? Жить.
О н а.  В качестве кого?
О н.  Давай не будем выяснять отношения по телефону. Приедешь, - поговорим.
О н а.  Я не совсем понимаю твою затею. Что я буду у вас делать?
О н.  После химиотерапии тебе нужен свежий воздух. Мама будет за тобой ухаживать. Тебе одной плохо. Обеды готовить надо. Это, говорят, самое неприятное, потому что тошнит. А еще уборки всякие и все такое. Приезжай.
О н а.  Не могу. Я должна периодически появляться в поликлинике, анализы сдавать. Как ты не понимаешь?
О н.  Да понимаю я. Я буду возить тебя в город.
О н а.  Ты? А как же…
О н.  Права-то у меня никто не отбирал.
О н а.  А рука?
О н.  А что рука? Мало-мало шевелится.
О н а.  Нет, Виктор. Это несерьезно. Если уж хочешь помочь, приезжай сам сюда.
О н.  У меня запарка здесь.  Новый учебный год на носу. Ремонт идет. Ты, наверное, не знаешь, - меня директором назначили. Правда, пока исполняющим обязанности.
О н а.  Исполняющим? Ну,  исполняй, исполняй… свои обязанности. (Раздаются короткие гудки отбоя).
О н.  Вика! Алло, алло. Положила трубку, что ли (набирает снова номер телефона, короткие гудки повторяются). Со связью что-то опять.

                «Явление»  4

   На экране – однокомнатная квартира Вики.  О н а сидит в кресле, пришивает к чему-то пуговицы. Раздается звонок в дверь.

О н а (кричит).  Входите, - не заперто.
О н (появляется в дверях).  Дверь не запираешь. Не боишься? Здравствуй, Вика.
О н а.  Привет. Я видела тебя в окно.
О н.  Ждала?
 О н а.  Ты все же приехал? Проходи, раздевайся. (Пауза). Что молчишь? Рассказывай.
О н.  Что рассказывать?
О н а.  Как живешь? Как родители, не болеют?
О н.  Они завтра приедут к тебе. Договорятся с соседями, что бы те накормили скотину и приедут.
О н а.  Я буду рада им.
О н.  У тебя бледный вид, но ты пополнела.
О н а.  Мне нельзя худеть.
О н.  Я знаю. (Пауза). Я привез тебе картину, где ты в цветах.
О н а.  Ты уже не хочешь смотреть и на мой портрет?
О н.  Не говори глупостей.
О н а.  Где она?
О н.  Кто?
О н а.  Картина.
О н.  Где? И в самом деле, где? Я, кажется, в автобусе ее оставил.
О н а.  Молодец!
О н.  Ничего, шофер знакомый, вернет.
О н а.  А если какой-нибудь пассажир заберет?
О н.  Тогда, не знаю. Хотя нет, у нас не такие люди, не заберут. Вот ведь как вышло, хотел порадовать, а получилось...
О н а.  Ничего. Будем считать, что ты от расстройства за меня забыл картину.
О н.  Считай не считай, так оно и было. И есть. Вика!..
О н а.  Что замолчал? Говори, я слушаю. У-у, брат, у тебя глаза покраснели!
О н.  Прости меня, Вика! Если можешь, конечно.
О н а.  Это не трудно. Хотя, признаться, я давно уже перестала винить тебя в чем-то. Мы оба наказаны за свою дурь. Я виновата больше, больше и получила.
О н.  Вика!
О н а.  Да.
О н.  Разреши мне у тебя остаться?
О н а.  Ты хорошо подумал?
О н.  Я не спал всю ночь. Разреши. Я все перенесу, все, только чтобы быть с тобой.
О н а.  Ты считаешь, что можно тебе верить?
О н.  Я когда-нибудь в чем-либо клялся тебе?
О н а.  Не помню такого.
О н.  Потому что не обещал ничего.
О н а.  А сейчас... клянешься?
О н.  Обещаю.
О н а.  Ну, что ж, пойми меня тоже правильно: особенно кочевряжится мне так же не имеет смысла. Словом, есть предложение считать, что мы наконец помирились?
О н.  Предложение принимается.
О н а.  Знаешь, меня муза снова посетила.
О н.  С небес снизошла? Сочинила что-то?
О н а.  Ага, хочешь послушать?
О н.  Не знаю.
О н а.  Не знаешь?
О н.  Хочу. Разумеется, хочу.
О н а.  Только не подумай, что это все про нас с тобой. И не смейся. Они, стихи, мне приснились ночью. Мне оставалось только не полениться, встать и записать. Вот послушай:

                Любовь!
                Зачем она приходит?
                Чтобы со временем уйти?
                Уйти? Куда? Зачем?      
                Затем, чтоб вновь…
                Но стоит ли она того,            
                Чтоб снова ждать ее?
                Ее ты ждешь или его
                Все думаешь найти?
                Спроси себя. Ответ как будто бы простой.
                Постой.
                Любовь  сама
                С хитринкой взгляд отводит?
                Ей есть чего скрывать.
                Да, как же,  неспроста
                Желанием порочным,
                Скрытным,
                Пронизана  она.

                Душа.
                Она трепещет. Почему?
                Спроси, спроси ее
                Она тебе ответит:
                «Тревожно за нее!
                Придет, любовь, но может и  уйти.
                Оставив травмы след и шрам иных потерь.
                Легко сказать
                «Прощай»
                И следом принести
                Немало жизни бед 
                Тебе, себе. Ему. Кому?
                Не все так просто. Нет.
                Попробуй, так поверь.
                Потом скажу, кому. Прости.

                Жизнь
                Зачем она тебе дана?
                Кого спросить? Она    
                Такая в принципе нужна?
                Быть может, лучше и не жить?
                Не есть, не пить, не спать. И не любить
                Забыть,
                Что жил когда-то,
                Что рос, учился, к неясному чему-то,
                Но светлому стремился.
                И что познал? Испил сполна?
                Всего: и радости и горести до дна.
                Ан, нет. Чего-то не хватает.
                Чего? Того же самого: всего?      
                Но нет, не помогает?
                Душе неймется, все жду его.
                Кого? Немного потерпи,- скажу, кого.

                Пауза.

О н а.  Ну как?
О н.  Извини, я почти не слушал.
О н а.  Почему?
О н.  Не знаю. Ты куда-то торопишься, будто хочешь чего-то наверстать. А я не могу отойти от твоего письма, от того, что ты сейчас чувствуешь. Понимаешь?
О н а.  Понимаю.
О н.  Но на последние слова я все-таки обратил внимание. Кого ты имела ввиду? О ком ты намерена сказать потом? Секрет?
О н а.  Нет.
О н.  В чем же дело? Скажи.
О н а.  Потом.
О н. Когда?
О н а.  Потом. Разве ты не понял: я стихами это сказала.
О н.  Стихами. Может, зря ты биофак закончила? Филфак, глядишь, из тебя поэтессу сделал. Или журналистской стала.
О н а. Иронизируешь?
О н.  Отнюдь.
О н а.  Не знаю, как на счет поэзии, но вот журналистки из меня точно не получилось.
О н.  Что, делала попытку?
О н а.  Представь себе. Недавно тут побывала на передвижной выставки современных художников, которые приехали в нам из северной столицы. Встретила там подругу, Лерку Русанову, с которой вместе жили на квартире, когда учились.
О н.  Туда, куда я хотел прорваться в тот вечер, когда мы с тобой познакомились?
О н а.  Да, ту самую, куда я пыталась тебя заманить, а ты так и не пошел. С Леркой бы познакомился. Красивая змея. Она бы точно тебя соблазнила.
О н.  Да, ладно тебе.
О н а. Ну, так вот. Встретила я ее на выставке, разговорились. Оказывается, она работает в областной газете, в отделе культуры. И на выставке была по долгу службы. Короче, мы там с ней расспорились. Она была в восторге от выставки. А я напротив… Некоторые работы меня вообще убили. Например, живая курица была представлена в качестве архитектурного приложения к какой-то мазне. Или: к одному так называемому натюрморту была пришпилена пустая консервная банка из-под кильки в томатном соусе, а в банку воткнута грязная вилки и надкусанная луковица. И все это воняло. Представляешь?
О н.  Представляю.  Ну, и что? Как говорит моя мама, каждый по-своему с ума сходит.
О н а. А помнится, кто-то возмущался работами Кандинского, Филонова, Малевича. Их работы – семечки по сравнению с тем, что творится сегодня.
О н.  Я не их работами возмущался, а тем, что на меня интерпретаторы оказывают давление, пытаются мне внушить, что Левитан, Саврасов, Зевакин – это примитивный натурализм, что я тоже примитивный дуб, потому что вижу поэзию в их картинах. Кричим о свободе личности, свободе самовыражения, а сами загоняем людей в духовный карцер. И чем закончился ваш спор, с этой… как ее…
О н а.  С Калерией? Она предложила мне написать в газету, высказать свое мнение по поводу выставки. Пообещала опубликовать ее репортаж и мою заметку в одном номере, устроить, так сказать, дискуссию.
О н.  Догадываюсь, твою заметку не опубликовали.
О н а.  Да. Лерка потом звонила, извинялась. Сказала, что редактор «зарубил» меня.
О н.  Скорее всего, не редактор – это она «зарубила» тебя. Возможно, она лучше его чувствует, куда дуют сегодняшние ветры.
О н а.  Возможно. Куда только мы приплывем с такими ветрами и чувствами?

                Пауза.

О н.  Вика, честно говоря, я ожидал увидеть тебя… иной.
О н а.  Убитой горем?
О н.  Ну,.. почти. Говорят, что, когда люди узнают о том, что у них рак, падают духом, перестают адекватно реагировать на происходящее с ними и вокруг них. А ты… ты молодец! На выставки даже ходишь, заметки в газеты пишешь.
О н а.  Кстати, в заметке я написала и о тебе.
О н.  Это еще зачем? Нет, похоже, у тебя тоже слегка крыша поехала.
О н а.  Не бойся, твоей фамилии там нет. Просто написала, что знаю одного художника, который, как и Казимир Малевич, также при написании портретов отходит от традиционных приемов изображения истуканов. Он рисует людей среди живой природы, не на фоне ее, - а среди, - в зарослях можжевельника, в полевых травах и цветах, то есть в слиянии с природой, а, значит, и Богом. Получается и красиво, и загадочно. Есть о чем подумать, глядя на такие портреты. Виктор?!
О н. Да.
О н а.  С чего начнем нашу новую совместную жизнь?
О н.  Не знаю даже. Мне надо освоиться. Я пока еще чувствую себя посторонним.
О н а.  Тогда начнем с похода по магазинам?
О н.  Прекрасно. Давно авоськи не носил.
О н а.  Авоськи носить не придется. Хватит и одного пакета.
О н.  В таком случае, «поход по магазинам» - сказано слишком громко.
О н а (снимает с него куртку, уносит в коридор, возвращается без куртки).  Не скажи. Задача у нас не простая - выбрать самое лучшее для ребенка.
О н.  Какого ребенка?
О н а.  Нашего.
О н.  Задача безусловно непростая и благородная, но…?
О н а.  Что «но»?
О н .  Когда это еще будет? И будет ли он вообще.
О н а.  Будет и довольно скоро.
О н.  То есть как?
О н а.  А вот так. Четвертый месяц пошел.   
О н.  Погоди, погоди. Я что-то ничего не понимаю. Операция,.. химиотерапия...
О н а.  У Светы была операция. А я беременна! Когда я к тебе приезжала? В марте? А сейчас что? Начало июля. Что глаза вытаращил? Выкатятся.
О н.  Я... я...
О н а.  Что «я, я»?
О н.  У меня нет слов. Вика, ну, так же нельзя. Ты меня обманула? Зачем?
О н а.  Виктор, успокойся. Присядь. Давай не будем делать резких движений. Обманула – не обманула… Зачем? Почему? Посидим, обсудим все. Ты что, не рад ребенку?
О н.  Я вообще в шоке. Не знаю, радоваться мне или на стенку лезть.
О н а.  Я все понимаю и говорю, надо сначала придти в себя, успокоиться.
О н.  Я поеду домой, Вика.
О н а.  Куда?
О н.  В деревню, в Сосновку.
О н а.  Никуда ты не поедешь, потому что теперь уж это точно я тебя никуда не отпущу.
О н.  Так нельзя, Вика. Этими вещами не шутят. С мамой плохо было, когда она прочитала твое письмо.
О н а.  А сейчас будет хорошо. Знаю, не самое лучшее испытание я придумала для тебя, зато теперь я ни капельки в тебе не сомневаюсь.
О н.  А я, а какого мне? Где моя куртка?
О н а.  Спрятала на всякий случай. Не дури, Виктор. Ну, сам посуди, как бы выглядела я, если бы сообщила о своей беременности? Как шантажистка или нищенка, вымаливающая подаяние, одно из двух. Ведь так? И как бы ты среагировал на такое письмо?
О н.  Приехал бы.
О н а.  Знаю, что приехал бы. Покорно подставил бы шею под хомут, а ноги под вериги. А зачем мне это, да и тебе тоже? Ну, я не права?
О н.  Черт возьми, выпить хочу.
О н а.  А я припасла бутылочку. Пойдем на кухню.
О н.  Как думаешь, в цех меня обратно возьмут?
О н а.  А зачем тебе на завод идти. Так же устроишься в школу, будешь учить детей рисованию, а для души займешься творчеством.
О н.  Нет. Сын не должен расти в нужде.
О н а.  Так уж и сын!
О н.  Пусть, дочь. На нее расходов будет больше.
О н а.  Смотри, потом не упрекай, я тебя за язык не тянула.
О н.  Танцуете?
О н а.  Что? Не поняла.
О н.  Я спрашиваю, вы танцуете?
О н а.  Ты хочешь, чтобы я тебе подыграла, сказала, что танцую, но мысленно?
О н.  Да.
О н а.  Но мы же, не дети, Виктор, и не играем в кино.
О н (разочарованно). Понятно

                Пауза.

О н а.  Извини, я опять ударила по протянутой руке.  Мысленно танцую.
О н.  А я пою.
О н а.  Что?
О н.  Ну, и как? Получается?
О н а.  То-то же. Знаете, не очень.
О н.  Тогда разрешите вас пригласить?
О н а.  А вам не помешает?
О н.  Кто?
О н а.  Мой живот и нога.
О н.  Не знаю.
О н а.  А вы невежливы.
О н.  Почему вы так думаете?
О н а.  Галантный кавалер не станет сомневаться. Он скажет, какой у вас прекрасный животик и ножки просто великолепны.
О н.  И вся вы потрясающа?!
О н а.  Да!
О н.  Ты все комплексуешь?
О н а.  Эх, Виктор! К сожалению, не могу сказать «нет».
О н.  Напрасно.
О н а.  Не хочешь ли ты сказать, что ты уже избавился от своих комплексов?
О н.  Нет. Но я никогда не говорил, что никто меня не любит и не требовал к себе повышенного внимания, не говоря уж о снисхождении. В конце концов, Вика, надо нам с тобой понять одно: мы одного поля ягодка и вполне стоим друг друга. И потом...
О н а.  Договаривай.
О н.  Одна известная писательница как-то сказала: «Всякое творчество - комплекс, Человек без комплексов - либо больной, либо скучный».
О н а.  Я ее понимаю.
О н.  Как ни странно, эту писательницу тоже зовут Викторией.
О н а .  Токаревой? Это она так сказала?
О н.  Она.
О н а.  Умница. Я ее обожаю. Почему так получается: выскажешь какую-нибудь мысль, оригинальную какую-нибудь такую, умную, никто не обратит на нее внимание и не станет цитировать? Но стоит эту же мысль высказать мало-мальски известному человеку, как она становится чуть ли не девизом жизни. Почему? Но у нас с тобой несколько иного характера комплексы, чем у Токаревой. Тебе не кажется? У ней творческие муки, творческие сомнения, а у нас... поэтому я должна тебя поблагодарить. Спасибо, Виктор!
О н.  За что?
О н а.  За то, что мы одного поля ягодка, за то, что напомнил мне об этом. Больнее не мог ударить?
О н.  Вика! Я не то имел ввиду, я не хотел…
О н а.  Не надо. Я знаю, что я была из тех, кто стоит в сторонке на дискотеках, а теперь и вовсе подурнела. Ноги опухли вот, на лице пигментация...
О н.  Вика!
О н а.  Помолчи, я знаю, что ты хочешь сейчас сказать. Прекрасно знаю. Только меня не надо успокаивать. Не надо. Думаешь, я не догадывалась, что не устраиваю тебя и как женщина, и вообще... как спутница жизни, подруга - и готовлю не так, и танцевать не умею, и в постели - не жрица, и говорить нам стало почти не о чем. Тебе не нравится, что я постоянно вмешиваюсь в твои дела, сую свой нос, как ты говоришь, куда надо и не надо, учу жить, а ты этого не любишь...
О н.  Вика!
О н а.  Ну, что Вика?! Что Вика! Думаешь приятно сознавать, что тобой тяготятся, стесняются показаться с тобой в обществе. Я не забуду, никогда не забуду, как на вечеринке у художников ты мне сказал: «Улыбнись. А то от твоего кислого вида водка начинает скисать». Ты куда?
О н.  За сигаретами.
О н а.  Ты куришь? Ты же бросил давно.
О н.  Собираюсь снова начать.
О н а.  Ладно, проветрись. Только не дури, Витя, опять. Ладно? Не вздумай... Хорошо?
О н.  Хорошо (уходит).

                «Явление»  5

    На э кране – здание автовокзала. О н сидит на скамейке у киоска «Роспечати», пишет письмо на коленях.
О н а (на сцене, читает).  «Здравствуй, Виктория!
   Это письмо я пишу на автовокзале. Когда ты его получишь, завтра ли, или послезавтра, не знаю, но тебе уже будет ясно, что я не вернулся. Да, моей решимости и твердости хватило лишь на то, чтобы доехать до проходной завода. Я даже позвонил начальнику цеха Петровичу, с тем, чтобы он заказал мне разовый пропуск. Он сухо так и неприветливо спросил: «А зачем?». Он прав - уходя, уходят.
    На этом можно было бы поставить точку, известная пословица все объясняет. Но это было бы, наверное, слишком категорично и просто. Пару слов я все же скажу. Сомнения меня начали одолевать сразу, как только я вышел из дома. Можно лишь сожалеть, но я не из тех, кто может «по достоинству» ценить шутки, подобные той, которую ты сыграла со мной. Я в самом деле слишком слаб в коленках. Кроме того, никчемность моей натуры еще и в том, что я не умею прощать, причем, прежде всего самому себе. Наверное, я мазохист, не знаю. Но это уже неважно, сей недуг может называться и иначе. Важно другое: наказывая себя за свои ошибки и неблаговидные действия, я меньше всего забочусь о том, как это отразится на других. С комплексами скучать не приходится - это точно, но и жить очень тяжело!
    Тебе сейчас несладко, догадаться нетрудно. Но, уверяю тебя, рана заживет быстрее, чем ты думаешь. Затягивать с «операцией», я имею ввиду наш разрыв, не стоит.
    Прощай.
                Виктор.
P.S.  На вокзале мне вернули твой портрет. Водитель автобуса передал его в кассу. Я, как заглянул в окошечко, так сразу и увидел свою потерю. Это знак! Не хочет она, которую я любил и люблю, расставаться со мной».

О н а.    Боже мой! Неужели это конец? (Пауза). Конец чего? А было ли начало?
            

                З а н а в е с