Игра на чужом поле - эссе, публицистика

Вначале  2005 года на книжных прилавках появился новый детектив Алексея Мальцева “Щука в гипсе», выпущенный Пермским книжным издательством в серии “Пермский детектив”. Это уже шестая по счету книга пермского автора, написанная в криминальном жанре. Первые пять – “Вакцина против мафии”, “Нож и ствол”, “Алмазный король”, “Инстинкт росомахи” и «Алмаз в воровской короне», выпущенные московским издательством «ЭКСМО», несмотря на солидный тираж, достигли нашего города лишь единичными экземплярами. Для пермского литературного бомонда увлечение поэта детективами (Алексей в девяностых годах выпустил два стихотворных сборника, по которым в 1999 году был принят в Союз писателей России) явилось полной неожиданностью. Сегодня автор криминальных романов делится с читателями своими мыслями о литературе вообще и пермской - в частности.



о жанрах высоких и низких

Как только не называют сегодня детектив, фантастику и дамский сентиментальный роман! “Литературный ширпотреб”, “низкопробное чтиво”, “набившая оскомину чернуха” … Наиболее часто встречающиеся эпитеты на слуху, за ними ходить далеко не надо. Интересно: набила оскомину, а тиражи растут; осточертела до тошноты, а экранизируют! Об авторах “чернухи” снимают фильмы и телепередачи. Интересный получается расклад!

И уж тем более не вписывается в привычный стереотип демарш в эту “чернуху”, в это “чтиво” поэта Алексея Мальцева, выпустившего в девяностых годах два добротных стихотворных сборника.

Я не против термина “массовая литература”, хотя он и пропах нафталином, поскольку родом своим оттуда, из безветрия далеких семидесятых. Тогда он означал противовес идеологически выверенным опусам и в основном был направлен (обличал!) в адрес западных авторов (И. Флеминга с его романами о Джеймсе Бонде, П. Сувестра с его “Фантомасом” и т. д.) Против чего он направлен сейчас?

Ради справедливости надо отметить, что в далеких семидесятых детектив не относился к “легкому” жанру, поскольку был идеологически отшлифован. Тогда в нем творили О. и А. Лавровы, А. Адамов, Н. Леонов, Ю. Семенов. Героями советских детективов были разведчики, чекисты, сыщики - настоящие строители светлого будущего. Отрицательные герои, как правило, к концу произведения прозревали, раскаивались и “возвращались в строй”.

Вспомните конец восьмидесятых, нашумевшие романы Н. Гроссмана, А. Рыбакова, А. Солженицына, В. Войновича. Короткий всплеск их популярности был предопределен долгими годами засилья соцреализма, когда из-под полы продавались Агата Кристи и Жорж Сименон, Герберт Уэллс и Станислав Лем. Читатель вырвался из духоты, сделал несколько глубоких вдохов и… Избыток кислорода также вреден, как и недостаток. Вначале девяностых на прилавках появились Чейз, Пентикост, Форсайт, Хмелевская, Чандлер, Хейли, Шелдон, многочисленные авторы дамских романов. Примерно с середины девяностых зарубежные детективы с прилавков начинают вытесняться отечественными. Следует отдать должное Александре Марининой, Фридриху Незнанскому и Виктору Доценко. Именно Насте Каменской, Саше Турецкому и Савелию Говоркову суждено было стать тогда национальными героями. Чуть позже появился Эраст Фандорин Бориса Акунина. Сейчас лидерство отечественных детективов никто не оспаривает.

Все знают, что детектив существует как жанр с середины XIX века, когда Эдгар По (основоположник жанра) в своей новелле “Убийство на улице Морг” впервые образ сыщика, расследующего преступление, поставил в центр сюжета. Просто в девяностых все встало на свои места, вернулось на круги своя после семидесятилетнего перерыва. Дальше - посмотрим.


почему бы не…

Если стихотворные сборники похожи друг на друга, и в пятом, к примеру, и тема, и моноприем - те же, что и в первом, я разочаровываюсь в авторе. Получается, поэт выехал с божьей помощью на широкую дорогу, попал в колею, педаль газа прижал кирпичом, и - вперед, а сам – спать, не мудрствуя лукаво. Вместо того, чтобы продолжать зарифмовывать давно прожеванные истины, почему бы не поиграть на чужом поле и по чужим правилам, сделав и поле, и правила - своими?! Почему бы не взорвать привычную ритмичность мышления и не крутануть сюжет, тем самым качественно проветрив и свои мозги, и читательские?! Просто так, от скуки, пошевелиться, размяться, встряхнуться.

С другой стороны, когда-то знаменитый артист Михаил Ульянов играл маршала Жукова, комсомольца-добровольца, сейчас - крутых мафиози… Разноплановость, неоднозначность, полифония у людей  творческих всегда была в цене. Надо уметь делать все, заниматься чем-то одним скучно, это сужает диапазон  творчества.


о литературной ситуации вообще…

Надеюсь, что когда-нибудь нашим критикам (о которых в свое время достаточно красноречиво выразился Лев Толстой, повторяться не стоит) все же надоест “капать читателю на мозги”, превознося на страницах толстых журналов одних писателей, втаптывая в грязь других; и они займутся чем-то более созидательным!

Каковы  критерии, хочу я спросить, кто их выработал для современной литературы? Ситуация принципиально новая, ранее не встречавшаяся. Параллели с классикой неуместны. Есть вершины, бесспорно… Для меня это Николай Лесков с его “Соборянами”, Михаил Пришвин с его “Дневниками”… Для других – В. Набоков, М. Булгаков, для третьих - Ф. Достоевский. Но ни время, в котором творили классики, ни атмосфера, питавшая их, - ничего не повторится. Во времена Лескова, Тютчева и Достоевского печатное слово было единственным источником информации. Только вдумайтесь! Не было альтернативы ее величеству книге. Ни телефона, ни радио, ни телевидения, не говоря уж о сотовой связи и Интернете. Разве можно сравнивать? Какие тут параллели!

Пытаться проецировать на современность те критерии и подходы к литературе - все равно, что лечить СПИД лавандовым маслом и карболкой. Я не хочу сказать, что литература стала лучше или хуже! Она просто стала другой. Она не могла не стать другой, когда изменилось все вокруг!

Нет жанров высоких и низких! Есть талантливые авторы и неплохо набившие руку графоманы. Есть Борис Акунин, поднявший написание детектива на уровень филигранной точности языка. Есть Юрий Поляков со своим – семейным(!) - романом “Замыслил я побег”, где эротические сцены прорисованы едва ли не на уровне Тинто Брасса. Есть постмодернизм Виктора Ерофеева, Владимира Сорокина, Виктора Пелевина; есть интеллектуальная проза Михаила Веллера, Людмилы Улицкой и Татьяны Толстой, наконец!

Те, кто именует детективы чтивом, как правило, просто не владеют ситуацией. Тот же детектив меняется буквально на глазах. Это и “иронический детектив” Дарьи Донцовой, “авантюрный детектив” Татьяны Поляковой, чуть раньше – “Новый детективъ” Бориса Акунина. Есть даже “Шоу-детектив”! Читатель изменился, он ощутил вкус настоящей свободы выбора. Ему не требуется изображать из себя заоблачного сноба, он стал самим собой.


… и у нас в частности

Читатель изменился, а писатель? Да, об издании книг в Перми можно складывать легенды. В то время как час общения с редакторами “Вагриуса” или “Эксмо” заменяет, как минимум, год наших “провинциальных дискуссий о литературе”. Пока мы переливаем “из пустого в порожнее”, москвичи давно делают дело, накапливая бесценный опыт издания любой литературы – от дамского романа до интеллектуальной прозы, отбрасывая нас тем самым все дальше и дальше на задворки. Наши издатели который год продолжают жаловаться на безденежье, клянчить у администрации города и области средства, по-прежнему делая ставку исключительно на заказную литературу. И все это под непрекращающийся плач об ускользающей духовности.

В Перми, на мой взгляд, литературного процесса как такового нет, поскольку отсутствует одна из составляющих – читатель, его отклик на то или иное произведение. Ведь литературный процесс характеризуется еще рейтингом популярности, появлением бестселлеров, что в пермской интерпретации звучит кощунственно. И рейтинги, и бестселлеры были у Львов Ивановичей – Кузьмина и Давыдычева. Они действительно были Львами! Они умели работать с сюжетом, они любили своего читателя. И читатель до сих пор платит им тем же. Сейчас в Перми литераторы творят, если можно так выразиться, для самих себя. Я имею в виду, для таких же собратьев по перу. Выходит мизерным тиражом журнал “Литературная Пермь”, альманахи “Лабиринт” и “Кама”, – и расходятся по “своим да нашим”: члены Союза, критики, журналисты… Российского читателя практически нет в этом списке.


о свободе творчества

Считаю, любой себя уважающий автор должен стремиться к созданию бестселлера, стремиться быть востребованным своими читателями. Терминология типа “заигрывание с читателем, читательская коньюнктура” осталась в Совке, далеком соцреализме, поскольку все, к примеру, написанное такими гигантами прошлого, как Бах и Моцарт, - все (!!!) – написано на заказ! Это ведь самое сложное - писать талантливо не так, как тебе хочется, не куда тебя ведет случайная ассоциация, а строить конкретную фабулу, снова и снова увлекая читателя, снова и снова заставляя душу трудиться. Возможно, иные авторы творят еще для кого-то, лично я пишу для читателя. Режиссер снимает фильм для зрителя, композитор пишет музыку для слушателя, писатель работает для читателя. Лишь деформированная временем психология мешает некоторым понять сию простую истину.

Можно глубокомысленно обозначить носогубные складки и изречь: “Ведь творили в свое время Ван Гог, Малевич, Стравинский, Бродский, Набоков. Их поначалу не принимали, запрещали…”

И сейчас многие не приемлют “компьютерный” язык В. Пелевина, неприкрытый натурализм В. Сорокина… Мы, разумеется, вольны писать все, что нам вздумается. Однако и читатель не менее свободен в своем выборе! И роптать здесь не на кого.


о грантах

Несколько слов о презренном металле. Чьи деньги имеются в виду, когда речь идет о средствах на издание книг? Правильно, налогоплательщиков. То есть, заработанные потенциальными читателями! Они, эти читатели, имеют право знать, на что потратятся их кровные рублики. Поэтому требовать гранты или иные средства на издание произведений, не знакомых читателю, (еще не известно, будут ли они одобрены и приняты) - на мой взгляд, не совсем порядочно. Точкой отсчета должен быть (так оно, собственно, и происходит, просто не все безоговорочно это признают в силу инерционности мышления) его величество читательский спрос.


талантам надо помогать,
бездарности пробьются сами

Лично я не против грантов, просто у меня озвученная выше пословица рождает два принципиальных вопроса: что, выходит, все, кто пробился сам, - бездарности? И второй: судьи, простите, кто? Кто решит, что этот – талант, и заслуживает гранта, а тот – бездарность, стало быть, переживет. Вообще, дотационная литература – тупиковый путь, в конце неизбежно упирающийся в соцреализм. По настоящему судья может быть только один - читатель. Мне вообще интересен психологический портрет тех, кто возьмет на себя смелость и скажет, что обладает чутьем на “нетленку”. Будь это критик, выпестованный Совком, набивший руку на опусах соцреализма, или рафинированный сноб, обиженный на весь свет из-за того, что его не печатают. Кто мешает ему ехать в Москву или Питер, и там доказывать талантливость своих рукописей? Сидеть, сложа руки и бурчать - самое простое.


о “массовой литературе”

Никакая иная проза не способна ответить на животрепещущие вопросы, волнующие читателя сейчас. Кто мы в новой реальности? Что зависит от нас и насколько? Насколько мы можем изменить окружающее? Почему у одних получается, а у других – нет? Как выжить? Как устоять? Роль личности в новой истории… и так далее. Причем не с назидательным, набившим оскомину апломбом типа “при любых обстоятельствах оставаться самим собой”, что в конечном итоге ассоциируется с кодексом “строителя коммунизма”, а интересно, на примерах, через сюжет, интригу. Эту роль, хотим мы этого или нет, выполняет сейчас детектив и дамский сентиментальный роман. Читатели с трепетом ждут появления очередных произведений любимых авторов, потому что герои взяты из жизни, они – узнаваемы. Пусть сюжет сконструирован (это вам не реализм!), зато интересен и захватывающ. Даже те, кто публично дистанцируется от криминальных и любовных романов, на деле частенько их почитывают.


о своих героях и книгах

Писать надо о том, что досконально знаешь. Мой герой – доктор, как правило, не обладающий способностями супермена, не владеющий в совершенстве оружием, но в силу обстоятельств очутившийся в экстремальной ситуации. Выстраиваю ли я схему вначале, или следую интуитивно по сюжету? Мне ближе второе, хотя присутствует и то, и то. Выстроенную безукоризненно цепь сохранить до конца, как правило, не удается. Наступает момент, когда все становится скучным и вторичным, хочется ситуацию взорвать, перевернуть… приходится вносить коррективы по ходу сюжета. Особенно, когда приходится соединять все нити. Про Хэппи Энд также не стоит забывать.


о профессионализме

Картина “литературного Прикамья” была бы неполной, забудь я сказать еще об одной, на мой взгляд, негативной тенденции, наблюдаемой в поэзии. Я называю это непозволительным “перекосом в сторону темы” и не приемлю категорически. К примеру, если ты пишешь о России, о ее возрождении, тебе готовы простить вторичность метафор, образов и рифм, зажеванность приемов… короче, непрофессионализм. Целый отряд графоманов пишет о России, и находятся люди, в том числе и среди профессиональных литераторов, которые называют их русскими поэтами. На мой взгляд, писать можно о чем угодно, намного важнее - как! У поэта должно быть видение, и неважно, куда оно направлено: на весенние проталины или, подобно скрытой камере, в постель, где бушует страсть…

Самое время сформулировать: а что же я, как автор криминального жанра, называю профессионализмом. Умение поддерживать “саспенс” и “экшн” (напряжение и динамику) повествования от начала до конца (неважно, за счет психологии или физического действия), вести читателя за собой по лабиринтам сюжета след в след, (слишком не отрываясь, но и не давая себя обогнать!), не выпускать из рук (тем более - не обрывать!) нитей интриги до самой развязки, - это и есть талант, а значит, и профессионализм автора детектива.

По-моему, именно так должны создаваться бестселлеры, хотя универсального рецепта, как вы сами понимаете, в природе не существует.