Аллилуйя огненной деве!

Она пришла из-за холма, как пелось в деревенской песенке. У нее был малиновый кулек в крапинку и пара хороших сапог, которые она несла в руках, а сама шла босиком по колючкам и камешкам.
- Злое лицо...- сказал сам себе Старший - невысокий старый друид в робе из мешковины. В капюшоне было проделано две дырки для глаз, отчего он походил на маску.
- Хм...Как бы...Драсьте.- поприветствовала его дева, нахмурив густые брови.
Она казалась недовольной, но к этому в скором времени можно было привыкнуть.
На вид дева была обычной женщиной, некрасивой, лохматой в старом платье из зеленого льна, еще более старой сорочке.
Приняв торжественно-угрюмый облик, Старший молвил:
- Мир твоим шагам, дева Бортмон!
Женщина оглянулась:
- Ты это мне?
У ближайшего скирда копошились хохлатые курицы, и ищуще в сене мошек
Тут Старший-то и понял с чем ему предстоит иметь дело. Он как-то слышал от других Старших, что бывают такие деве, которые не будучи злыми, злы, как настоящие ведьмы, а все потому, что делают злые дела.
- Знаешь...Не хочу показаться неправильной и всякое...Но может сразу к делу?
Старшему нравился такой подход, поэтому он спорить не стал, как и все богослужители высших сословий он почти не верил в своих создателей и в их предписания особенно.
Их встреча состоялась вблизи от того места, где дорога через долину спускалась в скромную равнину, окруженную кряжистым лесом, и вела путешественников в крошечный городок, поэтому путь был не далекий.
Старший сложил ладони прижав локти к бокам в своей любимой манере и двинулся вперед. Бортмонпотл ковыляла рядом, время от времени ругаясь на острые камни. На миг лохматой женщине почудилось, что кто-то наблюдал за ними и тихонько перешептывался, но старик, выступающий гордо, спокойно предложил ей не обращать на это внимания.
Бортмон согласилась, хоть того и не хотела, ведь ей было любопытно.
- А чему вы тут, ивиняюсь, поклоняетесь?- спросила Бортмон, пока они спускались в долину.
- Материнскому плодоносному древу. - спокойно ответил Старший.
- Чему? - когда Бортмон спрашивала что-то, не расслышав, она задирала правую ноздрю.
- Древу.
- Кого?
Старший сжал пальцами переносицу и раздраженно произнес:
- Дереву -старому, толстому яблочному дереву. Но мы говорим о нем в женском роде.
- А... Яблоки вкусные?
- Эта яблоня священна.
- Значит, да?
- Значит нет. Мы их не едим.
- А сидр варите?
- Да. Но не пьем, а используем для омовений на церемониях.
- Какая растрата ценной жидкости, - рассудительно молвила дева, покачав головой и скрестила на груди руки.
- Сюда, пожалуйста.- молвил он и властно указал на прямоугольную крышку сделанную из грубых, неотесанных досок.
- Это наш погреб с церемониальными винами...- ты будешь охранять его от желающих промочить горло.
Тут он склонился над чернеющей дырой и принялся вглядываться в толстые
одеяла пыли. Он поступил так более чем напрасно, ведь додумайся он обернуться, то увидел бы как изо рта Бортмон потекла пенная, голодная слюна матерого бражника.
Когда к погребу подошла парочка каких-то подозрительных дедов, дева поспешила отереть рот рукавом.
- День добрый, Старший.
- А, Младшие. Бортмон, это младшие, они будут следить за тем, как ты выполняешь свои обязанности.
Бортмон поглядела двух стариков. Её злые глаза будто посмеивались над присутствующими. Перед ней была пара убогих и нервных старичков с редкими бороденками, которые, по видимому, сами они находили более чем по дьявольски привлекательными: " Борода она в честь, - точно говорили они, покручивая тоненькие волоски на подбородке, - а усы и у кошки есть."
Взгляд девы и ее искривленные губы им не понравились, они глянули друг на друга.
- Младшие, говоришь?  А на вид, такие же пережитики как и ты.
Старший потер переносицу, но снова сложил руки.
- Имена у вас есть?
Младшие снова покосились друг на друга.
- Ладно, тогда тот у кого красная лента и кривые зубы будет красным, а с синей лентой, соответственно синий.
- У нас есть имена, что ты!
- Момент упущен, - покачала головой жутковатая женщина.- Синий и Красный.
Ее злое лицо казалось еще неприветливей из-за того, что она не в какой мере не выражала своих эмоций жестами, только дергала плечами, и едва шевелила губами, словно снисходила до собеседника. Руки её как веревки с грузиками сжатых кулаков висели по бокам неподвижные и обветревшие.
Так они и познакомились...Люди говорят, что первое впечатление, порой, ошибочно. Люди, порой, ошибаются.
Город в который ее привели имел несколько каменных одноэтажных строений. Между домиков были расположены грядки с сурепкой и тархуном.
Деревня  хотела казаться городом, но ее выдавали ветхие дома, огороды посреди площади, вездесущие куры, корова у старой часовой башни, где прямо у входа валялись заржавевшие останки исполинских часов, видимо вывалившихся из ее башни пол века назад, но так и не убранные. Жители Бортмон понравились, они были такими ленивыми и неопрятными, а она любила все, что напоминало ей о ней самой.
Правда пара женщин и дочери местного и, возможно, единственного работяги фермера выбивались из ряда угрюмых односельчан своими миленькими мордочками, хихикающими голосками и стройными фигурками.
Первую ночь Борти провела на сеновале, впрочем не всю ночь, а лишь первую ее половину. Она завалилась спать еще до полуночи, зарывшись в теплое сено. Из стога торчали только ее босые ноги с темными редкими волосками.
Что-то гремело и говорило под половицей, словно там жила целая семья, но Бортмон на это внимание не обратила, а стоило бы. Ее безмятежное посапывание нарушило щекотливое  шуршание какой-то тканью по ее цепким, как репейник, мозолистым пяткам. Ничего удивительного, что шелковый уголок чей-то одежды зацепился за них.
- Стой, я зацепинелся,- тихонько молвил кто-то из-за сена.
Бортмонпотл тут же проснулась и выпрямилась сидя. На голове ее было ароматное травяное гнездо.
- Вы еще кто такие?
На нее, из-под нелепых плащей таращилась белыми глазами тройка подземных жителей, в руках они держали бутылки с кислым, домашним вином, а у одного на спине была целая бочка хлебного пива, отчего он так сильно изогнулся, что, не смотря на высокий подземельный рост, стал даже чуть ниже сидящий Борти. Щупальца под полами их одежд шевелились.
- Вы куда идете?
В ответ тишина.
-  Вы пить идет?
Снова молчание.
- Я знаю где взять получше.
- Где-е-е?
Так Бортмонпотл и сдружилась с подземным народом. Остаток ночи она провела так хорошо, что на утро, обнаружив себя на полу погребка с сидром, не смогла вспомнить ничего. Придти в себя деве помогли младшие, которые и нашли ее там. Они с опаской потыкали ее ореховой палкой, ведь из ее рта вытекала густая слюна, тело ее было опухшим и бледным, в общем она полностью походила на мертвеца.
- Ыэ-а-а...- промычала Бортмон, переворачиваясь на спину, - идите в пенек...
- А...- промямлил красный.
- В корявый, да. Так и знайте. - буркнула она и снова захрапела.
Рыжеусый Том Навсерукимастер прикатил телегу и, тяжело вздохнув, повез деву назад на сеновал. Ее опухшие от выпивки руки и ноги безвольно, словно у чучела, набитого опилками. На кочках Бортмон иногда подавала признаки жизни:
-  У тебя лысина небо отражает, - Брякнула она, хотя глаз так и не продрала.
Довезя женщину до сеновала, Том снова грустно вздохнул, по привычке. Принеся воды из колодца-журавля в деревянном, выдолбленном ведерке, он замахнулся и выплеснул воду на Борти. Она не отреагировала, а лишь зыркнула на него своими злыми зеленоватыми глазами и спросила в пол голоса:
- И что? Ждешь что я заголосю и растекусь пузырчатой лужицей?
Старший был в ярости, он гладил бороду так неистово, что мог бы всю выщипать, а Бортмон все хмуро смотрела на него, как на пустое место и меланхолично жевала хлебную горбушку из грубой муки вприкуску с вареным яйцом.
- Ну что мне с тобой делать, дева?
- Дай поесть...
Старший с рыком выдохнул и взмахнул крыльями рукавов.
Бортмон дохнула и протерла глиняную кружку рваным подолом своего длиннющего платья.
- Тебя бы стоило наказать...
- Бессмысленная затея.
- Я понимаю. Знаешь, мы оба разумные взрослые язычники... Давай ты просто пообщещаешь, что не будешь больше прикасаться к сидру?
- Сам же сказал, язычники... А тут - пообещай, - проговорила она, наливая в чашку ряженку из крынки.
Старший испепеляющее глянул на нее, эффекта это на Борти не произвело, но результат был на лицо.Бортмон отерла белые усы рукавом и неохотно молвила:
 - Ладно, обещаю больше не брать сидр...
Однако в мире и согласии они прожили совсем недолго.
Однажды ночью, к Старшему пришел Том, кузнец Буч, здоровый с волосатой грудью, дедуля, грозно шатающийся не кривой палочке. Они рассказали ему, что на сеновале уже несколько часов творится что-то невообразимое: играет музыка, звенит посуда в чердачном оконце шевелится желтый свет. Друид пониже натянул на лицо вязаный колпак с дырками для глаз и влез в кожаные туфли. Его комната, в здании древней часовой башни, пахла свечками и пылью. Старейшина оправил длинную ночнушку и властно молвил:
- Идемте!
На сеновале шло буйное празднество.
Во главе стола, ломившегося от яств, в окружении подземных жителей сидела Борти, уже "готовая" ко всему на свете. Звякали рюмки, из бочек с шипучей пеной текло пиво и сидр. На блюдах лежали печеные жуки, куры с жирной хрустящей корочкой, вареные и маринованные овощи. Во все стороны летали объедки и кости, какой-то подземный наяривал на гармошке.
Когда старейшина входил, в высокую дверную створку влетел грубый нож.
Старший ошалело оглядел нож и возопил.
Застолье поубавило обороты. Однако никто из празднующих не был напуган внезапным появлением незваного гостя, наоборот! Они глядели на него с возмущением и злобой.
Заметив изменения в настроении, Бортмон оглянулась и, тупо уставившись на друида с глазами, покрытыми пьяной поволокой проговорила, развязно:
- Чего смотрим..?
Терпение Старшего заставило себя домой ждать и лопнуло. Мучимы тяжелой думой, друид отправился бродить по округе в поисках того места, куда можно было бы выселить Бортмон из города.
Такое место, вскоре, нашлось.
Бортмон, ворча, пиная, камешки, ползла вверх по холму, заросшему репейником, вслед за Старшим. Там, на вершине лысой горки стояла толстая, каменная башня, с черепичным конусом крыши. Входом в башню служила маленькая, кованая дверь из дубовых досок, видимо спиленных в соседнем лесу. Чтобы войти, нужно было нагнуться, зато внутри был настоящий простор. Верх уходили черные толстенные стены, каскад вьющейся лестницы тянулся вверх. Бортмон огляделась: было пыльно, земляной пол колол босые ноги мелкими камешками, сквозняк забирался под подол.
- Ничего так, но погребок определенно лучше.
- Тебе тут недостаточно темно?
- Наоборот. В погребке люк был. А тут вообще ока имеются?
- Ну...
- Давай в погреб, а?
- Нет.
- Но.
- Нет!
- Хорошо, хорошо, чего ж так пышкать?
Старший поднялся на пару ступенек, они зловеще заскрипели и прогнулись. Взявшись за стену рукой, друид заглянул вверх.
-  Да. Тут есть одно окно. Бойница на верхушке башни. Но осторожней, лестница вся изъедена червями.
Сказав это, он  вручил Бортии связку ореховых лучин и ушел.
Бортмонпотл осталась одна на растерзание сквозняка и жутковатой темноты, но страха она не чувствовала, как, впрочем и всегда. На вершине башни, Бортмон нашла грубо сколоченный табурет, кровать из сучковатых досок. Запомнив для себя, что нужно принести соломы на подстилку, Борти зажгла лучину, воткнув ее в щель между булыжников в стене и подошла к окошку. Через бойницу как на ладони был виден весь городок, поля полбы, грядки с тыквами и луком и, теперь уже не такие далекие, горы. Бортмон села на койку и развернула шерстяной, малиновый куль с пожитками.
Там у неё лежали сапожки, глиняная кружечка, костяной гребешок и бутылка крепленого вина. За него то дева и взялась.
  Когда в бутылке оставалось уже не так много, Бортия поняла, что на завтра может и не хватить, поэтому залпом допила остаток и повалилась на койку. Все потолок выл увешан кожаными фунтиками летучих мышей, вот почему пол казался таким липким и скользким. В бойницу влетела пара голубей и села на высокие балки, в своде потолка. Как ни странно, птицы ничуть не тревожили крылатых мышей.
Бортмон вздохнула, закатила глаза и уснула.
Через минуту, в сопровождение громогласного, рычащего храпа из бойницы выстрелил столб крылатых тварей. Они с писком и шелестом понеслись в сторону городка.
Вихрь крыльев шелестел и издавал отчаянный шум. Ворвавшись в город, стая тут в страхе набросилась на его жителей. Мыши в миг запутались в распущенных волосах язычниц, голуби решили свить гнезда в бородах язычников. Крылатые создания залетали под подолы платьев, в рукава. Кусались и щипались. Нигде от них не было спасенья, ни в домах, туда они проникали через дымоходы, ни в бочках, так как твари проклевывались внутрь через многочисленные не просмоленные щели.
Народ кричал:
- Это ведьма! Это все она! Беснуется, что ее заперли в башне в назидание!
Старший стоял у зарешеченного окна своего дома и с высоты второго этажа глядел на беспорядке, нервно поглаживая подбородок. Младшие терлись за его спиной, переглядываясь и перешептываясь, настолько волнение обуревало ими.
- Старший, а что же нам делать?
- Не знаю...Пока не хочу знать. Поживем -увидим.
Ночью в деревянном домике дедули, где он жил со своим внуком кузнецом Бучем, в прихожей раздался грохот, точно кто-то наступил в ведро, а теперь прыгал в нем и шепотом бранился.
Первывм с кровати, путаясь в полах сорочки, выскочи дедуля. Схватив трость, он ринулся было навтсречу врагу. Не тут-то было. Дед в миг ощутил, что бежит по воздуху, внук - мускулистый переросток схватил его за шиворот.
- дедуль, ты б не лез на рожон. - прошептал он, наклонив к деду свой голову, маленькую как горшочек.
- ты меня не учи! - вопил в ответ Дедуля, размахивая палкой, точно воитель дротиком, - я в твои годы погосты брал! Эх-ма! Идем, зададим ворюге жару!
- Не стоит деда, мало ли. Оно вдруг подземные твари? Схватят нас щупольцами да и утащут непотребствовать и потрошить в подвалы!
- Ух! Да не писай ты простоквашей, внуок! Идем, зададим жару!
Когда же они, наконец сподобились и вышли в сени, где стояла наковальня и тлел горн, то увидели, что грабитель уже смылся. Прихватик, как ни странно, отнюдь на серебряные ложечки, отлитые для Старейшины и не бронзовый нож, а головку сыра из которой этот нож торчал, а также швабру с щеткой из шерстяных косичек и деревянное ведерко, окованное для прочности металлическим кольцом, в котором студили раскаленные изделия. 
Дед принюхался.
- Это чо же так перегаром пахнет, а? Слышь, молодчик, - он ткнул сына палкой- клюкой в мускулистый живот, это не ты тут чаем бражничал без деды, а? Бухч.
Буч в ответ ожесточенно замотал черноволосой головой.
- Нет не я, дед ну что ты!
Но дедуля ему не поверил.